Текст книги "История Англии"

8. Поскольку в следующем году многие бароны испытали отвращение к новшествам, непоколебимый Симон решил сильнее опереться на новые классы и созвал знаменитый парламент 1265 г., на котором должны были присутствовать по два рыцаря от каждого шира и по два горожанина от каждого города или укрепленного селения, причем эти последние должны были созываться не шерифом, а мандатом (writ), адресованным непосредственно к городу. На этот раз оказались собраны воедино все элементы будущего английского парламента: лорды, депутаты от графств (или county members), депутаты от городов (или borough members). Однако нельзя сказать, что создание палаты общин буквально берет свое начало из этого эксперимента, потому что депутаты от графств и городов были призваны всего лишь «под предлогом консультаций». Их присутствие кажется нам важным, потому что мы знаем его последствия. Но современникам оно наверняка показалось всего лишь естественным: бунтарь созывал своих сторонников.

9. По крайней мере один человек наблюдал с глубоким интересом и невольным восхищением за популистской политикой графа Лестерского: это был наследник престола лорд Эдуард. Уступая своему дяде в силе характера, лишенный того страстного идеализма, который определял благородство Симона, Эдуард в гораздо большей степени обладал качествами, необходимыми для успеха. Симон де Монфор, одержимый величием своих замыслов, отказывался учитывать людское ничтожество и мелочность. Эдуард, неспособный к изобретательности, показал себя превосходным исполнителем. Бежав из плена с помощью военной хитрости (он притворился, будто хочет испытать коней у всех охранявших его рыцарей, а выбрав самого быстрого, ускакал на нем галопом, и никто не смог его догнать), он созвал баронов западных и северных марок, напал на Монфора, применив уроки тактики, полученные от него же, и одержал победу при Ившеме (Evesham). Монфор, хороший игрок, восхитился как знаток погубившим его маневром. «Клянусь святым Иаковом! – сказал он. – Они идут хорошим порядком… Я сам их этому научил. Вручим же Господу наши души, ибо наши тела уже принадлежат им…» Он героически сражался все утро, а потом почти в полной темноте из-за грозы, которую современники сочли чудом, был убит. Его тело было изувечено врагами, но Эдуард позволил францисканцам похоронить то, что осталось, и еще долго останки Симона де Монфора почитались в народе как святые мощи.

10. Вместе с Симоном де Монфором ушел последний из великих французов, которые способствовали созданию Англии. Вскоре потомки знатных нормандцев будут знать только английский язык. Годрик и Годгифу победят. Но роль нормандских и анжуйских королей была огромной. Высадившись на английский берег, Вильгельм Завоеватель обнаружил страну недавних первопоселенцев, грубое местное правосудие, беспутную и строптивую Церковь. Усилиями Генриха I, потом Генриха II была создана центральная администрация, проявившая себя достаточно сильной, чтобы стерпеть без угрозы для себя местные свободы. Многие институты, которые ввели или сохранили эти короли, – суды присяжных, судебные заседания, казначейство («Палата шахматной доски»), университеты – существуют и по сей день. Даже Иоанн Безземельный, вероломный король, и Генрих III, слабый король, оказались по-своему полезны. Подписанная Иоанном Великая хартия вольностей предвещает преобразование феодального обычая в общее право, которое королю придется соблюдать. Период между 1066 и 1272 г. – один из самых плодотворных в истории Англии. Нормандская колония, основанная во времена завоевания пятью тысячами авантюристов, развилась оригинальным образом и в последующие века, после последней попытки объединить оба королевства, Францию и Англию, порвет все связи с континентом. Можно представить себе очень приблизительно[7]7
  Разница в том, что между саксами и нормандцами существовало племенное и религиозное единство. – Прим. авт.


[Закрыть] эту удивительную удачу, если предположить, что Лиоте, завоеватель Марокко, основал бы там династию, принятую местными жителями и саму принявшую их традиции, и что преемники подарили бы этой державе более сильные законы и более солидное процветание, чем те, что существовали в метрополии.

Книга третья
Величие и упадок феодализма (1272–1485)

©Александр Гузман

I. Эдуард I (1272–1307). Законодательные реформы. Внутренняя администрация

1. В 1066 г. нормандское завоевание возвело между патрициями и плебеями, между владельцами замков и крестьянами двойной барьер – языка и озлобления, но довольно скоро обе цивилизации, насильно приложенные друг к другу, переплелись между собой. Саксонские крестьяне поняли ценность установленного нормандцами порядка, нормандские же сеньоры соблюдали обычаи английского народа. И к моменту восшествия на престол Эдуарда I слияние было почти полным, а особа короля стала символом. Хотя он по прямой линии и происходит от Завоевателя, но носит старинное саксонское имя в честь Эдуарда Исповедника, и он английский король. Его главная цель – уже не отвоевать Нормандию или восстановить Анжуйскую империю, но обеспечить единство Великобритании, подчинив Уэльс, а потом и Шотландию. Он говорит по-английски так же свободно, как и по-французски, и мы видим, что он отвечает по-английски на саламы посланников султана. Во время его царствования английский язык, который после завоевания тек по некоему «подземному» руслу среди ремесленников и вилланов, вновь появится под открытым небом. Со времен Симона де Монфора он используется в официальных документах. Среди новых грамотеев «нет ни одного на сотню, кто мог бы прочитать письмо на каком-либо языке, если это не латинский или английский». Еще до конца XIV в. в английских школах перестанут преподавать французский, и это вызовет жалобы Иоанна Тревизского, потому что даже дворяне уже не обучают ему своих детей. Как и язык, институты Эдуарда I предвосхищают современную Англию. Его законы окажут долговременное влияние на социальную структуру страны. Наконец, несмотря на искреннюю набожность Эдуарда, его позиция по отношению к папе будет уже позицией главы «национального и островного» государства.

2. Эти модернизм и инсуляризм тем более удивительны, что король по своему характеру оставался феодалом, а по своим наклонностям – Плантагенетом. Он был высокомерен, хорошо сложен, обладал длинными ногами и сильными бедрами всадника; его излюбленные забавы – охота и турниры. В отношении «лесных законов» он всегда был непреклонен. Его возвращение из Крестового похода больше напоминает подвиги странствующих рыцарей из романов. На своем пути он исправляет несправедливости, атакует разбойника в Бургундии и сражается с графом Шалонским. Завоевывая Уэльс, требует корону короля Артура и устраивает пир Круглого стола. Он кичится тем, что во всей строгости соблюдает кодекс совершенного вассала по отношению к королю Франции, приносит ему вассальную клятву за Гасконь и смиренно принимает решения своего сюзерена. Его девиз: «Keep troth… Pactum serva…» («Будь верен обету»). Без сомнения, ему случается, дав слово, передумать; и тогда он проявляет исключительную ловкость, извращая смысл текстов, чтобы согласовать свои желания и обещания. «Он хочет поступать по закону, – говорит один современник, – но называет законным все, что ему нравится». Когда ему надо избавиться от обременительной клятвы, он без колебаний прибегает к наследственному методу Плантагенетов: обращается к папе, чтобы тот освободил его от нее. В конечном счете, Эдуард скроен по хорошему образцу; его инстинкты благородны, и он проявляет редкую у государей того времени способность: учиться на ошибках. После восстания баронов он понял, что время деспотизма в Англии миновало и единственным средством укрепить монархию будет отныне опора на новые, растущие классы. Раздражительный, надменный, упрямый, иногда жестокий, но трудолюбивый, честный и достаточно рассудительный, этот рыцарь – воистину государственный муж.

Матвей (Мэтью) Парижский. Первая карта Британии. Около 1250

Так называемый «Круглый стол Артура» из Винчестерского собора. XIII–XIV вв.

3. Тогда как у нас во Франции почти вся правовая система датируется эпохой Наполеона, в Англии уложения Эдуарда I, если они не были отменены, все еще имеют силу закона. В начале своего царствования Эдуард, как некогда Вильгельм Завоеватель, велит провести расследование по всему королевству, дабы выяснить, по какому праву (Quo Warranto) некоторые сеньоры присвоили себе частицы государственной власти. Это дознание вызвало среди знати большое недовольство. Когда королевские юристы попросили графа де Варенна показать им свои грамоты, он вытащил из ножен заржавленный меч и заявил: «Вот моя грамота. Мои предки приплыли с Вильгельмом Завоевателем и завоевали все эти земли вот этим мечом. И этим же мечом я защищу их от любых посягательств». Неприятный ответ для короля-рыцаря. Но Эдуард I уже знал, что у написанных грамот в Англии больше будущего, чем у права меча, а впрочем, сопротивление было редким.

4. Благодаря самообладанию короля его царствование обошлось без непоправимых конфликтов с Церковью. Споров между светской и религиозной властью хватало, но они никогда не достигли накала ссор Вильгельма Руфуса с Ансельмом или Генриха II с Бекетом. Самый серьезный спор случился, когда папа Бонифаций VIII в 1296 г. буллой Clericis laicos запретил духовенству платить налоги мирским властям. Эдуард I, не без оснований раздраженный, приказал наложить арест на имущество Церкви и на монастырскую шерсть. Черное духовенство приняло сторону Рима; приходское духовенство, скорее английское, нежели римское, оказалось более чувствительным к упрекам короля. В итоге было достигнуто примирение. Такие споры опасно умаляли престиж папской власти в Англии. Авиньонское пленение пап, случившееся в 1303–1378 гг. во Франции, нанесет по этому престижу еще более тяжкий удар, подчинив папу власти врага. С XIV в. свежеиспеченный национализм и традиционный католицизм становятся в глазах англичан трудносовместимыми друг с другом, и уложение о провизорах (Provisors) запрещает всякому подданному, и особенно духовенству, платить налоги, подати и бенефисы вне королевства.

5. Это значило перекрыть самый обильный денежный источник, питавший папскую казну. Но королю приходилось довольно жестко защищать собственные доходы. С расширением функций правительства стали расти и его расходы, а старых налогов (феодальных «вспомоществований» и поземельного налога, geld) уже не хватало. Дополнительными ресурсами короля стали: экюаж, то есть сбор, заменяющий воинскую службу, который взимался не без трудностей и исчез в 1322 г.; налог на движимое имущество и земельную собственность, составлявший в целом до ¹/₁₅ для деревень и до ¹/₁₀ для городов (начиная с 1334 г. пятнадцатая и десятая будут зафиксированы на основании общей предполагаемой суммы доходов в 39 тыс. фунтов; и отныне всякий раз, когда парламенту придется голосовать по поводу пятнадцатой и десятой, это будет означать 39 тыс. фунтов), и, наконец, пошлины на ввоз и вывоз товаров (customs, или таможенные сборы). Вывозными пошлинами облагаются шерсть и шкуры, основные продукты королевства, а ввозными – вина.

6. Эдуард I добровольно лишил себя одного из крупных денежных источников, выслав в 1290 г. из Англии всех евреев. Одним из последствий неудачи Крестовых походов стало возрождение народной ненависти к единственным неверным, которые оказались доступными для мести и неспособными защищаться. Их стали обвинять во всех преступлениях. Задолжавшая им знать желала избавиться одновременно и от неоплаченных долгов, и от кредиторов. Принятая королем мера была все же не так бесчеловечна, как предшествовавшие ей гонения. Он разрешил евреям взять с собой свое движимое имущество и повелел вешать тех моряков, которые во время плавания ограбят или убьют своих пассажиров. После исхода евреев ремеслом ростовщика стали заниматься в Англии христиане из города Кагора, которые нашли хитроумный способ обойти законы Церкви. Они охотно одалживали деньги на довольно короткое время, потом, когда срок истекал, а долг еще не был оплачен, требовали возмещения за время, истекшее с назначенной для уплаты даты. Это и было то, что назвали «интересом» (то есть лихвой, процентами): id quod interest. Вскоре и итальянцы занялись ремеслом банкира, а менялы-ломбардцы даже дали свое имя лондонской улице, на которой держали лавки, – Lombard Street. А потом и сами англичане стали мастерами в этом денежном промысле. И когда во времена Кромвеля евреи вернулись в Англию, они там оказались среди удачливых соперников-христиан, людей снисходительно-терпимых, но при этом грозных конкурентов.

Рыцари Круглого стола. Миниатюра. XV в.

II. Происхождение и становление парламента

1. Именно при Эдуарде I впервые появляется двухпалатный парламент, но создание парламентских институтов отнюдь не было неким осознанным действием. Непредвиденным трудностям здравый смысл королей, сила баронов, сопротивление горожан противопоставляли целую череду временных решений. Из этих случайных мер и родился парламент. Созванный королем как инструмент управления, он очень медленно превратился в инструмент контроля – сначала со стороны баронов, а потом и нации. У истоков его находится Большой совет германских государей, тень которого еще и сегодня витает в Вестминстерском дворце. Если мы войдем в палату лордов, трон напомнит нам, что председатель этого собрания – король. И он действительно возглавляет его в тот день, когда является сюда, чтобы прочесть свою тронную речь. На мешке шерсти сидит канцлер. Почему он здесь? Потому что именно он от имени короля созывает палату. Кого он созывает? До XIV в. право быть призванными в совет оставалось довольно плохо определенным. Буквально пэр королевства – это дворянин, который имеет право быть судимым только равными себе (pairs, пэрами, то есть теми, кто ему под пару). Однако в стране несколько тысяч подобных сеньоров, а совет около 1305 г. состоит всего из 70 членов, а именно: из 5 графов и 17 баронов, остальные – церковные или королевские чиновники. На самом деле король созывает тех, с кем ему надо проконсультироваться.

2. Со времени Симона де Монфора и его ученика Эдуарда I устанавливается обычай в важных случаях консультироваться не только с баронами, но и с представителями «общин»: по два рыцаря от каждого шира, по двое горожан от крупнейших городов. Цель этого созыва двойная: с одной стороны, король признал, что с налогом легче соглашаются, если тех, кто должен его платить, сначала подготовить к этому, а с другой – не имея из-за сложностей сообщения никакой возможности узнать общественное мнение страны, он счел, что время от времени необходимо знакомить с положением дел в королевстве приехавших из всех английских графств людей, которые затем могли бы своими рассказами и отчетами подготовить благоприятную почву. Поначалу это отнюдь не является какой-то новой привилегией, пожалованной рыцарям и горожанам, наоборот, это удобный способ вытянуть у них деньги или произвести впечатление. Некоторые рыцари, избранные в парламент своим графством, спасаются бегством, только бы избежать этой хворобы. Впрочем, депутаты от графств и городов не принимают никакого участия в прениях совета. Они внимают в молчании. Это спикер (в те времена представитель короны) сообщает совету об их согласии или возражениях. Но у них быстро входит в привычку обсуждать принятые решения, и ближе к концу века местом их собраний был определен капитул Вестминстерского аббатства. Надо заметить, что первые заседания будущей палаты общин проводились тайно; их терпели, но они были незаконны. «Исток палаты лордов – суд; исток палаты общин – нелегальные сборища».

3. Обычай созывать различные «сословия» королевства (военных, духовенство и плебс), чтобы испросить их согласие на налоги, в XIV в. присущ не только Англии. Как и корпорации, как и коммуны, это опять общеевропейская идея. Почти все монархи того времени прибегали к этому методу, чтобы заручиться согласием на налоги, которые становились все тяжелее и тяжелее. Но в самобытной структуре английского общества парламент сразу же становится весьма отличным от французских Генеральных штатов[8]8
  États généraux (фр.) – дословно «главные сословия», то есть сословное собрание, сословное представительство.


[Закрыть]. В Англии, как и во Франции, король начал с того, что просил каждое из трех сословий, чтобы оно само себя обложило налогом, но потом быстро отказался от этого, потому что такое деление на сословия уже не соответствовало английской реальности: 1) епископы входили в Большой совет не как епископы, но как держатели ленов и феодальные сеньоры. Так что остальное духовенство уже не было представлено в парламенте. Священники предпочитали голосовать за свои налоги на собственных ассамблеях, на Кентерберийском и Йоркском съездах. Напуганные беспрестанными конфликтами между папой и королем, они предпочитали держаться подальше от светской власти. Благодаря их неучастию Англия и оказалась направлена к системе двухпалатного парламента; 2) рыцари могли бы заседать вместе с епископами и баронами, но в ассамблеях графств и в судах, которые возглавляли разъездные судьи, эти рыцари были постоянно связаны с горожанами. А с тех пор, как в рыцари стали производить каждого владельца земли с доходом в 20 фунтов, изменился и сам тип человека, и образ жизни, связанный с этим словом. Класс рыцарей охотно роднился с богатым городским купечеством. Да и сам он был скорее сельскохозяйственно-торговым, нежели военным. Опыт показал, что рыцари непринужденнее чувствовали себя рядом с буржуа. Впрочем, как тех, так и других созывал шериф; и те и другие представляли общины. Палату общин создал союз мелкого дворянства и городской буржуазии.

Заседание парламента при Эдуарде I. Миниатюра. 1280–1290

4. Итак, два особых обстоятельства – добровольный уход духовенства и союз рыцарства с буржуазией – сделали возможным образование парламента, состоящего из верхней и нижней палаты. Это совместное заседание рыцарей и буржуа и есть ключевой момент. Он объясняет, почему Англия никогда не была, подобно Франции в XVIII в., разделенной на два враждебных лагеря. Хотя изначально и во Франции, и в Англии (да и во всей Европе) была почти одинаковая феодальная система. «Положение крестьян различается мало; владение землей, ее заселение и обработка тоже, землевладелец везде подлежит одним и тем же повинностям. От пределов Польши до Ирландского моря сеньория, двор сеньора, ленное владение, оброки и барщины, феодальные права, цеховые объединения – все схоже» (Токвиль). Но в XIV в., тогда как в Англии наблюдается взаимопроникновение классов, во Франции между дворянством и остальным населением страны воздвигается преграда. И не потому, как это часто пишут, что дворянство в Англии было открыто, а во Франции закрыто. Ни один класс не был более открыт, чем французское дворянство. Многочисленные должности давали право на дворянский титул всем, кто их покупал. «Но преграда… хоть и легко преодолимая, всегда была твердо закреплена и заметна, всегда узнаваема по ярким признакам, ненавистным для тех, кто оставался снаружи» (Токвиль). Во Франции дворянство было избавлено от налогов. Сын дворянина пользовался этой привилегией по праву дворянина. В Англии же только барон, глава семейства, владеющий баронией (то есть поместьем, дававшим право на этот титул), мог требовать персонального вызова в палату лордов[9]9
  Первая барония, предоставляющая такое право, была создана в 1387 г. (Поуик). – Прим. авт.


[Закрыть]. Его сын волен идти в палату общин, чтобы представлять там свое графство, и скоро будет ходатайствовать об этой чести. Право первородства и законы Эдуарда I, направленные против «дробления владений», толкали младших сыновей к военным приключениям. «Если средние классы Англии далеки от того, чтобы воевать с аристократией, и остаются столь крепко связанными с ней, то произошло это вовсе не потому, что эта аристократия была открыта, но скорее уж, как было сказано, из-за неотчетливости ее форм и размытости границ; важнее было даже не то, что в нее можно войти, а то, что никогда не знали наверняка, где она начинается» (Токвиль). В Англии знатность была связана скорее со службой, а не с рождением, отсюда и престиж, которым еще и сегодня сопровождается исполнение государственных должностей.

5. Если бы английские короли сообразили, что, призывая заседать в двух собраниях баронов, рыцарей и буржуа, они создают силу, которая постепенно завладеет всеми королевскими прерогативами, то их политика была бы, разумеется, совсем иной. Можно было измыслить ухищрения, которые ослабили бы, а возможно, и задушили бы парламент с самого его рождения. Французские короли, играя с тремя сословиями и сталкивая их между собой, созывая провинциальные штаты и, наконец, создав постоянную армию и введя вечную талью (неодобренный налог), построят за три века гораздо более независимую от нации монархию, чем в Англии. Но ни французские короли, ни английские парламенты не формировали будущее намеренно. Одна лишь судьба заставила разойтись их пути. Как Эдуард I мог предвидеть грядущее могущество парламента? Чтобы стать соперником короля, ему требовалось добиться: 1) не только принятия налогов голосованием, но и контроля за их использованием; 2) права руководить общей политикой страны – идея, которая показалась бы немыслимой всем членам парламента в 1305 г. Политика тогда была делом короля, и он один за нее отвечал. Однако, поскольку особа короля была неприкосновенна и ему не могло быть предъявлено обвинение, у конфликта между парламентом и короной не имелось другого решения, кроме роспуска парламента или низложения короля, то есть анархии. Чтобы выйти из этого тупика, потребуется придумать фикцию министерской ответственности. Но люди придут к этой сложной идее лишь поэтапно. Ее первоначальная форма будет не политической, а юридической; палата общин станет предъявлять обвинение министрам перед палатой лордов, исполняющей, как в стародавние времена Большого совета, функцию Верховного суда. Эта рудиментарная и грубая форма министерской ответственности будет называться импичментом (impeachment – порицание, обвинение). Импичмент и его отягощение – attender (принятый палатами обвинительный акт без предоставления обвиняемому права воспользоваться юридическими формальностями) будут жестокими, часто несправедливыми мерами, но, быть может, тогда гораздо меньше опасались несправедливо покарать министра, нежели справедливо свергнуть короля.