Текст книги "Буря над колдуном"

НЕЖДАННЫЙ ПРОВОДНИК

В фонтане грязи и камней пес Трогов ожил, пытаясь достать терзавших его росомах. Поднялся оглушающий шум. Шэнн, еле избежав удара челюстей, которые могли бы превратить его ногу в месиво из рваного мяса и раздробленных костей, треснул Тоги по носу и ухватил Тэгги за мохнатую шею, оттягивая самца от вырывающегося монстра. Он что-то крикнул и, к его удивлению, Тоги послушалась, развязав Шэнну руки, чтобы оттащить Тэгги в сторону.

Хотя юноша и заработал кровоточащую рану на руке, оттаскивая разъяренного Тэгги, в конце концов Шэнн смог отозвать обоих животных от лаза, надежно закупоренного пойманной тварью. Торвальд не удержался от смеха, наблюдая за усилиями своего младшего товарища.

– Ну, это задержит здесь жуков! Если они вытащат отсюда своего песика, тот выпустит немного пара на них. Наверное, им придется рыть обходной тоннель.

Глядя на чудовищное рыло, расшатывавшее из стороны в сторону валуны, которые, казалось, невозможно сдвинуть с места, Шэнн подумал, что Торвальд прав. Он опустился на колени рядом с росомахами, успокаивающе гладя их, что-то приговаривая, пытаясь успокоить их настолько, чтобы они без возражений подчинялись его приказам.

– Ха! – Торвальд громко хлопнул перепачканными руками, и этот звук привлек к себе внимание обоих зверей.

Шэнн поднялся и махнул им кровоточащей рукой в сторону долины, на запад. Это движение означало – «охота». С явным нежеланием уходя, Тэгги последний раз рявкнул на пса Трогов, и тот ответил ему своим душераздирающим воем. Тоги побежала вслед за своим другом.

Торвальд, взяв окровавленную руку Шэнна, осмотрел рану. Из аптечки на поясе он достал присыпку и ленту защитной пласткожи, очистил и заклеил рану.

– Выживешь, – прокомментировал он. – Но лучше убираться отсюда, пока окончательно не стемнело.

Да, этот маленький рай представлял собой опасное место для ночевки. Во всяком случае, пока эта тварь, торчавшая из земли позади, рычала и выла в быстро темнеющее небо. Пройдя следом за росомахами, люди увидели, что те пьют из небольшого ручейка, и тоже с радостью напились. Затем они поспешили дальше, не забывая, что где-то в горах за их спиной может скрываться флаер Трогов, который откроет огонь, едва заметив их.

Но наступление темноты нельзя было отложить по желанию людей. На открытой местности использовать фонарик было невозможно. Пока они шли по долине, путь освещали фосфоресцирующие растения. Но когда снова начались голые скалы, стало абсолютно темно.

Росомахи добыли парочку плескунчиков, сожрав их вместе с костями. Но этот скудный ужин не мог утолить их голод. Однако, к облегчению Шэнна, далеко в поисках еды они уходить не стали. Когда люди нашли на краю скал небольшое укрытие под нависающими камнями, оба животных свернулись рядом с ними, и тепло их тел прибавило этому тесному закутку хоть немного комфорта.

Время от времени Шэнн просыпался от воя пса Трогов. Но, к счастью, этот звук не становился громче. Если Троги наткнулись на свою гончую, а к этому времени они не могли на нее не наткнуться, то они до сих пор не освободили ее из ловушки. Не захотели, а может быть, и не смогли. Шэнн снова задремал, а опять проснулся уже утром, от пронзительных воплей кла-кла. Взглянув в небо, юноша тем не менее не заметил ни одной из этих летучих мышей Колдуна.

– Скорее всего, они наносят визит вежливости нашему другу в долине, – усмехнулся Торвальд, глядя, как Шэнн разглядывает облачное небо. – Еще бы.

Плотоядные кла-кла предпочитали, чтобы избранная жертва была слабой и беззащитной. Плененный пес, несомненно, привлек их внимание. А эти жуткие вопли, доносившиеся, наверное, до самых вершин гор, привлекли сюда всех кла-кла в радиусе нескольких миль.

– Вот оно! – Торвальд встал на ноги, ухватившись за камень, и всматривался на запад. В его похудевшем лице читалось нетерпение.

Шэнн ожидал не меньше, чем патрульный корабль Трогов, поэтому он оглянулся, лихорадочно соображая, где же здесь на этом карнизе укрыться. Может быть, если они растянутся за этими камнями, они не привлекут особого внимания. Однако Торвальд не торопился прятаться. Шэнн привстал, следя за его взглядом.

Перед ними лежал настоящий лабиринт. Горы и ущелья, обрывы и острые, как зубы, скалы. А вдали за этими скалами сверкала зеленая полоса моря планеты Колдун, уходившая до самого горизонта. Теперь они видели цель их путешествия.

Если бы у путешественников был изыскательский флиттер из захваченного лагеря, они уже через час шли бы по берегу моря. Но вместо этого им пришлось продираться через горный лабиринт, запутанный с дьявольской изобретательностью, целых два дня. И дважды они еле улизнули от кораблей Трогов, которые продолжали обшаривать побережье, дважды их спасало лишь то, что они, как загнанные звери, бросались в укрытие. Зато на всем извилистом пути они больше не слышали жуткий вой пса Трогов и надеялись, что их ловушка и стаи кла-кла надолго вывели того из строя, если не прикончили совсем.

На третий день они вышли к одному из множества фиордов, которые, как бахрома, узкими языками врезались в сушу. В тесных ущельях, через которые они проходили, не было недостатка в пище, поэтому и люди, и росомахи не голодали. Блестящая шерсть животных теперь выглядела даже лучше, чем их изодранная форма.

– Куда теперь? – поинтересовался Шэнн. Теперь-то он может узнать, что тянуло Торваледа на это побережье? Нет, конечно, в таком месте хорошо прятаться, но и вдали от берега они могли спрятаться не хуже.

Офицер неторопливо повернулся. Под ногами заскрипела галька. Торвальд окинул взглядом горы, откуда они спустились, потом залив, волны которого разбивались почти у их разбитых ботинок. Раскрыв свой драгоценный футляр, он долго сверялся с ориентирами по нескольким листам карты.

– Нам нужно выйти к настоящему берегу. Шэнн оперся о ствол горного дерева, с ветвями конусом, как у ели, сдирая со ствола кусочки темно-красной коры, облезающей к лету. Холод горных долин сменился здесь влажным теплом. Да, весна переходила в лето – лето этого северного континента. Даже свежий ветерок, дующий с открытого моря, уже не так пронизывал, как два дня назад, когда соленый влажный воздух впервые ударил им в лицо.

– А там мы что будем делать? – не унимался Шэнн. Торвальд протянул ему карту, его палец с траурной каймой под ногтем провел путь вдоль одного из фиордов, и уперся в цепь островов, ожерельем протянувшуюся через море.

– Мы поплывем туда.

Для Шэнна в этом совсем не было смысла. Острова… там у них будет значительно меньше шансов устроить безопасное убежище, чем на этом изрезанном побережье. Даже воздушная разведка почти не обращала внимания на эти клочки земли, окруженные морем, ограничиваясь поверхностным наблюдением с воздуха.

– Зачем? – упрямо повторил Шэнн. До сих пор он подчинялся приказам напарника, потому что они в большинстве своем отвечали здравому смыслу. Но он вовсе не собирался подчиняться ему и дальше только потому, что Торвальд – офицер.

– Потому что там что-то есть. И это что-то может оказаться для нас чрезвычайно важным. Видишь ли, Колдун – не совсем пустой мир.

Шэнн отодрал очредную длинную ленточку коры и принялся скатывать ее между пальцами. Торвальд что, спятил? Шэнн знал, что офицер Разведки был среди несогласных с выводами изыскательской группы. Более того, Торвальд составлял меньшинство в количестве одного человека, который отказался подписывать доклад о том, что Колдун не имеет собственной разумной жизни и, следовательно, готов к колонизации землянами, являясь в рамках правил пустым миром. Но продолжать цепляться за это убеждение без единого доказательства своей правоты – явный симптом умственного расстройства.

Теперь Торвальд смотрел на него с сердитым нетерпением. Интересно, к галлюцинациям положено относиться с юмором, да? А вот можно ли отнестись с юмором к сумасшедшей идее, которая может привести к гибели? Если Торвальд хочет кочевать с острова на остров в надежде найти то, чего никогда не существовало, то Шэнну вовсе не обязательно составлять ему компанию. А если офицер попробует заставить его силой, то у Шэнна есть станнер и, кажется, росомахи охотнее повинуются ему, а не Торвальду. Быть может, если он сделает вид, что согласен, а потом… Нет, заметив этот свет в серых глазах, не отрывавшихся от него, Шэнн понял, что ничем не сможет отговорить Торвальда от этой безумной идеи.

– Ты мне не веришь, а? – нетерпение офицера вырвалось наружу.

– С чего мне вам не верить? – Шэнн попробовал оттянуть неизбежное. – У вас такой опыт в изысканиях… Вы знаете про всякие штуки. Я что, я ведь в этом ничего не понимаю.

Торвальд свернул карты и спрятал их обратно в футляр. Затем он расстегнул воротник куртки, полез во внутренний карман, что-то достал оттуда и, протянув руку Шэнну, медленно разжал пальцы.

На ладони Торвальда лежал маленький круглый медальон размером с монету, белый, словно из кости, но отливавший странным, не костяным блеском. И его покрывала резьба. Шэнн протянул палец, хотя ощущал странное нежелание прикасаться к медальону. Но когда он все же коснулся его, то ощутил странное чувство, непонятную дрожь в пальце, как будто его легонько ударило током. И как только он коснулся диска, то почувствовал, что должен взять его в руку и рассмотреть поближе.

Резьба на медальоне была сложной, выполненной с большим изяществом и мастерством, хотя эти завитушки, странные шишечки и ленточки никак не складывались ни в какой узор. Через секунду-две Шэнн сообразил, что его глаза, разглядывавшие эти загогулины, «зафиксированы», и что ему потребуется определенное напряжение воли, чтобы оторвать от безделушки взгляд. Ощутив внутри ту же тревогу, как когда впервые услышал завывание пса Трогов, Шэнн выпустил диск из рук и тот упал обратно в ладонь Торвальда. И что еще неприятнее удивило юношу – чтобы разжать руку, тоже потребовалось приложить силу воли.

– Что это? Торвальд спрятал монету обратно.

– Понятия не имею. Я могу только сказать, что в нашем архиве нет ни одного упоминания о чем-нибудь даже отдаленно напоминающем это.

Глаза Шэнна расширились. Он нервно потер пальцы, только что сжимавшие костяную монету, о куртку. Эта дрожь… ему кажется, или он и в самом деле до сих пор ее ощущает? Или это снова заработало его воображение? Но нет, объект, не занесенный в обширные архивы Разведки, означает совершенно новую цивилизацию, новую звездную расу.

– Этот предмет, несомненно, искусственного происхождения, – продолжал офицер. – И он найден на берегу одного из этих островов.

– Троги? – но Шэнн уже знал, что это не так.

– Троги сделали – вот это? – Торвальд явно издевался. – У них нет ни малейшего понятия о таком искусстве. Ты же видел их летающие тарелки? Вот это и есть их жучья красота. А разве это хоть как-то напоминает их?

– Но кто тогда сделал это?

– Либо она была сделана на Колдуне, местной расой, развившейся и образовавшей цивилизацию, которая способна на такое совершенное искусство, – либо планету посещали гости из космоса, но не земляне и не Троги. В последнее я не верю…

– Почему?

– Потому что эта штука вырезана из кости или неизвестного материала. Мы не смогли определить это в лаборатории точно, но сделана она из органического материала. Она была найдена на берегу, под открытым небом, однако находится в отличном состоянии, и вырезана не позднее пяти лет назад. Ею пользовались, это несомненно, но немного. Кроме того, у нас нет никаких доказательств существования других рас, овладевших межзвездными перелетами, – кроме нас и Трогов. Нет, я берусь утверждать, что это сделано на Колдуне, и не очень давно, разумным существом, находящимся на высокой ступени цивилизации.

– А где же их города? – возразил Шэнн. – Мы пробыли здесь несколько месяцев, мы обшарили весь континент. Мы бы заметили их, или хотя бы следы…

– Это может быть старая раса, – заметил Торвальд, – возможно, очень старая, может даже, угасающая, и немногие оставшиеся в живых просто прячутся. Да, мы не нашли городов, вообще никаких следов местной культуры, ни в прошлом, ни в настоящем. Но это, – он коснулся куртки, – было найдено на берегу острова. Кто знает, вдруг мы искали местных жителей не там, где нужно.

– Море? – Шэнн с новым интересом посмотрел на зеленую воду, волнами накатывающуюся на берег.

– Море, именно!

– Но ведь разведчики пробыли здесь больше года, несколько экспедиций. И никто не заметил никаких следов.

– Все четыре базовых лагеря располагались внутри континента, все изыскательские работы на побережье выполнялись в основном с флиттеров, кроме единственной вылазки – во время которой и нашли это. У местных жителей могли быть какие-то свои причины не показываться. Возможно, они вообще не могут существовать на земле, точно так же, как и ты не можешь жить под водой без специальной аппаратуры.

– Ну и…

– Ну и теперь мы попробуем отыскать их, если они есть где-нибудь поблизости. Дружественная местная раса может оказать на своей планете очень серьезную помощь в борьбе с Трогами.

– Значит, когда вы ругались с Феннистоном, вы знали не только о снах? – перебил его Шэнн.

Торвальд с удивлением посмотрел на юношу:

– А ты откуда это знаешь, Лэнти?

К своему стыду, Шэнн обнаружил, что краснеет.

– Я слышал ваш разговор в тот день, когда вы улетали в штаб-квартиру, – признался он, а потом, оправдываясь, добавил: – Наверное, не меньше половины базы вас слышало.

Сердитый взгляд Торвальда как рукой сняло. Он рассмеялся.

– Да, в то утро мы поговорили немного громче обычного. А сны… – он снова вернулся к теме, – сны действительно были – и они тоже очень важны. Нас предупреждали с самого начала. Разведчиком, который открыл Колдун и нанес его на карты, был Лорри, а это отличный парень. Наверное, теперь я могу нарушить секретность – дело в том, что его корабль был оборудован новейшей аппаратурой, которая записывала сверхслабые излучения, настолько слабые, что их источник невозможно определить. И она регистрировала какое-то излучение каждый раз, когда у Лорри случались эти сны. К несчастью, эта машина была совсем новой, еще не вышла из стадии испытаний, и когда ее потом еще раз проверили в лаборатории, она работала с неполадками, так что все ее показания были поставлены под вопрос. Насчет всех этих записей возникли сомнения, машина регистрировала их на пленке, только пока Лорри обследовал большой залив на юге.

Затем сюда прилетали еще две экспедиции, с усовершенствованными машинами, и ни одна из них не обнаружила этих сигналов, поэтому все случившееся списали, как ошибки первого эксперимента. Такая планета, как Колдун – слишком лакомый кусочек, чтобы отбросить его в сторону на основании неподтвержденных сведений. И ребята из отдела колонизации постоянно подгоняли.

Шэнн вспомнил свой собственный сон, такой яркий сон, гора-череп, о подножие которой бьются волны, – может быть, именно этого моря? Еще одна маленькая деталь легла на свое место в головоломке.

– Когда мне приснилась та гора-череп, я спал на плоту, – медленно начал он.

Торвальд настороженно поднял голову, совсем как Тэгти на стойке.

– Да, на плоту тебе приснился череп. А мне – пещера с зеленой пеленой. Мы оба находились рядом с водой. Которая, естественно, соединяется с водой в море. Может быть, вода сыграла роль проводника? Интересно… – разведчик снова полез за пазуху, нагнулся, окунул пальцы в воду и протянул их над ладонью другой руки, чтобы капли упали на костяную монету, лежавшую на ладони.

– Что ты делаешь?

Торвальд не ответил на недоуменный вопрос Шэнна. Он прижал мокрую ладонь к сухой, теперь сжимая монету между ними. Затем сделал пол-оборота, повернувшись лицом к открытому морю.

– Туда, – его голос стал странно безжизненным. Шэнн изумленно смотрел на лицо Торвальда. Все нетерпение офицера, всего секунду назад так ясно читавшееся в его глазах, куда-то исчезло. Это был совсем другой человек, лишь оболочка Торвальда, но внутри что-то совершенно другое. И молодой землянин, подчиняясь безотчетному страху, бросился на Торвальда, вспомнив старые денечки на Свалках Тайр. Он изо всех сил ударил правой рукой по сложенным ладоням офицера. Костяная монета упала на песок, Торвальд покачнулся, шатаясь, сделал еще шаг или два, но не успел он обрести равновесие, как Шэнн наступил на костяной медальон.

Торвальд молниеносно обернулся, выхватив станнер с такой скоростью, что Шэнн мысленно поставил ему отличную оценку. Но его собственный станнер уже был у него в руках, готовый к бою. И юноша торопливо заговорил:

– Эта штука опасна! Что ты сделал – или что она сделала с тобой?

Его вопрос дошел до Торвальда, который снова стал самим собой.

– Что я сделал? – ответил он вопросом на вопрос.

– Ты действовал словно под контролем мозга. Торвальд посмотрел на юношу, сначала с недоверием, потом с возрастающим интересом.

– Начиная с того момента, как ты капнул на эту штуку водой, ты изменился, – закончил Шэнн. Торвальд спрятал станнер обратно в кобуру.

– Интересно, – пожал он плечами, – почему мне пришло в голову капнуть на него водой? Что-то подталкивало меня…

Он провел еще мокрой рукой по подбородку, потрогал лоб, словно у него болела голова.

– Что еще?

– Потом ты повернулся к морю и сказал: «Туда».

– А почему ты бросился остановить меня? Шэнн пожал плечами.

– Потому что когда я коснулся этой штуки в первый раз, я почувствовал какой-то слабый удар. И я видел, что такое люди под контролем мозга… – он чуть не прикусил себе язык за то, что проболтался. Мир, в котором используют людей под контролем мозга, был очень далек от благополучного мира Торвальда.

– Очень интересно, – сухо заметил офицер. – Для парня твоих лет, Лэнти, ты повидал довольно много и, кажется, ты запоминаешь почти все, что видишь. Но насчет этой маленькой игрушки я согласен с тобой. В ней таится какая-то опасность, и она далеко не так безобидна, как кажется.

Он оторвал один из лоскутов изорвавшегося рукава его куртки.

– Будь так добр, убери-ка свою ногу, теперь мы знаем как с ней обращаться.

И Торвальд аккуратно завернул диск в кусочек ткани, не прикасаясь к тому незащищенной кожей, и спрятал сверток.

– Я не знаю, что это – то ли ключ, отпирающий какуюто дверь, то ли ловушка для неосторожных. Я понятия не имею, как или почему она так подействовала. Но теперь мы знаем, что это не просто безделушка какой-нибудь местной красавицы, и не монетка, которой можно расплатиться в ближайшем баре. Говоришь, она направила меня к морю? Ну, что ж, это я могу себе позволить. Может, мы даже вернем эту штуку владельцу, после того, конечно, как узнаем, кто – или что – был этим владельцем.

Шэнн опустил взгляд на зеленую непрозрачную воду, непроницаемую для человеческого глаза. В этих глубинах может скрываться что угодно. Неожиданно Троги показались ему обычными существами по сравнению с неизвестными чудовищами, живущими в сумрачных глубинах морского мира. По сравнению с такой экспедицией, о которой думал Торвальд, еще одно нападение на лагерь Трогов могло показаться цветочками. Однако, когда офицер шагнул в том направлении, в котором минуту назад его гнал диск, Шэнн не возразил ни слова.

УТГАРД

За час до рассвета поднялся ветер с запада. Волны хлестали о берег с такой силой, что в воздухе повис соленый туман брызг, туман, который пропитывал одежду, волосы, оставлял на коже соленую корку. Однако Торвальд не стал искать укрытия, которое они легко бы нашли в береговых скалах. Их ботинки скользили по грубому песку, кое-где покрытому плавником – мертвенно белым, серым или бледно-лиловым, вынесенным на берег приливами или выброшенным в сезон штормов. Дикий, негостеприимный берег, вызвавший у Шэнна отталкивающее чувство, казался именно той целью, к которой мог привести их этот диск.

Шэнну довелось испытать одиночество в горах, он видел причудливый ночной мир реки, освещенной слабым светом растений, карабкался по голым скалам. Но во всех тех странствиях его окружало то, что он уже видел раньше, на других мирах. Дерево оставалось деревом, хотя и с пурпурными листьями или с красным соком. Камень был твердым, а река – мокрой. Что на Свалках Тайр, что на Колдуне.

Сейчас же он был окружен странной, ни на что не похожей завесой, укрывавшей песок, по которому он шел, висевшей над морем, лежавшей между ним и обломками плавника, выброшенного на берег штормами. Шэнн мог протянуть руку и коснуться песка, ощутить рукой соленые брызги, но все это почему-то казалось декорацией, маской, под которой что-то скрывалось, – и это нечто наблюдало за ним, некий расчетливый разум, обладающий своими ценностями и чувствами, которые Шэнн не мог и не хотел разделять.

– … приближается шторм, – Торвальд остановился, подставив грудь ветру и брызгам волн, глядя на набиравшее силу волнующееся море. Солнце все еще виднелось бледным мазком на горизонте, но даже в этом свете они разглядели сливавшуюся с морем полоску островов.

– Утгард…

– Утгард? – непонимающе повторил Шэнн. Слово показалось ему бессмыслицей.

– Древняя легенда моего народа, – Торвальд смахнул с лица брызги. – Утгард, далекие острова, где обитают гиганты, смертельные враги древних богов.

На этих островках может обитать что угодно, подумал Шэнн, – и гиганты и злобные духи всех стран и народов. Наверное, даже у Трогов есть свои легенды о злых духах, жучьих чудищах, населяющих дикие неизвестные страны. Он поймал Торвальда за руку и внес деловое предложение:

– Нам лучше укрыться, пока шторм не начался вовсю.

К облегчению Шэнна, офицер кивнул.

Они вернулись к скалам, больше не глядя на море и далекий Утгард. Утгард. Это суровое имя хорошо подходило цепи островков и островочков. Шэнн несколько раз повторил его про себя.

В этом месте полоска берега была узкой, покрытой крупным голубым песком. У подножия первых скал самой природой были уложены в стену груды обкатанных морем камней вперемежку с кусками плавника. Шэнн с возрастающим беспокойством оглядывал берег. Хотя он почти ничего не понимал в выживании, но быть пойманным между этими скалами и морем, волны которого все сильнее бились о берег, ему что-то не хотелось. Им придется найти какой-нибудь проход в скалах, и как можно скорее, пока не начнет темнеть и погода не разгуляется в полную силу.

В конце концов, как и в прошлый раз, в горах, проход нашли росомахи. Тэгги осторожно заглянул в темную расщелину в скале и исчез внутри, а Тоги торопливо бросилась за ним. Шэнн вскарабкался к расщелине следом и обнаружил тесный проход.

Он втиснулся в полумрак, ощупывая каменные стены. Пол расщелины плавно поднимался вверх. Поднявшись по расщелине футов на восемь вверх, Шэнн оглянулся. Расщелина выходила в густо заросшую травой узкую ложбину меж скал. Высокие стены надежно укрывали ее от непогоды.

Слаженной командой они принялись за работу и быстро соорудили из веток и молодых деревьев небольшой шалаш. Ветер все равно продувал его, хоть они и поставили заднюю стенку лицом к морю. Зато, зная, что высокие скалы защищают их, и ни один флаер Трогов не вылетит в такую погоду, они отважились развести костер. Приятное тепло быстро согрело их тела, а свет огня, древнего спутника человека, укрепил их дух. Во всяком случае, Шэнну казалось, что эти пляшущие красные языки прожгли странную пелену чужого мира, висевшую над берегом моря, и хотя бы на эту ночь дали беглецам иллюзию дома – дома, которого у Шэнна никогда не было.

Но ветер не остался в долгу, и вскоре его вой в вершинах скал стал громче, чем завывание полудюжины псов Трогов. В своем жалком убежище земляне не только слышали грохот волн, но и чувствовали их ритмичные удары о скалы. Море, наверное, уже давно подмяло под себя берег и теперь пыталось пробиться к ним, сквозь камень скал. Хотя они лежали, прижавшись плечом к плечу, в этом шуме их голосов не было слышно.

Как будто закрылась штора – с неба исчезла последняя янтарная полоска. Ночь наступила неожиданно, без сумерек, земля просто провалилась в темноту. Росомахи негромко поскуливали, свернувшись в маленьком шалаше. Шэнн гладил их мохнатые спины, стараясь успокоить зверей, вселить в них уверенность, которой сам отнюдь не мог похвастаться. Никогда до сих пор он не представлял себе, какой ужасной силой может обладать природа – силой, по сравнению с которой все человеческие попытки обуздать ее казались ничтожными.

Время потеряло счет минутам и часам. Только тьма, завывание ветра и соленый дождь – близкое дыхание моря, касавшееся их. Уютный костер потух, и их тела стали донимать сырость и холод. То и дело им приходилось вскакивать и, чтобы согреться, размахивать руками, топать ногами, заставлять кровь бежать быстрее.

Наконец ветер стих, и пулеметные очереди дождя перестали барабанить по крыше их жалкого шалаша. Только тогда они уснули, провалившись в густую тьму усталости.

Пурпурный череп – и из его глазниц поднимаются летучие твари – поднимаются… поднимаются… Шэнн двигался вперед, чувствуя под ногами зыбкую опору, дрожавшую под его весом, как плот на реке. Он приближался к огромной голове, теперь он различал, как волны пенятся, разбиваясь о нижнюю челюсть черепа, захлестывают внутрь, в щели на месте недостающих зубов, между искрошившимися каменным клыками, словно череп пьет живительную влагу. Темные очертания провала носа скорее напоминали клюв, и в этом провале было так же темно, как и в пустых глазницах – но эта темнота притягивала юношу к себе, как он ни пытался освободиться. А затем опора, на которой он безрассудно плыл по волнам, понеслась вперед, волны ударили ее о нижнюю челюсть, и несмотря на отчаянные усилия воли его руки сами собой потянулись вверх, чтобы ухватиться за что-нибудь, чтобы подтянуться по гладкой поверхности и укрыться в провале носа – или клюва?

– Лэнти! – рука потрясла его, вырвав из объятий сна. Шэнн с трудом открыл глаза, его ресницы, казалось, склеились.

Он оказался словно в подводном мире. От земли поднимались густые клубы тумана, словно вырастая из семян, принесенных штормом. Но ветра не было, и сверху не доносилось ни звука. Но всем своим закоченевшим телом Шэнн чувствовал, как волны по-прежнему бьются о скалы.

Торвальд присел рядом, не снимая руки с плеча Шэнна. Лицо офицера оказалось совсем рядом, и его заострившиеся черты почему-то напомнили Шэнну череп, который все еще стоял перед его глазами, на фоне клубов тумана.

– Шторм прошел.

Шэнн сел, поежился, обхватив себя руками. Его драная форма до нитки промокла. Шэнну показалось, что он уже никогда в жизни не согреется. А когда он, стуча зубами, подошел к ямке, в которой они разводили свой крошечный костер прошлой ночью, то сообразил – росомахи исчезли.

– Тэгги? – собственный голос показался юноше хриплым и шершавым, словно влажный воздух подействовал и на голосовые связки.

– Охотятся, – ответ Торвальда был краток. Он собрал охапку хвороста, служившего им подстилкой и благодаря этому оставшегося сухим. Шэнн тоже ухватил немного хвороста и положил его в ямку для костра.

Когда огонь, наконец, разгорелся, они разделись и развесили вокруг костра свою мокрую одежду. Влажный воздух был еще холодным, поэтому они постоянно двигались, чтобы согреться. Туман поднимался с земли, непотревоженный солнечными лучами.

– Тебе снилось? – неожиданно спросил Торвальд.

– Да, – Шэнн не стал вдаваться в подробности. Пускай этот сон был тревожным, но чувство, что этот сон нельзя рассказать, нельзя поделиться с другим, было очень сильньм, почти приказом.

– Мне тоже, – неуверенно ответил Торвальд. – Ты видел свою гору-череп?

– Я как раз взбирался на нее, когда ты разбудил меня, – неожиданно, сам того не желая, ответил Шэнн.

– А я как раз собрался пройти сквозь свою зеленую завесу, когда Тэгги заворочался и разбудил меня. Твой череп точно существует?

– Да.

– И я тоже уверен – пещера, заполненная пеленой, существует где-то в этом мире. Но почему? – Торвальд выпрямился, огонь ярко осветил его загорелые руки, загорелое лицо и шею и бледное худое тело. – Почему нам снятся именно эти сны?

Шэнн попробовал, высохла ли рубашка. Он не находил никаких зацепок, чтобы истолковать эти сны. Но юноша был уверен – когда-нибудь он найдет этот череп, он вскарабкается к провалу носа и спустится вниз, туда, где гнездятся те крылатые твари. Не потому, что он хочет туда спуститься, а потому, что он должен.

Шэнн обхватил себя руками, и боль в ребрах напомнила ему о сокрушающей силе силового луча Трогов. Он был худым, но под кожей перекатывались гибкие мускулы, а сама кожа была темнее, чем у Торвальда, и на открытых частях тела загорела сильнее. Он уже месяц не стригся, и его волосы стали завиваться жесткими черными кольцами. Шэнн всегда был или самым маленьким, или самым слабым. И на Свалках, и на службе в Разведке, и в этой экспедиции. Поэтому он не знал тщеславия. Но у него имелась своя гордость, рожденная в упрямой и долгой борьбе с разочарованиями, неудачами, против неравных сил.

– Почему они нам снятся? – повторил он вопрос Торвальда. – Не могу знать, сэр! – это был уставный ответ рядовых Разведки. К его удивлению, Торвальд вдруг рассмеялся, и в его смехе проскользнули нотки удивления.

– Откуда ты, Лэнти? – это прозвучало так, словно ему действительно было интересно.

– Свалки Тайр.

– Кальдонские шахты, – офицер машинально связал планету с тем товаром, который она поставляла. – А как ты попал в Разведку?

Шэнн натянул рубашку.

– По контракту, как обслуживающий работник, – ответил он с еле заметным вызовом. Сам Торвальд наверняка попал в Разведку как положено: как кадет, потом член экспедиции, потом офицер, без труда поднимаясь по гладкой служебной лестнице, где для него все было приготовлено – только протяни руку. Что такие, как он, могут знать о бараках рабочих, где глупцы, неудачники, мелкие воришки, скрывающиеся от закона, живут своей жизнью в своей собственной, скрытой от чужих глаз общественной системе? Шэнну потребовалось приложить всю свою волю, все физические силы для того, чтобы просто выжить в этих бараках первые три месяца. Выжить, не сломиться, и все еще сохранить желание служить в Разведке. Он до сих пор удивлялся тому невероятному шансу, который выдернул его из этих бараков, когда в Учебном Центре решили, что им нужен еще один работник для того, чтобы чистить клетки и ухаживать за подопытными животными.

А уж из этого центра он попал в экспедицию, потому что в небольшой группе его старание было замечено – и с лихвой окупило себя. Это заняло у него три года, но он все же поднялся на ступень выше – попал в экспедицию. Правда, сейчас это вряд ли что-нибудь значило. Шэнн натянул ботинки, заправив в них жесткие негнущиеся штанины комбинезона, а когда поднял глаза, обнаружил, что Торвальд смотрит на него с новой, вопросительной прямотой.