Текст книги "Колдовской мир: Волшебный пояс. Проклятие Зарстора. Тайны Колдовского мира"

Однако свой жезл она нацелила не на меня, а на курильницу. Я только теперь заметил, что Мудрая успела заново наполнить ее. В сухие травы ударил луч, из них пошел дым, и на сей раз к нему добавились язычки огня.

Мудрая снова засмеялась:

– Молодец, Кетан, теперь ты вооружен для предстоящего дела. Здесь нет Тени, какой мы знаем ее в наши дни упадка. Но обитающие в этом месте Силы соберутся на запах свежепролитой крови. Насытившись, они станут подвластны приказу – на время. Итак – зови их на пир!

Теперь ее жезл нацелился мне в сердце.

– Убей, – холодно, как приказывают слуге в зале или в конюшне, приказала она.

Рука моя поднялась против воли, которую я напрягал так же, как минуту назад, чтобы стать человеком. И еще я приказывал руке выпустить рукоять меча – пусть он вновь упадет в эту вековечную пыль.

Я боролся так же яростно, как Магус, и все же сделал шаг вперед, а за ним и второй. Мой меч протянулся к белой фигуре Айлинн.

Нет! Я замер, покачнулся. Пусть я до конца дней останусь зверем! Только не это! Пусть Урсилла порвет меня своими чарами и всеми таящимися здесь страхами. Пусть убьет мое тело – убьет даже то главное, что живет в этом теле. Только не это!

Меня шатало взад-вперед, острие меча колебалось, уступая то моей воле, то воле Урсиллы.

– Беги! – выкрикнул я, и эхо ответило моему крику: «Беги…ги…ги».

Но Айлинн осталась на месте. Ее глаза не отпускали моего взгляда. Я не мог понять, почему она не бежит. Или Урсилла и ее сковала заклятием, как Магуса и его бабушку?

– Убей! – пронзил меня голос Урсиллы.

Я ощутил гнев в ее голосе.

Я собрал остатки воли – и держался.

И тогда…

Тело мое охватила неслыханная боль. Я завопил.

Урсилла держала пояс над огнем курильницы, скармливала его пламени. Языки огня лизали мех и кожу, и огонь пожирал мое тело.

– Убей! – крикнула она. – Убей или умри в муках!

Она была близка к победе. Корчась от пожиравшей тело и разум боли, я терял сосредоточенность воли. Но пока мог – я держался.

О наложенных и снятых чарах и о том, как мы узнали свою судьбу

Сквозь красную пелену боли я видел, как Айлинн поднимает ко мне цветочный жезл. На одно-два мгновения боль отступила. Но ненадолго. Пламя, облизывая поднесенный Урсиллой пояс, снова охватило меня.

Но и сквозь боль я видел, как пояс извивается в руках Урсиллы, словно живое существо рвалось на свободу. Сильным рывком он вырвался из ее пальцев и пролетел по воздуху. Ему навстречу взметнулась рука, поймала.

Я стоял, задыхаясь после пытки. Мой пояс лежал в руках той, кого Айлинн назвала Гиллан, Зеленой ведьмой. Рядом с ней снежный кот припал к земле, глаза сверкали, отражая огонь курильницы. Урсилла пошатывалась. Рывок не только встряхнул ее тело, но и пошатнул власть над призванной ею Силой.

Первым делом она, не веря своим глазам, уставилась на пустую руку, потом медленно подняла голову к двоим, стоявшим за кругом сидящих фигур. Ни тени, ни темнота не скрывали их. Быть может, свет, открывавший их нашим глазам, как и тот, что освещал круг изваяний, был рожден Силой.

Я видел, как изменилась в лице Урсилла. Годы не смяли кожи на ее костях, а эти несколько мгновений страшно состарили лицо, превратили в повязанный платком череп.

– Кто… вы?.. – Слова скрежетали заржавленным металлом. Казалось, она произносит их против воли.

– Те, кого ты звала, – ответила Зеленая колдунья. – Или ты, Мудрая, думала, что можешь призвать одного из рода, чтобы другие не пришли следом?

– Из рода! – Урсилла уже оправилась от удара. Она запрокинула голову, и воздух разорвало сухое хихиканье. – Ты называешь ее… – она ткнула пальцем в Айлинн, – родной? Ошибаешься, женщина! Она не твоей крови. Ни ты, ни твой косматый супруг не имеют к ней отношения. Хочешь знать, какое дитя ты выносила, – взгляни на этого дурня!

Теперь ее палец указал на меня.

– Слышали, – без удивления отозвалась Гиллан. – Ты говорила не таясь, а у нас есть уши. Сын… – Она через плечо Урсиллы взглянула прямо на меня. – Возьми свое!

Я поймал брошенный ею пояс. Он лег мне в руку так же легко, как недавно – в ее ладонь. Я поспешил застегнуть на себе опаленную полоску кожи, но, лаская ее пальцами, не нашел следов огня.

Урсилла зарычала, как зверь. Вскинула руки, будто отражая атаку. Но я уже защелкнул яргоновую пряжку. И меч был в моих руках. А смотрел я на Айлинн. Как она перенесет открытие давней правды? Она, бывшая одним целым с Гиллан и Херрелом…

Но она и сейчас была с ними! Стоило взглянуть на нее, чтобы ощутить объединявшую их силу. Пусть она не была их дочерью по крови, но воистину оставалась дочерью их ума и сердца. Она не выказала удивления, осталась безмятежной. Такую безмятежность рождает уверенность в том, кто ты есть и что ты есть.

– Неужели ты, Мудрая, – спросила Гиллан, – вообразила, что можно пройти через храм истины – Храм Нив, не узнав скрытого колдовством? Она – наше дитя волей тех, чье величие нам не охватить…

Я смотрел на них – на Зеленую колдунью, на свою мать, на оборотня-отца и на Айлинн, дитя их выбора, – и понимал, как справедлив был этот выбор. Во мне разрастался холод одиночества. Не страха, а отверженности, памятной мне с детства, но лишь теперь обретшей смысл и полноту.

Я не был наследником Кар До Прона. Магус получит то, чего добивался. Не стану я теперь, когда открылась истина, и орудием в руках Урсиллы. Я отрезан от всех и одинок.

Нельзя мне было так уходить в себя. Потому что Урсилла перешла в нападение. Ее жезл полыхнул, указав на Айлинн. Из огня донесся крик девушки.

И тогда я прыгнул в огонь, и его жгучие языки обвили мое тело. Прыжок донес меня до Айлинн.

Я выбросил левую руку, чтобы вытолкнуть ее из пляшущего пламени.

Мы стояли в огненном кругу, и этот огонь горел не оранжевым и не красным, а более глубоким и смертоносным цветом – пурпуром Тени. Отступать нам было некуда, потому что за нами вздымались стеной колени сидящего изваяния, а стена пурпурного пламени подбиралась все ближе.

Лунная колдунья прижала свой посох к груди. Она не размыкала губ, но я ощущал ритм заклинания во всем ее теле. И пытался сделать для нее то, что она делала для меня, – передать ей свою Силу. А потом я, выронив второпях бесполезный меч, подхватил ее тонкий стан, чтобы забросить на колени изваяния. Там, над огнем, для нее было место. Может быть, Гиллан с Херрелом успеют что-нибудь сделать, прежде чем вызванный Урсиллой ужас дотянется до девушки.

Сквозь смыкающуюся, подступающую лавину огня я видел остальных. Урсилла в лихорадочной спешке выводила концом жезла круг, охватывавший ее и курильницу. Она сорвала что-то с груди, бросила в каменную чашу. Новые клубы дыма скрыли Мудрую. Но ее пение я еще слышал – шипящие, тягучие звуки, пробуждавшие неведомые чары этого места. А потом из дыма послышался пронзительный звук костяного свистка – отчаянный призыв.

– Кетан, вверх! – Это кричала Айлинн. Она свернулась в своем странном укрытии и оттуда протягивала мне руку. Но рядом с ней не было места. А смрад пурпурного пламени спирал дыхание, и я давился, кашлял, словно все зло мира изливалось из этого гнусного тумана. – Наверх!

Пальцы Айлинн впились мне в плечо. Ногти расцарапали кожу. Я ощутил и силу ее воли, притягивающую, как тянули чары Урсиллы – сначала к Айлинн, потом обратно в пещеру.

Ее воля каким-то чудом вознесла меня наверх, и мы прижались друг к другу на каменных коленях. Я смутно обрадовался, что это не была статуя, игравшая человеком. В когтистой руке у этой был полураскрытый цветок. И Айлинн, протянув руку, пробежала кончиками пальцев по каменным лепесткам, словно ласкала свой лунный цветок.

В ней больше не ощущалось напряжения воли, вытянувшей меня из огненного круга. Она скорее ждала – только я не знал, какого события или знака.

Защитный круг Мудрой коснулся ног изваяния с человеком-игрушкой. Дым густыми клубами обвивал теперь саму Урсиллу. Я ждал, что он, как и в прошлый раз, растечется по кругу, охватывая безликих. Однако сейчас струи дыма застыли. Над его верхним краем мы видели слепые лики-пузыри. Волны цветов в них набрали силу, густели и темнели.

Пламя подобралось к самому подножию приютившей нас статуи. Мне казалось, что огонь, если можно сказать так о пламени, злится, хлещет множеством языков, силясь дотянуться до нас. Но и самые высокие языки до нас не доставали.

На миг (сколько может длиться последний миг?) мы были в безопасности. Я вглядывался сквозь огонь – как там остальные? Урсиллу все еще скрывала дымная завеса. Трое из замка сбились в кучу, тараща глаза от страха. Наложенное Урсиллой заклятие понемногу отпускало Магуса. Госпожа Элдрис цеплялась за внука. Он высвободил одну руку, заслонил ее и себя. Магус был безоружен, но держался как защитник. У их ног скрючилась Ироиза. Куда девалось ее высокомерие? Она даже не плакала больше, как плакала, явившись по приказу Урсиллы. Лицо ее побелело от страха, неподвижный взгляд застыл на скрывшем Мудрую дымном облаке. Все они смотрели только на дым. Нас над пламенем они не замечали.

И тому были веские причины. Даже самое бесчувственное существо без капли Дара не могло не ощутить Сил, скопившихся в этом забытом святилище (если это было святилище). Урсилла распахнула Ворота…

Те, легендарные Ворота? Едва эта мысль проскользнула у меня в сознании, Айлинн повернула лежавшую на моем плече голову. Я прочел в ее глазах удивление.

Мы, рожденные в Арвоне после Великой Смуты, только из легенд знали о тех временах. В хрониках часто говорилось о Воротах и о том, что удавалось вызвать из них. (Куда труднее бывало оттеснить обратно ворвавшихся в прорехи нашего мира пришельцев.)

Что же до природы этих Ворот, ключей к ним и их расположения – предания не сохранили этого знания. Оно было запретным, все, наделенные Силой, чурались его, чтобы ненароком не замешаться в дела Тени; ведь сдержать тех, кто пришел из Великой Тьмы, было трудным делом.

Я вполне мог поверить, что круг статуй отмечал расположение таких Ворот. И если Урсилла в своем безумии открыла их…

Где те двое из башни? Я, занятый сперва грозящей Айлинн опасностью, а потом раздумьями о колдовстве Мудрой, едва не забыл о них. А теперь повернулся, сколько позволяла тесная площадка, отыскивая их взглядом. Но их загораживало туловище статуи, на которой мы примостились. Рука Айлинн сжала мою руку.

В другой ее руке качнулся цветочный жезл, указал на цветок в руке статуи. Девушка осторожно развернула жезл так, чтобы кончик уперся в сердцевину каменного цветка.

– Дай мне… – Ее тихий голос мог достичь только моих ушей. – Дай мне то, что можешь дать… родич!

Она не смотрела на меня, целиком сосредоточилась на цветке и кончике жезла. Спустя мгновения я понял, что теперь она стала каналом, по которому изливалась Сила – отчасти всколыхнувшаяся по ее призыву, отчасти вытекавшая из меня. Я, хоть и не был мастером в таких делах, напрягся, как раньше, когда отделял человека от зверя, чтобы отдать ей свой небольшой запас.

Так остро было мое желание, что целый мир сжался до точки, где жезл касался изваянного цветка. Я чувствовал, как Айлинн подхватывает изливавшийся из меня поток, очищает его, усиливает, сливает со своим. И только потом направляет сквозь жезл.

Ярче засветились лунные цветы. Их чистое сияние прорезало тусклый пурпур подступавшего пламени. Жезл преобразился в луч лунного огня, яркий до боли в глазах.

Айлинн просила у меня еще, и я отдавал щедро, не думая, во что мне это станет.

И вот там, где посох касался цветка, возник бледный огненный круг. Он тоже рос, делался ярче, ширился и вытягивался вверх, и вот уже каменные лепестки стали подобны лепесткам лунного цветка, словно наша Сила наделила каменную резьбу жизнью.

Я даже сквозь сосредоточенность смутно сознавал еще какую-то перемену. Менялась укрывшая нас фигура. Вещество ее окутанного плащом тела вздрагивало – не от дыхания, не от сердцебиения, но от чего-то близкого им!

Я заставил себя думать только о том, чем занята сейчас Айлинн. Я гнал от себя все вызванные этой переменой подозрения.

Цветок совсем разгорелся, до самых кончиков лепестков, но стал не таким ярким, как лунные цветы, а скорее серебристым. От кончиков лепестков спиралью расходилось сияние, и вот уже перед нами не каменная резьба, а большой дивный цветок, начертанный вокруг в воздухе.

Каменные лепестки раскрывались все шире, отгибались назад, как раскрываются бутоны в знойный день. За ним раскрылись и другие лепестки, прежде ограждавшие сердцевину.

Из нее вырвался лучик серебряного света, за ним еще и еще. Я видел луговые цветы, раскидывающие свои семена на несомых ветром пушинках. Вот так разлетались сейчас лучики света. Одни пропадали в дымной стене вокруг Урсиллы, другие падали в пурпурное пламя под нашими ногами.

Айлинн подняла жезл. Взглянула через плечо вверх, на нависшее над нами гладкое лицо. Поток Силы иссяк. У меня не осталось сил даже шевельнуться. Но все же я вынудил себя взглянуть туда же.

Овальный пузырь все так же переливался волнами красок. Но… в нем проступило что-то еще?

Видел ли я? Или только в воображении мне почудились на нем глаза – глаза, глядевшие на меня из огромной дали, – глаза, в которых я был ничтожно мал, глаза, еще не очнувшиеся от долгого сна. Не поручусь, но я верю, что видел их.

Если эти глаза и глядели на нас, они скоро исчезли. Жезл в руке Айлинн потемнел, потускнел. Лунные цветы на нем завяли и отваливались опаленными клочьями. Пропал и каменный цветок с его сиянием. Там, куда упали его семена (если эти лучи были семенами), я видел другое.

От тех, что опали в осаждавшее нас пламя, остался только след падения. Огонь в этих местах потух, оставив проходы, которые не могло затянуть подступающее со стороны пламя.

И в скрывшем Урсиллу дыму светящиеся семена прорезали широкие окна. Сквозь них мы увидели, к чему привел призыв, на который Мудрая истратила все свои силы и познания.

Гиллан с Херрелом шагнули вперед, к проему в дымной стене. Снежный кот весь напружинился. При виде дрожащего кончика его серебристого хвоста память пардуса отдалась дрожью и в моих мышцах.

Кот прыгнул – ловко вскочил в дымное окно. Вслед за ним Гиллан выбросила вперед свой увенчанный зеленым листом посох, направив наконечник в голову Урсилле.

Мудрая стояла, откинув голову, закрыв глаза, испуская из уст шипящие тягучие призывы. Теперь же ее голова мотнулась вперед, как от затрещины. Урсилла подавилась словами – если это были слова. Всего на длину одного вдоха прервалось ее заклинание, и тут снежный кот взмахнул мощной лапой, нанося удар, редкий даже для его могучего племени.

Выпущенные когти достали добычу. Упала опрокинутая курильница. Из нее выплеснулась столь заботливо приготовленная Урсиллой смесь. Начинка рассыпалась пеплом и больше не дымила. Дым, что висел в воздухе, медленно таял.

Но…

Крику, вырвавшемуся из моего горла, ответило из темноты хриплое эхо. Потому что сидящий перед Урсиллой… шевельнулся.

Небрежно отброшенный игрушечный человечек выпал из когтистой лапы. Теперь когти, смыкаясь, зависли над снежным котом. Я услышал боевой клич оборотня. Увидел, как скривились губы Урсиллы, издавая нечеловеческие звуки. Она хлестала жезлом, загоняя кота под медленно опускавшуюся руку.

Что делать? Айлинн вскрикнула. Я не разобрал ее слов. Я думал только о том, что надо делать.

Задрожал листок на жезле Гиллан. Сам жезл сновал как челнок. Лицо Зеленой колдуньи было стянуто страхом – не за себя, за Херрела.

А я – не помню, как я спускался, – уже стоял на дне пещеры. Пальцы мои сомкнулись на рукояти меча, оставшегося у ног статуи. С ним в руке я шагнул вперед, подчинив воле изнуренное тело.

Снежный кот легко проскочил в дымный проем. Но сама стена осталась висеть в воздухе. Мне некогда было отыскивать другой проход, и не было сил допрыгнуть до этого. У меня был только меч – железо, смертельное для некоторых видов колдовства.

Остатки сил ушли на то, чтобы поднять руку на уровень плеча. И тогда я метнул меч, как мечут копье.

Он пролетел сквозь окно в дыму. Я не успел хорошо прицелиться, да и слабость подвела меня. Острие миновало Урсиллу. Клинок лишь вскользь задел ее жезл.

Сверкнула ослепительная вспышка. Я вскинул руку, заслоняя глаза. Что ж… неудача…

– Кетан!

Айлинн держала меня за плечи. Я, и не видя, узнал ее руки.

Я заморгал, разгоняя цветной туман перед глазами. Сквозь этот туман ко мне на четырех лапах подступал звериный силуэт. Снежный кот!

Пока он шел ко мне, слева приблизилась Гиллан. Я опять моргнул, протирая затуманенные вспышкой глаза.

Поднявшийся ветер уносил последние клочки дыма. Под ногами фигуры, отозвавшейся на ее призыв-заклятие, лежала Мудрая.

Струи ветра избивали ее скорчившееся тело. Она с каждым ударом вжималась в плиты пола, и… и она…

Ее не стало! Остался кусок ткани, которым она повязывала голову, смятое платье. А она пропала. Над тем местом, где только что корчилась женщина, когтистая лапа навечно сжала новую игрушку.

– Ее власть… – смутно сквозь завывания ветра долетел ко мне голос Гиллан. – Ее власть рухнула и обратилась против нее. Ей конец!

– Да будет так!

Этот голос тоже был мне знаком. Магус отошел от женщин и следил за нами взглядом, в котором осталось немного здравого рассудка.

– Если ты думаешь заполучить Кар До Прон… – Казалось, все случившееся для него ничего не значило. Магуса занимала одна мысль. И обращался он к Айлинн.

Та рассмеялась:

– Зачем мне твой замок? – Она прижалась к Гиллан. – Не нужно мне твое наследство. У меня есть свой дом.

– Ты… – Он обернулся ко мне. – Ты не вправе…

– И не собираюсь, – ответил я ему. Меня охватила великая усталость. – Кар До Прон отойдет к тебе, Магус. Никто не оспорит твоих прав.

Он взглянул на меня с сомнением. Должно быть, на моем месте он дрался бы за свой замок и не мог поверить, что я отказался от него так легко. Но от меня Кар До Прон сейчас был далек, как звезда, и куда менее желанен.

– Да, Магус, тебе Кар До Прон…

Все мы обернулись в изумлении. За кругом сидящих статуй стоял человек. На наших глазах он шагнул в меркнущий круг света. Проходя там, где еще не замерло пурпурное пламя, он махал на него рукой. Пламя гасло.

– Ибикус… – Я слишком устал, чтобы гадать, что в этот час привело сюда торговца.

Он поклонился:

– Да, это я, Кетан. Вижу, ты превосходно использовал подарок.

Моя рука потянулась к поясу. Что-то во мне подмывало сорвать его и отбросить от себя. Что-то другое противилось. Зверем я стану, когда придет в том нужда, но Кетан всегда будет держать пардуса в узде.

Он кивнул. Я не сомневался, что он прочел мои мысли так же легко, как руны в свитке.

– Истинно так.

И он повернулся лицом к Гиллан и снова ставшему человеком Херрелу.

Оба они встретили его почтительными жестами, какими в замке встречали посланников Голосов.

– Ты думаешь, мы разыграли злую игру, госпожа?

Она помедлила с ответом.

– Скорее, думаю, что смысл вашей игры был темен для игроков.

– Ты совершено права. Урсилла обеспечила своему оружию, Ироизе, наследника – ради своих целей. Ее усилия были замечены одним из тех, чей долг поддерживать равновесие сил в Арвоне. И мы использовали ее честолюбие, чтобы закалить тех, кому в грядущем понадобится твердость. С вами, Гиллан, Айлинн стала той, кем ей предназначено быть. Если бы не игра Урсиллы, она росла бы в Кар До Проне, где не смогла бы изведать всей глубины и высоты своей Силы. Что до Кетана… – Теперь он улыбнулся мне. – Кетана испытывали, как кузнец испытывает меч, проверяя на крепость. А последние события сплели вас четверых в единый прочный узор.

Херрел, дождавшись паузы в его речи, спросил:

– Ты говоришь намеками, посланец. Нас снова ждет бой?

– Знаки говорят нам об этом, но и мы не видим будущего во всей полноте. Вы, оборотни, вместе с невестами из Долин положили начало новому роду. Эти двое… – он указал на нас с Айлинн, – несут в себе то же наследие. Нам дано знать, что это важно, а зачем и почему, откроется со временем. Теперь же… – Он стоял, подбоченившись, поочередно изучая каждого из нас. – Этим нет места в Арвоне. Они древнее древнего и должны быть забыты. Прочь!

Он ткнул указательным пальцем в Магуса, в госпожу Элдрис, в Ироизу. И… те исчезли.

На нас он не стал указывать порознь. Взмах его руки охватил всех разом. Дохнула холодная тьма, и вот…

Мы стояли на теплом утреннем солнце. Взгляды троих, стоявших рядом, согревали меня внутренним теплом, не сравнимым даже с солнечным светом.

– Добро пожаловать домой, Кетан, – сказал мой отец, а Айлинн за руку потянула меня по дорожке через сад.