Текст книги "Колдовской мир: Волшебный пояс. Проклятие Зарстора. Тайны Колдовского мира"

Благодарности

Хотелось бы выразить благодарность за помощь в двух технических вопросах относительно этой книги.

Прежде всего миссис Меррил Гладстон из «Rock Pile», от которой я получила яргон и сведения об этих полудрагоценных камнях: их происхождении, весе, окраске и тому подобном.

А также миссис Филлис Шлеммер, экстрасенсу, показавшей мне различные виды Таро и составившей настоящий гороскоп Таро для Кетана.

Андрэ Нортон

Проклятие Зарстора[2]2
  Перевод Г. Соловьевой.


[Закрыть]
Роман

1

Верхний конец безымянной западной долины, куда занесло сегодня Бриксу, освещало солнце. Здешние места, удаленные от разграбленного мародерами востока, обещали зыбкую безопасность – если не забывать об осторожности. Девушка, присев на пятки, скорчила рожу далекой туче на востоке – туча намекала, что погода будет портиться. Брикса водила лезвием ножа по точильному камню и с беспокойством поглядывала на истончившийся лепесток стали. Отлично выкованный клинок был когда-то крепким, но сколько раз его с тех пор точили, и кто теперь помнит те времена? Если не остеречься, лезвие просто сломается в руках, оставив ее совсем безоружной.

Ее обожженные солнцем руки покрывали шрамы, ногти обломались, грязь в лунках не оттиралась даже с песком. Кто бы мог подумать, что когда-то она не держала в руках ничего тяжелее веретена прядильщицы или челнока ткачихи да еще иглы, вышивавшей цветные узоры на толстых гобеленах для стен замка. Той жизнью, размягченной и безопасной, жила другая девушка – жила, пока в Высший Холлак не пришел враг. Она скончалась в те дни, протянувшиеся за спиной Бриксы уходящим в забвение коридором.

Брикса, пережив бегство из осажденного замка, который всегда был ей родным домом, стала жесткой и крепкой, как клинок в ее руках. Она узнала, что время – это один день, который встречаешь на рассвете и проживаешь до найденного к закату укрытия. Праздничных дней больше не бывало, и месяцы потеряли названия – были только жаркие времена и времена стужи, от которой ныли все кости, бил кашель и мороз кусал пальцы, убеждая, что ей больше никогда не согреться.

Лишнего жирка на ней теперь не осталось: девушка стала сухой и тонкой, как тетива лука. И на свой манер не менее смертоносной. Тонкое сукно, янтарные ожерелья, бледное золото с запада, украшавшее пальцы, – все это представлялось теперь сном, тревожным сновидением.

Она жила со страхом, пока страх не стал привычным спутником, так что, отступи он теперь, Бриксе стало бы пусто и одиноко. Случалось, она готова была отвернуться от темневшего в скале устья пещеры, от протянувшейся над головой ветви, отказаться от упрямой воли к жизни и принять смерть, тянувшуюся по ее следу, как собака – за подбитым охотниками оленем.

И все же у нее в крови жила решительность – разве она не принадлежала к роду Торгуса? Разве не каждый в южных долинах Высшего Холлака знал наизусть Песню Торгуса и о его победе над Силой Камня Ллана? Может, род Торгуса и не мог похвалиться землями и богатствами, зато он выделялся среди других силой духа.

Брикса подняла руку, смахнула со щеки выбеленную солнцем прядь обрезанных выше плеч волос. Золотые косы девицы из замка не для тех, кто скитается в глуши. Продолжая водить лезвием по камню, она напевала себе под нос «Вызов Ллана» так тихо, что никто, кроме нее, не уловил бы мелодии. Да и слушать было некому – она сразу после рассвета проверила лощину. Не считать же за слушателя черную птицу, угрюмо каркавшую с перекрученного зимними холодами дерева.

– Так-так…

Она испытала заточку лезвия на непослушной пряди, упрямо падавшей ей на глаза. Острая сталь легко срезала волоски, оставив горсточку их у нее в руке. Брикса пустила их лететь по ветру. И снова ощутила прикосновение страха. Лучше – здесь, в незнакомой стране, – было бы похоронить эту частицу себя. В старых сказках говорится, что неведомые человеку Силы умеют творить злые чары на волосках, обрезках ногтей и каплях слюны.

«Но здесь, – подумала она, – бояться некого». Здесь, рядом с Пустыней, сохранились следы тех, кто когда-то владел этой страной, – следы Древних. Они оставили после себя каменные глыбы и странные места, то манившие, то ослаблявшие душу. Но это были лишь знаки давно исчезнувшей Силы или Власти. И тех, кто оставил эти знаки, давно уж нет. Черная птица хрипло закричала, словно возражая ее мыслям.

– Эй ты, черная! – Девушка, прервав песню, покосилась на птицу. – Что-то ты больно расхрабрилась. Слабо́ скрестить мечи с Утой?

Откинувшись на пятки, она вытянула губы трубочкой и издала негромкий, но далеко слышный свист.

Птица яростно закаркала, словно знала, кого она подзывает. И снялась с ветки, чтобы, держась над самой землей, улететь вниз по склону.

Над высокой зеленой кочкой (в холмах не осталось овец, под корень ощипывавших траву) поднялась пушистая головка. Растянув губы, кошка зашипела, сердито щурясь вслед каркнувшей напоследок птице.

Со свойственным ее породе достоинством кошка подошла к Бриксе. Девушка приветствовала ее, подняв ладонь. Они давно уже делили дорогу и постель, и Брикса в душе гордилась тем, что Ута выбрала ее спутницей по бесцельным скитаниям.

– Хорошо ли поохотилась? – обратилась она к кошке, усевшейся на расстоянии вытянутой руки от нее, чтобы тщательно вылизать заднюю лапу. – Или здешние крысы, когда стало не у кого красть еду, тоже разбежались?

В одиноких странствиях она слышала свой голос только в разговорах с Утой.

Брикса устроилась поудобнее и вгляделась в стоявшие внизу развалины зданий. Судя по всему, когда-то эта долина была обжитым местом. Укрепленная усадьба с оборонительной башней теперь стояла без крыши, и стены еще носили следы пожара, но когда-то она, должно быть, была уютным жильем. Брикса насчитала два десятка крестьянских хижин (теперь от них сохранились лишь очертания стен), большая груда камней осталась, скорее всего, от деревенской таверны. Все здания были когда-то нанизаны на ниточку дороги. Дорога эта, как догадывалась Брикса, тянулась прямо к ближнему речному порту. По ней, направляясь в здешние горные долины, проходили купцы. Да и те странные, не слишком терпимые люди, что бродили по Пустыне среди руин Древних, могли сбывать здесь добытое в развалинах.

Брикса не знала, как называли это селение здешние жители. И не у кого было спросить, что превратило жилые места в пустошь. Враг, вторгшийся в Высший Холлак, не мог зайти так далеко от моря. Однако война породила зло, не принадлежавшее ни Долинам, ни врагу, а рождавшееся от тех и других.

Пока воины Долин сражались вдали, здесь свирепствовали двуногие волки – разбойники пустых земель. Брикса не сомневалась: если она спустится вниз, то найдет свидетельства того, как погибло это поселение. Наверняка оно разграблено, да и руины, верно, не один раз прочесали. Не она одна скитается в глуши. Но все же оставалась надежда, что в них отыщется что-то полезное – хотя бы помятая кружка.

Брикса вытерла руки о штаны и недовольно нахмурилась, отметив, что ткань на одном колене истончилась так, что просвечивала кожа. Она давно сменила длинные юбки на удобную одежду лесного жителя. Не выпуская из руки ножа, девушка потянулась за другим своим оружием – крепким охотничьим копьем. Его наконечник тоже был остро наточен, и Брикса хорошо выучилась с ним обращаться.

Свой заплечный мешок она спрятала в кустарнике. Задерживаться в развалинах было ни к чему, вряд ли вообще стоило тратить время на обыск. Но надежда на находку оставалась, а Ута предупредила бы, если бы в руинах обитала тварь крупнее крысы или лугового прыгунца. Долина выглядела пустой, и все же Брикса держалась настороже. В незнакомых местах всегда могут подстерегать неожиданности. Последние три года научили ее, как тонка грань между жизнью и смертью.

Она крепко закрыла двери памяти. Воспоминания о прежней жизни подтачивают дух. Чтобы сохранить рассудок и бодрость, лучше жить одним днем. Так она и жила и полагала, что ей есть с чем себя поздравить, коль скоро она добралась так далеко целой и невредимой. А то, что когда-то и у нее был такой же дом, что она одевалась в мягкие, искусно сотканные и окрашенные ткани, теперь ничего не значило. Теперь ее мускулистое, исхудавшее от голода тело было прикрыто иной одеждой.

Почти сносившиеся штаны из грубой материи, дублет из шкурок прыгунца, кое-как скроенный и сметанный собственными руками, рубашка под ним, найденная в мешке убитого разбойниками воина. Воин Долин захватил врагов с собой. Брикса уговорила себя, что рубашка – подарок ей от этого храбреца. Ноги ее были босы, хотя в мешке на случай, если путь станет слишком тернист, она носила деревянные сандалии. Кожа на ее подошвах загрубела, ногти на ногах стали толстыми и обломались.

Волосы торчали на голове буйной жесткой копной, причесывалась она теперь только пальцами. Когда-то ее волосы были цвета яблочного эля, заплетались в толстую шелковистую косу. Теперь, выгорев на солнце, они походили на жухлую осеннюю траву. Брикса больше не гордилась своей наружностью, а только умом и силой, необходимыми, чтобы выжить.

«Теперь, – мельком подумала она, перебираясь от куста к кусту (постоянно настороже, прислушиваясь, приглядываясь, принюхиваясь к угрозам), – куда уместнее было бы называть госпожой Уту». Кошка была крупнее обычных домашних. Очень может быть, что ей и не случалось греться у разведенного человеком огня, что она с рождения дикий зверь. Правда, тогда еще удивительнее представлялась ее холодноватая привязанность к девушке.

Год назад, насколько она могла судить без календаря, Брикса очнулась от весьма беспокойного сна и увидела у своего костра Уту. Кошачьи глаза отражали пламя, как зависшие в воздухе медные монеты. Брикса на ту ночь укрылась в заросших мхом развалинах здания, оставшегося от Древних. Она уже убедилась, что бродяги, которых она числила врагами, чурались подобных мест. А она не находила в них ничего дурного – просто стены, постепенно уходившие в землю.

При первой встрече она отнеслась к Уте с опаской. Но в кошке не было ничего особенного, кроме этого немигающего, взвешивающего и оценивающего взгляда. Мех у нее был чисто-серый, на голове темнее, на лапах и хвосте – с голубоватым блеском, особенно когда его трогало солнце. И мех этот был густым и мягким, как роскошные ткани, доставлявшиеся заморскими купцами в забытые годы, до того, как Вторжение захватчиков разорвало Долины сверху донизу, с востока на север, вдребезги разбив жизнь, так что у выживших оставалось мало надежды собрать ее заново.

На темной мордочке Уты сияли глаза странного оттенка – они казались то голубыми, то зелеными, а ночью в них всегда горели красные искорки. И глаза эти смотрели очень понимающе. Порой Бриксе становилось неуютно под их взглядом – как тогда, при первой встрече, – словно за щелками зрачков таился разум, равный ее собственному, и с отчужденным спокойствием изучал ее.

Сейчас девушка и кошка пробрались сквозь бурьян, неровной стеной окруживший те развалины, в которых Брикса угадала таверну. Две ее стены устояли, хотя обожженные пожаром раскрошившиеся обломки поднимались не выше плеч Бриксы. В почти доверху засыпанной дыре угадывался погреб, но раскапывать его у нее не хватило духу.

Нет, господский дом обещал больше добычи. Хотя его-то, конечно, мародеры обшарили в первую очередь. Но если пожар разгорелся, не дав им закончить, то…

Брикса вскинула голову. Ноздри раздулись, ловя запах. В глуши она, подобно животным, полагалась на нюх и, не сознавая того, даже не задумываясь о таких вещах, отточила обоняние до остроты, какая ей и не снилась, пока война не превратила девушку в бродягу.

Да! Горит дерево.

Она упала на четвереньки, с осторожностью охотницы проползла вдоль стены, отыскала место, где бурьян рос не так густо. И растянулась ничком, мало-помалу проталкивая вперед копье, чтобы раздвинуть нависающие ветки.

Огонь в это время года, когда не случалось поджигающих лес гроз, мог означать только человека. В этих местах почти наверняка – разбойника. Чтобы прежние жители этих мест вернулись в надежде что-то спасти… Обдумав такую вероятность, она не отбросила и ее.

Но даже вернувшиеся в деревню люди Долин могли оказаться врагами. Стоит им на нее взглянуть – начнется охота. Одетая в лохмотья, Брикса с виду ничем не отличалась от разоривших эти места разбойников. Ее запросто могли принять за лазутчицу разбойничьей шайки.

Вглядываясь в открывшуюся ей картину, Брикса не сумела обнаружить никаких признаков лагеря. Дом, решила она, не в том состоянии, чтобы защитить от непогоды. А вот башня уцелела, и, хотя ставни окон давно разбиты бурями, в остальном она выглядела не слишком изуродованной.

Значит, если там кто-то есть, они в башне. Едва она успела об этом подумать, как из дверей кто-то вышел на открытое место. Брикса замерла.

Мальчишка – судя по росту, – такой же нечесаный, как она сама. А вот одежда на нем целая и довольно чистая. Темно-зеленые штанины заправлены в сапоги, на кожаный дублет нашиты металлические колечки, они же защищают рукава до запястий. В ножнах на поясе виднелась простая рукоять меча.

Мальчик, которого она разглядывала, откинул голову и свистнул сквозь пальцы. Ута шевельнулась и, не успела Брикса ее перехватить, выскочила из укрытия, стрелой мелькнула по двору, держа хвост трубой. Но на призыв отозвалась не она одна. Из-за башни рысцой выбежал конь, склонив голову, ткнулся лбом в грудь мальчику, а тот принялся ласково теребить его челку.

Ута, оказавшись на виду, села, обвив лапы хвостом и, Брикса в этом не сомневалась, меряя мальчика тем же изучающим взглядом, какой временами уделяла и ей. Девушку такая измена спутницы невольно разозлила. Ута сопровождала ее так давно, что она привыкла относиться к кошке как к подруге-человеку. А теперь эта подруга выскочила у нее прямо из рук, чтобы навестить незнакомца.

Брикса недовольно нахмурила брови. Ей здесь ждать нечего – никакой надежды отыскать что-нибудь полезное. Если что и оставалось, эти пришельцы наверняка все подобрали. Лучше поскорее ускользнуть, предоставив Уту своей судьбе. Что ни говори, кошка, похоже, сама решила изменить дружбе.

Мальчик заметил Уту. Отстранив коня, он опустился на колено, протянул к ней руку.

– Красавица… – У него был выговор верхних долин, а голос ошеломил подслушивавшую девушку. Она так давно не слышала чужих голосов… – Иди сюда, красавица…

– Джартар? – Она увидела, как напрягся мальчик, оглядываясь на дверь башни. – Джартар… – Второй голос был ниже, и в нем звучало что-то…

Брикса, примостив подбородок на локоть, дышала легко и тихо.

Двое – самое малое. Пока что лучше не шевелиться, хотя она была почти уверена, что приобретенное по необходимости умение таиться позволит ей отступить незаметно.

Мальчик выпрямился и вернулся в башню. Лошадь, потряхивая головой, побрела по булыжнику двора, высматривая пучок травы погуще. А вот Ута направилась в проем с сорванной дверью.

Бриксе стало жарко от злости. У них тут столько всего – одежда, меч, лошадь, – а у нее только Ута. А теперь она, похоже, и кошки лишится. Самое время было уходить. Но девушка не спешила отползти назад.

Она очень долго была одна. Знала, что безопасно только в одиночестве, и все же ее тревожили воспоминания. Она не без тоски вглядывалась в дверной проем башни. Мальчишка выглядел неопасным. При нем меч – но кто в этих местах ходит без оружия? В последнее время здесь нет закона, владетели Долин больше не защищают людей. Каждый полагается на силу своих рук, на свои ловкость и умение. Правда, голос, донесшийся из башни, был мужским, но может быть, там всего один взрослый мужчина?

Осторожность требовала немедленно ползти назад. Но голод духа был не слабее тоски изголодавшегося тела. Ей хотелось услышать голоса, увидеть кого-нибудь – Брикса до этой минуты не сознавала, как сильно в ней это желание.

«Глупо!» – сурово сказала она себе. И все же минуту за минутой уступала этой глупости. И в какую-то из этих минут оказалось, что отступать поздно.

Движение в глубине проема. Ута, уже подобравшаяся к самым дверям, грациозным прыжком отскочила и села на булыжники, снова обернув хвостом лапы. Из башни вышел мальчик, но на этот раз он, поддерживая, вел с собой взрослого мужчину.

Высокий мужчина – во всяком случае, таким он казался рядом с мальчишкой – шел, странно пошатываясь, повесив голову, уставившись в землю. Руки болтались как привязанные, и, хотя мужчина, как и мальчик, был одет в кольчугу (настоящую, а не самоделку из нашитых на кожу колечек), на поясе у него не было меча. Мужчина был широк в плечах, тонок в талии и в бедрах. Волосы его, остриженные довольно давно, курчавились за ушами и, зачесанные от загорелого лба, спадали на шею. Волосы были темными, и брови тоже. Что-то в его внешности тревожно зацепило память Бриксы. Когда-то, очень давно, она видела этого человека.

Что-то о нем говорили… Она – впервые за много месяцев – сознательно разворошила воспоминания, которые так старалась заглушить. Да! О том человеке – он был владетелем с запада и в единственный проведенный в замке вечер сидел за столом высоко, по правую руку от ее отца, – шептались, что он… полукровка! Заржавевшая память выдала нужное слово – он был из тех, на кого в Долинах косились, но старались не раздражать, из тех, чьи отцы брали жен из странного народа – из Древней расы, в большинстве своем давно покинувшей Высший Холлак, растворившейся на севере и на западе, куда разумный человек не сунется. О полукровках всегда шептались – они владели понятными им одним Силами. Однако отец Бриксы встретил того человека как друга и, казалось, был польщен тем, что тот остался под их крышей.

Сейчас она находила отличия между образом в ее затуманенной памяти и этим человеком, вышедшим из полуразрушенной башни. Этот, отойдя несколько шагов от двери, не поднял голову, чтобы осмотреться, а встал как вкопанный, по-прежнему таращась в булыжник мостовой на удивление пустыми глазами. Безбородое лицо (может быть, это тоже был признак его происхождения) странно обмякло, рот безвольно приоткрыт, хотя подбородок выглядит волевым. Если бы не это пустое, невыразительное лицо, мужчина был бы хорош собой.

Мальчик, держа его под руку, потянул вперед, и мужчина равнодушно подчинился, так и не подняв глаз. Спутник, подведя его к груде камней, бережно усадил.

– Сегодня хорошее утро. – Бриксе показалось, что мальчик говорит неестественно быстро и громко. – Мы дома, в Иггарсдейле, мой господин. Правда, в Иггарсдейле… – Мальчик огляделся, словно искал помощи.

– Джартар, – подал голос мужчина. Он поднял голову, но смотрел все так же тускло, только губы шевельнулись. – Джартар…

– Джартар… ушел, мой господин. – Мальчик взял мужчину за подбородок, постарался заглянуть в его пустые глаза. Мужчина не сопротивлялся, но и перемены в его мертвенном взгляде Брикса не заметила. – Мы дома, господин!

Мальчик взял взрослого за плечо, встряхнул.

Тот покорно качнулся, уступая силе. Но мужчина по-прежнему не замечал ни мальчика, ни его слов, ни места, где сидел. Его юный спутник со вздохом отступил и снова обвел двор глазами, словно надеясь, что кто-то придет на помощь, разрушит наложенные на господина чары.

Потом он опустился на колени, прижал к своей груди руку мужчины:

– Господин… – Бриксе подумалось, что ему нелегко дался этот ровный тон. – Мы в Иггарсдейле. – Он медленно, отчетливо выговаривал слова, словно собеседник был глуховат, но внятную речь мог расслышать. – Ты в своих владениях, господин. Ты у себя дома.

Ута встала, потянулась и легко перебежала двор. Приблизившись к мужчине, она поставила передние лапы на его правое колено и снизу вверх заглянула в лицо.

И впервые в этом лице, лишенном выражения и признаков разума, что-то дрогнуло. Мужчина медленно повернул голову. Казалось, что-то мешает его движению. Однако на кошку он не смотрел. Удивление мальчика перешло в жадную сосредоточенность, напряженный взгляд охватил разом и кошку, и человека.

Губы его господина шевельнулись. Казалось, он хочет и не может выдавить слова. Это продолжалось долгое мгновение. А потом призрак понимания – если это было понимание – растаял. Лицо снова стало пустым, отражая пустоту внутри – руины разума, как те руины, что мальчик назвал своим домом.

Ута убрала лапы с колена мужчины и, заметив пролетавшую бабочку, с редкой для нее игривостью погналась за ней. Мальчик выпустил руку взрослого, бросился за кошкой, но та ловко уклонилась от его протянутых рук и скрылась между камнями.

– Киска… кис!

Он обежал груду камней, высматривая и окликая кошку с таким жаром, словно ничего важней для него на свете не было.

Брикса усмехнулась. Она могла бы подсказать ему, что старания напрасны. Ута гуляет сама по себе. Должно быть, люди в башне показались ей любопытны. А теперь она утолила любопытство, и больше они ее не увидят.

– Кис-кис! – Мальчик ударил кулаком по обвалившемуся гребню стены. – Кисонька! Я… он меня понимал… минуту, но… клянусь клыками Окстора, понимал! – Мальчик запрокинул голову и выкрикнул последние слова небу как боевой клич. – Киса! Он понимал… вернись… Ты должна вернуться!

В его крике была настойчивость Мудрой, взывающей к одной из Сил, но призыв остался без ответа. Брикса поняла мальчика. Видно, для него много значило, что спутник хоть самую малость заинтересовался любопытной кошкой. Быть может, такое случилось впервые с тех пор, как рана или болезнь погрузили мужчину в это сумрачное состояние. И мальчик увидел в Уте надежду.

Брикса шевельнулась. Мальчишка был так поглощен своими страхами и надеждами, что сейчас она, пожалуй, могла бы встать на ноги и уйти, не скрываясь, – он бы все равно не заметил.

А уходить пора было – одно только любопытство, сродни любопытству Уты, удерживало ее на месте. Впрочем, она уже не так опасалась этих двоих – не видела в них непосредственной угрозы.

– Кис-кис, – уже безнадежно звал мальчик.

Мужчина чуть шевельнулся и, когда мальчик обернулся к нему, поднял голову. Мертвое лицо не изменилось, но из уст мощно, как голос певца на осеннем пиру, полилась песня.

 
В своей гордыне Элдор вечной власти возжелал,
Из темноты он Силу Тени на помощь себе призвал.
Но разум Зарстору стал мечом, а воля стала щитом.
Весь сердца жар вложил он в обет не сдаться пред врагом.
Звезда Проклятия взошла, мрачны ее лучи.
И земли Зарстора пусты, владетель их забыт.
В гордыне Элдор честь забыл, его победа темна.
Лишь смерть и Пустыня награда ему, пока у власти Тьма.
Но сдвинутся звезды на небесах, и срок придет опять
Силу Проклятия Зарстора заново испытать.
 

Грубые стихи хромали, как вирши безграмотных земледельцев, и все же от этой песни Бриксу пробрала дрожь. Она впервые слышала о Проклятии Зарстора. Впрочем, в каждой долине свои сказки и легенды. Не всякая выходит за пределы одной долины. Мальчик замер. Отчаяние сменилось в нем жаркой надеждой.

– Господин мой! Марбон!

Но его восторженный вопль оказал обратное действие. Мужчина снова понурился. Его лицо ничего не выражало. Только руки теперь беспокойно двигались, перебирая колечки кольчуги.

– Марбон, мой господин! – повторил мальчик.

Тот чуть повернул голову, словно прислушивался.

– Джартар?

– Нет! – Мальчик стиснул кулаки. – Джартар умер! Уже двенадцатый месяц, как умер и истлел! Он мертв, мертв, слышишь ты меня? Умер!

Последнее слово отозвалось в руинах тусклым эхом.