Текст книги "Изумрудный сад"

Кентон угрюмо кивнул:

– Все равно я не могу позволить, чтобы его ревность и слабость навредили другим.

– Да, сэр.

– Свяжись с Хендриком, – велел герцог с печальной решимостью. – Немедленно вызови его в Колвертон. Можешь сообщить ему, что мне нужно изменить завещание. Исполни безотлагательно.

– Слушаюсь, ваша светлость. – Повернувшись, Бентли направился выполнять распоряжение.

– Бентли!

Дворецкий замер на полдороге:

– Да, сэр?

– Никому ни слова. Даже Памеле.

Обиженно фыркнув, Бентли продолжил свой путь:

– Само собой разумеется, ваша светлость.

На следующий вечер, переступив порог Колвертона, Памела услышала тихие мужские голоса. Она не очень обрадовалась, потому что была совершенно без сил. После дух дней работы в саду ей меньше всего хотелось развлекать гостей.

– Добрый вечер, ваша светлость, – с поклоном произнес, Бентли и принял ее накидку.

– Добрый вечер, Бентли. Это голос Кентона я слышу?

– Да, мадам. У герцога и мистера Хендрика деловой разговор.

– А я не знала, что Эллард собирался сегодня приехать. Загляну к ним поздороваться. Бентли откашлялся.

– Его светлость и мистер Хендрик закрылись в библиотеке несколько часов назад. Видимо, их беседа носит серьезный характер. Скорее всего лучше отложить приветствие на более позднее время.

Памела прищурилась:

– Ты хочешь сказать, что мое присутствие там нежелательно?

Тут дверь в библиотеку открылась и послышался голос Кентона:

– Спасибо, что так быстро приехал, Хендрик.

– Не стоит меня благодарить, – ответил Эллард Хендрик, выходя в холл вслед за Кентоном. – Когда я вчера прочитал твое послание, то сразу понял, насколько серьезна ситуация. Поэтому я приказал своему клерку отменить все встречи, чтобы можно было провести весь день в Колвертоне. Я рад, что мы сумели завершить это дело – теперь у тебя на душе будет спокойнее.

Держа папку под мышкой, Хендрик направился к выходу. На полпути он увидел Памелу и поспешно прекратил все разговоры о деле.

– Памела, как чудесно тебя видеть, – объявил он и наклонился, чтобы поцеловать ей руку. – Какой приятный сюрприз! Кентон не сказал, что ты так рано вернешься.

– Как не сказал и о твоем визите. – Памела бросила на мужа любопытный взгляд. – Знай я, что ты приедешь, я бы постаралась быть дома.

– Хендрик приехал довольно неожиданно, – вступил в разговор Кентон. – Нам нужно было обсудить кое-какие важные дела.

– Бентли так и объяснил. – Последовал еще один любопытный взгляд, на этот раз брошенный в сторону дворецкого, стоявшего с каменным лицом. – Как бы там ни было, ты не хочешь остаться на ужин, Эллард?

– Очень бы хотелось, – Хендрик провел рукой по седой голове, – но, к сожалению, мне нужно быть в Лондоне сегодня вечером. Поэтому пора в путь. – Он вежливо улыбнулся. – Как-нибудь в другой раз.

– Конечно.

Обернувшись к Кентону, Хендрик пробормотал:

– Как только доберусь до своей конторы, сразу же поменяю документы.

Кентон пригнул голову и жарко зашептал:

– Я тем временем дознаюсь до самой сути. Мне нужны все факты, Хендрик, – все до единого.

– Я понял. – Адвокат откашлялся и снова заговорил обычным тоном: – Доброй ночи, Кентон, Памела.

Памела терпеливо ждала до тех пор, пока Бентли не вышел проводить Хендрика до кареты. Оставшись с мужем вдвоем, она тут же обратила на него изумленный взгляд:

– Что за срочное и секретное дело у тебя с Эллардом?

– С чего ты взяла, что оно секретное? – Кентон выглядел бледным и измученным, словно только что вернулся после битвы.

– Потому что Бентли не позволил мне даже приблизиться к библиотеке. – Памела нежно погладила ладонями крепкие плечи мужа, чувствуя, как он измотан. – Это Дезмонд, да?

Кентон устало кивнул, морщины вокруг глаз свидетельствовали о мучительной бессоннице.

– Ты не хочешь рассказать мне, в чем дело?

– Ты тут ни при чем, Памела. Это должно остаться между мной и сыном. – И словно для того, чтобы смягчить резкость своего ответа, Кентон поймал руку жены и поднес ее ладонь к губам. – Я сам справлюсь, – тихо добавил он.

– Понятно. – Памела нежно провела пальцами по подбородку мужа, как будто это могло избавить его от боли. – Я не хотела вмешиваться. – Она вздохнула, опустив взгляд. – Бог свидетель, я сознаю, что Дезмонд твой сын, а не мой, он потратил годы, напоминая мне об этом ежечасно. По правде говоря, я перестала пытаться изменить то, что не поддается изменению. Но ты меня волнуешь – мне невыносимо видеть, как ты страдаешь. То, что произошло между тобой и Дезмондом вчера, разрывает тебе сердце. Могу ли я что-нибудь сделать?

– Нет, не сейчас. Может быть, позже. – Он сжал ее руку. – Завтра Гаррети, мой агент, прибудет в Колвертон и, надеюсь, привезет недостающие факты, необходимые, чтобы покончить с этим грязным делом раз и навсегда. Если его постигла неудача, я возьму все в собственные руки.

Памела побледнела.

– Кентон, ты меня пугаешь. Это не опасно?

– Опасно? – Кентон покачал головой. – У меня нет причин так думать.

На следующий день у него появились такие причины. Сидя у себя в кабинете, Кентон рассматривал короткую записку, доставленную лакеем несколько минут назад. Он прочел ее уже раз десять, чувствуя, как по спине бегают мурашки.

«Ты суешься не в свое дело. Будешь продолжать – умрешь, а Дезмонд расплатится».

Кентон уронил голову на руки и крепко зажмурился, пытаясь придумать, как ему доискаться до правды и при этом защитить тех, кого он любит. Он долго так сидел, размышляя, что предпринять.

Наконец он взял в руки перо.

– Дорогой, в чем дело? – Памела оторвала взгляд от туалетного столика и увидела, что муж прислонился к косяку двери, соединявшей их комнаты, и смотрит на нее с печальной задумчивостью. – Кентон, – она так резко встала, что пеньюар закрутился вокруг ног, – что-нибудь случилось?

– Ничего. – Он улыбнулся и прошел в спальню, чтобы обнять жену. – Я просто думал, как сильно я тебя люблю. Она прижалась щекой к его шелковому халату.

– Об этом можешь думать, сколько угодно.

– Памела, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. Отстранившись, она встревожено посмотрела на него:

– Наверное, что-то страшное.

– Не страшное. Но очень важное. – Он вынул из кармана халата запечатанный конверт и ключ. – Я хочу, чтобы ты сохранила это для меня. Спрячь туда, где никто, даже твоя горничная, не сможет их найти.

Памела удивленно рассмотрела оба предмета.

– Письмо для Квентина? – спросила она, прочитав на конверте имя сына.

– Да. Вручи сразу по его возвращении. До тех пор я хочу быть уверен, что никто не ознакомится с содержанием письма.

– Хорошо. – Памела нахмурилась. – Но почему бы тебе самому не вручить письмо? Война с Францией окончена, Квентин должен появиться дома со дня на день.

– Даже если это так, меня… может не быть, когда он прибудет в Колвертон.

– А где же ты будешь?

– Дорогая, – Кентон мягко приподнял подбородок жены, – прошу тебя, не задавай больше никаких вопросов. Просто обещай, что Квентин обязательно получит эту записку.

– Обещаю.

– Вместе с ключом.

– Хорошо, – кивнула Памела, переведя взгляд на ключ в руке. – Да он же от твоей шкатулки, той, что составляет пару с моей.

– Да. И мне очень хочется, чтобы Квентин, прочитав мое послание, точно знал, какого поступка я от него жду.

– Это имеет отношение к Дезмонду, правда?

– Правда.

– Я слышала, мистер Гаррети прибыл сегодня днем. Он доставил тебе сведения, которые ты ждал?

– Пока нет.

Кентон сцепил пальцы. После сегодняшней записки с угрозами он пошел на огромный риск, приказав своему агенту усилить поиски. Но с другой стороны, если бы преступный план старшего сына осуществился, это могло бы иметь пагубные последствия не только для самого Дезмонда, но и для всей семьи. Поэтому, несмотря на все разочарования, Кентон видел свой первейший долг в том, чтобы защитить свой дом и его обитателей.

– В чем бы ни был замешан Дезмонд, тебе нужны детали, – пробормотала Памела, словно прочитав мысли Кентона.

– Да. Я должен все узнать… ради нас самих. Памела кивнула, сжав в руке письмо и ключ:

– Я не стану тебя больше расспрашивать – ни о твоих неприятностях, ни о причинах, по каким ты не хочешь разделить их со мной. Что касается Квентина, ты прав, что решил довериться ему. Конечно, они очень разные, к тому же Дезмонд выдумал какое-то несуществующее соперничество, но Квентин любит своего брата. Он поступит как надо.

Печаль в голосе любимой жены больно кольнула Кентона:

– Дорогая, причина не в том, что я тебе не доверяю – я бы доверил тебе свою жизнь. Но если случится конфликт… – Он подыскивал слова помягче, чтобы не вызвать ее тревогу. – Я не хочу, чтобы ты была в этом замешана. – «Или рисковала», – добавил он про себя.

– Хорошо, Кентон. Я всегда уважала твои решения. – Она прошла по комнате, открыла бюро и достала сделанную на заказ шкатулку – точную копию шкатулки мужа. – Место для твоего ключа только здесь, в моей шкатулке, – сказала она, ощупывая заднюю панель деревянной коробки, где в специальном желобке был спрятан ключ. Улыбнувшись, она извлекла свой ключ, открыла шкатулку и спрятала обе вещи, переданные Кентоном, под ожерелье с изумрудами и бриллиантами. – К тому же это идеальный тайник. Я храню здесь свои драгоценности, поэтому никто, кроме меня, не дотрагивается до шкатулки. И ни одна живая душа, если не считать Бранди, не знает, где спрятан ключ. – Памела обреченно вздохнула. – Я предложила Бранди пользоваться моими украшениями, надеясь, что перспектива покрасоваться в них заставит ее чаще бывать на балах, которые она так ненавидит. К сожалению, мой план полностью провалился. – Опустив крышку шкатулки, Памела тщательно заперла ее и спрятала ключ в желобке. – Как бы там ни было, здесь все будет в полной сохранности. – Она аккуратно вернула шкатулку на свое место в бюро, затем обернулась к мужу. – А теперь?

– А теперь будем ждать.

Две недели спустя Кентон с решительным видом вошел в гостиную жены.

– Памела, я уезжаю в Лондон.

Она медленно отложила пяльцы, встретив напряженный взгляд мужа.

– Ты что-то узнал.

– Да. Я только что отправил послание, которое, надеюсь, предупредит беду. А пока я получил записку от Гаррети. Сегодня днем у меня с ним назначена встреча. Ардсли поедет со мной.

– Ардсли? Зачем?

– Затем, что я попросил его об этом. Дело касается и его тоже.

Памела поднялась с места.

– Тогда почему он не участвовал в твоем разговоре с Эллардом?

– Потому что Ардсли не знал о своей причастности. И сейчас не знает. Фактически ему известно даже меньше, чем тебе. – Кентон решительно выпятил подбородок. – Теперь мне предстоит посвятить его в кое-какие детали – для его же пользы. В конце концов, он мой старейший и ближайший друг.

– Довольно. – Памела проявила непривычное для нее упрямство. – Я еду с тобой.

Не успела она договорить, а Кентон уже затряс головой:

– Нет.

– Прошу тебя, Кентон, не отказывай мне, – тихо взмолилась жена. – Что бы это ни было, я ведь не настолько глупа, чтобы не понять, как это серьезно. Я не собираюсь ни во что вмешиваться. Но я хочу быть рядом с тобой, помочь, если смогу.

– Мне и Ардсли нужно поговорить с Гаррети без посторонних. Наша встреча должна оставаться в тайне, по крайней мере сейчас.

– Прекрасно. Пока вы будете беседовать с мистером Гаррети, я сделаю покупки. Я хоть проедусь с тобой в карете до Лондона и обратно. А если ты задержишься, мы сможем остановиться на ночь в городской гостинице.

Кентон чуть смягчился:

– Разве ты не предпочла бы провести день в Изумрудном домике вместе с Бранди?

– Нет. – Памела покачала головой. – Бранди всю неделю помогает Герберту переделывать альпийскую горку. Она даже не заметит моего отсутствия. Кроме того, я предпочитаю быть рядом с мужем.

Кентон улыбнулся:

– Я польщен. Мне казалось, твой сад для тебя самое дорогое.

Она вернула ему улыбку:

– Почти самое дорогое. Кентон понял, что сдается.

– Сколько времени тебе понадобится на сборы?

– Самое большее полчаса. – Памела ждала, с любовью и мольбой глядя на мужа.

– Ладно, – вздохнул он, поднеся к губам ее руку. – Ты меня убедила. – Однако его кольнуло новое сомнение. – А как же Бранди? Ты думаешь, с ней будет все в порядке, когда она останется одна?

– Она не будет одна. За ней ухаживают три команды слуг: в Таунзбурне, в Изумрудном домике и здесь. Кроме того… – в глазах Памелы сверкнул пророческий блеск, – в Бранди сейчас пробуждается что-то очень важное. Мне кажется, ей пойдет на пользу побыть одной.

Кентон вопросительно приподнял брови:

– Что же такое пробуждается в нашей Бранди?

– Она сама. Ее будущее. Каким оно станет, когда вернется Квентин.

– Когда вернется Квентин? – ничего не понимая, повторил Кентон.

– Ей, бедняжке, не хватает его. Ты не можешь не помнить, что Бранди оживляется только в присутствии нашего сына.

– Да, они всегда хорошо понимали друг друга, – согласился Кентон. – Но я не понимаю, какое это имеет отношение к…

– Прямое, Кентон. Ты, должно быть, заметил, как она померкла после его отъезда, не говоря уже о том, как ей ненавистны ее первые три сезона.

– И ты полагаешь, что возвращение Квентина поднимет ей настроение?

– А ты разве сомневаешься? Если кто и может повлиять на нее, то это он.

– Они не виделись четыре года, Памела. Бранди была ребенком, когда Квентин уехал на войну.

– Разве? – Памела рассмеялась. – Я так не думаю. – Она с любовью сжала локоть мужа. – Пойду-ка я лучше собирать вещи.

Кентон взглянул на часы и кивнул:

– Ардсли приедет с минуты на минуту.

– Пусть Бентли принесет ему выпить. Я скоро буду готова.

Кентона охватило странное чувство тревоги.

– Памела… – Он невольно протянул руку, как бы защищая ее, но от чего – сам не знал. – Может, будет лучше, если ты останешься в Колвертоне?

– Нет. – Памела обхватила его руку ладонями. – Будет лучше, если я поеду с тобой. Видишь ли, дорогой, я только недавно объясняла Бранди, что люблю тебя. И что бы ни уготовила нам судьба, мы встретим это вместе.

Тревога покинула Кентона так же быстро, как пришла, уничтоженная железной волей рока.

Через сорок минут внушительная карета, украшенная семейным гербом Стилов, свернула с извилистой аллеи перед Колвертонским замком и исчезла в густом лесу, окружавшем поместье.

И только один человек, наблюдавший за каретой из тенистых зарослей возле дороги, знал, что герцог и герцогиня Колвертон, а также виконт Денерли никогда не приедут в Лондон.

Глава 2

Квентин замер у заросшего травой входа на тихое и пустынное Колвертонское кладбище. Дождь безжалостно хлестал по лицу, но он едва замечал это. Все его мысли занимало только одно – через секунду он предстанет перед неизбежностью. Неизбежностью, с которой так и не смирился.

Родители ушли из жизни.

Он медленно двинулся вперед, пружиня на влажной почве, ноги сами несли его. Шагов через пятьдесят он заметил блестящую головку, склоненную точно так же, как в день его отъезда. Перед могилой Кентона и Памелы, закрыв лицо руками, преклонила колени девушка, она сотрясалась от рыданий под непрерывным дождем.

Должно быть, она услышала его приближение, потому что вся напряглась и резко обернулась на звук шагов незваного пришельца, потревожившего ее боль.

– Квентин…

Она вскочила, порывисто шагнула к нему, затем остановилась. По ее красивому лицу было видно, что в ней борются противоположные чувства – радость от встречи с ним, неуверенность в том, как вести себя, мучительная догадка, почему он вернулся. Квентин сразу понял, откуда такая нерешительность: как ей приветствовать его после четырех лет разлуки – с подобающей церемонностью или былой импульсивной живостью?

Протянув руку, он решил эту проблему за нее:

– Привет, солнышко.

– Слава Богу, ты дома. – Она пролетела оставшееся между ними расстояние и, схватив его руку, посмотрела ему в лицо потерянным, загнанным взглядом темных глаз. – Их больше нет, Квентин.

Ни секунды не колеблясь, Квентин обнял Бранди и прижал к себе, чтобы не только утешить ее, но и самому успокоиться.

– Я знаю, дорогая, – произнес он и почувствовал, как худенькое тельце начало сотрясаться от подавляемых рыданий.

– Их карету вынесло с дороги… на резком повороте возле Оксфорда… По словам семейной пары, которая их нашла, они умерли мгновенно… – поведала Бранди, уткнувшись в военный мундир Квентина и всхлипывая.

– В письме мне сообщили только, что произошла дорожная катастрофа, – ответил он, оставив многочисленные вопросы на потом, – и что в живых никого не осталось.

– Папа разбился о камни, – продолжала Бранди, отчаянно пытаясь взять себя в руки, – а Памела и Кентон были раздавлены каретой. Дезмонд старался не посвящать меня в подробности. Но мне не нужна была такая защита. Я хотела понять. И все же никак не могу свыкнуться с тем, что никогда больше их не увижу. Квентин, я знаю, грешно думать в такой момент о себе, но мне так невыносимо одиноко.

– Ты не одна. – Сцепив зубы, Квентин искал в себе силы, чтобы успокоить ее. – Я здесь.

– Слава Богу, – вновь прошептала она, так и не оторвавшись от его мундира.

– Когда я узнал обо всем, то бросился на первый же корабль, отплывавший в Англию. – Он проглотил ком в горле. – Но на похороны не успел.

Услышав муку в его голосе, Бранди подняла голову.

– Не важно. Церковь была так переполнена, что ты все равно не сумел бы как следует попрощаться. А вот сейчас можно. – Она беспомощно показала на могильный холм. – Я только что положила на могилу свежие цветы. Герань. Любимые цветы Памелы. Я вчера сорвала их в Изумрудном саду. Они очень красивые. Такие красивые, что, покидая сегодня утром Таунзбурн, я положила несколько штук на могилу папы. – У нее задрожали губы. – И на мамину тоже. Знаешь, о чем я подумала?

– Нет, – тихо ответил Квентин. – О чем же ты подумала?

– Что папа наконец нашел свое счастье. После двадцати лет он и мама снова вместе.

Квентин задумчиво отвел со лба Бранди мокрые пряди волос.

– Чудесная мысль. И очень точная. После смерти твоей матери Ардсли не было ни до кого дела. Кроме тебя. – Он ласково провел пальцами по щеке девушки. – Мне не нужно напоминать, как твой отец обожал тебя. И не выносил, когда ты грустила. – Квентин едва заметно улыбнулся, затосковав по прошлому. – Я до сих пор помню, как он вышел из себя, когда Посейдон впервые сбросил тебя на землю.

– Он ужасно расстроился, – согласилась Бранди сдавленным шепотом.

– Расстроился? Да мне просто повезло, что он в ту же секунду не пристрелил моего коня. А ведь ты даже не ушиблась.

– Зато моя гордость разбилась вдребезги, – возразила Бранди, чуть оживившись. – Папа знал, как я ненавижу поражения.

– Да, так было всегда, даже в восьмилетнем возрасте.

– Ты прав, – усмехнулась Бранди.

– Солнышко, – посерьезнел Квентин, рывком приподняв голову Бранди, – Ардсли не понравилось бы, что ты так горюешь.

Девушка кивнула.

– Я знаю. – Подавив вздох, она принялась внимательно рассматривать лицо Квентина, словно не разглядела его как следует в первую же минуту, как увидела. – Этих морщинок прежде не было, – пробормотала она, проводя пальцами по уголкам его неотразимых карих глаз. – И этого тоже. – Ее пальцы скользнули наверх и пробежали по влажным темным волосам, замерев на прядях, посеребренных сединой.

На его лице появилось на миг странное выражение, потом он печально улыбнулся:

– Ты, наверное, забыла: прошло четыре года. Мне уже за тридцать.

– Нет. – Бранди покачала головой. – Возраст здесь ни при чем. Это все переживания. – Опустив руки, она спрятала их в складках плаща. – Как ты все выдержал? Каждый день смотрел смерти в лицо, видел, как другие умирают. Я вот даже не могу выдержать трех потерь.

– Ты несправедлива к себе, солнышко. Ведь ушли из жизни не просто трое твоих знакомых. Они были твоей семьей.

– Да. – Глаза девушки вновь наполнились слезами. – Были.

– А ты тоже изменилась, – поспешно добавил он, невольно высказав вслух то, что первое пришло на ум, лишь бы отвлечь ее.

Хитрость удалась.

– Разве? – спросила она скорее с любопытством, чем с удовольствием. – Как?

– Ты выросла. – Произнося эти слова, он сам понял, что они как нельзя лучше отражают истину. Когда он уезжал, она была живым хитрым бесенком, обещавшим превратиться в очаровательную красавицу, чего, однако, она сама не сознавала. Сейчас она расцвела. Красота тонких черт лица, не измазанного больше грязью, подчеркивалась бездонными темными глазами и роскошным облаком светло-каштановых волос. – И стала красивой молодой женщиной, – вслух заключил он.

– Возможно. – Она вздохнула. – Но, как я и предполагала, мне ненавистна каждая минута моей взрослой жизни. У Квентина вырвался неожиданный смешок.

– Как же я по тебе соскучился, солнышко. – Он удивленно покачал головой. – Никто, кроме тебя, не смог бы заставить меня улыбнуться в такую минуту.

– Я чувствую то же самое. – Ее взгляд скользнул по мундиру, теперь уже основательно промокшему. – Ты весь вымок, – пробормотала она, стряхивая капли дождя с его рукава. – Если еще дольше тут задержишься, то сляжешь с простудой.

– Не беспокойся. – Он бросил печальный взгляд за плечо Бранди. – Мне нужно немного побыть с ними наедине. Она кивнула.

– Мне уехать в Таунзбурн?

– Нет. – Он закашлялся. – То есть…

– Я подожду тебя в гостиной, – мягко ответила она, сразу все поняв. – Кроме того, я уверена, Дезмонду не терпится увидеть тебя.

– С ним все в порядке?

– Учитывая обстоятельства, он держится великолепно. По правде говоря, мне кажется, без него я не смогла бы пережить прошлую неделю. Он был просто воплощением силы, тогда как я висела на краю пропасти. Я чувствую, что ужасно виновата – не только потому, что взвалила на его плечи такую тяжелую ношу, но и потому, что он потратил на меня уйму времени, пытаясь умерить мою душевную боль. У него очень много забот, а с завтрашнего дня еще прибавится.

– Почему с завтрашнего?

– В два часа в конторе мистера Хендрика будут зачитаны завещания. Насколько я поняла, это простая формальность, но, как только Дезмонда официально объявят герцогом Колвертоном, могу представить, сколько у него появится новых обязанностей.

– Да, – тихо произнес Квентин, вглядываясь в лицо Бранди. – Так и будет.

Дождь усиливался. Крупные капли превращались в тяжелые непрерывные струи.

– Иди же, – велела Бранди, поплотнее запахивая плащ. – Навести родителей. Я скажу Дезмонду, что ты вернулся.

Она поймала руку Квентина и пожала ее крепко и сочувственно, затем, подхватив юбки, стрелой помчалась к замку. Квентин, улыбнувшись, как улыбаются при встрече со старым знакомым, наблюдал за этой пробежкой, немыслимой для настоящей леди, и странным образом находил утешение в том, что хоть какие-то вещи остаются неизменными.

Затем улыбка Квентина померкла, и он повернулся, чтобы пройти ожидавшее его тяжкое испытание.

– Ты отлично выглядишь, Квентин, – произнес с дивана Дезмонд. Он отставил чашку с кофе и откинулся на подушки, изучая внимательным взглядом сводного брата. – Чуть похудел, но и только.

– Беру пример с тебя. – Квентин не менее внимательно разглядывал Дезмонда.

Его брат в тридцать семь выглядел как двадцатилетний юноша – высокий, мускулистый, с темной шевелюрой, не тронутой сединой, и пронзительным взглядом черных глаз, вокруг которых не видно ни одной морщинки. Время действительно было к нему благосклонно.

Квентин заерзал на стуле с высокой прямой спинкой и отхлебнул черного кофе, мысленно удивившись, почему в родном доме он чувствует себя как чужой.

В гостиной нависла долгая тишина.

– Известие о смерти отца и Памелы, должно быть, явилось для тебя огромным потрясением, – наконец произнес Дезмонд.

– Для всех нас, – поправил его Квентин. – Да, конечно, так и было. По правде говоря, мне до сих пор не верится, что все это происходит не во сне.

– Я каждый день просыпаюсь и думаю, что увижу папу за завтраком, – пробормотала Бранди, которая сидела в кресле, завернувшись в одеяло.

– Но тебе ведь уже лучше, малышка, – тут же покровительственно заметил Дезмонд. Он наклонился вперед и положил ладонь на руку Бранди. – Каждый день ты понемножку приходишь в себя.

– Наверное, так. И все же… – Ее голос и взгляд померкли.

– Вчера мы отлично прокатились в карете по Котсуолду, и я прекрасно помню, что ты улыбнулась до крайней мере два раза.

– Хм? Ах да, прогулка в карете. Это было великолепно, Дезмонд.

Дезмонд сверкнул зубами.

– Еще бы!

– Мастер Квентин, я только что услышал о вашем возвращении в Колвертон. – Бентли, не ожидая приглашения, вошел в гостиную и приблизился к Квентину. – Добро пожаловать домой, сэр… несмотря на трагические обстоятельства вашего приезда. – На лице дворецкого промелькнуло подобие эмоции, но тут же исчезло, уступив место прежнему выражению непроницаемого достоинства. Он прокашлялся, сцепив руки за спиной. – Я приказал распаковать ваши вещи.

– Благодарю тебя, Бентли. – Квентин поднялся со стула и приветливо улыбнулся человеку, который всю жизнь прослужил в Колвертоне и за это время успел превратиться из слуги чуть ли не в члена семьи. – Хорошо вновь оказаться дома. Мне только жаль…

– Мне тоже, сэр.

– Квентин, у тебя усталый вид, – мягко произнесла Бранди. – Ты не хочешь пройти к себе и отдохнуть? Я все равно должна вернуться в Таунзбурн.

В ее взгляде опять появилась загнанность.

– Зачем? – встрепенулся Квентин. – Зачем тебе возвращаться в Таунзбурн?

– Сама не знаю. – У нее был такой же растерянный вид, как несколько лет тому назад, когда он прощался с ней у беседки.

– Тебе разве нужно приглядывать за прислугой? Просматривать счета? Следить за работами в поместье?

– Нет. – Бранди огорошено покачала головой. – Поместьем и всеми делами управляет за меня Дезмонд. Что касается слуг, они не нуждаются в присмотре. Уже много лет они прекрасно справляются со своими обязанностями. – У нее задрожали губы. – По правде говоря, мне кажется, я только путаюсь у них под ногами и пользы от меня никакой. Но у них не хватает смелости отослать меня прочь.

– Тогда, я повторяю, зачем тебе возвращаться в дом, который ничего не может тебе предложить, кроме болезненных воспоминаний? – Квентин вдруг понял, что эти слова относятся не только к Бранди, но и к нему самому. – К тому же ты никогда не питала к этому дому особых симпатий.

– А ведь Квентин прав. – Впервые за десять лет Дезмонд, к всеобщему удивлению, с энтузиазмом поддержал брата. – В такое время тебе следует находиться среди людей, которые любят тебя и могут разделить твое горе. – Он с безграничной нежностью дотронулся до щеки Бранди. – Почему бы тебе не остаться здесь, в Колвертоне?

– В Колвертоне? – прищурившись, переспросил Квентин.

– А где же еще?

Но Бранди уже качала головой.

– Вы оба щедры и великодушны. Бог свидетель, я и так бываю здесь очень часто. Но мне нужно время, чтобы побыть одной, подумать, справиться с собственным горем. Кроме того, не секрет, что к Колвертону я питаю не больше симпатий, чем к Таунзбурну. Мои чувства относятся к людям, которые здесь живут. И которые жили. – Она вздохнула. – Так что, хотя я глубоко вам признательна за приглашение…

– А я имел в виду не Колвертон, – перебил ее Квентин. – Я говорил об Изумрудном домике.

– Изумрудном домике? – взвился Дезмонд. – Чего ради?

– Потому что Бранди провела там свои самые счастливые часы, потому что там у нее будет уединение, в котором она так нуждается, ее любимый сад, да и мы неподалеку.

– Это называется неподалеку? Да от Колвертона до шалаша Памелы целых четыре мили! – От Квентина не ускользнуло то, как язвительно Дезмонд отозвался об Изумрудном домике. – К тому же там никто не живет. О Брандис некому будет позаботиться.

– Я вовсе не хочу, чтобы обо мне заботились, Дезмонд. Мне уже двадцать лет, – напомнила ему Бранди. – Кроме того, я бы не стала утверждать, что в Изумрудном домике никто не живет. Миссис Коллинз управляет домом, словно это огромное поместье, а ее прислуга, хотя и немногочисленная, вышколена, как солдаты в армии. Что касается сада, то Герберт там просто незаменим, он отличный садовник и один из моих самых дорогих друзей. И любит Изумрудный домик так, как если бы был в нем хозяином.

– Брандис, домоправительница и садовник вряд ли помогут тебе прийти в себя.

– Зато Изумрудный домик поможет. – Квентин поймал встревоженный взгляд Бранди. – Думаю, ты там поправишься, солнышко. Раны затянутся, потому что ты будешь чувствовать себя дома.

И снова глаза Бранди затуманились печалью.

– Да, наверное. – Она вопросительно склонила голову. – Как вы думаете, Кентон не стал бы возражать?

– Он был бы польщен. Как и мама. – Квентин едва заметно кивнул. – Мы поедем с тобой в Таунзбурн, и ты соберешь самое необходимое. Остальные вещи доставят завтра. До ночи ты уже будешь устроена.

– Но миссис Коллинз не ждет меня.

– Простите, что вмешиваюсь, мисс Бранди, – заговорил Бентли, – но я с удовольствием отправлюсь вперед, чтобы известить миссис Коллинз о вашем скором приезде. Вам и мастеру Квентину понадобится не менее двух часов, чтобы доехать до Таунзбурна, собрать сумки и прибыть на место. За это время миссис Коллинз успеет не только приготовить комнату и горячий ужин, но и, учитывая ее чувства к вам, вероятно, соберет струнный квартет на лужайке, чтобы поприветствовать вас. – Губы Бентли едва заметно дрогнули.

Квентин хмыкнул.

– Не сомневаюсь. – Он ободряюще посмотрел на Бранди. – Итак, теперь, когда твои сомнения рассеяны, может, отправимся в путь?

Бранди бросила быстрый взгляд на Дезмонда.

– Ты не возражаешь?

Дезмонд заскрежетал зубами.

– Разумеется, нет. Если тебе приятно пожить в домике, значит, так тому и быть. – Он изобразил подобие улыбки. – Я заеду к тебе завтра утром. Мы вместе позавтракаем, прежде чем отправиться в Лондон.

– Ах да… завещания. – Бранди заморгала. – Это будет прекрасно, Дезмонд. Мне понадобится поддержка. Он слегка оживился:

– И ты ее получишь.

– Я успел забыть, как здесь красиво, – пробормотал Квентин, управляя фаэтоном, катившим по вымощенной дороге, которая вела к Изумрудному домику.

– Это маленький кусочек рая, – согласилась Бранди, оглядывая подстриженные лужайки. – А еще это мое маленькое убежище. Спасибо, что предложил мне побыть здесь.

– Я бы предпочел твою улыбку вместо «спасибо». Она повернулась к нему и исполнила его просьбу, вздернув уголки губ.

– Теперь у тебя и то и другое. Остановив лошадей, Квентин спрыгнул на землю и помог спуститься Бранди. Потом он обернулся и устремил взгляд в глубину сада, где виднелась резная беседка, с которой в прошлом было связано столько радости.

– Добро пожаловать домой, Квентин, – тихо произнесла Бранди.

На его скулах заходили желваки.

– Дом, – повторил он глухим голосом. – Не знаю, есть ли теперь у меня дом.

– Он есть у каждого. Просто нужно сначала его найти. – Бранди внимательно наблюдала, как Квентин вновь открывает для себя Изумрудный домик: его острый взгляд то вспыхивал, то угасал при виде знакомых мест. – Одно можно сказать точно, – добавила она, – Колвертон в такой же степени твой дом, как Таунзбурн – мой.