Текст книги "Робинзонада. Все включено"

Забрезжил рассвет. Как всегда, в это время, я выглянул со своего любимого четвертого этажа, из окна в конце коридора, где я всегда курил, пока ни проснется дежурная.

Петух уже прокричал три раза; хозяйки после утреннего подоя выгоняли скотину; председатель выехал на джипе в поля посмотреть, как идет покос; заводской гудок призывал рабочих встать к станку; менеджеры по продажам, оторвав с похмелья ухо от подушек, торопились прижать его к телефонной трубке в офисе; в проходной завкадрами, из-за угла, спрятавшись, и с нетерпением, ждала опоздавших; торговки, на рынке задорно переругиваясь, весело и сноровисто разбавляли сметану и, честно натруженной рукой, раскладывали творог из одной бочки по меньшим бочонкам с надписями: 0%, 3%, 9% и 18%… пробка на въезде в город вытянулась на три километра…

Где-то там, далеко-далеко, начинался новый день.

…Абориген оттолкнул лодку от берега, и от меня оттолкнули весь тот мир, все человечество с их повседневными заботами и суетой…

Я вспомнил родной город, где-то затерянный, с его улочками, когда-то названными по фамилиям домовладельцев доходных домов, и вспомнил, почему же я оказался здесь…

Однажды, гуляя по старым переулкам своего города, моё внимание привлекло объявление на двери одного из видавших виды домов. Из написанного от руки объявления следовало, что предлагались: «Чудеса света и достопримечательности. Акция»! Пригляделся. Дверь была старой, ничем особенным не выделяющаяся среди множества подобных дверей. Ручка двери, «под старину», была отполирована до блеска. Любопытство взяло верх, и я решил зайти.

Надо пояснить, что я крайне неравнодушен к всякого рода «чудесам света» и вообще ко всему необычному, и если уж и выбираюсь из своей квартиры куда-нибудь, то только чтобы увидеть что-нибудь необычное.

Я вошел в дом.

Внутри оказался полутемный коридор, слева и справа, около каждой двери висела табличка. Я выбрал дверь в конце коридора, обитую потертым дерматином и без надписи. До сих пор не могу вспомнить, что было написано на табличках слева и справа, и почему я выбрал именно эту дверь. Окна в комнате не было. Простая, я бы даже сказал скудная, «видавшая виды», офисная обстановка: стол, два стула, стеллаж с папками, настольная лампа, увядший цветок на подоконнике. Да, да, именно – на подоконнике, я это точно помню. Под потолком абажур с лампочкой. Такие абажуры были ещё в моём детстве. В целом же обстановка располагала к тихой, задушевной беседе. Именно так я представлял себе обстановку в кабинете психотерапевта.

Седоватый – с усами, бородкой и проницательным взглядом – мужчина, в поношенном, но аккуратно отглаженном костюме и, с чуть распущенным галстуком, увидев меня, улыбнулся, и почему-то напомнил мне нашего выдающегося физиолога Павлова.

Я смутился и сделал движение назад.

– Постойте, постойте, я уверен, что вы сделали правильный выбор. Тем более что остальные двери, так, для имиджа, – услышал я мягкий вкрадчивый голос. – Присаживайтесь.

«Точно, как Павлов, – мелькнула у меня мысль. – И какой же это выбор, если реально существует только одна дверь, остальные может быть вообще нарисованные». Почему-то вспомнился Буратино, с его нарисованным камином на холсте, и на душе как-то повеселело, подобрело.

Я присел на стул и приготовился слушать. Именно слушать, а не говорить. Мужчина представился:

– Николай Федорович.

В голове, почему-то, промелькнуло, что Гоголя звали Николай, а Достоевского – Федор.

Итак, я сидел в офисе Николая Федоровича и отвечал на его вопросы. Беседа опять напомнила мне ученого Павлова, и состояла в том, что хозяин кабинета, задавая вопросы, смотрел на мою реакцию. Все напоминало наблюдения «выделения слюны» на те, или иные достопримечательности и «чудеса света». Минут через сорок, Николай Федорович огласил «диагноз»:

– Все ясно… – удивить вас трудно. Что называется – поездили, насмотрелись. Именно для вас у меня есть один тур. Называется: «С чего всё начиналось». Кстати тур горящий, и цена очень низкая.

– Почему – «горящий»? Не сезон, или кто отказался? – спросил я.

– Нет, просто на него вообще нет спроса, – ни сколько не смутившись, ответил хозяин кабинета.

Сразу же вспомнилась моя погоня за «чудесами»: куда угодно, пусть на два-три дня, пусть гостиница самая беззвездная, пусть без завтрака, лишь бы увидеть нечто. Я уже поверил этому «психотерапевту», так я его окрестил про себя, и признал «диагноз» правдоподобным.

– Да! Беру! – решительно произнес я.

Придя домой, я сразу же решил ознакомиться со страной, куда мне предстояло поехать.

В справочниках и в интернете мне удалось найти очень скудные сведения: удалось узнать, что государство это островное и очень маленькое, существует только за счет туризма, в каком-то архипелаге с тропическим климатом, название которого для меня ничего не значило, да и на карте Мира я его не нашел.

«Да ведь у меня трансфер в обе стороны, и нечего забивать себе голову», – решил я… и успокоился.

То, что страна очень маленькая меня вполне устраивало, поскольку можно будет ограничиться словами: Окей, капучино и сколько стоит. В остальном мне помогает язык мимики и жестов. Для этого мне надо несколько понаблюдать за аборигенами – местным населением – и «войти в роль», т.е. представить, что и я абориген. Вообще-то, я настолько поднаторел в этом универсальном языке, что когда-то даже начинал составлять словарь мимики и жестов для путешественников, но на фразе: «Почему в номере нет биде?», работа застопорилась и больше я к ней не возвращался.

Мне было бы даже лучше, чтобы аборигены вообще не понимали никакого языка. Представить себя безо всего: разве что с фиговым листочком, с нечесаными и спутанными волосами и воткнутыми в них перьями какого-нибудь попугая, с взглядом, в котором есть только одна, и она же главная, мысль: «Что бы съесть?» – нет проблем – сама природа заложила нам этот образ мыслей на уровне генов.

Мои рассуждения этим вечером прерывали постоянные звонки с предложениями купить: набор консервных ножей, электронные сигареты, двуспальный надувной матрас, любимую книгу, книгу о вкусной и здоровой пище и многое другое. Больше всего меня удивило предложение купить походный складной холодильник?! Интересно, что инструкция к нему продавалась отдельно и достаточно не дешево, поскольку считалась бестселлером. На мой вопрос, почему они все звонят именно мне, отвечали, что сами толком не знают. Я решил ограничиться только инструкцией к складному холодильнику и ничего больше не покупать, поскольку фраза: «Все включено» производила на меня магическое действие – я еще ни разу не брал тур с «Все включено», и мне хотелось сполна насладиться этим сервисом.

Помимо инструкции я решил взять с собой и блок любимых сигарет.

За день до вылета, только я собрался звонить, чтобы заказать такси, раздался звонок.

– У вас заказано такси в аэропорт на завтра. Подтверждаете? – раздался голос.

– Подтверждаю. А поче… – только и успел сказать я, раздались короткие гудки.

«Ведь у меня «Все включено»,– опять успокоил я себя.

В аэропорту, при регистрации я попросил место «у окошка», на что мне ответили, что в моем туре все места «у окошка». Рейс оказался с пересадками, и позже я обратил внимание, что к конечному пункту в самолете никого не осталось из тех, кто сел на самолет вместе со мной. Я сидел все также у иллюминатора и разноголосая речь, на непонятных мне языках, вызывала у меня чувство заброшенности черт знает куда.

Полет предстоял долгий, и я уткнулся в инструкцию. Я перечитал ее один раз, другой, убедился, что читаю ту часть, которая на русском языке, но получалось всегда одно и то же. В инструкции была указана последовательность разборки собранного холодильника и, поскольку холодильник продается в разобранном виде, то для лучшего понимания, рекомендовалось читать инструкцию задом наперед(?!)

Наконец я уснул, и проснулся, когда самолет совершил посадку.

В аэропорту меня встретил абориген с табличкой, на которой было написано… нет, не моя фамилия, а: «С чего все начиналось». Ну что ж, наверное, здесь так принято, да и ошибиться было нельзя: с таким туром был только я.

Мне любезно предложили оставить мою сумку в офисе и выдали небольшой рюкзак. Перед выходом мне представился случай незаметно сунуть в рюкзак блок сигарет.

Сколько мы плыли на лодке, я точно сказать не могу. Солнце припекало, океан был спокоен. Под плавные всплески весел я задумался – так, ни о чем – и задремал.

Очнулся я от того, что абориген тряс меня за плечо. Я осмотрелся. Мы приплыли к острову с пальмами и белоснежным песком. «Рай», – подумал я. Провожатый похлопал меня по плечу и показал рукой в сторону острова – мол, «туда, туда». Я с удовольствием сошел на берег и ступил в девственный мир. Девственность нарушал только абориген на своей лодке, и, в свою очередь, я помахал ему рукой в сторону океана – мол, «туда, туда».

Абориген оттолкнул лодку от берега, и мне ясно представилось, что от меня оттолкнули весь тот мир, все человечество с его повседневными заботами и суетой, билетами на автобус и покупкой по выходным продуктов на неделю, с ежедневным, и так и неразрешимым вопросом, выглядывая в окно – «Что надеть?» Я лег на песок и стал наблюдать, как лодка уходит все дальше и дальше. Я смотрел вслед, пока она ни превратилась в точку, готовую через мгновение исчезнуть.

Так я остался один.

Одиночество меня не пугало. То я испытывал необъяснимую радость, будто в детстве, когда радуешься просто, потому что живешь, то, глядя на бескрайний океан и облака, грациозно проплывавшие надо мной, настроение мое становилось лирическим, то я становился задумчивым, когда набежавший легкий ветер лениво перешептывался с листьями пальм. И набегающие волны, и облака, и ветер – все это было не похоже на тот далекий мир, откуда был я сам. Меня охватило чувство гармонии с этим миром. Иногда пролетали птицы; крабы, быстро перебирая ножками, убегали от набегающего океана…

«Всего-то, каких-то несколько дней…» – думал я. И эти дни казались мне днями, которые предстоит провести в раю.

Насладившись одиночеством и заброшенностью, я решил заглянуть в рюкзак и выяснить, что же я имею для начала своей робинзонады. Были там: блок сигарет, которые я сам же и сунул незаметно, а еще, зачем-то, лавровый лист, причем много. Я стал лихорадочно шарить по рюкзаку – не было спичек, консервного ножа… впрочем, и самих консервов не было.

«Ну что же, – подумал я, – несколько дней можно и потерпеть, тем более что, сколько курю, столько и мечтаю бросить, как и каждый курильщик. Пресная вода должна быть, раз есть растительность. А поскольку есть пальмы, должны быть какие-нибудь плоды, хоть что-нибудь: финики, бананы… ну что-нибудь».

Мне казалось, что этот мир принадлежит мне, и я был полон оптимизма и, какой-то, детской, бесшабашности.

Воду я нашел быстро. Стоило мне отойти от берега и зайти под пальмы, я услышал шум ручья. Ручей был небольшой, вода – прохладной. Напившись из ладоней, я пошел посмотреть русло ручья. Ручей, весело выбежав из леса, и не добежав до океана, уходил в песок. Пройдя дальше в заросли тропического леса, я, к своему удивлению, не обнаружил ни фиников, ни бананов и вообще ничего, что можно было бы съесть. Только мелкие ягоды висели тут и там, но вид их был настолько непривлекателен, – они были грязно-голубого цвета и издавали такой отвратительный запах, – что даже попробовать их я не решился.

«Ну, прибрежные деревья это еще не весь остров», – подумал я и решил назавтра сделать основательную вылазку по острову.

Начало смеркаться. Я решил ночевать здесь же на песке, мне казалось это романтичным. День уходил, небо гасло, океан засыпал – наступала ночь. Проступали звезды. Луна пока не взошла. Я лежал на спине, разглядывая незнакомые созвездия…

Проснулся я от того, что кто-то перешагнул через меня! Да, да! – именно перешагнул, причем, чуть не споткнувшись, не заметив сначала меня. Луна так и не взошла, и звезды давали света ровно столько, сколько хватало, чтобы почти угадывать вокруг себя очертания. Силуэт метнулся в обратную сторону, перешагнул через меня еще раз и стал наклоняться ко мне. Страх сковал меня, и я лежал ни жив ни мертв. «Оно», я это явно почувствовал, начало обнюхивать меня с ног. По мере того, как существо продвигалось к моей голове, во мне все внутренне сжималось, и я представлял собой сплошной комок ужаса. Одежду я не чувствовал и ощущал себя так, как голый ощущает себя среди ядовитых змей.

И наконец, существо приблизило свою морду к моему лицу. Я не дышал. Страх парализовал меня, и я не мог, не то что вскрикнуть, но даже закрыть глаза, и, широко раскрыв их, пытался в темноте разглядеть хотя бы очертания. Как это часто бывает в минуты страха, мы раскрываем глаза как можно шире, чтобы как можно отчетливее разглядеть этот самый страх вместо того, чтобы зажмурить их. Какая-то необъяснимая сила заставляет нас стараться увидеть то, что видеть нам совсем, казалось бы, и не нужно, и мы упорно вглядываемся в этот страх и не можем, не то что отвести взгляд, но и закрыть глаза – как во сне, когда нам сняться кошмары.

Во тьме я не мог разглядеть ничего, кроме силуэта. Но я чувствовал по запаху и интуицией, что морда и все тело существа покрыты щетиной, глаза маленькие, злые, и из пасти стекает слюна. Впрочем, слюна, с отвратительным запахом, действительно стекала мне на грудь. Мгновенно мне вспомнились мои тщетные поиски еды на этом острове и мысль: «Чем же питаются «они»?» – вспыхнув в голове, стремительно ушла куда-то в пятки. От нечеловеческого напряжения всего моего существа, сознание готово было покинуть меня, но, вдруг… «оно» лизнуло меня в лицо и скрылось. Так и не придя в себя, в кромешной тьме, я стал отползать, пятясь спиной туда, где по моему расчету были пальмы. Через какое-то время, спина моя уперлась во что-то твердое, и поскольку на острове я видел только пальмы, я и решил, что, наконец-то, хотя бы пальма защитит меня, пусть только со спины. Внутренний голос спросил: – «Ты уверен? – и, чтобы хоть так поддержать оптимизм в кампании, ведь теперь нас было… двое (на необитаемом острове внутренний голос тоже в счет), я твердо сказал про себя: – Да».

Неожиданно, что-то выглянуло из-за пальмы за моей спиной – что-то, как мне представлялось, очень гнусное и отвратительно любезное, и столь ехидное, что если бы я смог выговорить: – «Как же я попал сюда?» – наверняка прозвучал бы ответ: «Сами-с… сами-с и купили тур, а теперь извольте-с». Рожа вдруг улыбнулась и исчезла.

Всю ночь просидел я, прижавшись спиной к дереву. Не видя во тьме ничего кроме каких-то теней, я чувствовал, что ко мне подходили, меня обнюхивали, не раз что-то склизкое переползало через мои ноги, противно извиваясь. Остров был полон жизни. Что-то постоянно шуршало, тихо взвизгивало и попискивало, что-то дышало мне на ухо и в лицо. Я покорился судьбе и безучастно переживал все это действо. Только один раз я позволил себе возмутиться, когда почувствовал, что надо мной задрали заднюю левую ногу. Я так возмущенно и сильно шлепнул по щетинистому заду, что существо сразу растаяло во мраке; еще долго различал я его недовольное и обиженное ворчание.

Наконец инстинкт самосохранения отключил мое сознание, и я забылся – то ли во сне, то ли в обмороке.

Проснулся я поздно. Солнце полностью вышло из океана. Первое, что я почувствовал, был голод. Но первое, о чем я подумал, был огонь. Не хотелось провести еще одну ночь полностью беззащитным. Да и что скрывать – ужасно хотелось курить – успокоить нервы. Я стал вспоминать все известные мне способы добывания огня. Их оказалось три: дождаться грозы, когда молния ударит в дерево и зажжет его – это мне показалось маловероятным; высечь искру при помощи камней и поджечь для начала, например, сухой мох – это мне понравилось больше, и последний из способов, которые я знал – это добыча огня трением. Третий способ – тереть палочку о сухое дерево – мне представлялся уж совсем допотопным и вообще душа к нему не лежала. Оставалось найти на острове кремень! К тому же пора было обследовать остров.

Напившись из ручья, и воткнув в песок корягу, я отправился в путь. Несмотря на ночные переживания, я был полон оптимизма. Я шел по прибрежной полосе песка и часто углублялся в лес. На моем острове не было, не то что гор и скал, но даже отдельных разбросанных камней. Райский уголок – песок и пальмы.

Однако рай был, похоже, стерильный: ни одной ягоды на кустах, кроме виденных мной накануне, ни одного фрукта на деревьях. Часто, в лесу, встречались мне те самые ночные твари. Разнообразие их было потрясающее, и при свете дня выглядели они совсем миролюбиво и даже смешно, однако в сумерках ночи вид их мог любому показаться кошмаром. Некоторых из них я гладил, а извивающиеся, склизкие создания подползали и терлись о мои ноги. И, несмотря на то, что я был сильно обижен на них за первую ночь, сама по себе мысль о том, чтобы съесть кого-нибудь из них, мне претила и была как-то не гуманна, и я бы даже усилил – бесчеловечна.

Вот так, даже твари могут радовать душу, когда ты одинок.

Птиц на острове оказалось на удивление много. Я попытался поймать одну. Мне казалось это легко – ведь непуганые. Но, и непуганые, они подпускали к себе не настолько близко, чтобы схватить их, и я решил действовать по-другому. Прислушался к птичьему гомону, выбрал один, повторяющийся звук и стал ему подражать. Постепенно я стал входить в роль самца, приманивающего самку. Почему, не видя, среди всего этого разнообразия птиц, особь, которую я подманивал, и почему звуки, издаваемые мной, были звуками именно самца, я объяснить не могу. Так, мне удалось подманить и поймать малюсенькую птичку. Есть там было нечего и, отпустив ее, я снова повторил все сначала.

Теперь я был большой, сильной и красивой птицей, очень похожей на гуся в яблоках – так мне почему-то представлялось. Гордо расправив крылья, встряхнув хохолком и кивком головы забросив его налево набок, я издал призывной крик. Очевидно, есть уже хотелось не на шутку. Крик получился сильный, гордый, но нежный, от души, где-то, местами, даже любящий. Целые стаи птиц налетели на меня и, отбиваясь от них, мне удалось схватить одну, по размеру напоминавшую, если и не гуся, то курицу. Сунув курицу (я всему сразу же присваивал имена) в рюкзак, и, закинув рюкзак за спину, я, больше не отвлекаясь, отправился дальше вдоль берега, вокруг острова. Солнце все больше поворачивалось мне за спину – я подходил к тому месту, откуда начал свой путь. Весело насвистывая, я ускорил шаг. Голод теперь не так донимал меня. Наверное, началась та стадия, которая у врачей называется оздоровительным голоданием.

Впереди на берегу показалась палка, воткнутая мною же утром в песок и, к моему крайнему удивлению – человек, сидевший у костра.

В надежде, что я не один на острове, и что смогу, наконец-то, покурить, я побежал к костру. Так устроен курильщик: он постоянно мечтает бросить курить, но стоит ему узнать, что у него нет самой возможности курения, как он готов свернуть горы, лишь бы убрать это препятствие.

За все время, что я бежал, человек не обернулся ни разу. Он продолжал копошиться у костра. Я подбежал к нему. Во всем его облике было что-то до тоски знакомое и родное. Не придумав ничего лучше, и от растерянности, я произнес: «Товарищ». Он задумчиво поднял голову, обернулся совсем в другую сторону, нежели стоял я, было видно, что ему что-то послышалось, огляделся и снова уткнулся в ворошение углей в костре.

Я попытался взять его за плечо, и моя рука прошла насквозь, ощущая только легкий ветерок – даже не ветерок, а легкое движение воздуха. И тут он повернулся в мою сторону – я оцепенел – холодный пот сразу же покрыл мою спину. На меня… нет, нет, не на меня, а скорее сквозь меня, смотрели мои же глаза. Это и был я, или, по крайней мере, мой двойник. Человек дальше продолжил копошиться у костра. Весь его облик был то резким, то немного расплывчатым, контуры его чуть вибрировали, так, если бы я наводил на резкость фотоаппарат. Также выглядело и все вокруг него: костер, палка, воткнутая в землю, рюкзак. Не в силах вымолвить ни слова я сел на песок чуть сзади него, чтобы не встречать этот взгляд. Человек был взлохмачен, в джинсах и кроссовках. Впрочем, что я говорю?! Он был точно такой же, как я, но во всем его облике, было что-то отличное от меня. Было ли это видение на исходе дня, как мираж, или это был плод моего воображения, после сильного нервного потрясения пережитой ночи, я так и не смог определиться. Одно я знал точно, что этого быть не может, потому, что не может быть – и все. Однако я почувствовал, что встреча придает мне некую уверенность, что огонь я обязательно должен разжечь и что сделать это я смогу.

Придя немного в себя и успокоившись от первого потрясения этой встречи, я попытался еще раз привлечь к себе внимание фантома. Походил вокруг, помахал руками, покричал. Немножко осмелев, бросил в костер, а потом и в мираж, горсть песка – никакого эффекта это не дало. Все это показалось мне незначительным по сравнению с тем, что рядом со мной был огонь. Мне тотчас представилось невероятным, чтобы я и тот, который был у костра, сидели бы просто так у огня и не курили. Именно это было для меня явным подтверждением того, что тот, кого я встретил, был или видением, или привидением, может миражом, но уж точно не человеком.

Подумав так, я достал пачку сигарет, выудил одну и, сунув первую, попавшуюся под руку палку в костер, стал ждать. Палка не загоралась. Сунув, наконец, руку в огонь я обнаружил то же, что и, пытаясь потрясти человека за плечо. Рука моя не почувствовала ничего. Огонь не обтекал руку, а проходил насквозь, словно перед ним не было никакой преграды. Я спрятал сигареты снова в карман и подумал, что толку от такого общения не будет, и надо все-таки самому разводить костер, пока еще не совсем стемнело. Но где? Рядом с фантомом? Ну, уж нет! Я отошел к воткнутой в песок палке, заметьте, воткнутой мной же еще утром, но и здесь мне не понравилось. Сама мысль остаться на ночь рядом с нечто нечеловеческим, вызывала во мне страх. К тому же надо прибавить и жуткие морды тех самых, вроде миролюбивых тварей, которые обязательно появятся и этой ночью.

«А если ночью этот мираж заговорит со мной?» – и от этой мысли мурашки пробежали у меня по спине.

Но в какую сторону идти? Решил пройти подальше, вперед вдоль берега – на расстояние, которое подскажет мне интуиция. И только было, я двинулся в путь, как, что-то мне показалось не правильным – не таким, каким должно быть. Я стоял около воткнутой в песок коряги и напряженно думал: «Что же не так?»

Так прошло некоторое время…

Внезапно меня осенило, что, когда утром я начинал свой путь, то от коряги и далее, за мной оставались следы на песке – сейчас никаких следов не было! Оглянулся – следы были с другой стороны и вели вдоль берега, скрываясь за поворотом, откуда я и вышел сюда. Любопытство мое взяло верх, и я решил пройти назад вдоль берега, вокруг острова, по своим же следам. Не обращая больше внимания на меня же, сидящего у костра и даже более того – назло мне, т.е. конечно ему, я решительно прошел насквозь костра и двойника и отправился в обратный путь вокруг острова. Песок был чуть влажный, и следы мои были хорошо видны…

Азарт настолько охватил меня, что я почти бежал, позабыв о голоде и желании курить, не обращая внимания на животный мир острова. Больше на сегодня я не ждал приключений, и мне лишь хотелось дойти до места, где я высадился на остров и если получится, разгадать тайну следов. Так продолжал я свой бег некоторое время. И вот, когда, по моим подсчетам, я должен был уже добежать, из-за очередного поворота, мне навстречу, также скорым шагом, появился человек. Это была, как потом показала жизнь, моя последняя надежда встретить кого-нибудь на острове. Не сбавляя шага, мы быстро приближались друг к другу. Впрочем, я не очень то и удивился, разглядев в человеке идущего навстречу, самого себя. Я, то есть он, не сбавил шага даже, когда мы сблизились вплотную друг к другу. Я не выдержал и остановился, и, видя стремительно приближающегося ко мне меня же, зажмурился. Эффект был тот же, что и при первой встрече с самим собой, тогда, у костра – легкое дуновение и, раскрыв глаза, я увидел удаляющуюся спину моего двойника.

Темнело; в сумерках добежал я до коряги, воткнутой в песок. Утренние следы мои, как и полагалось им, тянулись от палки в обратную сторону. Вот только к ним прибавилась еще одна цепочка следов, как если бы некий человек, не приходя сюда, начал свой путь именно отсюда. Размышлять не было сил и я – предварительно выпустив бедную птицу из рюкзака, о разведении огня сегодня нечего было, и думать – заснул на песке.

Проснулся я рано от утренней прохлады, которая намекнула мне, что от непогоды не застрахован ни один райский уголок на планете, а заодно и напомнила, что огонь для меня сейчас главное. Океан уже не представлял собой бесконечную гладь, а скорее страницы книг с бегущими и завивающимися по ним строчками витиеватых букв.

Итак, я решил добыть огонь. Ждать грозу, т.е. молнию, мне представлялось не надежным, найти кремень на острове не удалось, и я решил действовать так же, как древний человек из книжки о первобытных людях, прочитанной в далеком детстве, т.е. стал крутить ладонями палочку, чтобы она терлась о кусок бревна. Занятие это мне показалось совсем несложным и я, насвистывая, взялся за дело с энтузиазмом. Чувство голода совсем пропало, во всем теле была необыкновенная легкость и, можно сказать, что душа пела. Чуть прохладный ветерок еще больше поднимал настроение.

Я задумался о древних: «Почему же считается, что именно изобретение колеса является величайшим изобретением древнего человека. И круглые камни, и камни, катящиеся со склона горы, камни и палки, случайно попавшие под перетаскиваемое, например, с места на место, тяжелое бревно – все это могло навести древнего человека на мысль о пользе колеса. Именно лень двигала во все века прогресс, который в результате облегчал труд человека, уменьшая затраты его энергии. Другое дело огонь. Никакая молния или случайно выбитая искра от удара камня о камень, не могла даже близко привести к мысли о том, что трением можно добыть огонь. Вот истинно величайшее изобретение человечества – добыча огня трением!»

Шло время – никакого намека, не то что на огонь, но и на дымок, не появлялось; энтузиазм, борясь с отчаянием, постепенно стал уступать в этой борьбе. Окончательно душа перестала петь только через три-четыре дня безуспешных попыток; со счета дней я стал сбиваться. Ладони рук, истертые, в итоге, в кровавые мозоли, удавалось успокоить в холодном ручье, но пить приходилось не из ладоней, а по-собачьи – лакая воду.

«Нет, определенно нет! Добыча огня трением, если и было прогрессивным шагом человечества, в конечном счете, оказалась тупиковым путем в истории, и в тупик этот, именно я, именно здесь, на острове, и уперся», – так, или примерно так, ругал я человечество и оправдывал свою немощь в борьбе за выживание.

На этом мысли в моей голове иссякли, и я решил еще раз прогуляться по острову.

На небе появились облака, и гребешки на волнах стали курчавее и взрослее.

«Если разыграется шторм, лодка за мной не придет, пока погода ни разъяснится», – лениво подумал я.

Я брел вдоль берега острова, глядя только под ноги. Сразу же за первым поворотом я увидел множество человеческих следов, сливающихся в хорошо натоптанную тропинку. «Наверное, теперь, появление двойников уже не было связано именно со мной: они появлялись и от встречи друг с другом», – отметил я. Пока я шел к «человеку у костра», так я назвал его, двойники то и дело попадались мне на глаза; кто-то обгонял меня, кто-то плелся позади, некоторые стояли по двое, по трое и беседовали между собой. Я попытался встрять в беседу одной группы двойников. Подошел поближе и сказал: «Извините, не подскажете ли?..» На мгновение они замолчали, и, неожиданно, один из них подвинулся так, словно заслоняя спиной меня от двух других. Так повторялось каждый раз, когда я пытался встрять в разговор. Поняв, что из моей затеи ничего не получится и, прокляв в душе недружелюбный и отторгающий меня остров, я пошел дальше. В конце концов, цель моя была отнюдь не поболтать с самим собой.

«Он» все также сидел у костра, только вид у него, был недовольный и нахмуренный. Обойдя вокруг костра, и не найдя ничего, что бы указывало на способ разведения огня, в крайней озадаченности, я сел на песок и задумался. Идти мне было некуда и незачем. Там, откуда я пришел, меня ничего хорошего не ждало. И вдруг человек бросил едва уловимый взгляд, куда-то в сторону. Я оглянулся: там лежал мой рюкзак. Я лихорадочно начал, в который уж раз, обшаривать свой рюкзак, слабая надежда мелькнула у меня. И вот тут-то, я и увидел под клапаном рюкзака малюсенький карманчик. Медленно-медленно я стал ощупывать ткань. Что-то твердое, не поддающееся под давлением пальцев, лежало там. Терпение мое иссякло, и я решительно заглянул в карман…

Как мне удалось столько дней не замечать это хранилище моей последней надежды? Почему, несмотря на то, что в моем туре «Все включено», я сразу же смирился с тем, что меня лишили, пусть единственной, последней, но надежды?

Да… там лежал… коробок спичек!!! И хотя спичек было только три – по сравнению с нулем это была бесконечность. Три! Целых три шанса выжить!

Погода, тем не менее, начала быстро портиться. Как ни старался я быстро дойти назад, силы были не те, да и меня начинало знобить, дошел я только затемно. На небе не было ни звезд, ни луны; все небо затянуло тучами. Я не мог разглядеть океан, но по рокоту волн понял: миролюбивых завиточков-барашков на них нет. Ветер дул с океана. «Остров столь маленький, что откуда бы ни дул ветер, он всегда будет – с океана», – последнее, что я подумал, прежде чем забыться в тяжелом сне.

Мне снился голод. Мне снилось, что океан выбросил на прибрежный песок консервную банку – пустую консервную банку без этикетки, но с остатками, кем-то искромсанной, крышки. Что такое консервная банка там, дома? Так – мусор. Здесь же это был отклик цивилизации, далекой и вожделенной. Это было, чуть ли ни послание от всего человечества со словами: «Верь, что мы есть, и что ты по прежнему принадлежишь человечеству, ты не изгой, не отторгнутый всеми странник, ты путешественник, взявший на себя чуть больше, чем тебе под силу. Но это же твой выбор!»

Мне представлялся долгий путь банки до пустынного, затерянного в пространстве и времени, берега этого острова. Фантазия моя уже во сне, в полубреду, рисовала изысканные яства, которые я находил внутри, каждый раз, вновь открывая банку. То это были оливки, то персики в собственном соку. Но даже, когда это была просто килька в томате, то и она представлялась мне изысканным блюдом.