Текст книги "Танец под дождем"

На третий день у меня получалось лучше наигрывать мелодию. В моей игре можно было даже услышать отблески хорошего звучания этой музыки, как у Оливера.

Время подходило уже к девяти часам, и я отправился в аудиторию на занятие к мистеру Капсону.

Сегодняшняя лекция была посвящена теме «Ошибка как уголовно-процессуальная категория». И уже по обычаю все его занятия начинались с какой-то цитаты или умной мысли, эта пара не стала исключением.

– Любая совершенная вами ошибка – это еще одна дополнительная ступень, на которую вы можете взойти и увидеть мир по-другому, – сказал мистер Капсон.

Пара прошла интересно, не в виде какой-то нудной лекции, которую нужно записывать, где преподаватель читает с листка информацию, а все было от человека, из его головы. Это делало его непохожим на остальных. Он был уникальным, и это все заметили. Все разговоры и предупреждения старшекурсников по поводу него были простым запугиванием, бесполезным сотрясанием воздуха. Ведь как человека не представляй, не описывай, не рассказывай про него, ты его узнаешь только тогда, когда сам с ним пообщаешься.

– Джон, постой. Это твоя гитара, ты умеешь играть? – спросил меня мистер Капсон, когда я уже почти вышел из аудитории.

– Да, моя. Не сказал бы, что играю, я ее только четвертый день в руках держу, – ответил я.

– Я раньше умел немного играть, даже хотел научиться профессионально, но понял, что страсть к науке и образованию мне ближе. А тебе желаю удачи, может ты станешь известным музыкантом. Тебе, ведь, нравится музыка, – сказал, улыбаясь, Роджерс Капсон.

– Спасибо. Я пока не знаю, но мне нравится учить мелодию, которую мне дал, – тут я запнулся, так как не знал, как назвать Оливера, точнее, кем он был для меня, – знакомый.

– Если ты нашел, что тебе нравится, считай, что ты уже наполовину у цели. Ладно, не буду тебя задерживать, да, и мне пора тоже идти.

– Спасибо, хорошего вам дня.

– И тебе.

Мы стали расходиться по разные стороны от аудитории, но что-то меня заставило остановиться и спросить его.

– Мистер Капсон, скажите, а откуда вы берете все эти умные мысли, которыми делитесь с нами каждую пару?

Он развернулся, внимательно посмотрел на меня, после показал своим пальцем сначала на область сердца, потом на голову и добавил: «Все приходит с опытом и пережитыми различными ситуациями в жизни».

Как и обещал, я купил Лунэсс все продукты и принес ей домой до работы. Она чувствовала себя намного лучше и даже натанцовывала какой-то танец со своеобразным ритмом, пока разбирала продукты.

За кассой сегодня было работать полегче, но все равно некомфортно. В зале я чувствовал себя гораздо спокойнее и увереннее, чем за прилавком с деньгами и натянутой улыбкой, рассказывая всем об информации магазина. Но эта дополнительная работа зачтется мне в зарплату, как сказал Рэм, поэтому я не стал больше унывать из-за этого.

На сегодняшнем занятии Оливер мне показал, как ставятся базовые аккорды, записал все на листок, чтобы я не забыл их и сказал, чтобы я попробовал без него скомбинировать из 7 аккордов 3 гармонии, а он потом посмотрит, что у меня из этого получилось. Скомбинировать, это значит, чтобы получился квадрат из четырех аккордов. Начинается все с одного, самого главного, потом второй, третий, четвертый, и снова первый, чтобы они сочетались между собой. Остальное время я повторял все ту же мелодию, которая уже получалось вполне неплохо, но еще не идеально.

– Через пару занятий у тебя получится ее хорошо сыграть, – сказал мне Оливер, что меня очень обрадовало.

Идя к себе в одинокую комнату, я решил пройти через улицу Лунэсс и зайти к ней, но свет был выключен. Значит, легла спать, – подумал я, а после остановился на миг и прошептал, глядя в ее окно, представляя, как она спит: «Спокойной ночи, все будет хорошо». Затем пошел дальше по дороге к себе «домой», пробовать составлять гармонию из аккордов.

***

Перед тем как пойти на работу, я решил навестить Лунэсс, чтобы убедиться, что с ней все хорошо.

День был осенним, чистое серое небо без туч, лицо слегка обдувал прохладный ветер, который всегда бодрит поутру. Редкие птички на разноцветных листьях деревьев, которые разукрасила природа, кратко перекрикивались меж собой. Мне это нравилось. Я любил это время года. Мы были с ней друзьями, с погодой, которая не раз меня выручала. Например, если вспомнить случай со школы: я опаздывал на урок, потому что засиделся ночью за какой-то книгой, а утром проспал. Аналогичная ситуация только что была на днях, но тогда если бы я опоздал, то вызвали бы моих родителей в школу, а их я не хотел расстраивать. В то утро начался дождь, и если я искал бы свой зонт, то точно бы опоздал на урок, но я почти всегда хожу без него. Ведь если, когда говоришь, что любишь кого-то, то ты должен любить его не только в хорошем настроении, но и в плохом, а то получается, ты обманываешь и себя и другого человека. Также и с дождем, если ты его любишь, то прикасайся к нему, не прячься, ощущай его, дружи с ним, протягивай к нему руки. Возвращаясь к тому случаю, я прошел 3 улицы без зонта и промок, не так чтоб уж сильно, но пиджак пришлось положить на батарею сушиться, а учитель пришел позже меня, и получилось так, что я не опоздал. А знаете почему? Он искал свой зонт, бедняга, чтобы не промокнуть. А сам говорил, я люблю дождь, смотреть на него стоя за окном. Так ты не любишь, ты только любуешься. Любить значит посвящать себя всего полностью.

Пока я размышлял и воспоминал этот случай, я подошел к дому Лунэсс. Она уже не спала. И что мне с ней делать? Еще не выздоровела, а уже делами занимается!

– Привет, Лунэсс, как ты себя чувствуешь? Чего не спишь?

– Привет, Джон. Хорошо. Думаю, с понедельника смогу выйти на работу и помогать вам. А насчет того, что не сплю, то я вчера раньше легла и, соответственно, раньше встала.

– Здорово, а тебе нужно еще что-нибудь купить домой или не надо? – поинтересовался я.

– Спасибо, но у меня все есть, и не скоро закончится. Скажи, а ты после работы останешься с Оливером на занятие?

– Да, а ты что-то хотела?

– Может, какой-нибудь фильм посмотрим после, если хочешь, конечно?

– Да, хорошая идея.

– Тогда буду тебя ждать.

– Хорошо, я пойду тогда, а то Рэм будет не доволен тем, что я задерживаюсь.

Сколько было покупателей на неделе, не сравнится с тем, что происходило сегодня. Уже пятнадцать человек пришло за два часа, а работать предстояло еще целый день. Рэм сам не ожидал, что так будет. Он, скорее всего, начал думать, какие инструменты заказывать, поскольку магазин уже стал пустеть.

После еще нескольких часов он нам объявил, что завтра будет выходной, в связи с тем, что в магазине почти не осталось товара, и нужно будет принимать новые инструменты, которые привезут грузчики. Мы с Оливером ему будем не нужны, так как эти люди сами все разгрузят и отнесут на склад, а после Рэм сам расставит все в зале.

В магазине осталось: трое клавиш, несколько виолончелей со скрипками, пять классических гитар, две электронных, шесть басовых и две акустических, одна из которых была та самая, что мне понравилась больше всех с самого начала. Голос внутри меня шептал: «Хоть бы ее никто не купил, хоть бы ее не купили».

К концу дня ее никто не приобрел, так как она была очень дорогой, и многие даже не понимали, почему у нее такая цена, но каждый, кто заходил в наш магазин, бросал на нее свой желанный взгляд. Она была нашей визитной карточкой, которая привлекала всех, почти также как вывеска с надписью «Скидки».

Почему он согласился меня учить? Зачем уделял мне время? Я хотел у него спросить, но подумал, что лучше это спрошу, когда добьюсь чего-то большего, чем эта короткая веселая мелодия.

Комбинировать аккорды я вчера не пробовал, потому что отправился сразу спать, в чем честно признался Оливеру. Пальцы не зажимали аккорды, с какой силой бы я не нажимал на струны. Они не хотели извлекать звук, только дребезг или вообще ничего, кроме одного аккорда Em, в котором нужно было зажать всего две струны на втором ладу: пятую и четвертую струну. Мне даже стало смешно, не знаю отчего правда, то ли от радости, то ли от истерики, но я давно так не радовался. Я показал Оливеру, что у меня вышло, на что он мне ответил: «Этот аккорд и поведет тебя в мир музыки, а остальные выстроятся за ним».

Прозанимавшись еще сорок минут, я запомнил, как ставятся все те семь аккордов (Em, Am, E, C, G, D, Dm) и дал обещание Оливеру, что за выходные научусь их все зажимать.

– Удачи, – это все, что он мне ответил.

Вечером, еще перед просмотром фильма, я договорился с Лунэсс, что завтра весь день проведу у нее и при ней буду учиться ставить аккорды, чему она несомненно обрадовалась. После мы сели смотреть кино про спортсмена-боксера, который, не смотря на преграды, должен был идти к своей цели и, скорее всего, добился бы ее. Не будут же снимать кино, где главный герой не справится с ударами судьбы.

Не знаю, как Лунэсс, но мне фильм понравился, и после его просмотра в моей голове вновь появился недавний вопрос «Какое мое предназначение?».

***

На следующий день, одевшись потеплее и взяв с собой гитару, я отправился к Лунэсс к 10 часам, как мы с ней и договаривались.

Мне захотелось сделать ей приятное, что-то подарить. Этим сюрпризом стала купленная мной белая роза, которая всем своим видом просила меня, чтобы я защитил ее от ветра и поставил поскорее в воду, чтобы она смогла распустить свои пышные ангельские лепестки.

Просто так. Такой мой был ответ Лунэсс, на вопрос – зачем я подарил ей цветок? Разве нужна причина для приятного или доброго дела, особенно, если оно неожиданное?

Лунэсс поставила мой подарок прямо посередине комнаты, что делало это место центром внимания.

– Она очень красивая. Спасибо, – сказала мне Лунэсс, убирая все со стола, чтобы ничто не могло задеть вазу.

Белые розы похожи на звезды, такие же яркие и завораживающие. Кто-то скажет, что это просто белый цветок и все. Что в ней такого? Но если взять в руку розу и посмотреть в ее центр, откуда исходят лепестки, то в нем можно утонуть, как в водовороте. Ты как будто поглощаешься в какую-то вселенную с загадками и вкусно пахнущим ароматом, а каждый лепесток – это отдельная галактика.

Перед Лунэсс мне было тяжелее всего играть на гитаре. Я так боялся сыграть криво или неправильно, что эти мысли отвлекали меня от процесса, но поделать я с собой ничего не мог. Она же после каждой моей попытки говорила, что у меня получается все лучше и лучше, и что ей нравится. Она верила в меня, в то, что я смогу сыграть мелодию Оливера, и я был благодарен ей за это.

Некоторое время мы с Лунэсс провели на кухне за игрой, где злосчастная обезьяна снова спускала меня назад по своей лестнице, из-за чего я проигрывал раз за разом, а после мы решили сыграть в другую игру, где нужно было задавать по очереди вопросы и честно на них отвечать. Первой начала Лунэсс.

– Расскажи о своей семье. О родителях, как они живут, если ли у тебя брат или сестра?

– Я один в семье. Родители живут в соседнем городе, иногда они приезжают ко мне, и мы гуляем по парку. Я люблю их. Они делали и делают все для меня, и в будущем я им все верну в двойном объеме. Покажу им, что не зря старались. С отцом я чаще провожу время из-за того, что он пытается меня чему-то научить, передать опыт и иной раз навязать свое мнение. Я понимаю, что он хочет мне помочь, но мне хочется все сделать самому. А мама встает на сторону отца, так как не любит ссоры, но я знаю, что она поддерживает и верит в меня.

Лунэсс смотрела на меня очень внимательно, как будто боялась пропустить хоть слово из моего ответа на ее вопрос.

– Что ж, моя очередь, – сказал я. – Расскажи теперь ты о своей семье.

Лунэсс вздохнула и начала рассказывать. Было видно, что ей это тяжело, но она хотела этим поделиться.

– Мои родители в разводе, и уже давно. Мне тогда было всего шесть лет. С того «разлучительного» дня я начала жить только с мамой, но отец меня каждые выходные навещал, и мы ходили с ним гулять. Он подсказывал мне, как вести себя в школе, как постоять за себя, рассказывал смешные истории из своей жизни, давал деньги на карманные расходы и всегда был добр ко мне. Я не понимала, почему мои родители расстались. Никто из них мне ничего не рассказал внятно, одна лишь мерзкая фраза «Так было нужно» и постоянный перевод темы на другую, удобную им. Мама часто говорила, что я похожа на отца, его характером, привычками и поведением. Почему же тогда она со мной не рассталась, если я это он?

На этом рассказ Лунэсс резко прервался. Она легла на диван, а голову положила мне на колени и закрыла глаза. Я не знал, что ей ответить и просто ждал, когда она продолжит или же задаст свой вопрос. Спустя несколько минут Лунэсс взяла меня за руку и спросила: «Есть ли у тебя любимое место, где ты был бы в безопасности ото всех и мог спокойно подумать о чем угодно?».

– Да, оно находится в моем городе. В лесу, в глубине которого стоит заброшенный колодец, где почти никто не ходит. Я там обычно проводил время, когда хотел побыть один. Помню, лежал там однажды, думал о чем-то, как вдруг пошел дождь, а я продолжил лежать и смотреть на небо, которое будто меня услышало и решило подбодрить своими слезами.

– А, что значит для тебя доверие? – спросил я Лунэсс, но она ничего не ответила, так как уснула на моих ногах. По мне, так это лучшее объяснение доверия.

Начинало уже темнеть, и из окна стал заметен свет полной Луны, которая освещала большую часть комнаты. Лицо Лунэсс было как раз на этом свету. Она была такой же светящейся, и мне пришло в голову дать ей второе имя, как когда-то делал это с друзьями. Луна.

– Теперь я так буду тебя называть, – произнес я шепотом.

– Мне нравится, я не против, – неожиданно сказала Лунэсс. – А можно я задам последний вопрос, пока еще не уснула?

– Да, конечно.

– Что бы ты у меня спросил, если бы ты знал, что мой ответ будет «Да»?

– Ты бы стала моей Луной? – я не решался это произнести, но лучшего момента не могло быть.

– Да.

Лунэсс почти сразу же уснула после этого разговора. Я не мог поверить, что теперь она будет со мной. Ведь я был на Земле, а она была Луной. Вот такое было расстояние, когда я в первый раз увидел ее возле университета, а сейчас я был рядом, и мне в это не верилось.

Спустя некоторое время я ушел к себе «домой», закрыв за собою дверь. На улице стояла тишина, но рядом ощущалось присутствие еще чего-то – счастья, которое дает людям крылья на время, чтобы они могли летать, как птицы и быть свободными.

Перед сном, когда ложишься спать – это прекрасное время, когда можно подумать о красивой жизни, выстроенной в идеальную цепочку событий, но утром, когда просыпаешься, время в тысячу раз лучше, потому что, все, что ты придумал в голове, можно превратить в реальность. С этой мыслью я лег спать.

ГЛАВА II

Прошло полгода с того дня, как Лунэсс стала моей Луной, и я был благодарен всем случайностям, которые привели к этому.

В ноябре у Сэма и Ника были дни рождения, и как обычно они совмещали их в один большой праздник, так как один родился 16, а другой 19 числа. Предыдущие два года я был званым гостем, где вместе со своими друзьями хорошо проводил время, несмотря на то, что остальных людей я не знал. Их круг друзей состоял из таких же людей, как и они, таких же богатых, я же был «смертным» среди них, но меня это не тревожило. В этом году у меня не получилось прийти к ним на праздник. В это время я находился у Лунэсс и ухаживал за ней, так как она снова заболела и уже серьезней, чем в первый раз. У нее появился кашель, высокая температура, слабость. Доктор настаивал на том, чтобы она легла в больницу, но Лунэсс отказалась. Один я не мог справиться, потому что до вечера меня не было. Тогда к нам на помощь пришла ее тетя, та самая, к которой она ходила на день рождения в начале года со своим двоюродным братом. Повезло с тем, что в это время у нее был отпуск, и она никуда не уехала, так как не вышло с путевкой, но она даже нисколько не расстроилась. За этот период времени мы с ней хорошо подружились. Ее звали Джослин. Она просила меня называть ее только по имени, без всяких официальностей и формальностей. Я приходил утром к Лунэсс перед учебой, давал ей лекарства, готовил завтрак и ждал, когда придет Джослин, потом уходил, а вечером приходил снова. Так мы и менялись. Иногда Джослин не сразу уходила, а оставалась поговорить со мной. За полторы недели я узнал о тете Лунэсс очень много. Например, то, что она хотела стать великой танцовщицей, но не получилось. Это из-за нее Лунэсс пошла заниматься танцами в школе. Еще Джослин мне рассказала, что подарила на день рождения ей племянница, тогда еще моя незнакомка. Это был кулон, который каждый раз напоминал ей о Лунэсс, когда его надевала. Еще я многого узнал о самой Лунэсс, что любимым ее мороженым было клубничное, а цвет больше всего нравился алый. Как она переживала на выпускном, когда выходила танцевать медленный танец с парнем, который у нее вызывал больше отвращение, чем ощущение поддержки. Как один раз подралась с одной девочкой в школе из-за какого-то мальчишки. Все ее ругали, кроме Джослин, так как она говорила, что за «свое» нужно уметь постоять, с чем Лунэсс справилась на пять с плюсом. Как в детстве укладывала племянницу у себя дома спать, когда родители выясняли между собой отношения. Про это Лунэсс ничего не знала и Джослин сказала мне, чтобы я тоже молчал.

Когда Лунэсс выздоровела и вышла на работу, Рэм в честь ее возвращения купил торт, который оказался таким вкусным, что мы съели его за один присест.

Дела магазина продвигались успешно. В скором времени планировалось открытие еще одного магазина, попросторней, чем этот, за 15 улиц от привычного всем места.

Оливер стал меньше надо мной насмехаться, как-никак я был его учеником, хоть иногда он и злился, и ругался, что я не могу сыграть элементарную на его взгляд партию гитары. По правде, моя игра стала намного лучше. Это можно было судить по тому, что я научился играть мелодию Оливера так же здорово, как и он. Я изучал гаммы, рифы, ноты, разные аккорды с разными расположениями на гитаре, учился играть основную партию гитары в какой-то песне, потом в ней же учился играть соло другой гитары. И так с каждым разом, все усложняя и усложняя задания, я развивался благодаря Оливеру. Но мне было этого мало, я пытался сам что-то сыграть, придумать свое и мог уже два часа подряд сидеть и наигрывать что-то, что придет мне в голову.

С Роджерсом Капсоном я также продолжал поддерживать отношения, а он иногда наедине со мной делился своей мудростью. «Всегда надо заниматься тем, что нравится. Если ты этого не делаешь, то ты живешь не своей жизнью». Его предмет я закрыл на пятерку, а все остальные у меня были зачтены «автоматом».

***

Весна. Время, когда все просыпается, пробуждается и стремится к жизни, как ни в одно другое время года. Прилетевшие из теплых краев птицы стали садиться на наш с Мэтом подоконник, смотря из стороны в сторону в поиске какой-нибудь пищи. В первые дни я придумал одну игру, в которую играл с солнцем – кто раньше проснется, тот и выиграл. У меня было преимущество, поскольку из прогноза погоды я мог узнать, во сколько будет восход, и мог встать чуть раньше этого времени. Но, чем больше дней проходило, тем раньше оно просыпалось, и мне было труднее оставаться победителем. К концу марта я и вовсе сдался, так как полшестого утра было рано для подъема даже для того, чтобы сделать ничью, встав одновременно. Было приятно прикасаться к теплым дням, снять куртку и кучу другой всякой одежды, которая висела на теле всю зиму. Легкий, щекотящий кожу ветер поднимал мне настроение, когда я шел по улице от своего «дома» до университета и здоровался со стариком, который зажигал иногда по ночам фонари. Как-то зимой у него что-то случилось с фонарями и их пришлось заменить. Я сам вызвался ему помочь в этом и купил другие, которые горели не хуже предыдущих. Теперь, когда я ходил этой дорогой, все время любовался этими разноцветными фонарями необычной формы. Те были красивые, но эти были мои, что делало их лучше.

В одну из пятниц, когда мы заканчивали заниматься с Оливером, он предложил мне и Лунэсс сходить вместе с ним на один концерт его знакомого, который приехал к нам в город. Также Оливер заверил, что для нас вход будет бесплатным. От такого приглашения мы не могли отказаться и, конечно, согласились пойти.

Концерт был в субботу в 21:00 вечера в центре города, а так как все они идут с продолжительностью час или полтора, то я не смог бы уже попасть к себе «домой», и Лунэсс сказала, чтобы я оставался у нее переночевать.

«Как зовут музыканта?», «Что он играет?», «Какие у него тексты песен?», «А откуда он?», «Из скольких человек состоит группа?». Ни на один свой вопрос я не получил от Оливера ответа, кроме одного, что я сам все увижу и услышу.

Я не знал здания, где будет проходить концерт, и я также не знал той дороги, которая вела нас туда. Город у нас небольшой, но я был удивлен тем, что никогда здесь не бывал.

До начала концерта оставалось минут десять, и нам удалось занять место справа от сцены, где можно было хорошо видеть, что будет на ней происходить. Людей в зале было много, может двести или даже триста человек. Все они старались подобраться ближе к сцене, чтобы лучше видеть исполнителя, но я считаю, что главное – это слышать и понимать, о чем поет человек, а не смотреть на него пустыми непонимающими глазами.

Он вышел один, держа в руках лишь гитару, которая была той самой, что висела у нас в магазине, только коричневого цвета. Одет был просто: джинсы, ботинки и черная с закатанными рукавами рубашка. Исполнение еще не началось, а все стали кричать, приветствовать его, в том числе Оливер с Лунэсс. Я же только хотел послушать, что будет петь этот парень.

– Всем привет. Я благодарен всем, кто сегодня пришел на мое выступление. Надеюсь, вам оно понравится, – произнес он, подойдя к микрофону.

Первое, что он сыграл, была просто мелодия, без слов, которая заставила замолчать всех и меня в том числе, точнее мои мысли. После он исполнил несколько веселых, заводных песен, под которые хотелось танцевать в такт ритму, но, к сожалению, в зале не было свободного места. Затем прозвучала еще одна мелодия, под которую Лунэсс обняла меня и прошептала, что она никогда до этого не была на концертах, и ей очень нравится. Последние две песни были исполнены в миноре. Этот парень пел о доброте, о чистых и светлых поступках, которые выше всякого зла, и о возвышенной любви, толкающей его героя измениться ради нее.

После выступления парень нас еще раз поблагодарил за то, что мы к нему все пришли, и пригласил за стол в специальную комнату, чтобы раздать автографы. Лунэсс очень хотела получить автограф, но у нас не было ничего, на чем можно было его поставить: ни карточки, ни фотографии.

Мы стали уже выходить из здания и заметили, что с нами нет Оливера. Он не мог выйти раньше нас, поскольку шел позади. Мы решили подождать его на улице, так как внутри здания в толпе людей отыскать его было невозможно.

Спустя пятнадцать минут вышел Оливер, держа в руке билет, на котором был автограф того парня, и он отдал его Лунэсс. Она была счастлива получить это от музыканта, которого даже не знала.

– Ну как вам концерт? – спросил нас Оливер.

– Это было невероятно! – воскликнула Лунэсс и продолжила смотреть на закорючку на билете.

– Мне понравилось. Наверное, это здорово выходить на сцену и петь свои песни, под которые люди тебе подпевают, танцуют, плачут, а после аплодируют, – сказал я, и в этот момент что-то у меня внутри кольнуло, как тогда, когда внутренний голос проговорил, чтобы я помог тому парню с коробками в магазине.

– Да, это ощущение ни с чем не сравнится. Ты, словно, каждый раз, выходя на сцену, вновь рождаешься и испытываешь новые и новые эмоции, – сказал Оливер. – Я, когда подошел к нему взять автограф, договорился, чтобы он завтра пришел к нам в магазин провести мастер-класс на один день. Надеюсь, вам это понравится.

– О, это потрясающе! – воскликнула снова Лунэсс.

– Это и в правду очень здорово. Как тебе удалось его уговорить прийти к нам и провести целый рабочий день? – спросил я.

– Не все сразу, завтра все узнаешь, – ответил мне Оливер и пошел ловить машину, чтобы уехать назад домой.

На улице было тихо. Тусклый полумесяц словно улыбался нам с Лунэсс, а яркие звезды окружили его со всех сторон, как сегодня было на концерте с тем парнем. Тусклый, потому что не очень знаменитый. Я не хотел его задеть или обидеть своими рассуждениями. Он выступал с душой, открываясь нам, и мы его освещали своими эмоциями и аплодисментами, давая ему понять, что это все не зря.

На кровати Лунэсс мы оба поместились, хоть и было немного тесновато. Она уснула сразу, а я все думал о том ощущении внутри. Не просто же так оно снова возникло…

***

Это был первый раз, когда я пришел на работу не последний, а вместе с Лунэсс и Рэмом, с которым мы встретились у входа в магазин. Он был в курсе нашего вчерашнего похода на концерт и того, что у нас в магазине сегодня будет мастер-класс.

– Познакомились вчера с ним? – спросил нас Рэм.

– Нет. У нас не на чем было поставить автограф, но Оливеру как-то удалось достать билет и пойти получить его за очень короткое время.

– А он вам не говорил, что они знакомы? – с загадочной улыбкой на лице спросил нас Рэм.

– Он просто сказал, что у его знакомого будет концерт и все, – ответила Лунэсс.

– Что ж, тогда ждите встречи, – ответил загадочно Рэм.

Тут его перебил вошедший в магазин Оливер и тот самый парень с гитарой.

– Всем привет, знакомьтесь, это Брук, – сказал Оливер, представляя его нам.

На лице Лунэсс появилась та же самая улыбка, когда она знакомилась со мной.

– Я Лунэсс, – протянула она ему свою руку и тот аккуратно ее пожал.

– Джон, – представился я и тоже пожал ему руку.

Мне хотелось с ним пообщаться и узнать, как он стал музыкантом, как пишет песни, какие испытывает эмоции, когда выступает.

Мы договорились, что сегодня рабочий день будет немного короче, чем обычно, чтобы мы смогли поговорить с Бруком.

Рэм отправился заказывать очередные инструменты, которые уже заканчивались в магазине. Лунэсс стояла за кассой и общалась с покупателями, Оливер работал в отделе с клавишами и смычковыми инструментами, я же в отделе гитар. Брук в это время расставлял себе все, что было нужно, чтобы петь свои песни под гитару.

Вначале Брук играл все то же самое, что и вчера, но после стали звучать новые песни, которые мне понравились больше. Лунэсс, не отводя глаз, смотрела, как он пел и играл, от чего мне стало не по себе, что она так увлечена им. А Оливер почему-то все время улыбался, когда мы пересекались взглядами, и слегка кивал головой. Что же у него на уме?

Большинство покупателей, которые приходили к нам в магазин, не знали Брука и просто наслаждались его музыкой, но были и те, кто был знаком с его творчеством, и он с ними общался, давал автографы, отвечал на их вопросы. В нем что-то притягивало всех людей, и эта была искренность его эмоций. Он радостно реагировал, когда к нему подходили что-то спросить или просто посмотреть, как он играет. Тогда он начинал выдумывать что-то невообразимое с гитарой, то от чего люди открывали рты, как это он делал, и я был не исключением. Я вспоминал, как сам пытался придумать какое-то соло на гитаре или мелодию, но выходила полная ерунда, не то, что у Брука. Он словно плавал по нотам по всему грифу, как серфингист на своей доске по волнам. Целый день музыка не прекращала звучать, было ощущение будто наш новый знакомый только сел на стул, чтобы что-то спеть.

Лунэсс, уходя домой, сказала, что если будет не поздно, то я могу прийти к ней. Рэм же уехал домой, оставив мне дубликат ключей, а Оливер ушел вместе с ним, сказав, что он здесь будет лишний.

Мы же встали напротив друг друга, и первым нарушил молчание Брук.

– Джон, покажи, что ты умеешь играть на гитаре, мне интересно. Оливер говорил, что ты делаешь большие успехи за короткое время.

Я достал свою гитару и сыграл одну песню, которую меньше всех репетировал, но это было осознанно, потому что она мне очень нравилась. Если бы я её играл каждый день по несколько раз, то она мне бы надоела.

– Мне нравится, – сказал Брук.

– Спасибо, – ответил я.

– А сыграй, что-нибудь свое, – попросил Брук.

Свое я стеснялся играть, как тогда в первый раз перед Лунэсс, когда боялся сыграть криво или неправильно, но я быстро от этого избавился, вспомнив вчерашние слова Оливера: "Каждый раз, выходя на сцену, вновь рождаешься и испытываешь новые эмоции", и я хотел их испытать перед парнем, который был лучше меня. Словно что-то кололо в груди, руки начали потеть, сердце забилось быстрее, дыхание участилось, увеличился адреналин, радость, волнение, тревога – все это случилось за две минуты моей игры, что поразило меня всего. Прошло всего лишь две минуты, а внутри пронеслась, будто, целая жизнь.

Прошло несколько секунд, после чего Брук попросил меня попробовать подобрать аккорды, когда он будет играть какую-то мелодию, не сказав при этом ни слова о моей мелодии.

Сначала я немного послушал ее, затем нашел первые два аккорда, которые подходили по звучанию, затем еще три, два из которых были поделены в такте.

– Молодец. А ты сможешь повторить вот это? Он сыграл отрывок из одной грустной песни, которую я слышал вчера.

– Думаю, да, получится.

– Тогда играй это по кругу, а я буду импровизировать.

Я стал играть, а Брук сначала подобрал ноты, затем он сочинил небольшое соло, а спустя время уже импровизировал так, как только мог, вставляя в мелодию все ноты, которые могли быть на гитаре.

– Все, хватит, – сказал Брук. – Когда я вчера выступал, мне пришло в голову сделать в этом моменте какое-нибудь соло, и эта мысль меня не покидала до этого момента. Сейчас я запомню, что тут только что сыграл, чтоб не забыть, и мы продолжим.

После этих слов он посмотрел на меня оценивающим взглядом и стал заново повторять то, что только что придумал, но уже без меня.

Позже он показал мне несколько красивых гармоний и два строя на гитаре, на которых можно было сыграть красивые песни или же сочинить что-то свое.

– Брук, а как ты стал музыкантом, и сколько тебе тогда было лет? – спросил я его.

– Да почти как все известные музыканты и не только. Слушал любимые песни одной группы, захотел тоже научиться играть на гитаре. Потом, когда уже что-то начало получаться, выходил на улицу и играл для прохожих людей, но не ради денег, а просто так, для себя и для тех, кому нравилось, как я это делаю. Сначала я стеснялся, но потом мне пришла одна мысль, которая заставила меня задуматься: «Какая разница, кто и что думает обо мне, когда говорит моя душа?», в моем случае она пела. А после я встретился с Оливером. Да, да, не удивляйся. Я играл на пустой улице в пасмурный день, а он прошел сначала мимо, как будто не слышал, что я играю, но потом его что-то остановило, и он развернулся. Спустя время, я спросил, что заставило его послушать меня тогда, но ответа я не получил. Тогда он стоял и слушал меня очень долго, даже не могу предположить, сколько прошло времени. Он дождался, когда я закончу окончательно играть, подошел ко мне и сказал: «Если тебе интересно, приходи на сорок третью улицу в студию, вывеску увидишь, она ярко красная, научу тебя играть на гитаре», после чего ушел. Более странного предложения в своей жизни я не встречал, но я согласился с самим собой, что пойду и посмотрю, что там. Мне нужен был опыт, и я этого хотел. С того дня как я пришел к нему, он стал меня учить. Я делал успехи, как и ты, после чего он познакомил меня с одной группой, которой нужен был бэк-вокал и вторая гитара для партии. Я был самым нужным недостающим им элементом. Так началась моя жизнь музыканта. А лет мне было тогда примерно столько, сколько и тебе сейчас.