Текст книги "Пуля для императора"

– Я… компен… сирую… вам… ваши расходы…

– О, неужели? – мисс Энни присела рядом со мной на корточки. – Михаил, либо вы сейчас же рассказываете мне всю правду обо всём этом, – она обвела руками своды пещеры, – либо я просто пошлю всё к чёрту и никогда, слышите, никогда больше не появлюсь на вашем горизонте!

– Понял… драться-то зачем?

– Вы первый оскорбили меня, – Энни подала мне руку, помогая подняться. – Я воспитывалась в строгих правилах и не потерплю намёков, унижающих память моего отца.

Мы стояли лоб в лоб, обиженные, надутые, каждый убеждён в собственной правоте и совершенно не слышит другого. Более того, на фоне такого количества золота нам бы, наверное, полагалось по примеру английских пиратов пытаться задушить друг друга!

Именно это казалось на данный момент самым естественным и правильным.

Не могу теперь вспомнить, что на меня тогда нашло, но мгновением позже я вдруг шагнул вперёд и крепко поцеловал её в губы. От неожиданности она даже не сопротивлялась.

Я силой вырвал первый поцелуй и, опустив руки, так же резко отшагнул назад.

– Вы… вы в своём уме?! – В широко распахнутых глазах растерянной англичанки блеснули слёзы.

Я не стал ни отвечать, ни оправдываться. Просто наклонился и насыпал в карманы по две-три пригоршни золотых монет, кажется, современной французской чеканки.

Здесь нам больше делать нечего. Это просто склад, место, куда годами сваливали золотой фонд ордена. Я не нашёл тут разрешения никаких тайн, ничего не узнал о своём отце, разве что мог бы стать богат, но ни на шаг не приблизился к разгадке буквы S, или удил Чингисхана.

Почему именно они? Если умирающий сэр Эдвард нарисовал тот же знак, то получается, он отлично знал о существовании этой горы на байкальском острове, так почему же просто не нанял группу бандитов и не взял золото штурмом? Не успел?

Я вспомнил, с каким завидным упорством нас преследовали, и с шипением выдохнул сквозь сжатые зубы. Хорошо бы если и нашим врагам было нужно только золото…

– Надо уходить отсюда.

Мисс Энни зачем-то вытерла губы рукавом, подумала и молча кивнула.

– Когда-нибудь мы вернёмся сюда, но сейчас тут оставаться опасно. Те, кто гнались за нами, вряд ли надолго потеряли наш след.

– Хорошо, Михаил. Я прошу простить меня за поведение, недостойное леди. Эта вспышка была не…

– Энни, успокойтесь уже! – мне пришлось повысить голос. – Хватит. Мы не в Британии, здесь все эти условности и чопорность просто смешны. Но если вы действительно хотите знать правду о смерти вашего отца так же, как я о гибели моего, то ответы нам придётся искать не в этой пещере. Нам надо найти тех, кто пытался убить нас. Мне нужен их предводитель, он знает. Он многое знает…

– Я понимаю.

– Тогда идёмте? – я первым протянул ей руку примирения.

– Конечно, – юная англичанка с серьёзным видом изо всех сил пожала мою ладонь. – Но только…

– Вы опять об этом проклятом золоте, – я потянул её за рукав к выходу.

– Майкл… тьфу, Миша, простите! Я лишь хотела сказать, что вон там есть дверь.

– Где?

Энни обошла золотых коней и ткнула пальцем в маленькую, покрытую ржавчиной железную дверь, почти неразличимую на фоне стены. Я решительно шагнул вперёд, осмотрев косяки и порожек, вроде бы не нашёл ничего подозрительного. Разве что с правой руки в камне была грубо вырезана всё та же буква S.

– Посмотрим? – предложила моя спутница, зябко поводя плечиками. Её глаза смотрели на меня доверчиво и бесстрашно. На секунду мне даже показалось, что теперь в них заметны тёплые искорки каких-то иных чувств, но кто может знать правду в том, что касается женских взглядов…

– Почему нет? – я осторожно толкнул дверь.

Что удивительно, та распахнулась легко и без скрипа. Петли были хорошо смазаны. За дверью оказалась маленькая квадратная комнатка, шага три в любую сторону. При слабом свете из главной пещеры было заметно, что на противоположной стене находится ряд уже знакомых нам изображений – заяц, змея, лошадь и прочие звери. А вот прямо над ними сияла золотая ручка в виде буквы S. Удила Чингисхана!

– Как я понимаю, – деликатно прокашлялась мисс Челлендер, – если вы её повернёте, что-то произойдёт?

– Да, и я, кажется, даже знаю, что именно. Мы просто заново активизируем все те ловушки, что были у нас на пути. Удила сдерживают лошадь. В нашем случае это иносказательный намёк на сдерживание страсти незваных гостей.

– Звучит вполне логично, – подтвердила Энни, и я, взявшись за золотую ручку, попробовал повернуть её вниз. Удалось не сразу, мне даже пришлось взяться обеими руками и навалиться всем весом.

– У вас получится, вы же такой сильный… Упс?

Моя спутница не успела даже договорить, как золотая S поддалась, что-то громко щёлкнуло, и пол под нашими ногами ушёл на сорок пять градусов вниз.

Мы оба, с воплями и матом, едва ли не в обнимку полетели куда-то в темноту по наклонному жёлобу. После долгого, минут пять, пролёта в этой трубе мы чуточку успокоились, даже попробовали помолиться и простить друг друга перед Богом, на всякий случай, когда в тот же момент нас просто выплюнуло на свет в конце тоннеля.

Меня протащило спиной по каменному полу, а визжащая англичанка сидела на моей груди, держась руками и ногами, как перепуганная кошка, с круглыми глазами и рыжими кудряшками дыбом!

– Всё…

– Мы умерли, Майкл?

– Почти, – тяжело выдохнул я, морщась от боли. – То есть в плане вас не уверен. А я точно умру, если вы с меня не слезете.

– Мужчины такие неженки, – тихо хихикнула дочь английского посла, сваливаясь с меня вбок.

Я тоже невольно засмеялся, хотя каждое сотрясение отдавалось в рёбрах, но и это всё равно почему-то было смешно. Мы выбрались, мы живы, у нас всё получилось. Сколько могу судить, нас выбросило в тот самый проход, от следования по которому мы отказались в самом начале нашего путешествия по пещере Белой горы.

Буквально в десятке шагов была видна неровная арка света, словно выход в настоящую, земную жизнь. Через пару минут мы, держась за руки, словно счастливые дети, неслись навстречу старому казаку, разомлевшему на солнышке.

Матвей дремал самым нахальнейшим образом, сдвинув папаху на нос и ровно ничем не показывая своего волнения за нас. Как же я по нему скучал, слов нет…

– Дядя Матвей! – Рыжая Энни с разбегу повисла на шее старого казака, счастливо болтая ножками. – Там такое было, мы такое видели-и!..

– А я-то и заспался, грешным делом, – подмигивая мне, прогудел папин денщик. – Ну чё, твоё благородие, давай реки, аки на исповеди, чего было, чего знаешь, чего мы далее делать-то будем?

Я раскрыл было рот для подробнейшего (иначе сам лопну) ответа, как со стороны леса грохнул ружейный выстрел. Свистнувшая пуля сорвала чёрную папаху с головы бывшего конвойца.

– Плохой знак, – прорычал он, всем телом закрывая юную англичанку, а из ближайшего перелеска уже выбегали вооружённые люди, быстро беря нас на прицел.

– Китайцы, – пробормотал я, совершенно не понимая, как они могли так быстро, а главное, незаметно подобраться к нам в самый неподходящий момент.

Стрелять из револьвера против винтовки было бессмысленно, у Матвея вообще для самозащиты оставался только его кинжал, а у дочери английского посла лишь душераздирающий визг да шекспировские проклятия.

– Девку та хлопца живыми схапить! – раздался громогласный голос с тем самым акцентом.

– Вы с ним хотели встретиться? – возмущённо пискнула Энни, когда я повалил её в траву.

– Твоё ж благородие, – зарычал Матвей, плюхаясь на пузо рядом, – от кому было сказано, не ищи с ним встречи? Твою ж диссертацию! Он мой, не лезь, куды не просят!

Наши противники широкой цепью бросились в атаку. И чей-то громкий голос развеял мои последние сомнения в том, как нас нашли.

– Вот он, однако. Вот этого стреляй, да! Нехороший человек, злой человек, мою добычу не дал и дерётся шибко больно-о…

Тайкон! Незадачливый охотник, которому папин денщик пообещал вставить ствол его же допотопного ружья в одно место. Так вот кто их навёл?! Ну, спасибо! Не ждали…

Ни секунды не задумываясь, я встал на одно колено и произвёл прицельный выстрел на десять шагов. Злой охотник, с лицом в оспинах, в чей капкан попала маленькая Айгуль, схватился за грудь и без стонов, ничком, повалился в траву. Вот так!

Бельгийский револьвер «лефорше», может быть, и уступает другим моделям в прицельной точности стрельбы, но на таком расстоянии убойноопасен. Последние пули я послал веером во все стороны. По крайней мере три из них нашли свою цель…

– Уходим!

Старый казак поймал меня за руку и поволок за собой. Записную книжку моего отца я на ходу сунул за голенище сапога. Если и найдут, то не сразу.

Рыжая англичанка с выпученными глазами уже подпрыгивала у него на плече, как невинная овечка на спине матёрого волка. Пользуясь тем, что наши преследователи на минуточку пригнулись после моих выстрелов, нам удалось получить не менее двух минут форы. А потом яростная погоня…

Собственно, бежать мы могли только в одну сторону, через луг, к склону горы, где в маленьком ущелье плескалась какая-то речушка. Но миновать её нам не дали…

– Забийте его!

Матвей скинул мисс Челлендер мне на руки и подтолкнул нас впереди себя.

Стрельба прекратилась, и лес словно бы ожил – со всех сторон к нам бросились китайцы, одетые в военную форму то ли французского, то ли немецкого образца. Они без всяких победных криков, молча, вытащили длинные ножи и пошли в атаку.

Их было много, больше двух десятков, и я не сразу поверил собственным ушам, услышав:

– Хлопчик, ты бы Аннушку спиной прикрыл да ручки поднял. Небось в плен возьмут, а там как-никак да и выкрутитесь.

– А вы?

– А я их чутка задержу…

Как вы понимаете, моего согласия ему не требовалось. Я был в очередной раз просто поставлен перед фактом.

– О рада-рада, о рада-рада, о рада-рада, о райда-а, – задрав бороду к небу, пропел Матвей, широко перекрестился и, выхватив из ножен длинный кубанский кинжал, прыгнул в самую гущу врагов.

Полы его чёрной черкески взметнулись в воздух, он был похож на огромного коршуна, упавшего на добычу. Признаюсь честно, я замер столбом, не в силах сделать ни одного движения, а Энни, прижавшись к моей спине, закрыла ладонями глаза, что-то надсадно шепча на одной ноте, то ли слова молитвы, то ли раскаяния.

Мир вокруг нас взорвался воплем боли, серо-зелёная масса китайских наёмников с головой захлестнула верного денщика моего отца. Двое, обойдя слева, попытались схватить рыжую англичанку, и я без малейших сомнений нокаутировал обоих, поскольку пистолет был разряжен. Третий герой, показавший излишнее рвение, получил рукояткой револьвера в лоб и с головой ушёл в полный дзен…

Матвей вырвался из толпы с медвежьим рёвом, его кинжал и руки были в крови. Я никогда не видел, чтобы нормальный человек так дрался.

Нет, неправильно, он не боксировал в традиционном английском понимании этого слова или размахивал ножом, как пьяный матрос в кабацкой драке. Клянусь Богом, он просто убивал их. Спокойно, расчётливо, без малейших сомнений принимая раны от китайских клинков, лишь бы гарантированно дотянуться до противника…

– Майкл, сзади! – взвизгнула Энни, и я едва успел обернуться, встречая очередного нападающего мощнейшим апперкотом с левой. А из лесу спешили новые и новые противники, их было слишком много для нас троих…

Катящийся ком человеческих тел остановился у самого обрыва, я сцепился с двумя китайцами, мисс Челлендер вырывалась из рук ещё одного, и, наверное, вот тогда я увидел старого Матвея в последний раз. Эта страшная картина до сих пор стоит у меня перед глазами…

– Аннушку береги, неслух! – прорычал денщик моего отца, едва держась на ногах.

Я хуком слева свернул челюсть узкоглазому мерзавцу, пытающемуся достать меня ножом, и, в невероятном прыжке бросившись вперёд, сумел удержать Матвея от падения с обрыва. Бывший конвоец, опершись на меня, поймал равновесие и, крепко сжав моё плечо, тихо прошептал:

– Батьку твоего встречу – поклон передам. Скажу, добрый казак из его сына вышел.

– Матвей, не смейте и думать…

– Не щенок, – не слыша меня, продолжил он, – Пёс. Настоящий Цепной Пёс, в отца…

Вот в этот самый момент громом небесным грохнули три пистолетных выстрела, и тот самый человек в феске, появившись из-за кустов, удовлетворённо подмигнул мне.

Могучее тело Матвея дрогнуло, он как-то резко стал безумно тяжёлым, и я не смог его удержать. Просто физически не смог!!!

Я стоял на коленях на том проклятом обрыве, видя, как этот невероятный человек катится по камням вниз, словно кукла, изломанная злым ребёнком.

Мои глаза видели, как его тело приняла река и как вода вокруг него окрасилась красным. А потом – резкий удар, дикая боль в затылке, темнота, отсутствие света и звуков. Я ничего не помню и ничего не знаю.

Единственный, кто навестил меня в то время, был мой покойный отец. Я видел его воочию. Он просто опустился на одно колено рядом со мной и погладил меня по голове, ероша волосы.

– Папа…

– Да, Мишенька, – его голос был необычайно тих и ласков, – я всё знаю. Не вини себя, ты ничего бы не смог исправить.

– Но твой денщик, твой друг, он… Я не спас его, папа-а…

– Не надо. Матвей всегда знал, на что шёл, и думаю, понимал, чем всё закончится. Казаки первыми идут на смерть и встречают её, как невесту.

– Я не спас его. Не защитил Энни Челлендер. Я не смог наказать твоих убийц, отец.

– Ты всё сможешь, – приободрил он, указывая взглядом на серебряный браслет на моём запястье. – Ты мой сын, и ты Цепной Пёс Империи. Ты не один, но есть путь, которого никто не пройдёт, кроме тебя.

– Папа… я… ты же ничего мне не сказал. Я даже не знал, что принимаю на свои плечи, когда…

Вместо ответа он прижал палец к моим губам.

– Есть выбор, который каждый из нас делает сам. Выбор Родины, чести, веры, судьбы. Ты можешь хоть сейчас отказаться от всего, это твоё право. Никто не отнимет у тебя свободу выбора. Что бы ты не решил, я всегда буду с тобой, мой мальчик…

Я пришёл в себя от ледяной воды, водопадом ударившей мне в лицо. Чей-то голос удовлетворённо отметил, что я живой. Собственно, этот факт даже у меня вызывал естественное недоверие, но, возможно, говорящий знал больше.

Я отфыркался и отчихался, с трудом разлепляя глаза. Каждое движение отдавалось болью, руки онемели, связанные в локтях и запястьях. Кто-то очень постарался, чтобы я был безобиднее жертвенного ягнёнка на ритуальном заклании. Некто, кого я не мог разглядеть в полумраке, наклонился к самому моему лицу, тихо прошептав:

– Шо, хлопче, боивси? Ха?!

Я изо всех сил ударил лбом вперёд, как это делают шотландцы, и, кажется, попал. Раздался явственный хруст костей, а в моё горло упёрлась отточенная сталь.

– От щеня… Забив бы!

– Wir brauchen ihn lebend![2]2
  Он нужен нам живой! (нем.)


[Закрыть] – неожиданно прозвучало откуда-то со стороны.

Я злорадно выдохнул, понимая, что прямо сейчас меня не убьют. А там посмотрим.

Некто медленно, со значением, убрал нож (или что там у него было) от моего кадыка.

– Приведите его в чувство. Мы сами допросим молодого человека.

– Добро. А дивчину его мени, я перший!

– Даже пальцем её не трогайте. Она принадлежит только нам, и у нас на неё далеко идущие планы.

– Та шо там за…

Я услышал щелчок взводимого курка. Кто-то грязно выругался на незнакомом мне наречии.

– Меня предупреждали, что вы склонны к необузданной агрессии и выходу из-под контроля. Очень надеюсь, что подобное не повторится. Ибо я никогда и никого не предупреждаю дважды…

Наверное, на этом всё не закончилось; были ли какие-то действия, диалоги, выяснение отношений, честно, не знаю. По идее, должны были быть, но я отключился.

Сознание вновь заволок горячечный красный туман, и вырваться из его объятий не представлялось ни малейшей возможности. Впрочем, мне кажется, я дотянулся до голенища, извлек записную книжку отца и сунул её в солому. Не факт, что я это сделал! Хотел, но…

Возможно, если бы я хорошенько подумал на эту тему, какое-то разумное решение и нашлось бы, однако я не уверен, что сумел хорошо спрятать её. Я старался.

Никого не волновали мои планы и мои желания. В лицо мне вновь выплеснулась добрая половина Ниагарского водопада, я начал захлёбываться и опять пришёл в себя. Кто-то рывком поднял меня на ноги, привёл в вертикальное положение и куда-то потащил.

Нет, я бы и сам охотно пошёл, не люблю, когда меня волокут, словно мешок с навозом для удобрения садовых роз. Но двое китайцев, видимо, имели на мой счёт чёткие указания.

– Куда вы меня тащите, уважаемые сэры? – по-русски спросил я.

Не дождавшись ответа, повторил тот же вопрос на английском, немецком и французском. Думаю, они всё поняли, но отвечать не стали. Меня выволокли из какого-то полузаброшенного сарая и вывели на улицу. В смысле на свежий воздух. Моё узилище находилось на окраине деревни, у входа в сарай дежурили ещё трое китайцев с винтовками.

Это, если считать двух моих сопровождающих, получается пять. Приятно, что меня считают опасным противником, раз так охраняют. Мгновение спустя я вспомнил гибель Матвея, и удовлетворение сменилось ненавистью.

С трудом сдерживая пылающую в груди ярость, я шёл, опустив голову, через луг, вдоль плетня, по узкой тропинке к какой-то маленькой деревеньке. Улица, если её можно было так назвать, состояла всего из шести-семи добротных изб, рубленных в русском стиле, так сказать, без единого гвоздя. Это надо уметь.

Чуть поодаль стояла почерневшая от времени деревянная церковь, самая простая, без украшений и излишеств, с обычным деревянным крестом. За ней кучкой ютились ещё несколько избёнок, явно более бедных. Распаханные огороды, мычащие коровы в загонах, настолько плохая дорога, что трудно было поверить, что в это захолустье хоть кто-нибудь приезжал. Сколько хватало взгляда – со всех сторон высился лес и сопки.

Интересно, мы ещё на Ольхоне или нас уже вывезли с острова? То есть я знал, конечно, что он самый большой на Байкале, но не помнил, есть ли на нём русские поселения.

Да, собственно, я и сейчас никого из местных не видел – вдоль улицы прохаживались всё те же узкоглазые китайцы, окна изб были занавешены, неуверенно гавкали собаки, никаких признаков русской власти или хотя бы намёка на её присутствие видно не было.

Хорошо, я поверю, что не в каждой деревеньке есть управление полиции, но хоть какой-нибудь староста должен быть, или как?!

Неужели эти наёмники просто оккупировали деревню? Запугали винтовками местных жителей, разогнали всех по домам, люди и нос за забор боятся высунуть! Возможно такое?

Как видите, вопросов хватало, но ответы я мог получить только там, куда меня вели. Мои строгие конвоиры остановились у самого добротного дома, ворота охраняли сразу шесть китайских солдат. Вражеский штаб?

Я был передан с рук на руки и под ружейными стволами сопровождён до крыльца. Там на пороге стоял неизвестный мне человек в тёмно-зелёном мундире простого, пехотного кроя, с револьверной кобурой на поясе, очень бледным, незагорелым лицом и коротким ёршиком соломенных волос. Голубые, почти до бесцветности, глаза пристально, с нескрываемым презрением осмотрели мою потрёпанную и усталую личность.

– Майкл Строгофф, как я понимаю, – на практически безупречном русском начал он. – Что ж, я рат приветствовать вас ф этой забытой Богом глуши. Цивилизованные люди ретко посещают эти края. Тем более приятно видеть здесь выпускника Оксфорта.

– А вы, как я понимаю, заканчивали Венский университет? – с трудом разлепив губы, бросил я.

– Берлинский. Странно, что фы спросили. Мало кто ф этой дикой стране считает меня чужеземцем. Я что-то говорю не так, проблемы с произношением, заметный акцент, та?

– Для меня – да.

– О, простите! Ф вашем досье сказано, что вы свободно владеете тремя или четырьмя европейскими языками. Это ферно?

– Ферно, – пародируя немца, нагло подтвердил я. – Vielleixht wird es praktisch um die sprache Schillers und Goethes zu sprechen?[3]3
  Быть может, нам будет удобнее говорить на языке Шиллера и Гёте? (нем.)


[Закрыть]

– Sie haben verschiedene aussprachen fur die briten[4]4
  У вас отличное произношение для британца. (нем.)


[Закрыть].

– Ich bin russe[5]5
  Я русский. (нем.)


[Закрыть].

– Тогда глупо говорить на тругом языке, не находите? – Мой собеседник дал отмашку, и китайцы послушно отошли в сторону. – Слетуйте за мной, Михаил Строгофф. Надеюсь, вы бутете фести себя благоразумно?

– Это был чисто риторический вопрос?

– О, та, – немец криво улыбнулся, демонстративно положив ладонь на кобуру. – Вижу, мы прекрасно понимаем труг труга. К тому же мисс Энни Челлендер явно скучает по фашему обществу…

Последние слова мгновенно разрешили все мои сомнения. Энни жива, она у них, она в плену, и, возможно, с ней плохо обращаются. То есть, если я правильно запомнил слова того человека в феске, он хотел взять девушку себе или отдать на потеху своим солдатам. Вторым номером. Первым, естественно, всегда будет он.

Кто-то, возможно, тот самый немец, не позволил ему этого! Данного факта было вполне достаточно, чтобы я, скрепя сердце, пообещал самому себе не делать глупостей и всеми силами способствовать спасению жизни рыжей англичанки. Не знаю, почему я до сих пор говорю о ней так отстранённо. Если верить сердцу, мне бы давно стоило называть её…

– Прошу фас, герр Строгофф.

Я послушно поднялся за немцем по ступенькам крыльца, прошёл в дом и был остановлен в так называемой горнице или гостиной.

Там, за широким русским столом, сидели двое мужчин. Один явный европеец, с тонкими чертами лица, высоким лбом с залысинами и длинными кудрями на затылке, одетый в яркую военную форму французской кавалерии.

Если память мне не изменяет, нечто подобное носили отряды зуавов ещё во времена Наполеоновской империи. Хотя, конечно, могу и ошибаться, всё-таки я не специалист.

Второй был китайским офицером, судя по высокомерному виду – в чине подпоручика или даже капитана, не особо разбираюсь в их знаках различия. Его круглое лицо казалось непроницаемым для любых эмоций. Казалось, что легче расшевелить ту же Белую гору.

На столе стояла простая русская еда – варёная картошка, большой котелок кислых щей, ржаной хлеб и блюдо с рыбными расстегаями. Венчала пиршество полуторалитровая бутыль мутного самогону. Я вдруг почувствовал лютый голод…

– О ля-ля, мсье Стррогоф?! Наконец-то мы иметь честь вас видеть! – француз, даже не делая попытки привстать, отсалютовал гранёным стаканом в мою сторону. – Будьте такь добрры и пррисядьте с нами. Вам выпить чуть-чуть?

Похоже, они все тут убеждены, что идеально владеют русским и никто никогда не заподозрит в них чужеземцев. Ну, для китайцев, возможно, все они действительно выглядят на одно лицо и говорят одинаково, но для любого нормального русского…

– Не имею чести быть представленным по всем правилам, мсье, но вы получили передо мной преимущество. Vous connaissez mon nom, mais moi, je ne connais pas le votre[6]6
  Вам известно моё имя, а мне ваше нет. (франц.)


[Закрыть].

– Ах, что за важность эти имена, – по-русски откликнулся он, хотя брови его изумлённо дрогнули.

Он явно не ожидал, что я столь свободно говорю на языке его родины.

Оксфордское образование не напрасно держит марку одного из лучших в современном мире и, надеюсь, не уронит этой заслуженной славы в обозримом будущем.

– Так фы готовы фыпить с нами? – Немец развязно плюхнулся на скамью рядом с французом, кивком головы указывая мне на табурет напротив.

Я игнорировал его приглашение.

– О, вам не стоит прояфлять излишнюю самоуференность, – поморщился немецкий гость, и француз поддержал его мягким кивком головы. – Настоятельно прошу фас присесть к столу. Как это у фас принято – откушать, чем Бог послал! Ужасная дикая формулирофка, не находите? Как можно предполагать, будто бы Господу нечего телать, кроме как посылать фам что-то на стол?! Фы не находите, что у Бога может быть много иных, более важных тел?

– Я не склонен вступать в философские или теологические споры с тем, кто напал на меня и без объяснений захватил в плен ни в чём не повинную гражданку Великобритании, мисс Энни Челлендер.

– Он всегда быль так упррям? – обернулся француз, сокрушённо покачивая кудряшками. – Мсье Стррогоф, мне кажется, что вы сейчас не в томь положении, чтобы иметь диктовать какие-либо условия, неть?

Да ну вас всех к Вольтеру в потную задницу, можно подумать, я этого не знаю!

Вся моя цивилизованная английская воспитанность требовала признать сложившееся единственно возможным и следовать сообразно сложившимся обстоятельствам.

Но какая-то потаённая, неизвестная мне часть русской души поднимала бунт! Бессмысленный и беспощадный бунт, когда ничего не важно, кроме самой возможности вот тут, прямо сейчас, плюнуть всем им в морду! А потом пусть расстреливают, не жалко, главное – плюнуть успел…

– Не хотите – не надо, мы не будемь так к вам настаивать, – серьёзно кивнул француз. – В конце концовь, эта варрваррская еда совсем не есть то, к чему вы наверрняка прривыкли в Лондоне. Но я всё же пррошу вас хотя бы пррисесть, наш рразговоррь может быть очень долгим. Или не очень. Зависить от вас…

Подумав, я сдвинул табурет в сторону и сел, прислонившись спиной к стене.

В голове не слабо гудело, видимо, меня приложили чем-то тяжёлым, под пальцами чувствовалась засохшая кровь. Желудок сводило от голода, очень надеюсь, что его бурчание не было так уж слышно этим мерзавцам. По крайней мере, меня это бы не обрадовало.

Итак, чисто гипотетически предположим, что я в плену у китайских наёмников под командованием того самого «неверного» казака, а руководят ими немец и француз. Сколько помню, эти народы практически никогда не объединялись в единый союз. Разве что против нашей матери-Великобритании, но и то редкость…

– Не хотите выпить? – немного удивился француз, немец всё это время хранил неопределённое молчание, покатывая в ладонях шарик хлеба. – Что ж, сожалею, что не могу прредложить вамь ни прриличного анжуйского вина, ни добрротного английского джина. В этой варрваррской глуши все мы вынуждены пить только вашу ррусскую водьку.

Я хмыкнул.

– А она вызываеть устойчивое прривыкание! Однако мы не затем иметь счастье вас лицезрреть, чтобы всё время болтать о пустых рразговоррах. Мой дрруг, герр… ах, я всегда забываю эти длинные геррманские имена. Mon Dieu! Не могли бы вы прросто ответить на его вопрросы и умереть?

– То есть вы в любом случае меня убьёте, – скорее сам для себя уточнил я.

– Ну да, – искренне улыбнулся француз, откидывая назад жидкие кудри. – Рразве можеть быть иначе? Но вы сами должны себе ррешить, как именно хотите умерреть – с высоко поднятой головой, словно геррои Великой рреволюции, или в крови и собственных испрражнениях, как гррязная уличная собака…

Я попытался привстать, и в тот же миг в руке немца мгновенно очутился револьвер. Чёрное дуло недвусмысленно уставилось мне в грудь.

– Что вы от меня хотите, господа?

– Вот это, – француз сунул руку за пазуху и бросил на стол мешочек с золотом, что я насобирал в пещере Белой горы. – Мы хотели бы знать, откуда вы это взять? Намь кажется, что золото – это очень прриятная компенсация за то, чтобы вы умерреть быстрро, без мучений и как должно мужчине. Я даже готовь обещать вам последнюю сигаррету или ррюмку водки.

– Я бы предпочёл поцелуй. Но не ваш.

– Это была шутка? – мой собеседник промокнул губы салфеткой и обернулся к немцу. – О, Бог свидетель, я сделаль всё, что мог. Этот упррямец ваш. Надеюсь, вы быстррее сумеете его рразговоррить…

– Да, у нас другие метоты, – немец что-то крикнул китайскому офицеру, и минуту спустя двое желтолицых солдат втолкнули в комнату бледную Энн Челлендер.

Следом за ней ввалился первый русский, которого я увидел за все последние дни. Высокий, под потолок, сорокалетний мужчина, совершенно лысый, с всклокоченной бородой до пояса. Одет в длинный кафтан из хорошей материи, полосатые штаны с напуском и добротные сапоги. На груди кожаный шнурок с металлической бляхой.

Как я понимаю, это староста или кто у них там главный на селе?

– День добрый, господа хорошие!

Немец и француз сдержанно кивнули. Впрочем, француз ещё и приветственно отсалютовал стопкой водки. Староста (мне удобнее называть его так) чуть виновато покосился в мою сторону и вежливо подтолкнул гордую англичанку в центр комнаты.

– Иди, иди, девица, не бузотёрь. Стало быть, все пленники к благородным господам доставлены. Чего ещё изволите?

– Grand merci, милейший. Если что-то понадобится, мы вас срразу оповестимь.

– Да, да, – староста старательно закивал. – Тока спросить хотел, ежели на то есть ваша божеская милость, так когда нас покинуть желаете?

Немец недоумённо уставился на своего соратника. Тот едва не подавился водкой, но тем не менее, овладев собой, изумлённо спросил русского:

– Мы платимь за содерржание наших людей, мы огрраничиваемь их стррасти и агррессию, мы заключили соглашение о сотррудничестве лично с вами. Неужели теперрь вас что-то не устраиваеть?

– Ну-у… – замялся староста. – Мужички ворчат. Дескать, не по-христиански всё энто…

– Фаши мужики – фаша забота, – жёстко обрезал немец, вновь кладя руку на кобуру. – Объясните им, что моих золдатн здесь втрое больше, они хорошо фооружены и организованы. И при малейшем намёке на несоплюдение наших тоговорённостей мы будут вправе открыть стрельбу без претупреждения.

– Так-то оно так. Но что, ежели дойдёт до господина губернатора…

– Это уже не мои проблемы, не так ли? Ф конце концов, мы платим полновесной русской монетой, а должность старосты является выборной, ведь ферно?

Я обменялся с мисс Челлендер ободряющими взглядами, из серии «держитесь, принцесса, я непременно спасу вас от злых пиратов». Ибо ни я, ни она не имели ровно никакого плана и никакой надежды вырваться из этих страшных сетей.

Да, возможно, где-то в подсознании у меня ещё оставались какие-то робкие мысли о том, что Энни тоже имеет ко всему этому хоть какое-то отношение. Увы, судя по её глазам, она была в диком шоке от происходящего…

– Дык чего делать-то прикажете? Али за воротами подождать?

– Останьтесь, – великодушно предложил так до сих пор и не представившийся мне француз. – Вы будете добрровольнымь свидетелемь, с одной сторроны, планов наших добррых намеррений и… и… как это по-ррусски? Очень рразумных прредложений. Такь?

Лысого всё удовлетворило. Да собственно, у меня не было никаких серьёзных сомнений по его поводу. Люди с такими бегающими глазками и неухоженной бородой всегда готовы прогнуться под любого.

Я не идеализирую и не очерняю русских, они очень разные, как и англичане. Есть предатели, есть приспособленцы, есть и герои (типа того же Робин Гуда), но не благородный разбойник определяет нацию.

Если в Российской империи вообще имеет смысл такое слово, как «нация». Тут все давно слились в некий единый котёл, и те же буряты с удмуртами считают себя ничуть не менее русскими, чем, например, жители Новгорода или Тулы.

Даже о том же Кавказе, где по-прежнему полыхает необъявленная война, гениально написал потомок шотландских горцев: «Пройдут года, и скажешь сам надменно: пускай я раб, но раб царя Вселенной!»