Текст книги "Народная Воля – 2017"

Глава шестая
И алыми тюльпанами – покроется земля…

– Тринадцать минут третьего, – язвительно хмыкнул полковник ГРУ Василий Ничипорук, прикомандированный к оперативной группе подозрительным и недоверчивым генерал-полковником Свиридовым. – Похоже, что обещанное реалити-шоу отменяется. Над нами, скорее всего, просто-напросто издеваются и насмехаются.

– Ждём ещё полчаса, – наблюдая за усадьбой вице-губернатора через окуляры мощного немецкого бинокля (произведено знаменитой фирмой «Карл Цейс Ена»), оповестил Назаров. – До отдельного приказа всем оставаться на своих местах и к дому Сергеева не приближаться. Голову оторву…

– Вью! Вью…, – раздался, планомерно приближаясь, странный и тревожный звук.

– Бух!!! – через секунду громыхнуло на всю округу.

– Твою мать! – отведя в сторону бинокль и болезненно прикрыв ладонью лицо, выдохнул Назаров. – Как по глазам резануло-то…. Словно бритвой. Ни хрена не вижу…

– Может, врача позвать?

– Спасибо, не надо. Само – минуты через три-четыре – пройдёт. Проверено на практике. Причём, не один раз…. Рассказывай, Вася, что там происходит.

– Ну, горит всё…. Ага, пламя потихоньку тухнет-опадает. К небу поднимается густой чёрный дым. Судя по характерным внешним признакам, «народовольцы» шандарахнули по вверенному объекту мощной ракетой класса – «земля-земля». Где находилась стартовая ракетная позиция? Да, где угодно – в радиусе двухсот пятидесяти километров. Наводили, естественно, через военный орбитальный спутник. Причём, совсем и не обязательно, что через российский…. Вот же, суки наглые и драные! Творят, мать их, что хотят…. Может, эту дурацкую «Народную Волю» организовали подлые американцы из ЦРУ?

«Сильный ход», – мысленно запечалился Игорь Игоревич. – «Следовательно, у «народовольцев» есть свои люди и в высших армейских эшелонах. Тактические ракеты класса – «земля-земля» на дороге не валяются. Это уже, блин горелый, серьёзно. Так можно – ненароком – доиграться и до классического военного переворота. Сиречь, до полновесного кровавого путча…. Что теперь делать? Остаётся лишь одно – искать, высунув от усердия язык на сторону, Хрусталёва. Все силы надо бросить на это! Все, все, все…. Эх, Сергей Сергеевич, Сергей Сергеевич! Убеждённый и упёртый последователь Эрнесто Че Гевары. Заигрался ты, братец, однако…».

– А вице-губернатор Сергеев, как я понимаю, всё это время оставался в доме? – слегка подрагивающим голосом спросил Ничипорук. – Получается, что он…, что его больше нет?

– Погиб, понятное дело, – подтвердил Назаров. – Бывает. Сам виноват, хам толстопузый. Не послушался наших предостережений.

Про себя же он подумал другое: – «Это я во всём, ясная зорька, виноват. Сглазил ситуацию – тогда, в разговоре с Ванькой Борченко. Взял, да и ляпнул, не подумавши, мол: – «Меня не интересует дом очередного вороватого вице-губернатора. Да, гори он ярким огнём. Причём, вместе с зажравшимся хозяином. Невелика потеря, если судить в государственном масштабе…». И по дереву при этом не постучал. И через левое плечо трижды не сплюнул. Эх, недотёпа! В народные приметы надо верить. Надо. Хотя бы для того, чтобы такие ляпы больше не повторялись…».

Через несколько минут резь в глазах окончательно прошла. Хорошенько проморгавшись, Назаров поднялся на ноги и – на правах старшего по мобильной группе – скомандовал:

– Полковник Ничипорук!

– Я!

– Бери своих «грушных» орлов и выдвигайся к объекту. Прихвати и прокурорских деятелей, они вон за теми кустиками прохлаждаются. Пожар, вроде, стихает. Осматривайте там всё, разбирайте завалы, тушите локальные очаги возгораний, фотографируйте, протоколируйте…. Не слышу ответа, полковник!

– Есть, разбирать и протоколировать! Разрешите вопрос?

– Не разрешаю. Выполнять полученный приказ!

– Есть, выполнять!

Ничипорук – с «грушниками» и прокурорскими работниками – отбыл к догорающему поместью господина Сергеева.

Игорь, сделав подчинённым успокаивающий жест, отошёл в сторону и достал из наплечного полевого планшета чёрный громоздкий брусок – спутниковый мобильный телефон, защищённый – на девяносто девять процентов из ста – от прослушивания, фиксации и пеленгования.

Он набрал номер своего заместителя подполковника Петрова, представлявшего интересы «Департамента» в Санкт-Петербурге.

– Я слушаю, Игорь Игоревич, – через полминуты откликнулся хриплый фальцет.

Назаров вкратце рассказал заместителю о событиях последних часов и минут, после чего велел:

– Незамедлительно установить местонахождение Сергея Сергеевича Хрусталёва и взять данного фигуранта под плотный и всеобъемлющий контроль. Это касается и его родственников, друзей и приятелей. Осуществлять тотальное наблюдение, прослушивать и записывать все телефонные разговоры. Вести, соблюдая разумную осторожность, видеосъёмку.

– Прослушивающие «жучки» задействовать? – уточнил Петров. – В смысле, установить?

– Да, но только крайне аккуратно, осторожно и вдумчиво. Помня о том, что Хрусталёв является волчарой опытной, матёрой и битой…. Всё, надеюсь, понятно?

– Так точно!

– И, пожалуйста, никаких активных мероприятий, задержаний и перестрелок. Главное, не вспугнуть экстремистов.

– Так точно! А вы, Игорь Игоревич, когда к нам приедете?

– Точно сказать не могу, – задумался Назаров. – Скорее всего, в пятницу или в субботу. На четверг, видишь ли, назначена аудиенция в Кремле. Сразу отпустят, или же задержат на сутки-другие, загрузив всякой рутинной бумажной работой? Сиё, брат Петров, неведомо никому…. А в ближайшие дни и в Ольховке будет, чем заняться. Я, честно говоря, – слегка замялся, – не уверен, что тебе, подполковник, удастся быстро и оперативно обнаружить Хрусталёва. Чутьё у него звериное. Запросто мог, почувствовав опасность, затаиться. Да и всё своё ближайшее окруженье, скорее всего, перевёл на нелегальное положение. С него, морды, станется…. А в деревне, где мы сейчас находимся, остался чёткий след. Я за пятьдесят минут до ракетной атаки успел подробно ознакомиться с интересными полицейскими и судебными документами. Судя по всему, Сергей Сергеевич недавно организовал в Ольховке – из местных доверчивых подростков – боевую ячейку «Народной Воли». Значит, остались каналы связи, адреса, явки и пароли. Сейчас, проведя оперативные мероприятия, мы задержим всех подозреваемых, после чего вдумчиво поработаем-допросим. Будет дельная горячая информация – обязательно поделюсь…. Вопросы есть?

– Никак нет!

– Тогда – до связи. Роджер.

Убрав спутниковый телефон в планшет, полковник – строгим начальственным голосом – позвал:

– Прапорщик Ананьев!

– Я! – браво откликнулся широкоплечий дяденька средних лет, облачённый в мешковатый и неприметный спортивный костюм.

– Ко мне!

– Есть!

– Значится так. Берём с собой шестерых сотрудников в штатском, четыре пары наручников и выдвигаемся к дому полицейского капитана Борченко. Пусть проводит к местам жительства фигурантов. Адреса-то у меня имеются. А, пардон, толку? В этой бестолковой деревне даже таблички с названиями улиц отсутствуют. Не говоря уже о номерах домов.

– Может, и этих прихватим с собой? – спросил прапорщик, небрежно кивая головой в сторону стайки вооружённых до самых коренных зубов камуфляжников, о чём-то задорно пересмеивающихся возле старенького сруба общественного колодца.

– Пока не надо. Думаю, что обойдёмся без них. Вооружённого сопротивления не ожидается.

– А, куда поместим арестованных? В местную каталажку?

– Пожалуй, перестрахуемся, – после короткого раздумья решил Назаров. – Задержим, поместим в вертолёт и доставим на нашу базу «Б-03». Там вдумчивые допросы проводить гораздо сподручней…. Всё, я пошёл. Догоняйте.

Голубая заборная калитка, сорванная с петель, легкомысленно валялась в придорожной канаве.

– Что, блин, за ерунда? – доставая из наплечной кобуры пистолет (браунинг бельгийской сборки, старшим офицерам ФСБ позволяется – слегка нарушать штатные уложения), шёпотом удивился Игорь. – Ничего, вроде не предвещало такого расклада…

– Ситуация по третьему варианту? – подойдя, насторожённым голосом спросил прапорщик.

– Пока не знаю…. Сделаем, пожалуй, так. Ты пойдёшь со мной, а ребятишки пусть рассредоточатся вокруг дома. Только, прошу, без показушной суеты. Не стоит, в очередной раз, пугать и смущать мирных селян. Поэтому – без отдельной команды – никаких активных действий не предпринимать.

– Есть, не предпринимать…

Ещё через две-три минуты, сжимая в руках пистолеты и понятливо переглядываясь, они поднялись по новеньким, свежевыкрашенным ступенькам крыльца.

«А Ванька-то наш – мужик хозяйственный», – машинально отметил про себя Назаров. – «Забор солидный, сразу видно, что хозяин мастерил-сооружал его сам. Ставенки резные, стволы яблонь и слив старательно побелены на двухметровую высоту. Две крепкие просторные теплицы. Аккуратные, старательно окученные картофельные грядки…. Не иначе, кобелина старый, по очередному разу задумал жениться. Вот, и завлекает местных половозрелых девах и нестарых симпатичных вдовиц, мол: – «Посмотрите, бабы и девки, какой я хозяйственный и справный мужик. А, ну-ка, шалавы грудастые и длинноногие, выстраивайтесь в очередь! Кастинг будем проводить, мать вашу. Сейчас тесты – разнообразные и заковыристые – будете у меня проходить…».

Входная дверь оказалась распахнутой настежь. В сенях, заставленных и завешанных всякой разностью, пахло влажной овчиной, огуречным рассолом, берёзовыми вениками и свежим летним сеном. А из глубины избы доносились звонкие гитарные переборы.

Подав – кивком головы – прапорщику условный знак, Назаров, стараясь шагать бесшумно, пересёк длинные сени и, плавно приоткрыв филёнчатую дверь, осторожно заглянул в комнату.

Увиденное оптимизма не прибавило. Ни на йоту.

Старенький обеденный стол, забардаченный до полной невозможности. Пол, усеянный «холмиками» вчерашней гречневой каши и светлыми разнокалиберными черепками разбитой тарелки. Табачный дым коромыслом. Устойчивый запах алкогольного перегара.

На хлипком стульчике, отодвинутом на пару метров от стола, восседал пьяный в хлам хозяин дома.

Капитан полиции был одет только в семейные чёрные трусы, а его глаза были безнадёжно мутны и откровенно бессмысленны.

Мечтательно усмехнувшись, Борченко взял несколько длинных красивых гитарных аккордов и – с душевным надрывом – затянул:

 
Его звали – Че.
Много лет – назад.
Не такой – как все.
Просто – солдат.
 
 
Отставь бокал – пустой.
Ответь на мой – вопрос.
Не торопись – постой.
Я говорю – всерьёз.
 
 
Когда же он – вернётся?
Из тех небесных – странствий?
И снова – улыбнётся,
Надежду нам даря?
И мы пойдём – в атаку,
И сгинут – самозванцы,
И алыми тюльпанами
Покроется – Земля…
 
 
За окошком – свет.
На пороге – день.
Грусти больше – нет.
На душе – капель.
 
 
Поутру, лишь – снег.
На небе – заря.
Серебристый – смех,
Было всё – не зря.
 
 
Когда же он – вернётся?
Из тех небесных – странствий?
И снова – улыбнётся,
Надежду нам даря?
 
 
И мы – пойдём в атаку,
И сгинут – самозванцы,
И алыми тюльпанами
Покроется – Земля…
 
 
В отблеске – свечей,
Пускай приходит – ночь.
Не надо нам – речей,
Все сомненья – прочь.
 
 
Они – не пройдут!
Будь спокоен – Че.
Они – не пройдут!
Никогда и нигде!
 
 
Когда же ты – вернёшься?
Из тех небесных – странствий?
И снова – улыбнёшься,
Надежду нам даря?
 
 
И мы – пойдём в атаку,
И сгинут – самозванцы,
И алыми тюльпанами
Покроется – Земля…
 
 
Его звали – Че.
Много лет – назад.
Не такой – как все.
Лучший – солдат…
 

Песенка закончилась.

– Браво! – неторопливо убрав пистолет в наплечную кобуру, вяло похлопал в ладоши Назаров. – Оказывается, Ванька, ты являешься природным бардом. Так искренне спел, блин диетический. У меня даже слёзы навернулись на глазах. Бывает…

– Дзинь, бряк, дзинь, дзинь! – светёлка тут же наполнилась изысканной звуковой какофонией.

Это старенькая гитара, выскользнув из неверных хмельных пальцев, упала на пол и несколько раз – от души – перевернулась.

– А, высокородный граф Мерзляев пожаловали, – пьяно раскачиваясь на ненадёжном стуле, дурашливо заблажил Борченко. – Мы так польщены, смущены и тронуты. Как говорится, щенячий счастливый визг заглушал все другие, насквозь второстепенные звуки…. Ха-ха-ха! Держите меня семеро. Как бы от смеха не описаться…

– Молчать! – голодным тигром из заснеженной уссурийской тайги рявкнул прапорщик Ананьев. – Сука запьянцовская. На сибирский лесоповал, харя опухшая, захотел?

– Пшёлты, – последовал вялый ответ. – Сейчас на лесоповалах ручной труд практически не используется. Всё – от начала и до конца – делают автоматизированные современные комплексы финско-австрийского производства. Гниды речистые. Так вас и растак…

– Причём здесь – какой-то граф Мерзляев? – на всякий случай уточнил Назаров. – Кто это, собственно, такой?

– Ты чо, старлей, не смотрел гениального фильма – «О бедном гусаре замолвите слово»? Ни разу?

– Извини, Ваня, но не смотрел. Времени не было. Дела. Служба. Карьерная лестница.

– Мудак ты, полковник. Причём, законченный и безнадёжный…. А, вот, майор Хрусталёв, сто девяносто процентов из ста, смотрел. Причём, не один раз. Да и не два…

– Хрусталём? Он, что, и тебя завербовал?

– Пшёлты, тварь позорная! – Бойченко – неверной рукой – дотянулся до гранёного стакана, на две трети заполненного прозрачной жидкостью, поднёс стеклянную тару к губам и, сделав пару-тройку жадных глотков, мягко соскользнул со стула на деревянный пол.

– Смотри-ка ты, как грамотно упал, бродяга, – искренне восхитился прапорщик, у которого боевых заслуженных орденов было больше, чем у трёх-четырёх штабных генералов вместе взятых. – И башку не разбил, и стакан с водкой не выпустил из ладони. Причём, и ни капли – при этом – не разлил. Уважаю…

«Орденов у Сени Ананьева, конечно, много. Штук тридцать пять, наверное, если не больше. Имеются и насквозь экзотические – никарагуанские, вьетнамские, перуанские. Даже засушливой африканской Республики Чад…», – не понятно и к чему подумал Игорь Игоревич. – «А живёт он до сих пор – вместе с женой, тёщей и тремя пацанами разного возраста – в однокомнатной «хрущёвке», расположенной где-то в районе Бирюлёво. Хрень законченная и несправедливая, мать его. Идеальный кадр – для вербовки в хвалёную «Народную Волю»…. Ладно, это я так. К слову, извините, пришлось….».

– Что дальше? – спросил прапорщик.

– Уточни, пожалуйста.

– Ну, с этим пьяным ментом…. И с дальнейшим?

– Эх, Ананьев, Ананьев, – наставительно вздохнул глава «Департамента по борьбе с экстремизмом», – Учишь тебя, учишь. Всё впустую. Так в прапорах – до самой пенсии – и проходишь.

– Дык, товарищ полковник…

– Отставить!

– Есть, отставить!

– Господин – полковник.

– Дык, господин полковник…

– «Трёшку» получишь к Новому году. Я сказал.

– Э-э-э…. Премного благодарны…

– Отставить!

– Есть, отставить!

– Значится так, – резюмировал Назаров. – Полицейский капитан пускай отдыхает. Он мужик крепкий, отоспится. Типа – проснётся и будет почти как новенький…. Обходим местных бабушек-старушек, вежливо опрашиваем и узнаём – куда идти дальше. Нормальный, в принципе, вариант…

Время текло, но абсолютно ничего не происходило.

Тишина, тишина, тишина. Тревожная, глумливая и коварная. В открытое окошко дул ласковый летний ветерок.

Пить водку в одиночку – под скромную закуску – надоело.

Иван Иванович, от нечего делать, включил телевизор.

– Уже с завтрашнего дня в нашей России заработает Закон – «О торговле», – радостно и по-доброму улыбаясь, объявил в телевизоре Президент Зайцев. – Вот, мы устроим этим гадким и жадным «сетевикам»! Ужо! Будут, морды сытые, знать, как наглеть и наживаться на простом российском народе, мать их…

– Ну, да. Оно, конечно, так, – ласково подмигнув телевизионному экрану, поддержал Президента Иван Иваныч. – Суки драные, эти «сетевики». Давить их надо, как клопов обнаглевших. Поборы за вход, бонусы всякие, наценки – вплоть до ста процентов, с мелкими производителями и фермерами не желают работать напрямую…. Всё это так. Вот, только…. Только кто, спрашивается, мешает государству открыть свои – государственные – розничные сети? Честные все такие из себя, без бонусов, с минимальными наценками? И чтобы – в обязательном порядке – работали бы только с производителями, минуя посредников? Чтобы фермеров не обижали? Прозрачными чтоб были, как слеза? На каждый такой магазин – по сайту в Интернете! Пусть народ всё видит: у кого купили, на каких условиях, какую установили торговую наценку…. Частники же пусть ориентируются на эти «прозрачные и честные» магазины. Пусть – конкурируют…. А то, блин горелый, бразильская свинина в Финляндии стоит в рознице на сорок процентов дешевле – чем такая же бразильская свинина в России. Это, как прикажете понимать? Что, финны беднее россиян? Только активное вмешательство государства может в корне изменить сложившуюся ситуацию…. Хотя, оно конечно. Государство…. Тот же Президент Зайцев с телеэкрана многократно стыдил российских нефтяников, мол: – «Бензин неоправданно дорог…». Интересно, а зачем он это делал? Ведь, компания «Роснефть» является государственной. А бензиновые цены на её автозаправках, они не ниже прочих. Только языком наше социально-направленное государство трепать гораздо. Не верю я им, сладкоголосым. Уже никому не верю…

– Эй, хозяин! – донеслось из-за ворот. – Ты дома?

– Дома, – отключив в телевизоре звук, ответил Иван Иванович. – Чего надо?

– Что это у тебя здесь написано – про мины? Шутка такая?

– Это, родные, кому как. По мне, к примеру, и российская Государственная Дума – в полном составе – является пошлой шуткой. Причём, однообразной, несмешной и всем давно надоевшей.

– Я сам не в восторге от наших депутатов, – согласился с военным пенсионером мужественный голос. – А с минами-то что?

– С противопехотными минами, господин Назаров, как раз, всё нормально, – подпустив в голос хмельных ноток, сообщил Ветров. – Установлены по периметру забора. С внутренней стороны. Шестнадцать штук. Всё – честь по чести.

– Вот, даже как?

– Ага, так. И никак иначе…. Чего надо-то? Зачем беспокоите мирного пенсионера? За какой, спрашивается, надобностью?

– Мне, Иван Иванович, с вашими внуками надо поговорить, – после пятисекундной паузы признался Назаров. – С Алиной и Егором.

– Ничего не получится.

– Почему?

– А я их посадил в подпол и закрыл на надёжный амбарный замок. И выпущу только тогда, когда вы, бойцы российского невидимого фронта, покончите с достославной «Народной Волей». Не раньше.

– Какой, гражданин Ветров, в этом смысл? Я имею в виду, в содержании внуков взаперти?

– Прямой, – усмехнулся Иван Иванович. – После поимки всех активных «народовольцев» мои внук и внучка вам, сатрапам «фээсбэшным», будут уже не нужны. Понятно излагаю?

– Может, договоримся по-хорошему, господин генерал-лейтенант в отставке? Я готов лично гарантировать…

На вертикальных планках забора, то есть, на частоколе – по обе стороны от ворот – размещались старые керамические крынки и кувшины. Это Алька, эстетка доморощенная, постаралась.

Иван Иваныч вскинул наградной пистолет и, почти не целясь, нажал на спусковой крючок.

– Бах! Вздынь! – один из горшков разлетелся вдребезги.

– Всё ясно, голодранцы? – прокричал в открытое окно Ветров. – Или же требуется повторить?

– Спасибо, не надо, – откликнулся Назаров, после чего вопросительно посмотрел на прапорщика.

– А я-то здесь причём? – удивился Ананьев. – Это вы, Игорь Игоревич, как и всегда, сглазили.

– Я?

– А, кто сорок пять минут назад заявил, мол: – «Вооружённого сопротивления не ожидается»? В таких случаях надо обязательно по дереву стучать и через левое плечо активно сплёвывать…

– Отставить – ворчать.

– Есть, отставить.

– Звони, вызывай штурмовиков, – велел Назаров. – Пусть ребятки порезвятся немного. А то, понимаешь, совсем застоялись и зажирели, жеребцы племенные.

Минут через десять-двенадцать подтянулись камуфляжники.

– Имеются гранаты с усыпляющим газом? – спросил полковник у старшего по штурмовой группе.

– Обижаете, Игорь Игоревич, – белозубо улыбнулся двухметровый верзила. – Есть в запасе с десяток. Израильские, качественные. В том смысле, что качественней не бывает. Это американские и немецкие – говно полное. Зачастую не срабатывают, а иногда фигуранты, наоборот, и коньки отбрасывают. То есть, не хотят, мерзавцы наглые, просыпаться…

– Отставить болтовню.

– Есть, отставить!

– Заканчивай, старший лейтенант орать. Чай, не в лесу.

– Есть, не орать.

– Слушай сюда, молодчик. Скрытно обойти данный дом со стороны леса и соседей. Естественно, вдумчиво и грамотно работая портативными миноискателями…. Сейчас у нас семнадцать двадцать пять. Ровно в восемнадцать ноль-ноль разбить – одновременно – все окна, и забросать избушку гранатами с усыпляющим газом. Только, прошу, не увлекаться. Одно окно – одна граната. Вопросы имеются?

– Никак нет.

– Выполнять.

Ситуацию, образно выражаясь, заклинило. Пять-шесть минут переговоров, выстрел, очередной горшок, расколотый меткой пулей на составные части. И так – по шестому кругу.

– Ну, дедушка-красавец. Орёл натуральный, – восхитился прапорщик Ананьев. – Судя по голосу, пьян до полного изумления. А стреляет – с тридцати пяти метров – дай Бог каждому. Впору, однако, учиться…

Раздался звон разбитого стекла. Почти синхронно – один за другим – прозвучали глухие хлопки.

– За мной! – махнув рукой «штатским» сотрудникам, прапорщик Ананьев браво – в три приёма – перемахнул через высокий забор.

– Отставить! – велел Назаров. – Надо подождать минут восемь-десять. Пусть сонный газ выветрится…

Иван Иванович приоткрыл глаза и попытался сосредоточиться.

В голове нудно и надоедливо шумело, в висках противно покалывало, во рту было сухо-сухо – словно после недельной песчаной бури.

– Пить, наверное, очень хочется? – понимающе поинтересовался бархатистый мужской голос. – Могу предложить стакан, наполненный слабо-газированной минеральной водичкой. Прямо сейчас. Но только после того, как вы ответите на парочку безобидных вопросов.

Ветров старательно проморгался и одобрительно хмыкнул. Человек, сидящий перед ним – по другую сторону громоздкого письменного стола – смотрелся весьма солидно и импозантно. Седой короткий ёжик на круглой голове. Мужественная – донельзя – физиономия. Открытый и лучистый взгляд небесно-голубых, слегка водянистых глаз.

– Нравлюсь? – добродушно улыбнувшись, спросил мужчина.

– Не очень, – брезгливо скривился Иван Иванович. – Избыточно слащавый и пафосный облик, на мой придирчивый вкус. Голливуд, полковник, плачет по вам. Там любят таких харизматичных и волевых…

– Не только в Голливуде любят, – совершенно серьёзно уточнил Назаров. – Но, к примеру, и в московском Кремле…. Итак?

– В жопе – медный пятак.

– Фу, как грубо, банально и некультурно. А ещё, понимаешь, генерал-лейтенант.

– Ни хрена, полковник, ты не понимаешь. Только вид характерный и важный делаешь, пуская пыль в глаза…. Зачем на семидесятипятилетнего старика надели наручники? Шутка такая, демократическая насквозь? А, где, кстати, мы сейчас находимся?

– Прибыли на опорную базу, – криво усмехнулся полковник. – На вертолёте подлетели, дабы пообщаться в спокойной и приватной обстановке. Что касаемо наручников. Нечего было – почём зря – палить из пистолета. Мальчишество голоштанное.

– Не мальчишество, а обыкновенная классическая «белочка», – поправил Ветров. – Шестьсот грамм водочки – для пожилого человека – являются непосильной нагрузкой. Не рассчитал сил. Так, вот, получилось. Виноват. Каюсь. Обещаю исправиться. Прошу учесть былые воинские заслуги и строго не наказывать…. Я, действительно, стрелял из пистолета? Извините, но ничего – ровным счётом – не помню…

– Заканчивай, старый перец, дурочку ломать! – рявкнул Назаров. – Где твои внук и внучка? В подполе мы их не обнаружили.

– Что им делать в подполе? – непонимающе пожал плечами старик. – С ума, вроде, они не сходили.

– Где Алина и Егор? Отвечай!

– А зачем кричать-то на немощного и престарелого дедушку? Уехали они. В город. Ещё позавчера. Вместе с Мишкой и Артёмкой.

– Значит, не хотим говорить правду? Ладно, гражданин Ветров. Пусть будет по-вашему. Не будем тратить время на пустые и бесполезные разговоры…

Полковник нажал на крохотную белую кнопку, вмонтированную в торец столешницы, и через полминуты в кабинет вошёл пожилой человек в белом халате – с характерной бородкой клинышком, белой шапочкой на голове и аккуратным чемоданчиком в правой руке.

– Старенький очкастый доктор, – легкомысленно хмыкнул Ветров. – Практически Айболит. Уколы будет делать?

– Это точно, – подтвердил Назаров. – Вколет сейчас вам «сыворотку правды», глядишь, дело и сдвинется с мёртвой точки…

Иван Иванович, мысленно перекрестившись и наклонив голову, резко дёрнулся вперёд.

Седой висок старика встретился с твёрдым углом письменного стола.

Острая боль. Чернота. Цветные круги перед глазами.

В голове – где-то на самом излёте сознания – зазвучал куплет песенки, сочинённой несколько лет тому назад не в меру мечтательным капитаном полиции Борченко:

 
Когда же он – вернётся?
Из тех небесных – странствий?
И снова – улыбнётся,
Надежду нам даря?
 
 
И мы – пойдём в атаку,
И сгинут – самозванцы,
И алыми тюльпанами
Покроется – Земля…