Текст книги "Девичьи игрушки"

В городском архиве сыщик разведал, что Варя и здесь наводила справки о том же XVIII веке, конкретно – о временах Елизаветы Петровны. Интересовалась, нет ли где каких упоминаний о пребывании в В-де в тот период русского поэта… хм-хм… Баркова. Таковых, к сожалению, в их хранилище не оказалось.

Значит, Барков? Ну-ну.

Вадим припомнил обстоятельства их разговора, в котором журналистка упоминала какую-то «Оду Семи звездам», имеющуюся в единственном экземпляре в составе сборника, хранящегося в частном собрании в Германии.

Неужели Озерской посчастливилось раздобыть копию этого произведения? Или… все-таки оригинал? Не на него ли намекал покойный Монго, приглашая девушку к себе в гости накануне своей гибели?

Тогда, получается, Варвара унесла с места происшествия важную улику. Отчего же не сказала ему? Боялась, что он отберет ценную находку?

Доигралась, девочка. В опасные игры, однако, ввязалась. Не иначе, грабители искали в ее квартире не что-либо, а конкретную рукопись. Возможно, и это нападение в лесу связано с тем же стихотворением.

Неужто и впрямь такая ценная вещь? Лично он нипочем не стал бы рисковать жизнью из-за старого листка исписанной бумага. Но у всякого свой пунктик.

Стоп, стоп, стоп. Девушка сдала нечто на хранение в гостиничный сейф. Этим чем-то вполне могут быть бумаги. Умница.

Если и впрямь очутилась в лапах охотников за антиквариатом, то спрятанная рукопись будет для нее наилучшим амулетом. Без нее им бумаг не видать как собственных ушей. Администраторша-цербер нипочем не отдаст «без санкции». Не станут же они, в самом деле, устраивать налет на гостиницу? Хотя с них станется. Нужно будет на всякий случай предупредить старлея.

Савельев вышел из ворот кремля на площадь, мощенную большими каменными плитами. Его взгляд невольно остановился на древнем величественном соборе, одиноко высящемся посреди площади.

Что-то екнуло внутри, и неведомая сила потянула Вадима к храму.

Как и многие люди его возраста и воспитания, он не был религиозен и почти никогда не испытывал тяги к вере. И даже крестика не носил, не в пример большинству из своих коллег. Чему быть, того не миновать, а кусочком металла на цепочке от пули или ножа не заслониться (хотя говорят, такое бывает).

Но сейчас сыщику как никогда захотелось оказаться под этими увенчанными крестом сводами. Не оттого ли, что думал не о своей голове, а о той, что стала ему намного дороже собственной?

Изнутри собор оказался еще более древним, чем снаружи. Фрески потемнели от времени и кое-где были почти не видны. Две стены закрывали леса – шли реставрационные работы. Но служба не прекращалась. Сиял золотом деревянный резной иконостас, пахло воском и ладаном.

Майор и себе купил три тонких коричневых свечи, но принялся нерешительно топтаться на месте, совершенно не зная, куда и кому их ставить.

Воткнул одну в огромный многосвечник, стоящий перед иконой Богоматери. Другую приладил перед образом Варвары-великомученицы. Помощь небесной покровительницы пропавшей девушке уж верно не помешает.

А потом стал шататься среди суровых и благостных мужских и женских ликов, чтобы просто приткнуть оставшуюся свечку куда попало.

И вдруг глаза его остановились на странном для христианского храма изображении. Человеческая фигура в воинском доспехе, на широких плечах – алый плащ. И… собачья голова с сияющим вокруг нее золотым нимбом.

Это еще что за чудо-юдо заморское? Какой шутник намалевал среди сонма великомучеников египетского бога Анубиса? Не иначе штучки коммунистических времен. Опоганили церковь в целях атеистической пропаганды? Так вроде бы нет. Краски столь же стары, что и на соседних фресках.

Повертел головой туда-сюда и наткнулся на внимательный взгляд из-под темного платочка. Сухонькая старушка отчего-то непрестанно косилась на сыщика.

– Это кто? – стыдясь своего невежества, поинтересовался у нее Савельев, кивнув головой в сторону Песиголовца.

– Святой мученик Христофор, защищающий странствующих и отводящий внезапную смерть, – тихонько молвила бабка.

– А чего он… Ну такой?

– Звероликий? По своей собственной воле, детка. Был он очень красивым юношей, привлекавшим сердца многих дев. Вот и взмолился к Господу, чтоб тот дал ему уродливое обличье, дабы избежать искушений плотских… А еще он на своих плечах самого Христа носил. Оттого и Христофором зовется.

Майор понимающе кивнул. Да и прилепил последнюю свечечку у образа.

Старушка с облегчением вздохнула и снова перекрестилась.

– Ты-то мне, сынок, видать, и нужон.

Он с удивлением взглянул на бабулю. Вот, сейчас начнет деньги канючить. Можно и дать. Не жалко и стольника за содержательный рассказ. Всего-то и дел, что пол-литра водки.

Уже и в карман полез за бумажником, однако женщина мягко положила свою сухую ручку на его запястье и покачала головой.

– Не денег прошу, а выслушать. Не потерял ли ты кого?

– А вы откуда… – отшатнулся Вадим.

– Девушку? – утвердительно кивнула бабка.

– Да.

– Тогда точно ты. Так вот, сынок. Явился мне сегодня ночью он, – кивок в сторону стены с псоглавым. – Да так явственно, будто вот тебя сейчас вижу. И велел идти нынче в храм и тому, кто поставит свечу перед его образом, сказать: в таком-то доме находится им потерянная… И дом тот мне показал…

Савельев не хотел верить своим ушам. Что за чертовщина творится? И где? В святом, можно сказать, месте!

И, однако, при всем своем скептицизме он не спешил уходить, а жадно слушал, как словно впавшая в священный транс бабушка подробнейшим образом описывает узилище, в котором якобы заточена Варвара.

– Вас кто-то специально подучил сказать мне все это? – официальным, «ментовским» тоном осведомился он, когда старуха закончила сказки сказывать.

– Господь с тобой! – принялась открещиваться от него богомолка. – Кто ж такими делами шутит?!

И столько неподдельного изумления было в ее голосе, что Вадиму разом стало не по себе.

– Извини, мать. Я сейчас в таком состоянии, что любого готов на куски порвать.

– Знамо дело, сынок. Знамо дело.

– Спасибо вам на добром слове. – Майор почувствовал, что у него зачесался нос – верный признак волнения. – Постараюсь проверить ваши… э-э… показания.

– Только не мешкай, милый. Времени почитай что и нету…

– Да-да, конечно…

Глава 9
КТО ТВЕРДЫЕ ВРАТА ЛБОМ МЯГКИМ ОТВОРЯЕТ

В-да, зима 1758 г.

Слишком гладкого приземления не получилось.

Знамо дело. Ежели б они частенько упражнялись этак-то в полетах на снежных ядрах, пущенных из катапульты, то, может, все и прошло бы без сучка и задоринки. А так Иван подвернул ногу, а барон ушиб руку и пребольно треснулся лбом о какой-то столбик, торчавший из снега.

– Видели, видели?! – тряся головой, зашелся немец в восторженном шепоте. – Опять искры посыпались из глаз!

– Смотрите, чтобы снова чего-нибудь не поджечь, – пошутил Барков.

 
Кто твердые врата лбом мягким отворяет
И побежденный град весельем наполняет,
Тому желаю я, чтоб храбр был завсегда,
Хоть вместе с нами еть не будет никогда…
 

Прежде всего избавились от обережных веревок. Это Дамиан с Козьмой придумали привязать к их поясам вервие, чтоб обеспечить последующий отход. Молодцы братья.

Предложив оригинальный способ попадания внутрь монастыря, Иван как-то упустил из вида проблему возвращения. А так – веревка перебрасывается через стену, затем, завершив дела и вернувшись к стене, барон с поэтом лишь дернут за нее оговоренное количество раз, и молодые иноки потащат разведчиков на верх ограды. Оттуда уж спуститься будет легче. С помощью того же каната, который, чай, найдется, к чему привязать.

– Я знаю такой узел, – похвастался пристав, – который сам собой и развяжется. Мы лишь потянем по-особому веревку. Меня этой хитрости марокканские пираты научили, когда я был у них в плену…

Худо-бедно, однако начало было положено. Теперь следовало определиться с местом, где высадились, и приниматься за промысел следопытов.

– Главное, меня слушайтесь, господин копиист, – назидательно вещал барон. – Вы человек штатский, к военному делу непривычный. А я пороху на своем веку изрядно понюхал. И в разведку не раз хаживал…

При этом он так неуклюже и громко ступал, что поэт усомнился в его боевом опыте.

– Тише, сударь! Ради бога, тише!

– Да они все дрыхнут, как сурки, – безапелляционно заявил воин. – Знаю я этих святош! Только наружно выказывают благочестие, а сами…

– Не все меряйте своим европейским аршином, – отрезал Ваня.

(Или у них там что-то другое?)

– Тогда чего ж мы тут с вами делаем?

В вопросе, заданном с изрядной долей ехидства, содержался резон, и поэт не нашелся, что ответить. И все же его национальное самолюбие было задето.

Ишь, начитался немчура французишек с итальянцами! Те известные безбожники, хоть и почитают себя правоверными христианами. Такого о своих священнослужителях понаписывали, что читать срамно.

Оно, конечно, и наши всякие бывают, но ведь не зря говорится, что в семье не без урода. В сердцевине своей православное русское духовенство здорово и не гнилостно. Взять тех же Козьму с Дамианом, бдящих нынче под стенами Горне-Покровского в ожидании условленного знака. Или взять владыку Варсонофия…

Иван многое мог бы порассказать и из увиденного им в надозерных монастырях. Как там спасаются братья и совершают духовный подвиг во имя святой веры.

Да вот поймет ли барон?

И надо ли вообще доказывать, что черное – это белое?

Разве что самому себе.

– Так, – наморщил лоб барон. – Где это мы можем находиться? Хотя бы приблизительно.

Поэт осмотрелся. Хорошо хоть, луна полная. Видно почти как днем. А так пришлось бы туго, не свети с неба природный фонарь.

Он уже не раз пожалел, что ввязался в эту авантюру. Перед кем хотел выказать геройство? Перед клириками? Так ведь не оценят. Ежедневно и еженощно готовы идти на прю со злом.

А самому Ивану не храбровать бы, а заниматься тем делом, к коему призван. Ведь уже, почитай, и справился с заданием, поставленным перед ним академическим начальством. Собрал толикую часть рукописей. Можно и домой возвращаться восвояси.

Но знал, знал, ради чего полез в обитель. Ишь, спаситель и защитник дев выискался! Назвался груздем – полезай в кузов…

– Мы на заднем дворе, – пояснил соратнику, сверившись с планом. – Неподалеку от служб и складских помещений.

– И куда дальше?

– Бог весть, – пожал плечами Барков. – Сейчас решим. Скорее всего, то, что нам нужно, находится не вблизи келий или монастырских церквей. Темные дела в таких местах не свершаются.

– Резонно, – согласился великий тактик.

– Будем искать вход в подвалы.

– Altklug. Умно.

Потихоньку стали пробираться к службам.

Поэт раз за разом сдерживал готовый вырваться стон. Подвернутая нога таки побаливала. Угораздила же нелегкая покалечиться в самый неподходящий момент. Впрочем, а когда он для такого подходящий?

Словно псы, принюхивались да присматривались к снегу. Нет ли каких следов?

– Э-э-э, сударь, – проблеял вдруг пристав неестественным голосом. – А сие что за диковинка?

Дрожащей рукой указал в один из сугробов.

Ваня сначала не заметил ничего любопытного. Но потом присмотрелся внимательно и обмер.

Помилуй бог, да не спит ли он?

Ведь нынче стоит не сентябрь, а средина февраля. Не Сдвиженье, чай, когда змеи, ужи и вообще все пресмыкающиеся «сдвигаются», т. е. сползаются в одно место, под землю, к своей матери, где и проводят всю зиму, вплоть до первого весеннего грома, который служит как бы сигналом, разрешающим гадине выползать из чрева матери-земли и жить на воле.

Так или иначе, но диво было налицо.

Десятка два самых разнообразных змей целенаправленно двигались в одном направлении. Тут были и знакомые Ване по сестрорецким лесам гадюки, и ужи, и даже пяток неких особенно крупных аспидов, в которых поэт признал виденных им только на картинках удавов и полозов. Откуда они здесь взялись, на Русском Севере? Про то один Бог (или диавол) ведают да тот, кто призвал это змеиное царство, пробудив от зимней спячки.

Но вот где он притаился, сей таинственный дудочник, заклинатель змей? Авось сами-то шипящие слуги и укажут.

– Здесь произнесено заклинание призыва змей, – с видом знатока произнес барон. – Кто-то весьма сведущий в магии сработал.

– Вы откуда знаете? – справился Барков.

– Приходилось с этим дерьмом на Востоке сталкиваться. Особенно в Персии. Там, доложу я вам, такие факиры встречаются… – Он восторженно поцокал языком. – Бывало, облепят заклинателя с ног до головы и шипят что есть мочи. Живой змеиный столб получается. Особенно впечатляет, когда это с кобрами проделывают. Такая злобная и ядовитая гадина, жуть! Хорошо, их среди «наших» нет.

– Уверены? – усомнился господин копиист, опасливо косясь на змеиный поток.

– А то я кобр не видел!

– Не вызвать ли подмогу? – предложил Ваня.

– Рано! – отрезал военный. – Надо разведать, где источник всей этой кутерьмы. Не ровен час спугнем! Тогда ищи-свищи…

Поэт в который раз подивился мастерству, с которым немец управлялся с русским языком. Даже идиомы к месту употреблял. Где только наловчился? Иной природный русак намного хуже родным наречием владеет.

Его внимание вновь переключилось на пресмыкающихся.

Те словно играли в ручеек.

Более крупные аспиды образовывали воротца, через которые резво просачивались малыши. Иногда они незлобно покусывали друг дружку за хвосты. Укушенный поворачивал треугольную голову, что-то шипел на своем языке и уступал кусаке место. Спешишь, что ли? Ну тогда проползай себе подобру-поздорову.

Вот же ведь. Тварь, а и той поиграть хочется.

Или в этой смене мест тоже заключалась часть неведомого ритуала? И явиться на призыв хозяина следовало в строго определенном порядке?

Осторожно, чтоб не привлечь к себе внимания змеиной братии, поэт с бароном пустились вдогонку за шипящим ручьем, который тек по направлению к группе сараев, расположенных вблизи небольшой однокупольной не то церквушки, не то часовенки.

Что они станут делать, когда настанет пора заходить в помещение, задумался Иван. Пропустит ли их ползучая стража?

Видно, проблема эта занимала и его спутника. Он раз за разом останавливался, тревожно вертя головой. Ни с того ни с сего немец юркнул куда-то вправо, и через минуту вернулся, радостно поигрывая деревянным колом.

Барков усомнился в действенности такого оружия против клубка разъяренных змей. Но, конечно, приставу виднее. Утверждает же, что ему приходилось бывать и не в таких передрягах.

Представив их бравую парочку со стороны, господин копиист не смог сдержать нервного смешка.

Две дюжих, подозрительного вида монашки (владыка настоял, чтобы они переоделись в платье черниц, а барону даже пришлось не без скрежета зубовного расстаться со своими щегольскими усами), едва ли не на четвереньках ползут по снегу. При этом та, что постарше да покрепче, сжимает в руках здоровущий дрын. Не иначе, по грибы да по ягоды собрались Христовы невестушки посреди лютой зимы.

– Хи-хи, ха-ха… Ох!..

Последнее уже относилось к ощутимому толчку острым баронским локтем под Ивановы ребра.

– Тише вы!

– Так они ж глухие, – потирая бок, скривился поэт. – Чуют токмо колебания почвы.

– Все одно. Не ползучие, так двуногие услышат… Поди поспорь с этаким-то.

– Гляньте, – призвал нимало не смутившийся пристав. – Это там!

А Ваня и сам уже увидел.

Змеиная рать подкатилась к уходящим вниз ступенькам, ведущим к некоему погребу. Дверь, как разглядел в лунном свете парень, была полуотворена.

Головной аспид подполз к щели, однако не скользнул в нее, а замер, будто к чему-то прислушиваясь. (Вот и верь после этого книгам!) Потом он потянулся вверх, встав почти вертикально, и зачал раскачиваться вправо-влево, повинуясь одному ему слышной мелодии. Большая часть его свиты в точности повторила маневры вожака. И только задние продолжали ползти, напирая на тех, что вырвались вперед.

– Танцуют, – завороженно прошептал Барков.

Пристав согласно кивнул.

Поэту ж при виде такого дива дивного вмиг захотелось оказаться за рабочим столом. Да чтоб имелась бумага с перьями и чернилами, да полуштоф водки и тарелка с солеными огурцами. В общем, все, что надобно для вдохновенной работы…

Две змейки из числа находившихся в конце живого ручья набрались наглости и, выбившись из общего строя, поползли вперед, пробираясь к приотворенной двери. Остальные не стали им мешать. Даже как будто наоборот, посторонились, пропуская нахалок туда, куда они так стремились. А полоз, застывший на самом пороге, при виде легкомысленной парочки вроде как склонил перед нею голову.

Щель поглотила змеек.

Пару минут ничего не происходило.

А затем змеиная река изогнулась в обратном направлении и так же споро подалась прочь от дверей.

– Что такое? – всполошился барон. – Куда это они?

– Давайте-ка лучше уйдем с их дороги, – предложил Иван, поспешно ретируясь за ближайший сарай.

Уже оттуда они высунули носы и продолжили наблюдение за змеями.

Те же добрались до стены, которую недавно перелетели на снежных ядрах двое людей. Словно в раздумьях, помедлили перед преградой, и… стали подниматься наверх прямо по приготовленным поэтом и баронам для ретирады веревкам.

– Scheise! – неожиданно для себя выплюнул Иван любимое словечко пристава.

Что теперь будет?

Он представил, каким «подарочком» будет змеиный дождь караулящим под стенами Козьме и Дамиану, и ужаснулся.

Надо срочно предупредить братьев. Но как?

Условным сигналом, означавшим тревогу, был избран троекратный крик петуха (а как же без библейской символики-то?). Но это для крайнего случая. Заслышав сии звуки, отроки должны были немедленно оповестить команду пристава с владыкой и идти с боем на выручку.

Подавать знак бедствия в самом начале миссии не имело смысла. Зачем тогда весь огород городили? Однако пребывать в бездействии также не годилось. Хоть братья и поднаторели в обращении со змеями и прочими гадами, их надобно уведомить об опасности.

– Будем кукарекать? – будто подслушав его мысли, молвил офицер.

При этом он не столько спрашивал, сколько утверждал.

Барков коротко кивнул. Сомнений не было.

– Два раза, – предложил немец. – Один я, другой – вы.

– Только, чур, кричать без акцента, – пошутил Иван.

– Gut, – на полном серьезе отвечал пристав.

– Кто первый?

– Давайте вы. Я пока соберусь. Что-то не в голосе нынче. Не иначе, на экзерцициях сорвал. Хлопотное дело – муштровать новобранцев.

– Ку-ка-ре-ку!

Вышло довольно натурально. Поэт даже сам подивился своей прыти.

– Ку-ка-ре-ку-у! – тоже не сфальшивил барон.

Прислушались.

Через мгновение из-за стены донеслась ответная трель.

Слава богу!

Но радоваться было рано.

Парочка это ясно уразумела, когда вслед за петушиными распевами раздались звуки, услышать которые не означало ничего хорошего. По крайней мере для них. Слишком памятны для обоих были встречи с теми существами, которые издают подобные рулады.

Глухое и угрожающее собачье рычание.

Причем сразу с трех сторон: справа, слева и сзади.

Не успели соратники сгруппироваться и приготовиться к отпору, как в воздухе промелькнули рыжие продолговатые тела.

И наступила тьма…

Глава 10
ВТОРЖЕНИЕ В ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ

В-да, апрель 2006 г.

Необходимый ему квартал нашел не сразу. В этой части города они походили друг на друга, словно близнецы. Бревенчатые сооружения со знаменитыми «резными палисадами» производили гнетущее впечатление. Видно было, что их давно не ремонтировали. Правильно, кому они нужны, эти «ветераны». Нынче народ все больше норовит перебраться в крепенькие особнячки из красного кирпича, крытые такого же цвета металлопрофилем.

Осторожно пошел по узкой улочке. Вокруг было пустынно, как будто все вымерло. Только где-то вдалеке раздавался шум машин.

А вот нужный ему дом Вадим обнаружил почти сразу. Здание возвышалось среди остальных домов, подходя под скудное описание, данное старухой…

Крадучись вдоль забора, обошел сооружение, только что не принюхиваясь, но ничего особенного не обнаружил.

Дом как дом. Без особых признаков жизни, судя по заколоченным слепым окнам. Небольшой садик запущенный и старый, с умирающими яблонями северных сортов и кустами крыжовника.

Выглядело это так, как будто тут давно никто не живет.

Еще раз бодрым шагом обошел здание.

Все то же.

Что же делать?

Он некоторое время колебался.

Может, все же известить местных коллег?

Нет, не пойдет. Придется объяснять слишком многое, включая и наличие незаконного автомата. А главное – можно упустить время.

Вадим взялся руками за ограду, сосчитал до десяти, собираясь с духом, и рывком перебросил тело через забор.

Упал почти бесшумно и очень удачно – в миллиметрах буквально от густого крыжовника. И осторожно, пригнувшись, прокрался по заваленной мусором дорожке. Автомат под курткой впивался какой-то уж больно острой деталью ему в живот.

Цель он себе наметил – застекленная дверь в глухой стене дома, чей вид свидетельствовал, что оной дверью давно не пользовались.

Дальнейшее было делом знаний и опыта следака с десятилетним стажем.

Свернутая вдвое газета, намоченная в ближайшей луже, была крепко притиснута к пыльному стеклу; затем резкий нажим локтем, и бумага с прилипшими осколками осторожно кладется на землю.

«Осваиваем смежную профессию, товарищ майор. Можно сдавать экзамены на младшего взломщика», – подумал Вадим, нашаривая щеколду.

Дверь со скрипом подалась, Савельев проскользнул в полутемную комнатку. Окна были закрыты, шторы опущены.

Глаза не сразу привыкли к темноте, и майор на несколько секунд закрыл их, а потом открыл снова – так, как учили еще в школе милиции.

Темнота немного отступила, и Вадим заметил, что комната завалена всяким хламом.

Но довольно странным. Какие-то треножники – с зеркалами и без, облачения вроде священнических, но к Русской православной церкви явно отношения не имеющие.

В центре комнаты стоял солидный стол (или что-то в этом роде) на изящных резных ножках. Вадим подошел к нему поближе и понял, что сей предмет не что иное, как алтарь – массивный мраморный жертвенник, политый чем-то темным и вязким.

Наклонился, принюхиваясь, и сразу же к горлу подступил ком, так что потребовалось перевести дух…

То, что кровь явно старая, успокоило его не сильно.

Пошатываясь, прошел в другую комнату. Ему вдруг очень захотелось пить и убраться подальше от этого места, на свежий воздух. Несомненно, тьма этого дома таила в себе разные тайны – и только ему, Вадиму, предстояло разгадать их.

Пройдя вдоль стены и обогнув встречные предметы, чтобы, не дай бог, ничего не своротить, следователь вышел в коридор, отворив предательски скрипнувшую дверь.

Несколько секунд выжидал, подняв одной рукой автомат, и благословляя безымянного чеченца, выдумавшего столь удобное приспособление.

Выждав положенное время, Вадим отступил в спасительную темноту. Затем, чуть пригибаясь, отошел к противоположной стене и начал прислушиваться. Нет, он не обманулся, в доме присутствовало какое-то движение. Но что? Едва уловимое, на грани ощущений. Это человек? Или забытая хозяевами кошка?

Облизнул пересохшие губы. В наступившей тишине гулко стучало его сердце.

Но ему не было страшно. Если можно было бы определить его состояние одним словом, то это слово было бы «азарт». Азарт охотника, поджидающего добычу. Азарт бойца, выходящего на ринг и жаждущего победы. Азарт…

Вадим улыбнулся. Он был абсолютно спокоен.

«Что теперь будешь делать?» – задал вопрос самому себе.

Разум подсказывал, что лучшее, что можно сделать, – уйти тем же путем, каким пришел.

Но бежать, само собой, не будем, решил майор. Не за тем пришел сюда.

Может, это и хорошо. Наконец-то наступит развязка. Кто бы это ни был: сектанты, бандиты или сам черт с рогами…

Из-за дощатой облицовки стен доносились поскрипывания и мышиная возня. Савельев вслушивался даже в шелест листьев за окном, точно ждал, что они нашепчут ему все невольно выведанные ими тайны этого здания…

Что-то тянуло его спуститься в подвал.

Он услышал приближающиеся откуда-то снизу шаги и понял: там есть потайная дверь, еще один плохо различимый для чужого глаза вход. Медленно двинулся вперед, ступая на цыпочках и тщательно вслушиваясь в каждый шорох.

И дождался.

– Эй, Хромой, там вроде что-то такое, – вдруг рявкнул кто-то в глубине дома. – Ходит ровно кто?

Он неожиданности майор едва не спустил курок.

– Небось, девка очнулась, – прокряхтел низкий голос в ответ. – Надо бы…

Вадим вознес молитву небесам – Варя была тут.

Осталось немного – освободить ее и разобраться с похитителями.

* * *

Застонав, Варя пришла в себя. С трудом раскрыла глаза.

И с удивленным страхом обнаружила, что крепко-накрепко связана. Вернее, даже не связана, а спеленута бечевкой.

Находилась она в какой-то полутемной кладовой. Кругом валялся садовый инвентарь, обрывки веревок, доски, кирпичи. На стене развешаны ржавые косы и серпы…

Снаружи послышались чьи-то уверенные шаги.

– Дашь ей вот это! – прогудел густой бас – Только проследи, чтобы проглотила все, а то знаешь, с этими нынешними девками только глаз да глаз нужен.

«Хромой», – вспомнила Варя.

– А может, кончим ее? Чего возиться… А сначала позабавимся…

– Заткнись! Забыл, кому служишь? А то ведь Он с тобой так позабавится, что…

– Ну что ты! Это я пошутил просто…

– Будешь много болтать, я тебе язык-то укорочу. И не отворачивайся, не отворачивайся. Смотри в глаза! Я кому сказал – в глаза… Чай, пощупать думаешь. Так вот, чтоб ни-ни у меня!

Именно в эту минуту Варя почувствовала: все, что происходит с ней, – чистая правда, не сон, не бред. Стало очень страшно.

А потом пришло благословенное забытье…

«Позабавимся?!» – Черная бешеная ненависть придала ему дополнительные силы.

Весь обратившись в ожидание, майор принял одну из тех стоек, что вбивали в него когда-то в учебном полку ныне давно расформированной дивизии.

Просто тело само реагировало в нужный момент, интуитивно чувствуя, что именно предпринять.

Поэтому когда костлявая долговязая фигура бритоголового парня лет двадцати пяти появилась в коридоре, Вадим просто вышел из тени, преградив ему путь.

Надо отдать должное его реакции – бандит сразу попытался ударить незнакомца.

Савельев мягко ушел в сторону, перехватил руку противника, вывернул ее. Хруста не услышал, но почуял – рука сломана.

Лысый взревел от боли. Вадим не выпустил его руки, довершил разворот, бросив противника на пол.

– Эй, что там! – взревел бас, и в темный коридор выскочил второй, неуклюже держа пистолет, – видать, тот самый Хромой.

Попав в темное помещение, человек на пару секунд лишается зрения. Майор, уже испытавший подобное на себе, не преминул этим воспользоваться.

Подпрыгнув, ударил Хромого дважды. Один раз в шею, второй – в пах.

Со стороны, наверное, это выглядело красиво, как в кино. Однако Вадиму было не до красоты удара.

Пульс бешено бил в виски, дикое напряжение отзывалось кругами перед глазами и дрожью в руках…

«Спекся ты, десантник, возраст уже не тот».

Как ни хотелось ему рвануться сразу вниз, он сперва решил надежно связать стражей проклятого старого дома.

Прежде скрутил бритого его собственным ремнем. Достал у него из-за пояса обрез старой двустволки – в оспинах плохо счищенной ржавчины.

Затем занялся Хромым…

Да так и сел рядом. Старший из служителей неведомых богов являл собой… стопроцентного покойника.

Глядя на вывернутую под пресловутым «неестественным углом» шею немолодого крепкого бородатого мужика с невыразительным лицом, Вадим первый раз за все время растерялся.

«Как же это меня угораздило? – пронеслась невразумительная мысль. – Я ведь не хотел…»

(Сколько раз он сам выслушивал эти слова от подследственных и обвиняемых, плакавших и каявшихся в его кабинете и допросных комнатах СИЗО, сколько он видел таких растерянных, жалких в своем непонимании мужиков, нередко и в самом деле виноватых в том, что лишь чуть-чуть не рассчитали…)

Зачем-то пощупал пульс на вялой, поросшей диким волосом руке, хотя уже знал, что ничего не почует…

Это было плохо. Это было очень плохо.

ОЧЕНЬ ПЛОХО…

Потому что теперь некому, похоже, вывести его на Хозяина. Потому что мертвый сектант – это совсем не то, что измордованный обыватель.

Потому что теперь… придется убить и второго.

Не нужно было изучать криминалистику, чтобы понять, что ситуация резко усложнилась. Но надо было быть майором угрозыска, чтобы понять – насколько она осложнилась.

За всю свою довольно рисковую жизнь Савельеву еще не доводилось никого убивать…

Стрелять – стрелял. И на срочной службе, и на задержаниях, и даже в районах спецопераций. Конечно, тот бандит, которому он прострелил почку, спустя полгода умер в тюремной больнице, но это уж как Бог судил.

И вот теперь он убил человека. Может быть, и не такого плохого…

Вадим понимал: как бы все ни сложилось, сколько ему еще ни прожить, в его памяти никогда не изгладится воспоминание об этом вечере.

Наблюдал все со стороны, как холодный свидетель, и анализировал, как беспристрастный судья. И знал: он будет помнить всегда эти стены в полумраке и лицо убитого им человека.

Мысленно досчитал до ста и встал.

Вначале оттащил мертвое тело в одну из комнатенок, быстро обыскал, морщась от запаха давно не мытого тела.

Ключи от машины, еще какие-то ключи, раскладной нож, паспорт и водительские права.

Кошелек – его Вадим спрятал в карман, не открывая.

Вернувшись, подобрал пистолет, выпавший из рук мертвеца, – старый TT со спиленным номером. На всякий случай проверил – полная обойма, семь патронов в магазине.

Видно, не ожидал Хромой подвоха. Следователь дослал патрон в патронник и сунул оружие в задний карман брюк.

Несколько минут потратил на то, чтобы пройти своим прежним маршрутом и стереть отпечатки пальцев.

И только потом спустился в подпол.

Варя была связана, но жива, хотя и без сознания. Подбитый глаз налился кровавым синяком, отчего угрызения совести у Вадима несколько притупились. Вынеся показавшуюся легкой как перышко девушку из полуподвальчика, он осторожно положил ее на продавленный диван на веранде – здесь, наверное, сидели, коротая время, ее охранники.

Найдя аптечку, вытащил нашатырь, но внезапно решил повременить.

Вернувшись в коридор, спутал ноги валяющемуся в отключке парню. На всякий случай проверил – надежен ли ремень, для страховки еще раз связал бандита обрывком бечевки и сунул ему пузырек под нос.

Когда тот открыл глаза, Вадим тут же приставил к его лбу обрез.

– Ну что, братан, – как можно веселее улыбнувшись, бросил майор. – Ты попал! Самопал у тебя, конечно, паршивый, но башку твою отстрелить вполне хватит.

– Козел позорный! – было ему ответом.

– Неостроумно, – покачал головой Савельев. – Сейчас уже так не говорят правильные пацаны. Отстали вы тут от жизни. – И, не меняя тона, спросил: – Как мне найти вашего Хозяина?

– Я тебя…

Что именно хотел сказать пленник, осталось неизвестным – следователь сунул в его открытый рот ствол и пропихнул подальше.