Текст книги "Моя любимая дура"

Альбинос остановился на краю поляны. За ней начинался крутой спуск к лесу, который отмокал в облаках, словно серая одежда в мыльной пене. Мы пристегнулись к доскам. Я ловил каждое движение Альбиноса, копировал его позы.

– Следуешь все время за мной, – предупредил Альбинос, натягивая перчатки. – Делаешь все то же, что делаю я. Никакой инициативы! Смотреть в оба, но не думать о доске и снеге, а прислушиваться к своим ощущениям. Понятно?

Мы покатились вниз. Альбинос впереди, я за ним, а Лера чуть сзади и в стороне от меня. Эскорт! Через минуту я безоговорочно признал, что Альбинос – мастер высшего класса. Его движения были необыкновенно гармоничны и красивы. Ноги существовали как бы отдельно от головы и груди и двигались подобно стеклоочистительным щеткам то в одну, то в другую сторону. Все тело Альбиноса изгибалось, танцевало, как пламя. Снег пищал, хрустел и шипел под ним. Не знаю, как выглядел я со стороны, но подражал я своему ментору изо всех сил.

– Отпусти пятки, дай доске свободу! – кричал он мне, каким-то неуловимым движением сбавляя скорость и сравниваясь со мной. – Только не до конца, иначе поймаешь кант!.. Погнали! Расслабься!

Мы втроем синхронно резали снег на самом краю «тарелки», рисуя на снегу бесконечные «доллары». У самой кромки леса Альбинос остановился. Я тоже пустил в ход кант, изображая бульдозер, быстро погасил скорость и при этом удержался на ногах. Неистребим во мне ученик – как вдруг захотелось похвалы!

– Неплохо, – сдержанно оценил мои скромные заслуги Альбинос.

Подлетела Лера, сделала эффектную петлю, веером поднимая в воздух снежную пыль.

– Слушай дальше и запоминай, – начал следующий урок Альбинос. – Сейчас будем работать на целинном снегу. Твоя задача – не терять скорость, а для этого перенеси тяжесть тела на ногу. Следи за тем, чтобы нос не зарылся в снег. И еще запомни: ты не сможешь управлять ногой. Чтобы повернуть, наклоняйся и нагружай передний или задний кант…

– Задний? – уточнил я и сделал неловкое движение, отчего моя доска скользнула в сторону, а я, дабы не упасть, схватился обеими руками за куртку Альбиноса.

– Осторожнее! – с опозданием предупредил Альбинос, но я уже перенес весь свой центнер на его плечи, и мы оба упали в снег. Пока барахтались, мешая друг другу, пока закантовывали свои доски, чтобы снова обрести опору на снежном склоне, я успел ощупать его поясницу.

– Ты меня как девку лапал, – со странной интонацией произнес Альбинос, поднявшись на ноги и отряхиваясь. – Все узнал, что хотел узнать?

– Прости, – ответил я, тоже отряхиваясь. – Не ожидал, что доска такая скользкая.

Да, я узнал все, что хотел узнать. Пистолет он держит ниже спины за поясом. Но плохо, что Альбинос раскусил мою хитрость.

– Тот, кто недооценивает коварство снежного склона, очень дорого платит, – сказал Альбинос, оглядывая затуманенный лес и уходящий вниз язык трассы. – В этих местах только в этом сезоне два человека поломали себе позвоночники. Еще двое – основание черепа… Ты никогда не слышал, с каким хрустом ломаются шейные позвонки?

Он повернул голову и уставился мне в глаза.

– Это ужасный звук, – подтвердила Лера. – Меня от него тошнит.

– А разве тебе приходилось его слышать? – спросил я у Леры.

– Поехали! – зло скомандовал Альбинос, кинув неодобрительный взгляд на Леру.

Он понесся вниз с нарастающей скоростью почти по прямой. Я попытался его догнать и тотчас почувствовал, что моя скорость становится слишком высокой и страх, заполняющий пустоту в груди, быстро каменеет, будто сырой гипс. Из-под сноуборда Альбиноса, как из снежной пушки, вылетали тонкие и широкие струи снега, похожие на две фаты, привязанные к ногам. Стволы деревьев мелькали столь быстро, что выглядели как сплошной высокий забор. Мне не хватало воздуха, я задыхался, как если бы высунул голову из окна бешено мчащегося автомобиля… Альбинос чуть замедлил скорость и поравнялся со мной. Лицо его было злым, перекошенным от ветра и напряжения.

– Ноги!! – кричал он мне, как жестокий сержант новобранцу. – Согни ноги в коленях!!

Мне хотелось послать его, но для того, чтобы мое послание достигло его ушей, надо было повернуть голову в его сторону, а я еще не мог позволить себе такой вольности. Срывая голос, Альбинос вещал про доску, к поверхности которой я должен был все время стремиться, дабы контролировать ее; про переднюю ногу, на которую должна приходиться основная нагрузка; про заднюю ногу, которая должна перетащить облегченную часть доски назад и налево, под задницу; про раскрученную ось, распрямление и приседание… Он забрасывал меня снегом и правилами, и все это я усваивал с лету и на огромной скорости, как дельфин схватывает рыбу, которую ему кидают с кормы катера.

Альбинос сделал крутой вираж и снова остановился, затем я и Лера, каждый по-своему, со своими выкрутасами. Наверное, если смотреть на нас сверху, то можно подумать, что некий придворный писец закончил фразу и, придавая шрифту каллиграфическое изящество, накручивает вензеля и завитушки.

– Вот что я тебе скажу, – произнес Альбинос, поднимая очки на лоб. – Тебе уже вполне по силам спуститься по южному склону. Осталось тебе понять и усвоить главное… Как самочувствие?

– Ноги дрожат, – признался я.

– Я не о теле спрашиваю.

Розовая, как снегурка, Лера соскребла со сноуборда снег и приложила его к пылающим щекам.

– На твоем месте, – сказала она мне, – я бы спустилась прямо сейчас, чтобы закрепить все рефлексы. Откладывать не стоит. Ты уже почти все умеешь, но твое умение жиденькое, еще пока не застыло и может расплескаться, если не закрепишь достигнутое.

– А самое главное? – напомнил я.

Альбинос взглянул на лес. Он еще часто и глубоко дышал, из его рта струился пар.

– Сейчас мы поедем не по трассе, а по тропе через лес. Будь внимателен! Через километр будет развилка, и надо будет взять правее, на просеку под канаткой. Там много ухабов и трамплинов, попрыгаем вволю. А что касается главного…

Он сделал паузу и вперил в меня свой колючий взгляд.

– То, что я тебе сейчас скажу, опробовать на этом склоне нельзя. Эту ситуацию вообще нельзя смоделировать. Потренироваться можно только тут, – и Альбинос постучал пальцем себя по голове.

– Тебе может показаться, что это очень страшно… – вставила Лера, но Альбинос прервал ее движением руки.

– Если запомнишь все, что я тебе скажу, и не растеряешься, когда надо будет воспользоваться этими знаниями, то выживешь. И не только выживешь. Ты…

– Что я? – выказал я нетерпение.

– Ты можешь прочувствовать нечто необычное, – необыкновенно волнуясь, произнес Альбинос, и я увидел, что взгляд его не упирается более в мои глаза, а идет дальше, глубже, отчего у меня по спине забегали мурашки. – Это чувство может вызвать у тебя иллюзию вспышки. Так пульсируют и пылают животворящим светом чакры, так астральное тело достигает полного просветления. Но сперва ты должен будешь пропустить через себя волну страха и не позволить ей задержаться в твоей душе. Она будет похожа на серую дымку и неистово вибрирующие горизонтальные линии…

– Альбинос, – произнес я, желая сказать своему учителю, что не готов к полному просветлению астрального тела, но он не дал мне договорить.

– Молчи! Твое дело слушать и запоминать, если ты хочешь спуститься по южному склону и не превратиться в кожаный мешок, набитый поломанными костями. Лавина – вот что может быть либо источником счастья, либо твоим могильщиком.

– Какой воздух! Какая тишина! – блаженно бормотала Лера и, воздев руки к небу, зажмурила глаза.

– Да, лавина, – повторил Альбинос. – Во время спуска ты можешь запросто сорвать лавину. Я бы сказал, что ты обязательно ее сорвешь, потому что ночная метель нанесла на склоны много снега. И тогда огромная снежная плита вместе с тобой устремится вниз. Любая попытка затормозить на склоне, остановиться или свернуть в сторону означает для тебя немедленную смерть. Ты будешь похоронен под многометровой толщей снега, плотного и тяжелого, как бетон. Сила снежного давления будет такова, что ты не сможешь даже пошевелить пальцем…

– Спасибо, Альбинос, – прервал я своего учителя, потому как ничего нового он мне пока не сказал. – Я хорошо знаю, что такое лавина.

– Как бы страшно тебе ни было, ты должен продолжать двигаться вместе с лавиной, опережая ее по скорости, – продолжал Альбинос. Голос его стал тихим, чуть хриплым. – Вниз, в едином порыве, как наездник в табуне диких лошадей: вывалишься из седла – все, каюк, растопчут, размолотят голову копытами, как перезрелую тыкву. Но тут главное не увлечься. У каждой лавины свой срок жизни. Есть такие, которые живут лишь несколько мгновений, – они самые опасные. Есть лавины, которые движутся две и даже три минуты. Именно они дают самое сильное и яркое чувство. Чем большую скорость набирает лавина, тем сильнее сопротивление воздуха, тем выше давление в ее ядре. Ты должен добраться до ее ядра к тому моменту, когда критическое давление начнет с легкостью поднимать в воздух тонны снега. И тогда… тогда ты сам почувствуешь, что наступил этот момент. Твоя доска оторвется от снега и взлетит в воздух. Ты станешь парить на снежных облаках, как ангел. У тебя возникнет такое чувство, будто ты сидишь на шее обезумевшего буйвола и держишь его за рога… Словами это чувство не передать. Это полный, исчерпывающий экстаз. Это божественное наслаждение. Потому что тебе покорятся дьявольские силы, и ты начнешь воспринимать себя как никогда близким к Творцу… Я не знаю, сколько это может продлиться. Скорость и власть пьянят, и расслабляться нельзя. Рано или поздно лавина упрется своей головой в какое-нибудь естественное препятствие и начнет выдыхаться. Ты без труда увидишь это препятствие сверху, когда будешь лететь. И тебе надо будет так рассчитать время, чтобы соскочить с ядра до того, как в нем станет падать давление.

– Соскочить? – переспросил я, чувствуя некоторое волнение от рассказа Альбиноса, ибо необыкновенно ярко и живо представил себя парящим, как ангел в снежных облаках.

– Да, соскочить. Это просто. Это то же самое, что сделать крутой вираж на снежном склоне. На сфере упругого, сжатого воздуха сноуборд подчиняется тем же законам. Тебе достаточно будет свернуть в сторону, и ты мягко опустишься на снег и отъедешь на безопасное расстояние от лавины. Более комфортного и быстрого спуска с горных вершин не бывает. Ничего похожего! Представь себе, что ты будешь двигаться со скоростью моторного самолета – шестьсот километров в час! Южный склон ты преодолеешь по самому кратчайшему пути за двадцать-тридцать секунд.

– Заманчиво, – произнес я, потрясенный открывшейся мне перспективой.

– Главное, не испугаться в самом начале, когда произойдет отрыв лавины. Это будет сопровождаться грохотом и сильным ветром. Тебе покажется, что наступил конец света. От тебя потребуется нечеловеческое напряжение воли, чтобы не впасть в панику. Потом ветер утихнет, и ты будешь мчаться как бы в вакууме.

– И как ты к этому пришел? – уважительно сказал я.

– А мы уже несколько лет на лавинах катаемся, – похвасталась Лера, отчего лицо Альбиноса так перекрутило, что я испугался, как бы на нем не остались глубокие морщины.

– Катаемся? – с недоумением пожал я плечами. – Но лавина – это ж не осел в загоне, когда захотел, тогда и сел. Как подгадать, где и когда она сойдет?

Лера посмотрела на меня снисходительно, как на неразумное дитя, и уже хотела что-то сказать, но перехватила убийственный взгляд Альбиноса и сжала губки.

– А зачем подгадывать? – произнес Альбинос и стал заботливо поправлять мне воротник и стряхивать с плеч снег. – Лавину можно запустить с той же легкостью, что шар в боулинге.

– Что ты говоришь? – делано удивился я и даже ахнул. – И как же, интересно знать, вы это делаете?

– Ее можно подрезать у основания сноубордом, – все же вставила свои пять копеек Лера.

– А можно подтолкнуть небольшим зарядом тротила, – добавил Альбинос. – Все очень просто. Становишься на крутом склоне, где снег глубокий и свежий, и кидаешь за спину шашку. Через пять секунд – бабах! – и поехали.

– Гениально! – признал я и стал развивать тему: – А ведь можно спустить не одну, а сразу пару лавин. Одна тебе, а другая для Леры. И мчаться наперегонки до самого шоссе!

– А мы так и делаем, – сообщила Лера и чмокнула Альбиноса в щеку. – Ну что ты, моя птичка, губки надул?

Альбинос усмехнулся, потрепал Леру за щечку, надавил пальцем на ее курносый носик, будто на кнопку сливного бачка, и голосом, полным любви, произнес:

– Какая же ты у меня все-таки дура!

Теперь у меня уже точно нет шансов остаться живым! Альбинос понял, что я догадался про их опасные игры с лавинами. Не оставляя времени на переваривание этого дельного замечания, Альбинос в прыжке развернул сноуборд и с воплем понесся вниз. Я устремился за ним, и чем быстрее проносились мимо меня деревья, тем активнее работали мысли. Какие еще чакры? Какое просветление? Вот у меня сейчас начинается полное просветление и экстаз, близкий к божественному! Тот самый экстаз, какой испытывает всякий уважающий себя кот, когда его острые коготочки цепляются за нежную шкурку мыши. Прости меня, Ирина, прости еще раз! Но я не в силах сейчас повернуть в твою сторону. Знаю, что нет мне прощения, но бросить сейчас такую лакомую добычу я не в силах. Это выше меня! Трепетная плоть уже в моих руках, и осталось совсем немного, чтобы сделать грандиозный подарок местным сыщикам. И мне не придется спускаться по южному склону, держась за рога буйвола. Я пойду к тебе через Эден и поселок Мижарги как нормальный человек, с высоко поднятой головой, трепетно прижимая к груди грамоту от милиции за доблесть и гражданскую сознательность. А пока потерпи немножко, совсем немножко…

Мы неслись по лесу по узкой просеке. Скорость нарастала. Я уже хорошо знал, что буду делать. И Мураш будет очень кстати. Лишний свидетель не помешает. Единственное, что плохо, – я не смогу вернуть Лере долг. Разве что потом, когда она выйдет из тюрьмы…

– Вправо! – крикнул Альбинос, не оборачиваясь, и наклонился вбок так, что едва не коснулся локтем снега.

Я лишь в последнее мгновение увидел, как тропа делится на два змеиных языка, но круто взял влево. Деревья, деревья перед глазами! Они несутся на меня, десятки, сотни, тысячи, и каждое норовит наехать на меня своим крепким сырым стволом. Нельзя снижать скорость! Он может выстрелить мне вдогон!.. Кочки! Меня подкинуло… Тропа снова повернула влево. Я едва успел увернуться от замшелого букового ствола, даже передний кант чуть надрезал кору. Снова прыжок, и я вылетел на трассу. Кругом народ, массовое гуляние… Я лавировал между лыжниками, наклоняясь то вперед, то назад, и стальные канты запускали в воздух снежный фейерверк… Синяя будка биотуалета надвигалась на меня, как инвалидная машина, в которую установили движок «Формулы-1». Я начал притормаживать, выбрав в качестве цели Мураша. Мой ангел-хранитель в поте лица отрабатывал стойку фронтсайд, совершая промежуточное соскальзывание и прыгая с канта на кант. Молодец, парень! Настоящий молоток! Когда-нибудь эти навыки пригодятся, чтобы девчонок наповал охмурять.

Я спутником облетел вокруг Мураша, расстреливая его снежной пылью, и остановился. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы немного отдышаться, а Мурашу – чтобы выковырять снег из ушей и ноздрей.

– Поехали за мной! – прошептал я ему и с опаской покосился на склон – не появилась ли сладкая парочка?

Мураш, умница, не стал спрашивать, куда и зачем, молча кивнул и начал применять на практике все то, чему его научили за прошедшие часы.

– Эй, Антон! Вы куда? – кричала ему вслед инструкторша. – А деньги?

Мы пронеслись мимо станции второй очереди, у которой вырос уже приличный хвост из лыжников, стоящих на подъемник, и помчались дальше по трассе. На широком выкате я ушел в сторону, ближе к лесу, затормозил у кустов и сел на снег. Вскоре Мураш повалился рядом со мной. Некоторое время мы лишь тяжело дышали. Мураш хватал пригоршнями снег и запихивал его в рот, будто пирожное. Я поглядывал через кусты на трассу. Они будут пытаться найти меня. Я слишком опасен для них, чтобы позволить мне сбежать. Они будут шлифовать трассы до тех пор, пока не поймут, что безнадежно потеряли меня. И тогда кинутся заметать следы и уничтожать улики. Но до этого я должен эти улики найти и сохранить до прибытия милиции.

– Антон, сейчас мы с тобой влезем в один нехороший особнячок.

– В особнячок? – переспросил он. – А когда пойдем на ледник?

– Да подожди ты со своим ледником! – рявкнул я с раздражением. Мураш вторил моей совести, и я оказался в меньшинстве. Всем надо на ледник! А схватить за ухо двух хитрых грабителей надо только одному Вацуре, ибо больше нет способа защитить свою репутацию и заполучить обратно мобильник и паспорт.

Мураш покорно заткнулся, втянул голову в плечи, будто ожидая оплеухи. Я давно не видел перед собой человека, который бы в такой степени находился в моей власти, причем я для этого ничего особенного не предпринимал. И эта готовность безусловно согласиться со мной, послушаться меня, смириться со мной настолько убедительно показывала глубину отчаяния, в которое впал Мураш, что мне снова, как уже было не раз, стало его жалко.

– Ладно, я расскажу тебе все, – прошептал я, продолжая следить за выкатом. – Позавчера на шоссе ограбили автобус с иностранцами, и милиция заподозрила меня в соучастии.

– Что-то милиция невзлюбила вас в последнее время, – заметил Мураш.

– Вот такое хреновое время, – вздохнул я. – Или такая хреновая милиция. Короче, у меня забрали паспорт, мобилу и наверняка перекрыли все выходы из этого района. Можно, конечно, плюнуть на все и добраться до ледника какими-то козлиными тропами. Но это не решит мою проблему, все равно рано или поздно мне придется сесть на нары следственного изолятора. А тут совершенно случайно я вычислил этих грабителей. Знаю, кто они. Знаю, где живут. Грех не воспользоваться случаем, правда?

– Грех, – согласился Мураш.

– Вот сейчас мы заберемся к ним в берлогу, соберем улики и обменяем их у следователя на мой паспорт и мое честное имя. Поможешь?

– Конечно, какой разговор! Я теперь без вас ни шагу. Вы – моя жизнь, моя судьба.

Я растроганно хлопнул Мураша по плечу:

– Эх, хороший ты парень, Антоха!

Глава 28
ЭТО БЫЛИ ОНИ

Опасаясь, что Альбинос со своей подругой караулят меня где-нибудь в самом конце спуска, мы не стали возвращаться на трассу, а спустились к подножию по лесу. Сноуборды закопали в снегу, пометив это место сломанной палкой. А дальше бегом, через дворы, узкие улочки и пустыри, к бывшему интернату для умственно отсталых детей. Мураш удивлялся и спрашивал, почему я так опасаюсь встречи с Альбиносом, неужели мы вдвоем не скрутим его, если понадобится. Я не хотел говорить про пистолет, который Альбинос держал под курткой, и уклончиво отвечал, что лучше не попадаться ему на глаза и не выказывать своих намерений, чтобы не спугнуть раньше времени.

На территорию интерната мы проникли через забор и перебежками, от дерева к дереву, добрались до угла дома. Мурашу нравилась игра, в которую я его втянул, он играл с упоением и чувствовал себя, должно быть, настоящим героем. Под непрерывными струями, которые лились с крыши, мы добежали до входной двери. Я дернул ручку. Дверь была заперта. На снегу, который чуть подтаял под горячими лучами солнца, оплывали три пары следов, которые мы оставили утром. Это хорошо, что Альбинос и Лера пока не вернулись.

Я поставил Мураша под козырьком крыльца, встал ему на плечи и ухватился за подоконник второго этажа. Подтянулся, закинул на подоконник ногу, руками взялся за проем форточки. Мураш следил за мной снизу.

– Я лезу за вами!.. Э-э-эх… «Отвесные стены, и лед, как бетон, горящие вены в сердце моем!» Кстати, это тоже стихи моего отца.

И где он видел вены в сердце? Через форточку я открыл шпингалет, распахнул окно и спрыгнул на пол. Это был коридор, по которому я ходил вчера в сумерках, обдуваемый сырым сквозняком. Снаружи донесся грохот кровельного железа – Мураш взобрался на козырек крыльца. Я оперся о подоконник коленом и протянул ему руку.

– Быстрее!

Мураш шумно ввалился в коридор. Я заметил, что он дрожит то ли от страха, то ли от азарта. Я пошел вперед, раскрывая двери.

– Надо найти новогодние костюмы! Ищи коробки с украшениями, игрушками!.. Да не иди же ты за мной!

– Хорошо, хорошо!

Он кинулся открывать двери на противоположной стороне. Мы заглядывали в классы, специализированные кабинеты и кладовки.

– Нехорошо пахнет, – произнес Мураш двусмысленно и покосился на меня.

– Не трави душу! – взмолился я. – И без твоих запахов на душе грязно.

На втором этаже мы ничего не нашли. Спустились на первый. Я заглянул в спортивный зал. На полу плотно, впритык друг к дружке, были уложены маты. Большинство из них было покрыто подозрительными пятнами, отчего создавалось впечатление, что это цех по выделке гиеновых шкур. Я встал посреди зала, приподнял один мат и увидел на дощатом полу несколько крошечных разноцветных кружочков конфетти. Ага, значит, все-таки новогодний праздник был! Следовательно, и елка была, и Дед Мороз с мешком.

– Здесь есть подсобка! – крикнул Мураш, все сильнее погружаясь в сыщицкий азарт, и двинул ногой по узкой деревянной двери. Дверь заскрипела, но не открылась. Мураш отошел на несколько шагов назад, чтобы разбежаться как следует, но я его опередил и потянул за ручку.

– Она открывается на себя, Антошка!

В подсобке было темно, пахло сыростью и мышами.

– Поищи выключатель!

Мураш шарил по стене.

– Ну?

– Сейчас, сейчас…

Под потолком вспыхнула тусклая лампочка, осветив треугольную комнатушку с голыми оштукатуренными стенами. Мы с Мурашом почти одновременно вскрикнули. Мураш выдал «О, бля!», а я «Ё-мое!». В том месте, где стены соединялись под острым углом, стоял Дед Мороз – в балахоне, с бородой, с красным целлулоидным носом и в очках без стекол. Только вместо глаз у него были шарики для настольного тенниса, и оттого казалось, что старикан крепко страдает от приступа базедовой болезни. Бутафория держалась на вешалке с широкими плечиками, а под основу для головы была приспособлена пустая пластиковая бутылка из-под кока-колы. Костюм второго Деда Мороза скомканной тряпкой висел на спинке стула. Наверное, на создание второй фигуры не нашлось подходящих материалов. Или времени.

Я подошел к белобородому муляжу преступника, пощупал его одежду, снял с него очки вместе с лоснящимся носом и нацепил себе на лицо.

– Юмористы хреновы, – пробормотал я и только сейчас заметил маленький диктофон, стоящий перед Дедом на детском столике. Рука сама потянулась к кнопке «Play».

– «Дорогой наш Кирюшенька-душенька! – раздался из динамика звонкий и торжественный голос Леры. – Ты нас глубоко разочаровал. Мы думали, что ты отзывчивый и чуткий человек, а оказалось, что жестокий и завистливый. Иришка твоя, поди, уже совсем зачахла от тоски, а ты все с нами в казаки-разбойники играешь. Совсем как дитя неразумное! Денег захотел? Чего тебе еще дать, просто даже не знаю. И неужели твое сердечко не дрогнуло при мысли о том, что твоя любимая страдает, что ждет тебя, что с надеждой глядит в окошко грязненькое? А ты здесь удаль свою показываешь, как ишак, перекусивший уздечку. Поторопись, дурила. А то растает снег, и потекут реки, аки кровушка…»

– Что это? – спросил Мураш.

Я перемотал кассету назад, включил воспроизведение, попал на фразу «ты отзывчивый и чуткий человек, а оказалось, что жестокий…» и тотчас выключил. Снова включил и снова выключил.

– Какой же я идиот! – пробормотал я и схватился за голову. – Господи, за что?

– Я не понял одного, – произнес Мураш, поднимая с пола красный колпак с ватной оторочкой. – Почему здесь два костюма для Деда Мороза, но ни одного – для Снегурочки? Может, детишки предпочли второго Деда, потому что подарков получается вдвое больше?

Я со звериным ревом врезал кулаком по чучелу. Развалившись на лету, оно свалилось в углу смятым комком.

– Мураш, – произнес я, – это были они.

– Конечно. А чему вы удивляетесь? Вы ведь давно подозревали, что это они ограбили автобус.

– Я не о том. Грабители интересовали меня меньше всего. Так, для удовлетворения тщеславия: вот, дескать, целая бригада милиционеров повсюду рыщет, и все без толку, а я в одиночку за неполные сутки преступников вычислил… Но мне даже в голову не могло прийти, что это те самые люди, которые шантажируют меня уже почти неделю и заставляют идти на Джанлак. И они держат в заложницах женщину… В общем, очень близкого мне человека…

– Понятно, – вздохнув, сказал Мураш.

– Ничего тебе не понятно! Я столько времени гонялся за ними, столько раз пытался выйти на их след, добыть их приметы, описание внешности! Но как об стенку лбом! И вдруг сейчас я узнаю, что милая парочка, с которой я провел вчерашний вечер, сидел за одним столом, катался по склонам, – это и есть мои заклятые враги… Нет, об этом невыносимо думать! Это просто нечеловеческая пытка!.. Ведь я же мог схватить их, как базарных гусей, за шеи, намотать их себе на руки и заставить немедленно отпустить Ирину. Мог! Мог! Тысячу раз мог!

– Не расстраивайтесь вы так, – принялся успокаивать меня Мураш. – Давайте позвоним в милицию.

– Ты с ума сошел! – крикнул я. – Да теперь ни один волосок не должен упасть с их головы! Потому что в их руках жизнь Ирины! Пока милиция будет с ними разбираться, мне преподнесут ее холодный труп! Пойдем отсюда! Пойдем быстрее! Бегом!

– Куда?

– На ледник Джанлак! – рявкнул я. – Неужели ты еще не понял, что наши с тобой цели как никогда совпадают! Ты вообще за моей мыслью поспеваешь?

– Простите меня, – пробормотал он. – «Я мысли свои по пивным раскидал…»

– Только не надо стихов, Антон. Не надо стихов…