Текст книги "Правоверный"

Нетрудно было догадаться, что учёные не смогут предсказать даты извержения Йеллоустонского вулкана. Научные прогнозы – это не гадания на кофейной гуще. Так и вышло, что события, навсегда поделившие историю человечества на до и после, оказались полной неожиданностью для лучших сейсмологов и вулканологов планеты. И, как следствие, абсолютной катастрофой для всех людей на планете без исключения. Да и даже если бы предсказали с точностью до секунды, как бы это помогло спасти человечество от беды, нависшей над ним?

Извержение началось утром 27 марта 2024 года с взрыва, многократно превосходившего по силе мощность легендарной «Царь-бомбы». Огромная масса лавы и газов, скапливавшаяся под кальдерой, вырвалась наружу под огромным давлением, будто кипящая вода, вырывающаяся из кастрюли на плите. Невиданная доселе по высоте эруптивная колонна дыма, вулканического пепла и бомб, магмы и лапилли¹1
  Вулканические выбросы.


[Закрыть], похожая на ядерный гриб, достигла линии Кармана²2
  Граница межу атмосферой земли и космосом.


[Закрыть]. Взрывная волна несколько раз обогнула землю. Пирокластический поток практически стёр с лица земли западное побережье США, убив десятки миллионов людей, не успевших эвакуироваться в более безопасные во время извержения районы. Если такие вообще существуют, когда начинает неистово бурлить один из мощнейших супервулканов планеты. Такой, как в нашем случае Йеллоустонский исполин.

Что происходило дальше, точнее не сможет описать даже картина «Последний день Помпеи» Карла Брюллова, ибо извержение Везувия в античные времена было сродни выстрелу из детской хлопушки по сравнению с тем, что произошло с Йеллоустоуном в тот злосчастный, проклятый день. То был настоящий ужас, хаос и неразбериха библейских масштабов. Кто бежал в Мексику, кто в Канаду, а кто и скупал последние пассажирские рейсы на корабли или самолёты, чтобы скорее покинуть американский континент. Оставшиеся дома, в основном верующие, уверовавшие в наступление Судного дня, до последнего молились всем существующим в мире богам, лишь бы природа прекратила это страшное наказание человеку, как многие считали, за безалаберное отношение к матери-земле – нашему, волей-неволей, общему дому. Боюсь даже представить, какая страшная участь ожидала этих людей. Один вдох вулканического пепла забивает ваши дыхательные пути, застывает внутри, превращаясь в нечто наподобие цементного раствора. В итоге человек погибает от удушья, не имея возможности ни вдохнуть, ни выдохнуть. Но, знаете, в такие времена погибшим быстро и без лишних, особо болезненных мучений можно лишь позавидовать.

Человеческая история ещё не видывала такого количества беженцев. Благо, мировое сообщество не решилось сидеть сложа руки, надеясь на чудо. Корабли буквально на всех парах летели через Атлантический и Тихий океаны в надежде спасти оставшихся в живых. Пилоты самолётов практически без передышки летали до Северной Америки туда обратно. И можно поблагодарить судьбу и беспримерно отважных лётчиков и моряков за то, что миллионам мужчин, женщин, стариков и детей удалось спастись от гнева матери-природы, видимо, люто возненавидевшей человека за жадность, эгоизм, гордыню, гедонизм и чревоугодие. Вроде как, больше ненавидеть было не за что.

Другими словами, это было нечто сродни «Чуда Дюнкерка», только в разы масштабнее и опаснее, чем во время операции «Динамо».

Разумеется, в условиях тотального перенаселения планеты, вулканической зимы и прочих побочных эффектов от извежения супервулкана, люди начали бороться друг с другом за свободный уголок, как пауки в банке. Пожалуй, ещё никогда полиция европейских и азиатских стран не испытывала подобных этим трудностей. Массовые манифестации, демонстрации, митинги, а порою, и бунты захлестнули мировые города кровью погибших, желавших или лучших условий для беженцев, или изгнания последних куда-нибудь, где они не мешали бы спокойно жить коренному населению, в уличных столкновениях до краёв. В некоторых городах происходили самые настоящие сражения с применением фейерверков, камней и палок и жжением покрышек. Пожалуй, уже со времён средневековья старушка Европа не видывала таких рукопашных столкновений. Полицейские кордоны стояли, закрывая проход по улице, будто древнеримские когорты или греческая, македонская фананга, ощетинившая свои пластиковые щиты и полицейские дубинки в сторону протестующих, пытавшихся прорвать оцепление. Будто, как попавшие в окружение в битве при Каннах римские легионеры не оставляли отчаянных и самоубийственных попыток вырваться из мешка, организованного карфагенянами во главе с Ганнибалом Баркой. Каким чудом полицейским удалось подавить выступления и сохранить государственную власть и закон в своих странах, неизвестно. Но всю запекшуюся кровь с брусчатки не могли смыть ещё недели и месяцы после. Волнения тысяч и тысяч переселенцев из обеих Америк ещё много дней встряхивали Африку, Евразию и Австралию.

Но вскоре всё успокоилось. Хотя нельзя сказать однозначно, хорошо это или плохо, ибо то, что ждало человечество потом, просто немыслимо по павшим на души и головы некоторых групп людей страданиям и адским мукам, предстоявшим в дальнейшем. Да и остальным было непросто.

Меньше двух недель хватило пеплу, выброшенному Йеллоустоуном, чтобы заполонить небо плотной серой пеленой, почти не пропускавшей света. Так наступила вулканическая зима. В подобных условиях гибель посевов и прочей растительности стала делом времени. Следуя вверх по пищевой цепи, словно косой по траве, смерть настигла птиц и насекомых, ящериц и рыб. Последними скончались млекопитающие от отсутствия кормовой базы, как травоядные, так и хищники.

И тут судьба-злодейка сыграла с человечеством злую шутку. В отличие от растений, в темноте могли спокойно расти некоторые виды грибов. Человеку есть их было нельзя, так как земля, в которой они росли, была усеяна пеплом, содержавшем различные токсины, яды и тяжёлые металлы. Зато домашние свиньи и дикие кабаны эти грибы унимали за обе щеки, притом токсины и металлы не оказывали на них того же пагубного воздействия, как на человека. Они хоть и слепли от недостатка солнечного света, зато могли спокойно продолжать жить и размножаться. Мясо их при этом содержало эти самые токсины и металлы, зато долгая варка или томление на сковороде помогали от них либо избавиться, либо сократить их содержание до того уровня, когда они уже не будут столь опасны.

Так человечество и прожило около полугода, поедая одну свинину, пока в один прекрасный день пепел окончательно не осел на земле. Видели бы вы радостные лица тех, кто, пережив эти времена скорби и отчаяния, спустя полгода практически полной тьмы, наконец, увидели яркое солнце, согревающее своими нежными, тёплыми лучами! Самые страшные прогнозы учёных, к счастью, не оправдались. Победил научный оптимизм.

Сохранившиеся образцы ДНК живых существ, споры грибов и семена растений стали своего рода «тварями по паре». Чудом сохранившаяся цивилизация, наука на данный момент семимильными шагами патаются восстановить популяцию погибших видов, фактически воскрешая их из мёртвых. Пока неудачно, но первые обнадёживающие позитивные результаты исследований есть. Таким образом, человек впервые в истории вселенной повернул вспять госпожу эволюцию, уже было отвернувшуюся к нынешним живым существам спиной, желая, как мне кажется, их гибели в надежде создать новую, ранее невиданную флору и фауну, а также уникальную форму жизни и разума. Но уже без людей, относившихся к природе всю свою историю наплевательски, похабно, чем и заслуживших, видимо, гнев природы, воплощённый в супервулкане Йеллоустоун.

Смотря на все эти грандиозные и ужасающие события планетарного масштаба дома в Подмосковье на своём стареньком телевизоре, я, будучи убеждённым атеистом, в первое время к своему стыду даже поверил, что извержение Йеллоустоуна, есть ни что иное как гнев самого Господа. Настолько схожими мне показались сюжеты откровений Иоанна Богослова с происходящими в тот момент событиями. Это потом уже, когда я понял, что цивилизация, государственное управление ещё работают, гибели миллиардов людей в один день так и не случилось, ко мне сразу же вернулся здравый рассудок и оптимизм. От голода никто не умер, болезни планету не захлестнули (а могли), ангелы не трубили в свои небесные тромбоны, всадники апокалипсиса на горизонте так и не появились, а лжемессия не заклеймил нас печатью сатаны. Оно, думаю, и в радость.

Все эти полгода я скрупулёзно записывал происходящие события, стараясь записать всё в мельчайших подробностях. Каждое мнение, каждое высказывание, реакции первых лиц государств и простых людей на улице, истории переживших эту катастрофу – ничто не должно было ускользнуть от моего взора. Как мне кажется, ничего не забыл. Тяжелее всего было передать на бумаге то вселенское чувство смятения и дикого, первобытного страха, что одолевало людей в первый месяц после извержения. Разумеется, большинство людей, до этого даже называвших себя атеистами и агностиками, вдруг побежали в церковь, синагогу или мечеть отмаливать грехи. До такой степени все боялись за свою маленькую, будто песчинку на пляже, земную жизнь, что волей-неволей задумались о бытии загробном.

Что было потом, никто сейчас уже, пожалуй, и не поверит! Достаточно вспомнить всего один воистину невообразимый факт: один священник, нёсший службу в монастыре где-то в Ленинградской области, спокойно продавал индульгенции! Официальная православная церковь по шапке попу, конечно, надавала, но осадочек с привкусом лапши на ушах остался. Что говорить об остальных религиях! Каждое учение, даже самое абсурдное и ортодоксальное считало своим долгом объявить, что душа человека будет спасена, если они пойдут бок о бок исключительно с их учением в голове и сердце. В некоторых местах были даже войны за паству. А что говорить об исламском мире…

Иран и Саудовская Аравия буквально с катушек съехали. Именно в тот момент, когда человечеству было должно объединиться перед лицом опасности и пережить этот период нашей общей истории плечом к плечу, они решили повоевать друг с другом, с целью узнать, наконец, кто больше и правильнее верит в Аллаха, шииты или сунниты. Ещё больше было жаль тех богобоязненных людей, которым запрещалось употреблять некоторые виды пищи. А так как осталась одна лишь свинина, только представьте себе, какой ужас охватил мусульман, иудеев и членов иных ортодоксальных религиозных течений, которым было запрещено кушать бедных хрюшек на обед.

Как на дрожжах в среде фундаменталистов различных религий (особенно ислама) расцвели радикальные течения, которые напоминали своей пастве про то, что место в раю можно заслужить, убив пару другую неверных, язычников и атеистов. Знали бы вы, сколько труда, нервов и сил потребовалось приложить священникам, имамам и раввинам, чтобы остановить массовую резню неверных…

Самая яркая история произошла с священником Джанни Сантони. Тот стоял между двумя группами протестующих: верующими и анархистами с коммунистами, пожелавшими именно в тот день по взмаху волшебной палочки обвинить друг друга во всех творящихся на земле бедах. Тяжело даже представить, сколько усилий стоило этому отважному человеку остановить намечавшуюся бойню стенка на стенку.

Да я и сам толком не представляю, потому что всё это время просидел на кухне, пытаясь вталкивать в желудок эту чёртову свинину! Мне блюда из этого зверька несомненно нравились, но есть их мясо каждый день, не имея никакой замены, разнообразия. И это не говоря о том, сколько витаминов и прочих полезных веществ недополучал мой организм. Хоть убей, я давился. И слава науке за химию! Витаминки спасли нас от цинги и прочих экзотических заболеваний, грозивших человечеству тотальным вымиранием.

И вот, настал день, когда пепел от извержения осел, выглянуло солнце, вулканическая зима сменилась на пост-апокалиптическое лето и все…

Почувствовали себя одураченными.

Не наступило никакого царства небесного, не пришёл мессия, чтобы раз и навсегда положить конец злу и вознести всех праведников в рай ближе к Богу, где все были бы счастливы, попивали божественный нектар из неиссякаемых радужных фонтанов, дефлорировали семьдесят девственниц и славили свет, добро, любовь и счастье. Связь со спутниками на орбите земли восстановилась, снова появился интернет, электричество, телевидение, почва, очищенная от пепла, была снова готова дать новый урожай, а томящиеся в искусственных плевах зиготы понемногу начали делиться, чтобы спустя время родить на свет каждой твари вымерших живых организмов по паре. Как говорится, вот тебе бабушка и Апокалипсис…

И на самом деле мне было жаль тех верующих людей, кто в своей фантазии уже обрисовали, что будут делать в этом самом, как никогда раньше желанном и столь близком царствии небесном. У тех буквально руки опустились, чуть было не исчез смысл их бренной жизни, а религии был нанесён столь мощный удар в солнечное сплетение, что тут уже хочешь, не хочешь, задумаешься, а не стать ли мне атеистом! В течение полугода компостировали мозги о спасении души перед последним днём, а он, зараза, так и не наступил! И как после такого вообще во что-то верить? Однозначно, лучше атеистом.

Или агностиком, как я, ибо не думаю, что если Бог существует, то ему вообще есть до нас хоть какое-то дело. Не зря же народная поговорка гласит: «На Бога надейся, а сам не плошай!» Вот и я решил, что сидеть сложа руки не стоит и в числе первых вызвался в гуманитарный отряд, призванный помочь жителям отдалённых, глухих районов приспособиться к новому этапу развития и эволюции человечества.

Нас отправили в отдалённую казачью станицу в Ставрополье, чтобы привезти гуманитарную помощь и помочь наладить им прежнюю, как поначалу казалось, давно утерянную жизнь, полную всех благ цивилизации и научно-технического прогресса.

Если даже города с трудом пережили эти беспокойные шесть месяцев, то, что говорить о деревнях, сёлах, хуторах, аулах и станицах? Люди до сих пор ходили грязные, небритые, худющие, будто прошли Освенцим, а одежда вся рваная. Бытовая техника и электроника накрылась. Дома жителей исхудалые, все посеревшие от налипшего на них пепла, нет ни тепла, ни света. Только привезли гуманитарную помощь, она тут же разлетелась, как горячие пирожки. Одеяла, подушки, туалетная бумага, зубные пасты, щётки, одежда и прочие предметы гигиены и первой необходимости, а также еда (увы, пока только свинина). Эх! Видели бы вы счастливые лица тех людей, переживших все эти адские шесть месяцев после извержения Йеллоустоуна, протянувшиеся, казалось, целую вечность! Тут и дети прыгают от радости, получая игрушки, а взрослые радуются, как малыши, электрогенератору, что был привезён для них, чтобы восстановить электроэнергию на первое время. И все благодарные: целуют, обнимают, накормить предлагают. Вежливо отказываемся, ибо у самих пайки забиты до отказа этой проклятой варёной и жареной свининой. Видеть её уже не могу! До тошноты достала! А жрать её придётся ещё, как минимум, месяца три. И это по самым скромнейшим подсчётам, что предоставили учёные и чиновники, занимавшиеся восстановлением питательной базы страны. А тут ещё и беженцы из обеих Америк. И всех надо кормить, никому не откажешь.

На этом работа моя в станице не завершилась. В задачу нам входило ещё в течение недели помогать местным жителям во всём, что они попросят: за водой сходить, дрова поколоть, медицинский осмотр провести, а если надо, устроить маленький импровизированный концерт. Такая задача, если что, возлагалась на меня, ибо никто больше музыкой не занимался, а я хоть на скрипке играл. Правда, петь не умел, но чтобы доставить после месяцев депрессии местным жителям радость, много не требовалось. Любому развлечению будут рады после долгой зимы, да и ещё получив столько бесплатных гуманитарных подарков.

В один день мне предложили помочь одной местной жительнице, Антонине Львовне, помочь совершить обход по домам станицы. Она работала здесь фельдшером и даже в самые тяжёлые дни не забывала посещать местных, из которых стариков было большинство, хоть и возраст у неё был, как по мне, довольно почтенный.

Поначалу я думал, что с ней будет скучно. Всё-таки молодой, а ей чуть ли не во внуки гожусь. Но, к моему глубочайшему удивлению, быстро нашёл с ней общий язык, обсуждая различные события, произошедшие за последние полгода. Женщина она была интересная, обаятельная, с юморком, по-прежнему статная, не растерявшая с годами шарма, красоты и жизнерадостности, шедшая, так сказать, в ногу со временем. Эх! Хорошо, когда в душе ты вечно молодая!

От неё я узнал про Церковь Новейшего Завета. То была сектантская группировка из соседней станицы. Лидер их, некий «пророк» Колодин провозгласил себя спасителем и решил отправить паству свою в местную пещеру, чтобы там, вдали от дьявольских очей, конец света переждать. Случилось это за месяц до того, как пепел на земле осел. Ушли они целыми семьями с женщинами и детьми, запаслись едой месяца на три. После, по словам Колодина, они все бы попали в рай за верность слову Божьему. Так и забаррикадировались. Казалось, всем уже пора сделать то же самое, но когда первые лучики солнца осветили землю, про них тут же вспомнили. Отправились большущей делегацией полицейских, священников, чтобы уговорить их наружу выйти. Те ни в какую не соглашались, мол, врёте всё, посланники сатаны!

– А что дальше было? – спросил я, уже давившись коликами в животе.

– Вышли, – пожала плечами Антонина Львовна, – когда священник напомнил сектантам его, что будет за следование лжеучению всяких шарлатанов, те сразу вышли. Сорок восемь человек. Семья иудейская, две семьи мусульманских, все остальные прихожане местных православных церквей. А Колодин так там и остался. Жив или нет, никто не знает. Добровольно уходить отказался. Сказал, мол, только зайдите в пещеру, попробуйте меня вытащить, возьму да подожгу себя… Так пущай там и остаётся, дурак! – и махнула рукой.

Обходили мы дома довольно быстро. Все, слава Богу, были в здравии, не голодные. Когда закончили, Антонина Львовна уже было собиралась отпустить меня на обед. Но тут я обратил внимание на ветхую избушку на окраине станицы.

– А там что? – показал указательным пальцем на дом.

– Ой, Боже мой! Совсем забыла, пока бегали! Хорошо, что напомнил! – взволнованно отвечала Антонина Львовна, потрясла последним пакетом, что остался у неё в руках, и мы чуть ли не бегом проследовали до него.

– Там мусульманская семья жила, – говорит мне на ходу.

– Жила? – удивлённо спросил я, подумав, что оговорилась.

– Практически… – тоскливо отвечала Антонина Львовна, – там только девочка теперь осталась. Её Михри зовут. Все остальные от голода умерли.

– А она как выжила?

– Подожди! Дойдём, расскажу, – запыхаясь, ойкая, отвечала мне, стараясь не споткнуться по дороге.

Калитка была открыта, и мы вошли во двор. Весь огород выглядел абсолютно запущенным. По тропинке до входа было не пройти: пепла по колено. Беседка развалилась. А как память о сытых годах, неподалёку стояла мёртвая яблоня, будто страшный монстр-энт из какой-нибудь детской сказки про девочку, что оказалась в лесу в одиночестве.

Дом этой Михри тот стоял некрасивый, слегка покосившийся. Я даже побоялся в него поначалу заходить, но Антонина Львовна успокоила: «Крепкий ещё!»

Открываем дверь, заходим внутрь.

Там было очень душно, воздух затхлый, словно не проветривали год. Солнце из-за плотных занавесок на окне еле освещало помещения хижины. Всего там было три комнаты. Одна гостиная, вторая спальная, третья вместо склада, где хранился всякий хлам. В самой большой из них на полу находился проход в погреб. И прихожая, что соседствовала с кухней. То были единственные два помещения, не разделённые дверьми. Там стояла большая печка, вся грязная, будто не топили с допотопных времён, но если дотронуться, очень тёплая. И стол с ножками, державшимися на соплях, да пару ящиков, висевших на стене. К слову, на полу ещё можно было заметить следы от мебели, стоявшей на своих местах ещё совсем недавно. Куда она подевалась, не ясно…

– Михри! – громко проговорила Антонина Львовна, – ты тут?

Верхняя часть печки была занавешена серой простынёй. Вдруг из-под неё выглянула девочка в хиджабе и оглядела нас боязливым взглядом.

– Не бойся, – мило улыбнулась Антонина Львовна, – слезай.

Девочка повиновалась. С трудом спрыгнув с печки, встала перед нами во весь рост. Худая, но не скелет, щёки впалые, но с розоватым оттенком. Из-под хиджаба проглядывала прядь тёмных, грязных волос, глаза серые, нос на удивление большой, хотя Михри была не кавказкой, а татаркой. И брови обычной длины, ширины, как у нас, тёмные.

Антонина Львовна протянула пакет:

– Я постирала одежду и принесла еды. Переоденешься, когда уйдём. Ты ванну принимала?

Девочка отрицательно помотала головой.

– И чего так? Воды нет? Мыла? Так сказала бы, я б принесла…

Михри пожала плечами, потом утвердительно кивнула головой.

– Ой, дурёха… Ладно, иди дальше на печке валяйся. Я тебе пока мясо сварю, – потом повернулась ко мне, – будь добр, сходи за водой!

– Хорошо! – отвечал я. Увидел в прихожей пустое ведро, взял его и пошёл к колодцу.

Он стоял около беседки, накрытый деревянной крышкой. Аккуратно снял её, стряхнул пепел, набрал полное ведро воды и закрыл обратно. Возвращаясь обратно, обратил внимание на огородные грядки и понял, что это далеко не они.

Семь небольших холмиков, покрытых толстым слоем пепла сантиметров семь, восемь. Подойдя ближе, заметил воткнутые в грунт искусственные цветы. Все серые, бывшие когда-то яркими цвета поблекли. Только пластиковый стебель оставался ярко-зелёным. Хоть какое-то разнообразие красок посреди поблекшего после извержения мира.

Это были семь аккуратных могил. Предполагаю, скорее всего, там покоилась семья Михри.

Вернулся в дом. Антонина Львовна разложила на столе глиняную посуду. Заметив, как я вошёл, обернулась и поблагодарила:

– О! Молодец, спасибо!

Взяла ведро и налила в глиняный горшок. Надо было самому это сделать, а то как-то неловко вышло, некрасиво.

Поначалу сильно стеснялся. Вдруг больная тема, но потом набрался смелости и, немного заикаясь, спросил:

– Там могилы… Я думал это грядки. Там члены семьи Михри покоятся?

Антонина Львовна тоскливо взглянула в окно:

– Да, это они. Муж, жена его, пятеро детей и старик. Глава семейства.

Когда упомянула его, её слегка передёрнуло от гнева. Вздохнула, резко выдохнула, засунула в горшок свиное мясо и пошла к печке разогревать воду.

– А как так вышло, что они погибли? Это из-за религии их?

– Отчасти да, – ответила Антонина Львовна, засунув горшок в печь.

– Почему отчасти?

– Сейчас расскажу, подожди…

Закрыла печь заслонкой и повернулась ко мне.

***

История семьи Михри.

Извержение Йеллоустоуна как назло произошло весной, когда, по идее, запасы на зиму у всех, живущих за городом, заканчиваются. В больших городах вопросы поиска пропитания стояли не так остро, были б деньги. Но после извержения главным занятием для людей и там, и там стал поиск еды. Особенно для представителей консервативных религий и их ортодоксальных ответвлений.

Нет, семья Михри не относила себя к представителям ваххабизма или других фундаментальных течений. Обычные мусульмане-сунниты, коих в мире пруд пруди. Как и все ходили в мечеть, делали намаз, употребляли в пищу только халяльные яства. Жили они сначала в Сирии. Сын главы семейства работал хирургом в одной из клиник Алеппо. Когда там началась война, переехали в Россию. В Ставрополье и купили себе этот дом.

С соседями никогда не ругались, даже чаще всего помогали остальным. Двое братьев Михри вели себя более чем подобающе. Увидят девочку без хиджаба, быть может, посмотрят с удивлением, недоумением, но никогда не позволяли себе кого-либо оскорбить по национальному и религиозному признаку или назвать девушку проституткой за отсутствие платка на голове. Да и события первого января 2016 года в Кёльне, например, восприняли с негодованием. Считали, что эти люди опозорили ислам. А чтобы заставить мужчин семейства подраться, нужно было очень сильно постараться, потому что, например, отец Михри, Такчура, от природы обладал необычайным остроумием. Всегда любил пошутить, и не чужда была самоирония. Слово было его кулаком, и пользовался он им виртуозно.

Своим поведением и отношением к соседям, стали у жителей станицы на хорошем счету. Даже иногда улаживали, если нужно, споры с представителями кавказских национальностей. Чужаков они слушать не будут, а вот слово единоверца к сведению примут.

В школу, детский сад дети не ходили. Отец с матерью сами неплохо учили детей всем школьным предметам, лишь только арендуя у школы необходимые учебники. Делали это ради исполнения традиций. Зачем отправлять дочерей в школу без хиджаба, если можно их всему дома научить, благо образование им это сделать позволяло?

Так они скромно и прожили эти десять лет после переезда из Сирии. Дети росли. Старший готовился к учёбе в Москве, чтобы пойти по стопам отца, остальные решили освоить рабочие профессии. Девочки тоже учились, но хоть и большинство маленькие были, уже имели свои планы на будущее.

Всё изменилось 27 марта 2024 года. Буквально в одночасье. Главу семейства, дедушку Михри, которого звали Абельгалим, как с цепи сорвало. Из дому не выходили практически, даже на работу, постоянно какие-то крики оттуда доносились. А больше и ничего не было известно. Остальные жители станицы с подозрением ко всем этим событиям отнеслись. Рассказывали всё участковому. Тот когда дом посещал, выходил Абельгалим и на повышенных тонах изъяснял, что всё в порядке, да и вообще, не надо, мол, семью нашу донимать.

«Ну, уж ежели и так, то, конечно же, и так. А уж ежели не так, то, конечно же, не эдак…» – констатировал глава станицы свою беспомощность по данному вопросу в разговоре с местными жителями на собрании в доме культуры по поводу плана действий после извержения. Лучшего объяснения и не придумаешь.

И рады было местные жители в личную жизнь той семьи не лезть, но детей и внуков Абельгалима жалко было. Все же знали, что они мусульмане. Вдруг тот заставил членов семьи голодать, потому что свинина – харам? А после извержения ничего другого и не достанешь. В итоге решили, что Абельгалим немного перепугался извержения и решил, что шайтан по наши души пришёл. С кем не бывает? После видеокадров из США, что информационные агентства присылали, даже самый ярый атеист молиться начнёт, до такой степени всё это было страшно. Но, всё-таки, помнили его местные, как приятного и доброго дедушку, так что вряд ли тот свою семью голодать заставит, да и страх со временем пропадёт. Если это, конечно, не на самом деле апокалипсис.

Прошло полтора месяца после извержения, и самые худшие опасения жителей станицы подтвердились: пороги домов начал обивать Такчура в поисках халяльной еды. Сам выглядел мрачным, удручённым, не выспавшимся, исхудал заметно. Взамен предлагал мебель и бытовую технику из дома. Жители сжалились и отдавали банки с незапрещённой мусульманам едой, считай, за просто так, обещая вернуть, как только всё закончится. Такчура радостно убегал с банками домой. Благодарил Аллаха на бегу за такие дары. Но беда в том, что и у местных жителей запасы тоже не вечные. Придя снова через три месяца после извержения, Такчура с тоской обнаружил, что соседям больше нечего ему дать. Только свинина и осталась. Потом в него, будто чёрт вселился:

– У меня дети от голода умрут, а вы не даёте нам еду! Проклятые! Вы все проклятые! Жадные! Придёт скоро Аллах по ваши души! Всем воздастся за ложь! Сами, небось, брюхо набиваете, а с нами поделиться не можете! Чтоб вас всех…

Одна бабушка протягивает ему кусок свинины:

– На, держи… Всё что есть…

– Будь ты проклята со своей свининой, неверная! – рычал Такчура, будто зверь. И не скажешь после такого, что до извержения этот человек травил местным уморительные анекдоты и относился ко всем хорошо.

Дальше дело до драки дошло, из которой жители станицы, разумеется, вышли победителями. Их банально было человек сто, а Такчура один. Тот с разбитым носом обратно и пошёл, по пути снеся ногой от злости забор одной местной жительницы.

Ну, вот и как этому человеку объяснишь, что больше ничего не осталось? Хотели уже свои погреба показать, но тот отказался, потому что сердцем чуял, что местные ему лгут, ибо шайтан везде теперь. Объяснять, что людям одну только свинину уже два с половиной месяца заколебало есть, тоже смысла не было. Всё равно не поймёт. Мол, всё! Вы съели харамной еды – отныне прокляты Всевышним. Бесполезно что-либо говорить! Как об стенку горох!

Всё, что происходило внутри их дома, узнали потом от Михри.

Оказывается, в годы голода, когда халяльную еду достать нельзя, мусульманам можно было есть и харамную, пока разрешённую не найдёшь, чтобы выжить. Только вот Абельгалим подобное разрешение своей религии в штыки воспринимал. Мол, Аллах ясно сказал нельзя, значит нельзя! И баста!

Попытки остальных членов семьи уговорить упрямого Абельгалима оказались тщетными. Он и слушать не хотел. Зная, что сын никогда не поднимет руки на отца, избивал Такчуру за любую попытку оспорить решение главы семьи. Тот лишь руками прикрывался, но однажды случайно его толкнул. Потом долго извинялся, но тщетно. Тот в наказание его ремнём вместо плети по спине хлыстал.

Для женщин наступили ещё более трудные времена. Мало того, он как мужчина считал должным побивать свою невестку и внучек, так ещё и еды себе, Такчуре и внукам накладывал больше. Понятия не имею, по исламу ли это было, но спорить с ним было бессмысленно. Оправдывал он это тем, что мужчина добытчик, а женщина на кухне всегда, да у мужа на шее. Зачем ей тогда столько же еды, сколько и мужчине?

На четвёртый месяц самая маленькая опухла от голода и к утру скончалась. Мать, обнаружившая тело мёртвой дочери упала в обморок. То ли от голода, то ли от горя. Через неделю умер один из сыновей. Ещё через дней десять умер второй. Жители станицы, увидев, как Такчура, будучи раньше жизнерадостным и весёлым, теперь с горечью и болью на сердце хоронил своих детей одного за другим, закапывая тела в огороде собственного дома, решили позвать в станицу имама, чтобы тот уговорил Абельгалима хотя бы детей накормить.

Тот внимательно выслушав селян, выехал в станицу на следующий день.

Разговаривать пришлось через закрытую дверь дома. Поначалу имаму повезло установить контакт. Абельгалим даже согласился выйти на улицу. А там позже ничего кроме ругани люди, следившие за разговором издалека жители станицы, более не увидели. Закончилось всё через час, пока у Абельгалима от криков не осип голос: