Текст книги "Мой Афган. Записки окопного офицера"

Кто реально воевал, те, несомненно, подтвердят каждое моё слово.

 
Просто обидно порою становится, Друг!
За тушенку награды дают,
А ведь вернувшись на матушку – Родину,
Эти «герои» про пули поют…
 

Да позволит мне читатель пофилософствовать на тему судьбы человека. Не знаю насколько и в кого я уверовал «за речкой», но понял, что каждому по этой жизни что-то отмерено, что-то кому-то дано, а у кого-то наоборот отобрано! Приведу вам ряд примеров о значении судьбы. Не сочтите меня каким-то мистиком – нет, я вполне реалист. Весна 1988 года. Группа «дембелей». Обнимания, прощания, фото на память. Мы, офицеры, естественно участвуем в этом мероприятии. Минут через 30 за дембелями прилетят из Баграма «вертушки» и начнется их путь домой. Свист, знакомый до боли – метрах в пяти от бойцов разрывается реактивный снаряд. Все целы, ни одной царапины, а вот маленький кусок металла лишил жизни рядового Иванченко, попав ему прямо в висок. Что это? Предначертание свыше? Или другой пример. На кабульский аэродром прибывает борт из Союза. Люди выходят под теплое кабульское солнышко – вдруг обстрел аэродрома. «Духи» бьют «РСами». Только что прибывший капитан получает тяжелейшее ранение в спину и практически на этом заканчивается для него Афганская война.

РС – реактивный снаряд

Что это – загадка судьбы. Почему из всех прибывших осколки достались именно ему? Несколько офицеров полка поехали на БРДМ проверять своих подчиненных на блокпостах. Ничего не предвещало беды. Дорога по Панджшеру до боли знакома каждому. БРДМ набирает скорость. В это время отказывают тормоза и машина улетает с высоты порядка 10 метров в реку Панджшер, ударяясь при этом о прибрежные валуны. Никто после такого падения не выжил. Все травмы были несовместимы с жизнью.

Сидим с начфином части Олегом Шараевым, играем на солнышке в нарды. Вдруг свист (если свист слышишь, то «РС» или мина – не твои, так поговаривали «за речкой»). Недалеко от нас двое бойцов заняты чем-то своим, не помню точно, толи письма писали, толи читали. Снаряд разрывается в метре от них. Один, как ни в чем не бывало, ни царапины, другой сразу «200-й». Мы с начфином и бойцом бегом понесли тело в медсанчасть – может есть надежда? Но, увы..! Так что это – промысел Божий, судьба, предначертание? Как тут не вспомнишь поручика Вулича из романа М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени», глава «Фаталист».

Сергей Боровиков – наш механник-водитель. После вручения ему медали «За отвагу». Один из не многих, кому, пройдя сотни километров по Афгану, удалось вернуться домой. СУДЬБА!

 
Я увидел войну, но не в поднятой взрывами пыли,
И не в трассах прорезавших черную ватную тьму,
Там, в Панджшере, к нам на борт убитых бойцов погрузили,
Вот тогда-то я в самую душу войне заглянул!
Здесь не каждый погибший в бою, попадает в герои
Даже если при жизни ты был и отчаян, и смел
Вот мальчишка, вскочив из окопа, сбит пулей шальною,
Он не то, чтоб «ура», даже «мама» – сказать не успел.
 

Глава 6. Сопровождение колон по Панджшеру. Мой первый выход. Боевые действия

Полк жил своей обычной жизнью. Любой вывод нашей полковой автоколонны из Панджшера превращался в реальную боевую операцию. Я нисколько не солгу – это подтвердит любой, кто участвовал в таковых действиях, что любой выход нашей колоны подвергался огневому воздействию «духов». А круче всего то, что по всему маршруту движения была развёрнута небывалая по масштабам минная война.

Впереди идут саперы со щупами и собаками и отряд сопровождения.

Поэтому кроме ПБО (постов боевого охранения), далее я их по «афганской» традиции буду называть заставы, стоящих на господствующих высотах Панджшера стационарно, выставлялись блоки из бронетехники в местах вероятного огневого воздействия моджахедов. Огромная роль принадлежала саперам. Низкий поклон этим парням. Скажу, что с 1984 по 1988 год наша саперная рота потеряла только погибшими 34 человека. Вы можете представить с какой скоростью двигалась колона, если расстояние до Гульбахара около 15—20 километров (т.е. выхода из ущелья) преодолевалась за 6—8 часов? Нелегко приходилось водителям. Во– первых, по составу колона разномастна: тут и КАМАЗы, и УРАЛы с приваренными в кузове ЗСУ (очень эффективное оружие для борьбы с ведущими огневое воздействие с вершин «духами»), БМП, БТР и т. д. А идти в колонне, соблюдая дистанцию – тяжелый труд. При этом, порою, колея проходит в 1,5 – 2 метрах от пропасти высотой 10—15 метров.

Где-то через две недели моего пребывания в части, я впервые пошел в сопровождение и скажу честно – Панджшер покорил меня какой-то своей величавостью. Высокие горы, снег на вершинах, ревущий внизу горный, бурный Панджшер.

Практически на моей памяти не было ни одной проводки, которая прошла бы без какой-либо экстренной ситуации. То обстрел с ДШК, то подрыв на мине или фугасе.

ЗСУ – зенитная установка

ДШК – крупнокалиберный пулемет

Автоколонна нашего полка двигается по Панджшерскому ущелью

В декабре 1986 года на моих глазах погиб рядовой Тахиев в районе кишлакаПьявушт. «Духи» начали интенсивный обстрел колоны из ДШК. Все соответственно спешились с «брони», пытались выяснить откуда бьёт пулемет. А в солнечный день, в горной местности – это дело не простое. Боец залёг в автомобильную колею, укрывшись за колесом КАМАЗа. Так вот одна из очередей из ДШК пробила два ската КАМАЗа и, практически, снесла голову Тахиеву.

В 1986 году, кажется в ноябре, выставляя БМП на блок, механик-водитель не рассчитал расстояние до обрыва и «броня» вместе с ним сорвалась в реку Панджшер. Бурная, горная, просто сумасшедшая река, как голодная волчица набросилась на свою

«добычу» и одним рывком проглотила и водителя и машину. Водителя так и не нашли. «Броню» никто и не пытался достать. Высота обрыва была порядка 15 метров.

Особо хочу рассказать о минной войне. Что только не придумывали «духи», при этом чаще всего применяя пластиковые мины итальянского производства. Поэтому из всех технических средств сапер обладал щупом и собачьим чутьём. Собакам надо отдать должное – они спасли много человеческих жизней. Активно моджахеды применяли фугасы, когда под «итальянкой» закапывали орудийную гильзу от того же САУ 155 мм, начиненную взрывчатым веществом. На моих глазах башню БМП после подрыва отбросило метров на 5, что уж тут говорить об экипаже машины.

Я на своем первом боевом выходе. Ноябрь 1986 года. Ущелье Панджшер.

Я на своем первом боевом выходе. Ноябрь 1986 года. Ущелье Панджшер.

Блок выставленный по маршруту движения колонны.

БМП становится на блок.

Был октябрь – словно лето, и небо бездонно, Эхо призрачно плыло средь горных теснин, Громыхали надсадно по камню колоны, Объезжая воронки обезвреженных мин…

Любое сопровождение колоны редко обходилось без обстрелов или подрывов. Так практически на моих глазах подорвалась на панджерской дороге «броня» зам. по тылу полка осенью 1986 года. Взрывом ему оторвало левую ногу практически по колено. Мы подбежали, уложили его на обочине, жгутом более – менее остановили кровотечение, обкололи промедолом, ко т о р ы й б ы л в к а ж д о й а п т е ч к е, к а к обезболивающее, но оказалось, что «зам.» – сердечник, сердце его остановилось.

В ноябре 1986 года мне довелось участвовать в операции по блокированию горы Альмаас, чтобы не д о п у с т и т ь м и н и р о в а н и я м од ж а хе д а м и панджерской дороги. Здесь она была для нас по– настоящему – дорогой жизни!

Почему– то, когда пишу эти строки, вспомнился следующий случай. Зимой 1986 года, когда выставляли блоки напротив кишлака Гуват, подорвалась на «растяжке» умная собака саперной роты Нюшка, при этом её буквально искромсали осколки. Так же этой же гранатой, стоящей на этой «растяжке», был ранен её кинолог Серёга. Их связывала какая-то неземная, неподдающаяся человеческому пониманию, дружба. Я впервые увидел собачьи слёзы смешанные с кровью и болью. Как она лизала лежащего рядом Серёгу, как бы прося прощение за то, что не заметила, не учуяла «растяжку». Серёга успокаивал её: «Терпи Нюша, сейчас „вертушка“ нас заберет».

БМП на блокировке выхода из ущелья ГУВАТ. Декабрь 1986 года. На горных хребтах уже лежит снег.

От взрыва оторвало даже многотонный минный трал.

Вот такое оно ущелье Панджшер! Колонна идет к выходу из Панджшера.

Представьте себе лежащие на обочине дороги собака и человек, оба в крови, лежат в ожидании вертолёта две родственные души и плачут, плачут по-взрослому.

Чтобы не говорили, рисуясь порою, что на войне человек привыкает к смерти – нет и ещё раз нет! Это может говорить только тот, кто видел смерть на экране. Любая, поверьте, любая смерть совсем лишена какой-либо эстетики. Я имею ввиду смерть на войне.

Декабрь 1987 года. Рядом с выходом из небольшого ущелья Пьявушт, практически рядом с Рухою стоит наш пост боевого охранения, позывного уже не помню, стоит прямо впритык к дороге, по которой двигается полковая колона к выходу из панджерского ущелья. Прошли саперы с собакой, прошло несколько единиц бронетехники, прошёл наш 495 БТР, ничего не предвещает беды. Вдруг мощный взрыв, поднялось огромное облако дорожной пыли. Остановили колонну. Что к чему? Кто? Оказалось, подорвался ГАЗ-66 минометной батареи, везший мины для минометов в кузове. Там же ехали четверо бойцов батареи. По всей видимости, подрыв был радиоуправляемый. В те годы это была большая редкость. На месте подрыва глубокая воронка, «шишарик» расколовшись надвое после подрыва, практически провалился в неё. Тела бойцов собирали с трудом в радиусе 10—15 метров от места взрыва. Скажу откровенно – картина была ужасающей.

В феврале 1987 года на одном из сопровождений колоны, мы выставляли блок в районе знаменитой «петли» близ кишлака Тавах. Вроде саперы все проверили, начали удобнее ставить «броню» – подрыв. Хорошо, что мина и хорошо, что под правым колесом, а не под водителем.

Осень 1986 года. После проводки колонны из Гульбахара в родной полк, в Руху. Вот так выглядел я. Далеко не Рэмбо, после 3-х месяцев службы «за речкой».

Рота идет шаг в шаг по горе Альмаас к ее вершине.

На снимке «Нюшка». Слева на корточках

ее друг и хозяин Серега. Панджшер. Зима 1986 года.

Меня, водителя прилично контузило – из ушей тонкими струйками текла кровь. А вот прапорщик – техник моей роты, пострадал посерьезней – от взрыва сорвало рацию Р-123 и прочие мелкие детали. И, поверьте, уникальный случай – вот этими болтами, гайками ему порвало ноздри. Заметьте, не в глаза, не в голову, а именно ноздри. Да, на войне чего только не бывает.

Следующий раз мне «посчастливилось» подорваться возле кишлака Баренхейль летом 1987 года, когда мы получили задание: при движении колоны не допустить её обстрела со стороны кишлака. В этом районе по разведданным были замечены небольшие группы моджахедов. Контузии получили и я, и механик-водитель, и наводчик БМП. Нам опять повезло, что нарвались на «итальянку». Вырвало немного фальшборт, и «разулась» наша БМП. От госпитализации мы, конечно, отказались, были молоды, энергичны, жили понятиями, что это не к лицу нам, рухинцам, ведь ничего серьёзного – голова поболит, да пройдет!

Хотелось бы поделиться с читателем кое– к а к и м и с в о и м и с о о б р а ж е н и я м и н а профессиональную военную тему. Прежде всего то, что впервые я увидел и одел бронежилет только здесь «за речкой». Он мне, впрочем, как и многим бойцам, офицерам с непривычки показался довольно громоздким и неудобным, потому что за четыре года обучения в училище нам не то что их не разу одеть не дали, даже ни разу не показали. Но о том, что они применяются в Афгане, я впервые услышал от наших выпускников, приезжавших оттуда.

После подрыва ГАЗ-66 минометной батареей.

На месте трагедии.

Обелиск погибшим ребятам у минометной батареи. Руха, зима 1987 года.

Афганистан, естественно, стал полигоном для многих стран, которые испытывали новое, особенно стрелковое вооружение, всевозможные виды мин, вооружая всем этим «добром» моджахедов. Мы тоже постепенно (война учит б ы с т р о) н ач а л и и з о б р е т а т ь к а к и е – т о приспособления для удобства ведения боя. Одна из таких, получившая бешенную популярность разработка – «лифчик» (на современном армейском языке – «разгрузка»). Война заставила тебя быть максимально вооружённым, лучше выбросить пару банок тушенки, но взять больше патронов и гранат. Практически каждый кроме патронов, что в магазинах к АК, брал с собой по карманам ещё патроны горстями, по принципу: «война, всё сгодится или всякое может случиться». Так вот «лифчики» («разгрузка») это ноу-хау афганской войны. Практически каждое подразделение шило их себе самостоятельно. Были умельцы, без проблем находился для них хороший прочный брезент. Только в Афгане я увидел, что можно использовать одновременно 2 магазина, перетянутых изолентой. Ещё при этом использовали магазины от РПК-74, так как там большее количество патронов.

Вспомнилось, что у меня был даже пакистанский «лифчик», отделанный кожаными пиковыми тузами. Подарили бойцы, говорили, что с мертвого «духа» сняли. Мол, теперь ему зачем, а Вам сгодится!

Чем ещё удивил Афган меня, молодого тогда лейтенанта, это наличием горно-стрелковой одежды, которую я до этого в глаза не видел.

«Горка» была очень популярна у нас в Рухе.

Место подрыва и наш БМП-2 возле кишлака Баренхейль. Лето 1987 года.

На проводке колоны по Панджшеру, зима 1987 года.

Перед выходом на «боевые». На мне так называемый «лифчик» (разгрузка). Март 1988 года, Панджшер.

Следующая волнующая тема – обувь. Практически летом – весной на все операции многие подразделения ходили в кроссовках – это зависело от командира. Естественно, наша разведрота носила их даже не только на выходы и т.д., но и по территории части, на что командование закрывало глаза.

И так, дорогой читатель, я вынес главный постулат войны: выдвигаясь на боевые – бери поменьше продуктов, а боеприпасов побольше. Лучше проголодаться, но остаться живым.

Глава 7. «Высота 2650.0»

Закрываю глаза,

Снова вижу тот бой

И Панджшера скалистые горы…

Декабрь 1987 года. В Панджшере уже лёг снег. Довольно симпатично и величественно смотрятся горы в этот период, хотя скажу честно, горы вообще не вызывали у меня каких-либо восторженных впечатлений, а после Афгана тем более! Итак, декабрь, наш полчок проводит рейдовую операцию в ущелье ГУВАТ. По разведданным там замечена приличная концентрация моджахедов, которые регулярно подвергали обстрелу наши колоны, а так же работающую по Панджшеру авиацию. И даже в конце ноября сбили наш МИ-8. Меня с 12 бойцами, с помощью МИ-8 (вот «красавец войны» – надежен) забрасывают на высоту 2650.0 с задачей уничтожить мятежников, в случае прорыва от преследующих их наших подразделений через нашу высоту с последующим выходом к соседнему ущелью Пьявушт. Обстановка следующая: позади нас крутой склон, но спуститься можно. Справа и слева каменистые обрывы. Впереди тропа, ведущая на нашу высоту от главной дороги в ущелье ГУВАТ.

Первая задача – окопаться, но как? Одна скальная порода! Собрали в округе все более-менее крупные камни, соорудили что-то наподобие укрытий и огневых точек. Опять наш русский авось: у нас ни одной мины, чтобы на всякий случай заминировать тропу и подступы к высоте. В километре от нас пост боевого охранения нашего полка. Я прикинул, если «заваруха» будет, по всей видимости вести нужно будет только ближний бой, и с поста вряд ли смогут нам чем-то помочь. Тишина, афганское небо кажется таким низким и звёздным, что хочется дотронуться до звёзд кончиками пальцев. Не знаю, что нам помогло – Господь или слух моего сержанта Сергейченко. Подходит он ко мне и говорит: «По тропе какое-то движение есть». Я тоже встал, прислушался, да нет, вроде ничего не слышно, но на всякий случай даю команду «поработать» в район тропы и по своим секторам. И тут началось: ночь от трассеров и вспышек превратилась в день. «Духи» открыли такой шквальный огонь, что порою не было возможности голову поднять. Первым был ранен в плечо наш снайпер Витя Игнатченко. Как назло пулей пробита радиостанция, нет связи ни с полком, ни с постом боевого охранения, но они сто процентов видят, что у нас происходит, наверняка в полк сообщат. А бой продолжается. Впечатление такое, что перестрелка с «бородатыми» происходит на дистанции 50—70 метров. Про себя молюсь: «Хоть бы эти, как правило укуренные, «убитые» гашишем твари не пошли на нас в рукопашную». По всей видимости, силы слишком не равны, расклад не в нашу пользу. Услышал вскрик, кричу: «Что такое?». Ранило Мухамедшина в лицо. Не скрываю, все мысли, хоть бы не было рукопашной. Принимаю решение, даю команду: «Гранатами, огонь». Благо их было у нас в достатке, особенно Ф-1. Послышались стоны, крики со стороны «духов». Значит гранаты возымели своё действие. Постоянно в темноте окликаю бойцов. Все живы. Даже как смогли, успели перевязать раненых. Бой начал постепенно замолкать, всё реже « духи» «огрызались» огнём.

Панджшер, Руха декабрь 1987г. Первый снег. Через неделю после боя за высоту 2650.0.

Еле успеваем набивать магазины. Курить от волнения хочется ужасно. Слава Богу, начало светать. Мы видели как «духи» уносили несколько убитых и раненых. Подозвал раненых своих Игнатченко и Мухамедшина:

Как вы, бойцы?

Всё нормально, товарищ старший лейтенант. У Мухамедшина исключительный случай:

пуля пробила ему обе щеки, при этом не задев ни одного зуба!

Рассвело. Минут через тридцать появились «Грачи» (СУ-25) и начали «утюжить» ущелье ГУВАТ. Через сутки «вертушками» нас сняли с высоты.

За бой на высоте 2650.0 нас всех представили к правительственным наградам.

Глава 8. Саланг

Мне не забыть той высоты, я знаю, И вихря страшных «духовских» атак, И лишь теперь с годами понимаю

Мы там познали кто есть друг, кто враг!

Крошился скальник от свинцовой бури, И мы не в силах головы поднять, А высоту «насиловали» пули,

Но нам-то надо «духам» отвечать.

И дали мы, для русских нет преграды, Смотрите, суки, – русских не сломить, И знайте, что не будет вам пощады, Вам эту высоту не покорить…

Мне по – своему повезло, моё подразделение иногда сопровождало колонну полка по знаменитому Салангу, что позволило мне посмотреть и иные места Афгана. Саланг мне довелось пересекать не однократно. И, несомненно, определенная доля везения присутствовала, потому что на перевале наша колонна ни разу не подвергалась обстрелам. А дорога у колонны ох, непроста. Вначале операция по выводу её из Панджшерского ущелья, потом Гульбахар. Начало Саланга – кишлак Таджикан (если мне не изменяет память) и через Саланг до Пули-Хумри. Вот такая дорога. Помню свою первую проводку колоны: едем на БТР, под задницей подушка. БТР катит почти бесшумно. В низине тепло, солнце пригревает, состояние сонливости. Поднимаемся уже повыше на перевал, неожиданно пошел мелкий, противный, моросящий дождь.

В самом начале перевала Саланг, где еще греет солнце.

«Горка» в момент становится влажной, бойцы подают из «брони» бушлат. Идём ещё выше – как в сказке – пошел снег, метель.

«Горка» и бушлат покрываются ледяной коркой. Короче, климатические условия на Саланге довольно не просты, как на любом перевале. Тяжело водителям, которые идут в колоне, соблюдать постоянно положенную дистанцию. На колеса, кстати, тоже афганское ноу-хау, одеты цепи. Потому что дорога покрывается тончайшим слоем льда и без цепей в такую погоду подниматься по перевалу Саланг тяжело, а порой и просто невозможно.

Подъезжаем к самому тоннелю (где в начале афганской войны задохнулся чуть ли не весь автобатальон – сломалась машина и никто не мог ни назад, ни вперёд, а двигатели естественно работали, тогда абсолютно никакого порядка пересечения Саланга не было). Стоят «комендачи», выдают приборы ДП-5 (дыхательный прибор, подобие респиратора). Въезжаем в тоннель, резь в глазах, весь тоннель какой-то жёлто-серый от выхлопных газов. Наконец выезжаем из тоннеля – как говорится «не надышишься». Вокруг свежий горный воздух, лежит снег на соседних вершинах, красота! В колоне всегда используется ещё одно афганское «ноу-хау»: в кузове КАМАЗа или Урала установлена ЗСУ, которая в случае обстрела колоны, может дать очень достойный ответ. После прохождения знаменитого тоннеля спускаемся с перевала. Чем ближе к Пули-Хумри – тем теплее становится. Солнце делает своё дело, отогревает тело и «броню». Вот таким для меня было первое пересечение Саланга. Потом я ещё не раз ходил на сопровождение колон.

Движение на перевале Саланг.

Перед выводом войск, в декабре 1988 года, когда уже наш полк вышел из Панджшера и встал рядом с Салангом, в Джаббаль– Ус-Сиранже, меня с взводом отправили на одну из застав на Саланге на усиление. Об этом я напишу в одной из последних глав.

Афганистан, как любая война, показал, что легче и быстрее овладевают ситуацией бойцы, которые прошли школу двора. Так называемые в те далекие 70—80-е годы «трудные» подростки. Именно они свято чтили традиции дворов наших рабочих окраин: «сам погибай, а товарища выручай». Именно они обладали тем свойством, которое именуется «солдатской смекалкой». В памяти всплыл эпизод, когда наша колонна подверглась мощному обстрелу в районе ущелья Шува. Мы практически быстро вычислили огневые точки «духов» и начали их накрывать всеми видами вооружения. Особенно хороша была «Шилка». И вот в этой заварухе, один из наводчиков-операторов БМП-2 решил зачем-то вылезть из башни. Происходит невероятное: то ли виновата пуля, то ли стопор сломался, крышка люка падает ему на пальцы и практически отрубает два из них. Этот наводчик сам перематывает бинтом себе левую кисть руки, ставит промедол и продолжает вести бой. Лишь после того, когда всё утихло, и «духов» либо «загасили» мы, либо они сами ушли, он обратился к нашему медику. Какова сила воли, каково мужество этого 20-летнего парня, выросшего, как и большинство ребят попавших в Афган на одной из рабочих окраин, кажется Красноярска, к сожалению, память не сохранила фамилию этого бойца.

За время пребывания в Рухе, мы – разведка, излазили все близлежащие ущелья, поэтому память отчётливо сохранила их названия.

Первал Саланг. Возле кишлака Душак. Весна 1987 года.

Декабрь 1987 года. Задача: разведроте обследовать вход в ущелье Хисарак. По разведданным там возможен выход моджахедов к основной дороге по Панджшеру с целью минирования и обстрела наших колонн. Зима. В горах холодновато. Идем со спальниками, с валенками (уже набрались опыта). Проходим буквально пару километров, попадаем под «духовский» огонь. Ротный – молодец: вмиг сориентировался, хотя для нас появление «духов» было полной неожиданностью. Ротный дал команду рассредоточиться, оценил обстановку и дал целеуказания. Думаю, «духи» не ожидали от нас такой готовности. Практически через несколько минут мы подавили 3 огневые точки моджахедов. Не знаю, что сподвигло «духов», но они как-то незаметно для нас исчезли, прекратив огонь. Мы вышли на связь с полком, доложили. Нам приказали вернуться в расположение полка. Все знали, что вывод вскоре неизбежен и нести необоснованные потери – ни к чему! Весной 1988 года, практически за месяц до вывода части из Рухи, я с разведвзводом вышел на реализацию разведданных. Так это громко звучало. Обследовали кишлаки, находящиеся в 1—2 километрах от части и от панджшерской дороги. И вот, поверьте, элемент везения. В кишлаке Гуват, в одном полуразрушенном заброшенном доме, чисто случайно, мой боец Сенников обнаруживает небольшой склад оружия. Мы всё это забрали без всякого боестолкновения, без единого выстрела. Может этот схрон ещё остался с тех времен, когда в Панджшере шли крупномасштабные боевые действия 1982—1984 годов.

Вот что мы принесли в полк из кишлака ГУВАТ. Весна 1988 года.

Офицеры роты. Руха.

Бойцы готовят технику для сопровождения автоколонны полка из Панлжшера, через Саланг до Пули-Хумри. Руха, весна 1988 года.

Бойцы готовят технику для сопровождения автоколонны полка из Панджшера, через Саланг до Пули-Хумри. Руха, весна 1988 года.

Сергей Бузняков. Водитель БТР №498. Руха.

Ваня Жупиков, мой земляк, один из лучших механиков-водителей БТР. Руха.

Еще один славный экипаж Табатадзе и Боровиков. «Все при деле».

Я с экипажем своего БТР. Саланг. Весна 1987 года.

Тем не менее, мелочь, а приятно.

Еще мы нашли кучу всевозможной литературы на арабском. Кораны, еще какие-то брошюры, даже антисоветские листовки, одну из них я взял на память.

Перевал Саланг. Осень 1988 года.

Вот на фотографии та самая листовка о которой я писал.