Текст книги "Пугачевщина. За волю и справедливость!"

ЛИСТ 134 об

до ста, в город, везя с собою брата его Ивана и Михайла Кожевникова. А после того на другой день из города на низ проехал мимо же его зимовья старшина Окутин с командою, равною Бородиной, но на другой день поворотился с оною назад. Как же Окутин проехал, то вскоре за ним от проезжавших разнесся слух, что царь Петр Федорович с низу с донским и гребенским войском идет в город. Почему он, Мясников, обрадуясь сему и оседлав свою лошадь, дождался покудова он приблизится, ибо ему надлежало проезжать мимо его места. Как же потом вскоре показался самозванец с толпою, напереди которой несены знаменны, и за знаменами ехал самозванец, то он, Мясников, сев на свою лошадь, выехал к нему навстречу и поравнявшись с ним, поклонился ниско. Самозванец

ЛИСТ 135

спрашивал его, што делается в городе, а он, Мясников, отвечал ему: што, батюшка, я едва едва уплелся, не знаю што теперь тамо делается. Потом пристал он к толпе самозванцовой, в которой тогда было меньше двух сот человек. Самозванец, остановясь у Сластиных зимовей, повесил тут пойманнаго с послушной стороны казака Алексея Скворкина, на котораго донесено ему было, что он ездил под командою Окутина для поимки его. Чем и навел он на всех приставших к нему казаков страх, да и уверились после учиненной им казни, что он истинной царь. Потом самозванец, не доходя до городу версты с три или четыре, остановился и посылал в город с указом своим, но его не приняли. А между тем перебежали в их шайку

ЛИСТ 135 об

из города человек с 30 или более, в том числе вышеупомянутыя Овчинников и Лысов; в прочем же во всем после того происходившем утвердился он, Мясников, на прежнем своем допросе, а притом в пополнение сказал, что когда самозванец перешел за Чаган и начевал, и на другой день прошол мимо города, то из города никакой погони за ним не было, а есть ли бы она зделана была, то легко бы могли всю их шайку тогда разогнать, потому что у них ни одной еще пушки не было, да и в толпе их тогда не больше было трех сот человек, но и то не каждой имел у себя оружие. А были тут и такия, которыя побраны были повстречавшиеся на дороге без всякаго оружия. Что же Петр Кочуров в допросе своем показывает, будто бы он, Мясников,

ЛИСТ 136

сошедшись с ним на базаре, открыл ему о самозванце тут, а до того будто бы он ни от кого об нем не слыхал, то сие оной Кочуров показывает несправедливо, потому что он о самозванце тогда еще известен был, когда он, Мясников, не ездил еще с Чикою на Таловую, как о том и выше сего показал. Но после того виделся ли он, Мясников, с оным Кочуровым по приезде его со стреляния сайгаков на базаре, и говорил ли что о самозванце, точно показать не упомнит, но кажется ему, что он его по приезде со стреляния не видал.

Александр Лунин

(публикацию подготовил Мауль В. Я.)

Протокол показаний Устиньи Кузнецовой (Пугачевой) // РГАДА. Ф.6 «Уголовные дела по государственным преступлениям». 1774 г.
Опись 1. Дело (единица хранения) 506. Л.379-384

ЛИСТ 379

От роду имеет семнатцать лет. Нынешняго 1774 года за две недели до масленой, когда Пугачов приехал на Яик для взятия укрепленнаго Симанова кремля, а по приезде его вскоре приехали к ним в дом яицкия казаки Михайло Толкачов с женою и Иван Почиталин. В то время отца ее не было дома, ездил для погребения племянника, а она, Устинья, сидела дома сам друг с снохою своею Анной Григорьевой дочерью. А как приехали, то она, Устинья, хотела было спрятатся, но они сказали: не бегай: мы приехали тебя посмотреть, и хотим высватать за гвардионца. На что она им ни слова не отвечала, и они, побыв малое время, поехали. А чрез несколько часов приехали показаныя Толкачов и Почиталин

ЛИСТ 379 об

в другой раз, и с ними было тогда множество яицких казаков, но кто они таковы показать не может. Когда же стали входить они в сени, в то время спряталась было она под пол. А как вошли они избу, то стали спрашивать сноху ее, где Устинья, на что сказала сноха, что не знает, то казаки бранили обеих скверною бранью, выговаривая: веть ей не убегать, и не видя ее, уехали. А по отъезде вышла она из подпола и бранила обще с снохою: что де они, дьяволы, псовы дети привязались. В то время приехали братья ее Андрей и Егор /: из которых Андрей дома, а Егор в толпе у Пугачева:/, а вскоре в третей уже раз приехали те же сваты, во многом числе. Тут Устинья ушла было в другую напротивную избу, а сваты тотчас приказали снохе ее, Устинью, сыскивать с приказанием тем, что приехал де свекр посмотреть ее /свекра хотя и нет, но они обманывали/.

ЛИСТ 380

Наконец, видев она, Устинья, что отбыть невозможно, принуждена запросто, безо всякаго наряду вытти. А как скоро вышла и стала у печи, и не успели еще никто ничего сказать, сам Пугачов вошол в двери и сел на лавку, говоря притом, чтоб показали ему невесту. Почему сноха, взяв ее принужденно за руку, подвела к Пугачеву. А он, сказав, что очень хороша, и говорил: поздравляю тебя царицею. И в самое то время дал ей, Устиньи, серебреных денег, точно не помнит сколько, а думает, что было рублей тритцать, и при отдаче оных поцеловал. Во оное время приехал отец ее Петр Кузнецов, и что он с Пугачевым говорил, того она не помнит, ибо она тогда была в великих слезах. Потом Пугачев приказал ей, Устиньи, не плакать и готовится к венцу, а сам со всеми при нем бывшими поехал. И того же дни около сумерек приехали, как видно, из первых Пугачова любимцев и привезли ей, Устиньи, сарафан и рубашку

ЛИСТ 380 об

голевую, сороку и шубу длинную лисью, и приказали ей нарядится, что она в той же горнице у печки и исполнила. Убирали ее подрушки, а первая тут сваха была жена показаннаго Толкачова; когда же она была готова, то вскоре приехал и Пугачов, посадил ее подле себя и велел подносить вино всем тут бывшим, и продолжалось пьянство до самой утренней зори, поздравляя благополучной зговор. Тут же пил Пугачев, и другим велел тоже делать, за здоровье Государя цесаревича Павла Петровича и великой княгини Натальи Алексеевны, и, наконец, разъехались. А по утру приехал Пугачев с поездом, и при нем было безчисленное множество войск его, с знаменами, и взяв ее, повезли в церкву Петра и Павла. Какой поп венчал, она не видала, ибо покрыта была фатою и горько плакала; после венца привезена была в дом Толкачова, где Пугачов главную квартиру имел. Был брачной

ЛИСТ 381

обед с великим пьянством, поздравляли уже все ее царицею. Тут Пугачов дарил всех гостей канаватами, зипунами и бешметами, а отца ее шубою. Тот же день определил ей двух фрелин, казачьих девок, одна Прасковья Чапурина, а другая Марья Череватая, а главная надзирательница Аксинья Толкачова. Когда случалось ей с ним поговорить, то она, Устинья, спрашивала ево: подлинно ли де ты государь, и я сумневаюсь в том, потому что ты женился на казачке, как де я вижу, что ты меня обманул и заел мою молодость, ибо ты человек старой, а я молодехонькая. На то он говорил: я де со временем бороду сбрею и буду моложе. На то Устинья, зная, что казаки не любят брить бороду, говорила: так казаки любить не будут. А Пугачев отвечал: потому то я и сам оной веры не люблю, что бороду брить, а зделаю де угодность разве тебе одной; потом Устинья сказала, что он

ЛИСТ 381 об

имеет государыню, как же ее бросить, вить и то не водится, чтоб иметь две жены; на что Пугачев сказал: какая она мне жена, когда с царства сверзила, она мне – злодейка. А Устинья говорила: так тебе ей и не жаль? А он отвечал: отнюдь не жаль, а жаль только Павлушу, потому что он законной мой сын, а ее де, как бог допустит в Петербург, то срублю из своих рук голову. А Устинья говорила: нельзя этому статся, тебя туда не допустят, у ней де людей много, разве тебе прежде срубят. На то Пугачев сказал: я де Оренбург скоро возьму и так до Питера дойду безпрепятственно. А она говорила: да до Питера то много еще городов; но Пугачов уверял ее, только б Оренбург взять, а то все ко мне приклонятся. Сии последния слова часто говорил Пугачов и при казаках. Много еще в разныя разговоры, приличнаго сему, как она,

ЛИСТ 382

так и он ей говорил, но всего пересказать теперь подробно не упомни, только материя сему приличная. А как часто она, Устинья, сумневаясь в нем, что он не государь, и о том ему напоминала, то Пугачов, сердясь на нее, приказывал тем ему не скучать. И так она эти вопросы наконец делать ему остерегалась. Как же она, Устинья, всегда почти сумневалась и находилась в слезах, то Пугачев утешал ее всячески и в разныя случаи дарил подарками, оныя в горести ее утешали. И Пугачев, уверяя ее, приказывал молится богу, что он в такое достоинство его произвел. И жил с нею несколько время, поехал в Берду. При дворце у ней оставались Толкачев с женою, две фрелины и еще множество разных служителей, но кто они точно показать не может. При войске атаман оставлен был Каргин, а сотники Перфильев и Фофанов, а отец ее,

ЛИСТ 382 об

так как отставной человек, никакого дела не имел. Об войске она сведения никакого не имела; часто приходили к ней спрашиватся о делах, и рассказывал один раз Каргин, что надобно де за вины вешать злодеев, именовав ее, как и всегда бывало, что ваше императорское величество повелеть соизволите. А как ей от Пугачева приказано было, чтоб ни в какия дела не входить, то она Каргину и отвечала: мне де до ваших дел никакой нужды нету, и что хотите, то делайте, а мне о том никогда не докладывайте. А Каргин видно имел от Пугачева сам наставление, почему многих вешал, а кого имянно она, Устинья, не знает. Чрез две недели приехал Пугачов к ней обратно, и по приезде сказывал, что Оренбург скоро склонится, и жил с нею шесть дней, поехал обратно, приказав ей, чтоб ждать его чрез три дни,

ЛИСТ 383

оставя при ней все почти богатство, а имянно денег серебреных две тысячи рублей, посуды серебреной множество, но сколько пуд, не знает, также медной и оловянной везде было накладено пропасть. С платьем и другими вещми семь сундуков, кои были все полны накладены. В первом разной шолковой материи, в другом мужия кафтаны, в третьем всякия мехи, в четвертом ширинки, в пятом посуда, состоящая в серебреных стаканах, чарках, подносах и подсвешниках, в шестом женския шубы, многия как мужия, так и женсия разные добро. Шубы висели и в кладовой на шесте. Тут еще стояли два сундука, но с чем они были, она не знает, ибо никогда в них не заглядывала: в седьмом выбойки, сверх того великое множество белья и всякой домашнее рухляди. Показанныя сундуки и все эти вещи прислал Пугачов в Яицкой городок,

ЛИСТ 383 об

тогда, как женился и ездил в первой раз в Берду. В то ж время прислано было и десять бочек вина, когда в последней раз Пугачов поехал в Берду, сказав, что будет и привезет весть об Оренбурге. О розбитии Пугачева услышала в то время, как взяли ее под караул. А взята она казаками Логиновым, Антиповым и Тамбовцевым, и привезли ее в кремль к полковнику Симанову. А сундуки и все осталось в доме, и где оно ныне, не знает. Тут же остался богатой с разными каменьями пояс /каменьем/ низанной. Оной стоил великих денег, жемчугом низанная корона, золотыя двои наручни. Пояс снимали с ней казаки Бардины (м.б. Бородины. В.М.). А как от Пугачева всякой раз, как поедет в Берду, приказывано было ей, чтоб писала к нему письма. И как писать, о том оставил он форму,

ЛИСТ 384

почему она к Пугачеву и писала, имяновав себя во оных царицею. Как де она грамоте не умеет, то с той формы списывал и вместо ей подписывался казачей сын малолеток Алексей Башенятов тако: Царица и Государыня Устинья. Наконец, заключает свое показание тем, как и при Пугачеве много раз думала: что он обманщик, что в самом деле и вышло, а потому об участи своей много плачет и называет злодеем и обманщиком, признавая себя в том, хотя и не по охоте вышла виноватою.

Александр Лунин

(публикацию подготовил Мауль В. Я.)