Текст книги "Аномалы. Тайная книга"

Глава 5
Зона бога

30 минут до Контакта

Аккуратно сжимая футляр со шприцами, Яков Мирославович шагал по коридору. Следом топал Коля, грузный парень, с виду – неуклюжий увалень, а на деле – один из трех самых лучших бойцов среди оперативников Василия.

– Мирославович, надолго это? – пробасил он.

– Ты бы, Коленька, вопросов лишних не задавал, а делал, что скажут.

Обычно Яков Мирославович был вежливее, но сейчас сказывалось раздражение из-за того, что его не допустили к Контакту. А ведь, рассуждая по справедливости, он имел полное право присутствовать. В конце концов, это он привел теоретическое обоснование всей процедуры.

– Да ведь сверхурочно работаем, я тут с восьми утра, – пожаловался оперативник.

– Нам надо зайти к Воину, сделать укол, потом к Фее. Она, думаю, спит, как всегда, но Воин – вредный мальчишка. Будет сопротивляться – придержишь. Мне только кольнуть их двоих, и все, ты свободен.

Он говорил это, думая о другом – Яков вспоминал свою работу, ставшую теоретической основой для того, что вскоре случится на уровне «Глубь».

В лобной доле человеческого мозга «спрятаны» фантазия, творчество и чувство ответственности, затылочная воссоздает картинку окружающего нас мира… Есть речевой центр и слуховой, и от того, насколько хорошо они развиты, зависит, к примеру, разговорчивость или молчаливость человека. Еще в мозгу имеется центр депрессивных состояний, центр радости и страха.

И есть особый участок в лимбической системе[4]4
  Лимбическая система (от лат. Limbus — граница, край) – совокупность ряда структур головного мозга. Участвует в регуляции функций внутренних органов, обоняния, инстинктивного поведения, эмоций, памяти, сна, бодрствования и др.


[Закрыть], который Яков назвал «зоной бога». С его работой связаны мистические чувства, религиозная приподнятость, в конечном счете – вера. Большей или меньшей активностью этого участка объясняется религиозный фанатизм, духовные переживания эзотериков, атеизм, демоническая одержимость… или, к примеру, уверенность «контактеров» в их встречах с инопланетянами.

Не кто иной, как Яков Мирославович Вертинский, первым предположил, что суггестор может искусственно стимулировать «зону бога» даже у тех приземленных реалистов-прагматиков, которые отродясь не верили ни в черта, ни в дьявола, плевать хотели на мистику, всю жизнь имели бога в виду, презирали любую эзотерику, а над историями про инопланетян смеялись. Даже их сознание можно заставить работать иначе, превратив атеиста в верующего, причем какой образ суггестор загонит в «зону бога» – в то человек и уверует.

Это он, Яков Вертинский, подготовил своими исследованиями сегодняшнее, такое важное, событие… и теперь его не взяли в «Глубь»! Душу согревало лишь то, что Афанасия Гринберга, главу научного отдела, тоже туда не пустили. Политика важнее науки, вот и всё. Руководство желало, чтобы свидетелей происходящего было как можно меньше.

В ярко освещенном коридоре царила тишина, под дверями двух камер, где оставались аномалы, попарно стояли охранники. На звук шагов они повернули головы. Яков подошел к камере Воина, кивнул двум парням – в костюме и камуфляжном комбезе. Охранников предупредили о визите начмеда КАСа, и они посторонились, пропуская его к двери. Повернувшись, взяли оружие наизготовку. Коля сзади не слишком вежливо буркнул: «Дайте я…», – и, шагнув мимо Якова, глянул на экран, которым была оборудована дверь этой камеры.

– Я уже посмотрел, – заметил доктор с легким недовольством. – Читает он.

Воин сидел у монитора в углу комнаты. Коля попятился, откинув полу пиджака, кивнул. Открыть дверь он не мог, доступ в камеры был только у служащих высокого ранга.

Шевеля губами, Яков набрал код на замке, приложил к пластинке над ним подушечку большого пальца. Код он набирал долго, что-то не вспоминался тот, да и вообще – мысли путались. Стар ты, душенька Яков Мирославович, не тот уже, что раньше… Бодрячком держишься, но это только видимость, организм устал от стрессов. За спиной широко зевнул Коля, а охранник слева усиленно тер глаз. Наконец дверь открылась и Яков вошел. Воин успел повернуться на стуле, не сменив позу, смотрел на гостей.

– Боренька, милый, – начал Яков, предпочитающий обращаться к «пациентам» по имени. – У меня небольшой сюрприз для тебя, ты уж не обессудь… и…

Он смолк – язык стал неподъемным. Яков понял, что мямлит, а не говорит, а еще осознал, что идет едва ли не на полусогнутых. Ноги заплетались, колени совсем ослабли. Плохо-то как, откуда эта слабость? И дышится тяжело…

Не в силах больше стоять, начмед опустился на колени. Сзади раздался стук, не оглядываясь, Яков понял: упал один из охранников. А вот и второй свалился. Забормотал Коля, теперь Яков нашел в себе силы обернуться – оперативник сползал по стене, отведя в сторону левую руку, пытался упереться, а правой – вытащить пистолет из кобуры, да только у него не получалось ни первое, ни второе. Он тихо, вяло выругался и тоже упал. Улегшись на бок, сунул под щеку ладонь, пробормотал что-то недовольно – и заснул вместе с двумя другими, лежащими ближе к дверям.

Когда начмед повернулся к Воину, тот уже стоял над ним.

– Боренька, что же ты?.. – промямлил Яков.

Шприц выпал из ослабевших пальцев. Аномал взял начмеда за плечи и поднял на ноги.

– Зачем ты… Не ты, это Алена…. Почему…

Воин молча повел его наружу. В коридоре под дверью соседней камеры вповалку лежали еще двое охранников.

– Откройте эту дверь, – сказал Воин сухо. – Потом вы тоже заснете.

* * *

Устройство для смещения спинок задних сидений не работало – сколько Стас ни дергал рычажок в багажнике, те не двигались. Хорошо, что у него с собой был нож… Но крепкие оказались сиденья у «Ауди», крепкие, и со спинками хитрой конструкции – на то, чтобы выбраться из багажника, ушло в несколько раз больше времени, чем он рассчитывал. К тому же приходилось действовать осторожно, чтобы от толчка не сработала сигнализация. Да и камеры, наверняка понапиханные в гараже, могли засечь человека в автомобиле.

Взмокший, он уселся наконец на переднее пассажирское сиденье. Сумка с церебратором лежала сзади вместе с кожаной курткой. Осторожно отключив сигнализацию, – пригодились умения, полученные во время работы с Делоном, – откинулся на спинку и огляделся.

Просторный гараж освещали тусклые трубки на железных кронштейнах, сейчас горела лишь каждая третья. Слева и справа – квадратные колонны, сзади – пустая асфальтовая полоса, а впереди – стена. Между колоннами, по бокам «Ауди», стояли черные «Мицубиси». Наверное, здесь припаркованы не только они, но других машин Стас не видел. Зато видел дверь и окно в стене перед собой. За окном был стол с монитором и разбросанными бумагами, а дальше – железные шкафчики, между ними находилась вторая дверь, ведущая в глубину здания. Похоже на пост охраны. Поздно, все ушли, кроме дежурных да тех, кто, как и Яков Мирославович, приехал для проведения «контакта».

Где-то в наблюдательном пункте сидит пара-тройка людей, контролирующих мониторы, куда сходятся изображения с видеокамер, и в том числе – вон с той, висящей на колонне слева. Да и с той, что на стене чуть ли не прямо над машиной, тоже. Направлена она так, что не поймешь, видна ли с нее вся перламутровая «Ауди» или только задняя часть. Впрочем, Стас маячит тут уже столько, что если бы его обнаружили, успели бы поднять шум. А раз тихо, значит, непрошеного гостя пока не засекли.

Но засекут, как только он выйдет наружу.

Надо попасть в центр здания, то есть в коридор с комнатами аномалов. Или «контакт», который упоминал начмед, означает, что их увели куда-то в другое место?

Стас с трудом вытащил из сумки церебратор, положил на колени. Тяжелая все-таки штуковина. «Максимальная амплитуда флуктуации – одна условная грависила. Нажать клавишу включения, подождать около семи секунд, направить в нужном направлении, вдавить гашетку на рукояти, подождать около двух секунд. Отдача отсутствует. Регулятор мощности слева под жидкокристаллическим экраном…» Припомнив объяснения Корпорации, высказанные через отростка на Красной площади, он вдавил нужную клавишу. Внутри железного короба на торце трубы загудело. Мигнули диоды, замерцали датчики. Стас нашел взглядом тот, что показывал размер амплитуды гравифлуктуации, выкрутил верньер до предела влево, и на датчике возникли цифры: 0,10.

Это, что ли, означает «ноль целых, одна десятая «грависилы»? То есть минимальная мощность? Стас осторожно заглянул в трубу. Из глубины ее выступал мутно-прозрачный стержень, его венчали длинные лепестки, бледно-желто-розовые, будто отлитые из загустевшего меда. Немного вогнутые, с покатыми концами. Между ними дрожал едва уловимый крошечный сизый смерч, в котором поблескивали синие искры. Словно легчайшее искажение пространства.

Стас взялся за верньер, подкрутил – и лепестки немного разъехались. Покосился на датчик – тот показывал 0,25. Еще покрутил – лепестки разошлись сильнее, почти до предела, едва не упершись в стенки трубы. Смерч между ними стал явственнее, искры теперь вспыхивали чаще, и в то же время он по-прежнему будто не существовал в реальном пространстве. Что будет, если сунуть туда палец?

Делать этого Стас не стал. На датчике было 0,98. Больше, стало быть, мы не можем, это предел церебратора такой модели…

Ну, ладно. Он понял, что намеренно тянет время, и перекинул через голову широкий ремень. Расправил на плече, церебратор переложил на сиденье рядом, и оружие вдавилось в бедро. Раструб трубы ушел под «торпеду», угол короба уперся в потолок.

Когда Стас выйдет, камеры его засекут. Он же не ниндзя какой, к тому же с этой бандурой на плече… Единственный шанс – охранник отвернется от монитора. Или у него глаз замылился. В общем, надо побыстрее к той двери рядом с окном, если заперта, то вскрыть ее отмычкой и нырнуть внутрь. Потом вторая дверь, а что ждет за ней – неизвестно.

Он еще раз быстро осмотрел датчики на устройстве. Вот этот зеленый столбик с параллельными рисками показывает мощность. Каждый «выстрел» будет его уменьшать, пока столбик не съежится до последней риски, после которой энергии останется на одну, максимум две слабосильных гравифлуктуации.

Снова подкрутив верньер, Стас уменьшил цифры до 0,10, глубоко вздохнул и посмотрел на часы.

9.49. Распахнув дверцу, он выбрался наружу и побежал к двери.

Глава 6
Контакт

3 марта, 10 часов вечера

Жрец первым вошел в небольшое помещение с голыми бетонными стенами. Отсюда вели две герметичные двери, справа – обычной формы, а впереди – треугольная, металлическая, выгнутая наружу, словно сегмент большого шара.

Волны болезненной, темной дрожи наполняли комнату. Те же самые, что иногда ощущались и наверху, в камерах, только здесь они усилились. Мозг будто мелко трясся в черепе, наполняя его треском и гулом. Сзади что-то едва слышно прошептала Тьма, а Шут крякнул и хлопнул себя ладонью по лбу.

Жрец незаметно оглядел других аномалов. Амазонка, как всегда, держалась молодцом – спокойная, уверенная, единственное, что выдает ее чувства, – сжимает одной рукой крестик. Последние события усилили ее религиозность. С другой стороны, верность тоже усилилась, теперь она в прямом смысле была готова ради Артура на все. В доме на холме, когда дед Савва ударил подковой, – бросилась сразу, не раздумывая, долбанула старого психа своим даром, у того чуть сердце не встало.

Лес рубишь – щепки летят. За последнее время Жрец вполне проникся смыслом этой пословицы. И щепками для него были обычные люди. «Простые», как он называл их.

Знал бы отец, кем я стал, где я сейчас нахожусь, чего вскоре добьюсь.

Тьма казалась печальной и вялой. Жрец, экспериментируя с ее даром, постарался на время притупить реакции, чтобы она была покорной. Хорошо, что ее дар принципиально отличается от других – участок мозга, ответственный за него, надо искусственно стимулировать, а иначе способность себя не проявляет. Тьма не умеет ее контролировать. И Сущность, как подозревал Жрец, на ее дар не повлияет.

А вот Шут нервничает и храбрится, крутит головой, кусает губы. В нужный момент может подвести. Он вроде послушный, привык, что Жрец думает за него и говорит, что делать, к тому же до сих пор влюблен в Фею – то есть по-своему влюблен, без глубокого чувства, скорее чисто плотски, попросту говоря – очень хочет переспать с ней. Жрец пообещал отдать ему Фею после окончания всего, так что, можно надеяться, и Шут не подведет в опасной ситуации.

А что такая ситуация возникнет, Жрец не сомневался. Либо Воин даст о себе знать, хоть его и усыпили, как заверил Иван Титор, либо сами касовцы, когда поймут, что он собрался сделать…

Отец, ты скоро узнаешь, на что способен твой сын. А может, и не узнаешь, может, ты не очень далеко, и волна накроет тебя тоже… Что же, тогда с тобой произойдет то же, что и со всеми.

Шум шагов, дыхание за спиной – это в помещение заходили управленцы и оперативники КАСа.

– Жрец – лицом к треугольной двери! – скомандовал Титор. – Остальные – к стене между дверями, руки сцепить за спинами. Шут, ты оглох? Пальцами левой руки сожми запястье правой… Вот так.

– Это называется Тамбур, – негромко обратилась Дина к Наблюдателю. – Всего здесь три помещения: Детская, Смотровая и Тамбур. Мы пройдем сюда… – По ее знаку Василий раскрыл дверь справа.

Жрец скосил глаза. В проеме открылось длинное помещение с креслами, как в дорогом кинотеатре, и большим окном. Кресла стояли в два ряда, а под окном из стены выступал пульт. Больше всего это напоминало комнату, где свидетели преступления разглядывают всяких бандитов вместе с «подставными» через стекло с односторонней прозрачностью. Только в полицейских участках кресла, конечно, попроще.

– Располагайтесь, где вам удобнее, – добавила Дина.

– Жрец, готов? – окликнул сзади Титор.

Тот как раз думал, что надо будет сменить псевдоним. Превратить его в титул. Король – слишком напыщенно, как и Повелитель, и Владыка. Может, Хозяин? Нет, тоже не очень, а Господин – смешно… Вождь. Да – Вождь. Он кивнул сам себе, и Титор счел это ответом на свой вопрос.

– Хорошо, сейчас дверной сегмент откроется. Входишь. Он закроется. Амазонка, Шут, Тьма – остаетесь здесь. Начинаем! Дина – опускай сегмент.

Жрец знал, что других оставят в Тамбуре, не могли касовцы допустить в Детскую сразу всех, ведь Паша Скворода рассказывал ему, что случилось в прошлый раз, когда сюда привели двух «старых» аномалов. Знал – но все равно разыграл недовольство. Повернул голову и сказал ледяным голосом:

– Мы так не договаривались.

Дина и Наблюдатель тем временем вошли в Смотровую. Сбоку от Жреца, положив руку на дубинку в чехле, стоял Виталик, а позади остальных аномалов – Василий и Гера.

– Жрец – лицом к двери, – приказал Титор.

– Мы так не договаривались!

– Лицом к двери, сказано!

Виталик потянул дубинку из чехла. Жрец отвернулся, и Титор продолжал:

– Ты всерьез думал, что всех аномалов допустят в Детскую? Мы не нарушаем договоренность. Эти трое спустились с тобой в «Глубь», их не сковали, Воин с Феей спят. Твои требования… твои просьбы выполнены, теперь ты должен сделать свою часть работы.

Воцарилась тишина, лишь громко сопел Шут. Из Смотровой Дина с Наблюдателем следили за происходящим в Тамбуре. Волны темной дрожи накатывали из-за треугольного сегмента, в их мрачном биении мозг качался, как буек на волнах, в ушах пульсировало, сжимался низ живота.

– Хорошо, – сказал Жрец. – Открывайте.

– Ну, держись, братки… – пробормотал Шут, положил ладони на стену перед собой и пошире расставил ноги.

– Учтите – у нас пластиковые наручники. Нацепим на вас, если только дернетесь, – сказав это, Титор кивнул Дине, и та повернула что-то на пульте.

– Нас волна не должна накрыть? – В звучном оперном басе Наблюдателя сквозила легкая нервозность.

Загудело, треугольная дверь перед Жрецом дрогнула и начала опускаться в пол. Он долго готовился к этому, но все же отступил на шаг – мозг волчком закружился в бешеном водовороте чуждой энергии.

Тьма слабо застонала. Шут и Амазонка застыли, у толстяка по всему лицу выступил обильный пот, даже с подбородка закапало.

А в Смотровой Дина говорила Наблюдателю:

– Детская построена в форме полусферы. Сегменты из вольфрамового сплава, в нем также золото и еще несколько редкоземельных элементов. Доктор Гринберг путем долгих опытов вывел состав, который препятствует прохождению аномальной энергии.

– То есть мы будем защищены?

– Конечно, не волнуйтесь. Как только Жрец войдет внутрь, я закрою дверь и раскрою верхнюю часть бункера. Видите, он имеет форму полусферы, внизу – круглая плита, от нее идут сегменты-лепестки. Они опустятся, собственно, я могу уже сейчас… Вот, смотрите, пошли вниз… Бетон за ними – не препятствие для пси-волны, но Смотровая защищена дополнительно, внутри этих стен тоже сплав.

– Но ведь окно… А, понял, это монитор? Просто большой телевизор.

– Конечно, монитор высокого качества. Изображение передается с камер внутри. Позвольте спросить, где сейчас наш э… Куратор?

– Вместе с ближайшими помощниками вылетел… Это секретная информация. Манохов сказал, что волна накроет участок диаметром около тысячи километров. Куратор с некоторыми членами правительства находится за его пределами.

– Такую цифру нам назвал Гринберг. Вывел ее на основе предыдущих экспериментов с Сущностью.

За спинами аномалов Гера с Виталиком по знаку Василия достали дубинки, замахнулись, но не били – просто приготовились.

Жрец не видел этого, но хорошо ощущал перемещения конвоиров, да вообще почти любые движения в Тамбуре – он теперь чувствовал сознания всех простых, находящихся в «Глуби», их страхи, привязанности, явные желания и скрытые намерения…

И сделав шаг вперед, он вдруг отчетливо осознал, что стоящий в центре Тамбура человек собирается убить его. Прямо сейчас. Намерение раскаленным угольком горело в сознании Ивана Титора. Жрец понял и кое-что еще: оно не спонтанно, Титор спустился сюда именно с этой целью, и он должен осуществить задуманное сию секунду, потому что иначе будет поздно.

– Начинайте! – выкрикнул Жрец и прыгнул вперед, в треугольный проем.

Прямо к темноглазой, обритой наголо, бледной, одутловатой, одетой в серую пижаму девочке. Она сидела посреди Детской, поджав ноги, неподвижно глядя перед собой, и монотонно раскачивалась: взад-вперед, взад-вперед, взад-вперед…

* * *

Отмычка помогла справиться с двумя дверями и достигнуть тускло освещенной узкой лестницы, по которой Стас заспешил вниз. Церебратор, подвешенный на ремне, он придерживал левой рукой, направив трубу к полу – в такой тесноте им вряд ли толком воспользуешься. Сперва он уменьшил мощность, потом опять увеличил, не зная, на какой цифре остановиться.

Этажом ниже за приоткрытой дверью горел яркий свет, и Стас осторожно выглянул. Из коридора за дверью не доносилось ни звука. Впереди на полу лежали четверо, двое в камуфляже, двое в костюмах. Пара мужчин валялась у одной двери, пара – у другой. А двери-то знакомые, за ними находятся камеры аномалов… Стас и сам совсем недавно жил в такой.

Из ближней камеры торчали ноги в здоровенных ботинках. Выставив перед собой трубку церебратора, Стас приблизился и посмотрел. Перед ним на боку лежал крупный мужик с грубым лицом, совершенно по-детски подсунувший ладонь под щеку. Больше в комнате никого не было. Мужик тихо посапывал, иногда беззвучно шевеля губами во сне.

Стас подошел к другой двери, тоже не запертой. В камере под стеной храпел, свесив голову на грудь, Яков Мирославович. Присев рядом, Стас толкнул начмеда, тряхнул за плечо – не помогло. Тогда он несколько раз ударил Якова по щекам.

– Куда повели аномалов? Отвечайте! – крикнул он и влепил пощечину посильнее.

Яков пошевелился, неразборчиво забормотал, веки дрогнули, но глаза так и не открылись. В коридоре раздались быстрые тихие шаги. Стоя на коленях, выставив перед собой трубу церебратора, Стас выглянул – и встретился взглядом с Горбоносом. Следом за прапорщиком спешили двое бойцов, вооруженных пистолетами-автоматами.

Наверное, в охранном центре, куда сходятся сигналы с видеокамер наблюдения, подняли тревогу. Горбонос, узнав Стаса, очень удивился, сбился с шага, но тут же пришел в себя и заорал:

– На пол, руки за голову!

Стас вдавил гашетку на рукояти устройства, включенного заранее, еще в гараже. Дальность действия была выставлена на семь метров – расстояние, на котором должна была возникнуть флуктуация, регулировалось отдельным верньером.

За две секунды Горбонос успел рвануться вперед, крикнув бойцам: «Не стрелять в аномала!» А потом за спинами охранников в глубине коридора полыхнуло синим. Воздух ударил туда, будто втянутый гигантской пастью. Горбоноса, уже опускающего приклад на голову Стаса, качнуло назад, приклад смазал по лицу, разбил нос.

Задняя часть коридора провалилась. За спинами касовцев сильно накренился пол, камуфляжные посыпались туда. С треснувшего потолка полетели обломки. Потемнело, погасли все лампы, сквозь треск и грохот едва прорывался мат Горбоноса, покатившегося вслед за остальными.

Заработало аварийное освещение – красный, неприятный, пульсирующий свет.

По лицу текла кровь. Слизывая ее с губы, Стас прищурился. В дальнем конце коридора возник пролом, где исчезли охранники. Перекрытие, служившее полом для коридора и камер, сильно накренилось в ту сторону.

Он глянул на датчик, показывающий силу флуктуации – 0,88, почти максимум. Но ведь Стас в последний раз вроде ставил его на 0,30?.. Хотя потом дважды или трижды менял настройку, не зная, какая мощность может понадобиться в ближайшее время.

Часто поглядывая в сторону пролома, он перевел мощность на 0,50, затем, подумав, на 0,30. А то слишком уж круто вышло, да и зеленый столбик датчика заряда опустился почти на сантиметр. Рукавом несколько раз вытер кровь, но она текла и текла.

Раздалось невнятное бормотание, Стас оглянулся – Яков стоял на четвереньках и качал головой.

– Где аномалы? – Стас схватил начмеда за плечо и сильно тряхнул. – Ну?!

Яков Мирославович наконец разлепил веки – глаза были мутные, взгляд не фокусировался. Начмед просипел что-то невнятное, сглотнул, снова попытался выдавить из себя слова, но как ни кривил губы, не мог произнести ничего членораздельного. Так и не ответив, он поник, веки сомкнулись, и голова свесилась.

– Да говори же!

Но Яков уже спал. Стас выпустил его, и начмед, завалившись на бок, растянулся на накренившемся полу.

Выбравшись в коридор, Стас медленно двинулся под уклон. Красный свет выхватывал из мрака изломанные поверхности, повсюду лежали густые тени. Сзади доносились приглушенные стоны, что-то осыпалось, стучали падающие камешки, в глубоком проломе ворочались, матерясь, раненые касовцы.

Он почти достиг двери на лестницу, когда тени слева шевельнулись. Подсвеченный красным коридор дрогнул, сбоку что-то сместилось. Верхний, зримый слой реальности будто истлел, обнажив нечто странное, спрятанное за ним, – жутковатую, пугающую подкладку мира… И вдруг оттуда к Стасу шагнул человек.

– Борька!

За руку он вел Алену.

Опустив церебратор, Стас шагнул к нему, они обнялись, но Боря сразу отстранился. Алена улыбнулась. Выглядела она очень сонной и заторможенной.

– Что с ней? – спросил Стас.

– Она теперь почти все время спит.

А вот Воин был такой же, как всегда. Одет не в серую пижаму, как Фея, а в черные спортивные штаны и майку, на ногах – легкие кеды. Спокойный, собранный…

– Нам срочно надо вниз, в место под названием «Глубь», – сказал Боря. – Сначала нужно попасть в центральный ствол, я попробовал прорваться, но вокруг полутораметровые стены, моей силы не хватает. В двери – какая-то гадость, вольфрам, кажется, и что-то еще, сквозь нее тоже не могу. Что здесь произошло? – Воин оглядел накренившийся коридор.

– Работа этой штуки, – Стас хлопнул по устройству, висящему на плече.

– Что это такое?

– Называется «церебратор», и он… Слушай, долго объяснять, не до того сейчас. Где остальные?

– Внизу. Там Жрец, он собирается сделать что-то очень плохое. Я не знаю точно… Пошли, я расскажу по дороге. Ну же, быстрее!

* * *

Ее звали Светочка, и ей было пять, когда мама с папой, геологи и туристы, взяли дочку в первый поход – на Ладожское озеро. На косе, где решили разбить лагерь, девочка занервничала, но родители решили, что это из-за смены обстановки и обилия новых впечатлений. Пока ставили палатку, она собирала чернику на краю полянки… а потом исчезла. Родители искали ее в лесу, обошли всю косу и уже решили, что ребенок утонул, хотя вода в озере холодная, а песчаный берег пологий; совершенно непонятно, зачем Светочка полезла бы в воду, и ведь случайно свалиться она не могла, нигде никакого обрыва… Но потом папа в поисках мобильного телефона заглянул в палатку – и обнаружил там спящую дочку.

Как она попала туда, когда успела зайти незамеченной, как смогла закрыть молнию под герметичным клапаном? Светочка спала, свернувшись калачиком, даже не сняв сапожки. Папа схватил ее, потряс, крикнув жене, чтобы бежала сюда. Дочка заморгала, открыла сонные глазки… и папа с криком выронил ее.

Девочка тоже закричала. Глаза у нее потемнели, хотя раньше были светло-голубыми. И еще Светочка не узнала своих родителей. Она не помнила и боялась их, она не помнила себя, своего имени, она не помнила ничего.

Потом было много всего. И дикие показания энцефалографов, и кошмарные видения, возникающие у некоторых людей в присутствии странной Сущности, в которую превратился ребенок, и допросы родителей людьми из недавно сформированной секретной спецслужбы, истерики матери и угрозы отца «все рассказать прессе»… и их смерть в автокатастрофе на пригородной трассе.

Вот уже два года Сущность была заключена внутри бункера-полусферы под нижним горизонтом КАСа.

…Иван Титор знал: надо действовать прямо сейчас, еще немного – и станет поздно. На него, стоящего в центре Тамбура, никто не глядел. Дверь в Смотровую была справа, в Детскую – прямо перед ним.

Наблюдатель и Дина, которая через пульт дала команду сегментам бункера опуститься, негромко переговаривались в Смотровой.

Амазонка, Шут и Тьма стояли лицами к стене между дверями, за их спинами застыли Василий и Гера, оба – с дубинками в руках.

Жрец повернулся к опускающемуся треугольному сегменту. Позади него, немного левее, находился Виталик, как и остальные оперативники, готовый вломить подопечному дубинкой. Виталик раньше служил в охране ИТК усиленного режима и «вламывать» умел будь здоров.

Все очень просто: пуля в затылок Жреца, а потом, если получится, – Амазонки, Шута и Тьмы. Жаль, что здесь нет Мага, Воина, Феи. Хотя пистолет шестизарядный, на всех пуль не хватило бы.

Титор ведь давно хотел это сделать. Убить аномалов. Он ощущал в них угрозу для всех… да и попросту боялся. Теперь есть шанс избавить человечество хотя бы от четверых.

Он присел, вздернув левую штанину, чтобы выхватить пистолет.

– Начинайте! – с криком Жрец прыгнул вперед.

И Амазонка начала. Шут еще только поворачивался (и одновременно дубинка Геры опускалась на его затылок), когда она, упав на колени, развернулась и вскинула руки ладонями вперед. И громко выдохнула, словно при сильном карате-ударе: «Ха!!!»

Силуэт стоящего ближе всех Василия смазался – он задергался весь, затряслась голова, руки, ноги, торс заходил ходуном. Глазные яблоки вылезли из орбит, в волосах заискрилось, и он рухнул на пол.

Дубинка Геры ударила Шута по плечу. Амазонка повела в сторону ладонью. Со сдавленным воплем оперативник отскочил и свалился на спину, содрогаясь, будто эпилептик.

Гера с матом прыгнул в Детскую за Жрецом. Титор как раз вскинул пистолет, но массивное тело оперативника перекрыло линию огня.

– Дина – поднять заслонку! – взревел Титор, переводя оружие на Амазонку.

Ее ладони обратились к нему.

Ивана пару раз било током – обычным бытовым «двести двадцать» – но тут было кое-что похуже. Продрало от макушки до пяток, зубы застучали как кастаньеты, глаза судорожно заморгали сами собой, мир превратился в череду вспышек и мгновений тьмы. Рука с такой силой стиснула рукоять пистолета, что казалось, еще немного – и сплющит ее. Указательный палец вдавил спусковой крючок и разжаться уже не смог.

«Star PD» выстрелил, пуля выбила облачко цементной крошки из стены возле головы Амазонки. Ее глаза сверкнули, и Титор упал на бок, дергаясь.

В Смотровой что-то всполошенно басил Наблюдатель. Треугольная дверь поднималась.

– Шут! – крикнула Амазонка.

Громко сопя и потирая плечо, по которому получил дубинкой, толстяк перемахнул через тела оперативников. Встал в дверях Смотровой, поднял перед собой руки и взревел, как раненый буйвол.

Передний ряд кресел сорвало с креплений, они пронеслись вдоль помещения, сшибли с ног склонившуюся над пультом Дину, опрокинули Наблюдателя. Шут отступил, зажмурившись, согнул руки в локтях – и резко подался вперед, выставив ладони перед собой, словно толкал что-то тяжелое. С десяток кресел и два человеческих тела вдавило в дальнюю стену, превратив в бесформенную кучу. Руки Шута опустились, он открыл глаза и попятился. Увидев, что произошло в Смотровой, крикнул с безумной радостью:

– Ну, я даю!

Груда из обломков кресел с хрустом и треском осела, когда Шут перестал давить на нее. Между искореженными подлокотниками торчала нога Дины в туфле со сломанным каблуком. Нога слабо дергалась.

Титор почти вырубился, когда его схватили. Несколько раз ударили по голове, потащили куда-то. Потом ему показалось, что все вокруг дрогнуло, словно где-то в глубине здания произошел обвал, донеслось удивленное восклицание Шута… А может, это были глюки – чувствовал он себя совсем хреново. Из мозга словно выпарили всю жидкость, превратив его в шар спрессованного пепла и трухи.

Более-менее очнулся он только сидя возле Дины в кресле второго, не пострадавшего от удара Шута, ряда. Из карманов оперативников аномалы достали пластиковые наручники и приковали обоих касовцев к подлокотникам. Под стеной в груде обломков валялся Наблюдатель – большая часть тела завалена, но Титор видел голову, приоткрытый окровавленный рот с раскрошенными зубами и стеклянные глаза.

У него самого перед глазами двоилось, да к тому же текли слезы. Пришлось несколько раз моргнуть, потом с силой зажмуриться, чтобы отчетливее видеть окружающее.

Амазонка стояла слева от экрана, спиной к двери и вполоборота к Титору, а Шут – справа, возле груды обломков и мертвого Наблюдателя. Тьмы не видно – должно быть, осталась в Тамбуре.

Экран исправно отображал происходящее в Детской. Сущность оставалась в той же позе и, кажется, вообще не замечала ничего вокруг. Бункер и правда был оформлен под детскую комнату – кроватка, веселенькие обои, шкаф с игрушками, маленький пластиковый столик, стульчики, грифельная доска с разноцветными мелками. По полу разбросаны куклы и плюшевые звери.

А еще у шкафа стояла капельница. Титор почти не бывал здесь, но со слов Гринберга и Якова знал: иногда в Сущности пробуждается частичка ребенка, которым она была когда-то, и она принимается играть или рисовать, вот только делает это с пугающей механической отчужденностью. Как правило, такие занятия заканчиваются истерикой, после которой она снова впадает в транс. А картинки… Лучше бы она не рисовала их. Сейчас на доске висела одна из работ, выполненная одновременно и очень по-детски, и с такими деталями, которые не может воссоздать нормальный ребенок: что-то вроде красной галактики, похожей на глаз, даже с подобием зрачка в центре, и в зрачок этот, будто в яму или в око смерча, со всех сторон летят тела, причем по большей части – расчлененные. Десятки искаженных лиц, конечности, ворохи тщательно прорисованных внутренностей…