Текст книги "Точка отсчета"

Глава 29

Круизный глайдер задрал нос, перемахнул вставший перед ним стеной скалистый берег и Делануа облегченно вздохнул.

– Сейчас начнутся Корнуэльские горы. Они невысокие, но мы пойдем ниже вершин. Главное – чтобы нас над морем не засекли.

За час глайдер пересек Шотландию почти точно с севера на юг, свалился в Ирландское море у залива Салуэй-Ферт, промчался над морем, почти касаясь фюзеляжем волн, и теперь через Уэльс и западную Англию рвался к Ла-Маншу.

– Бристольский залив узкий, проскочим в минуту, – бормотал Делануа, – А над Ла-Маншем не засекут – движение там слишком интенсивное, – как и все французы, он называл пролив Ла-Маншем, в то время, как англичане, несмотря на интеграцию в Лигу Объединившихся Наций, упорно называли его Английским каналом, будто на другом берегу все еще жили исконные враги.

Сергей, сидящий на заднем сиденье, вперился тяжелым взглядом в затылок Делануа, заросший седым ежиком волос. Несколько минут назад он едва сдержался, чтобы не ударить в этот затылок так, чтобы француз вырубился хотя бы на несколько секунд. Этого времени хватило бы – глайдер нырнул бы в море, и все проблемы решились сами собой. Седов не знал, что его остановило, вернее, по своей воле он не стал этого делать, или ему все-таки навязали решение не трогать Делануа. Навязал тот, чей голос он услышал в своем мозгу, находясь в подвале с Ингрид Мартенс и отставным агентом СБ. Седов вспомнил свою панику, свой страх, свое бессилие, едва слышно застонал и привалился головой к холодному стеклу. С переднего сиденья обернулась Ингрид.

– Тебе плохо?

– Оставь меня в покое, – процедил Седов.

Ингрид хотела что-то сказать, но лишь покачала головой и отвернулась.

Он даже не смог нажать на спуск, чтобы прожечь в собственной голове аккуратную дыру – рука онемела и бластер выпал из помертвевших пальцев. Дальше было несколько минут, которые он не смог восстановить в памяти. Он очнулся, сидя на полу, головой на коленях Ингрид, а Делануа осторожно вливал в него можжевеловую водку. Кажется, Седов ругался, пытался выбраться из подвала, но потом вдруг успокоился. Это было странное спокойствие – Седов все равно ощущал панику, но теперь он будто находился под наркозом. Как неизлечимо больной, страдающий от жестоких болей, которому вкатили наркотик. Он ощущает, что боль не ушла, а лишь притаилась на время, что она здесь, рядом, но теперь ею можно пренебречь и хоть на время расслабиться.

Постепенно паника уступила место злости на Ингрид, на себя, на весь свет. Почему именно ему вечно достается вляпаться в чужое дерьмо? Седов честно попытался ответить на этот вопрос, разобраться в своей бестолковой жизни, однако в голове ничего не было, кроме дурацкой фразы: обосрался – обтекай. Он всегда пытался идти против течения: отказывался ставить импланты, между тем, как девяносто процентов человечества, достигнув определенного возраста или получив травмы, спокойно модифицировали свои тела и прекрасно себя чувствовали; он не любил, когда ему пытались помочь друзья, предпочитая, чтобы его не оставили в покое; он взялся за работу, которая пристала сопливым мальчишкам, еще не решившим, чем заняться в жизни, или отпетым бродягам – носиться по обитаемым мирам и таскать в себе куски чужих организмов. В общем – закономерный итог: тварь, засевшая в нем, теперь поведет его по жизни и хорошо, если она будет подчинятся Ингрид – своей, так сказать, матери, а если нет? Кем станет он, Сергей Седов, если тварь решит, что лучше других знает, что лично ей нужно? Лучше Седова, лучше самой Ингрид?

В конце концов, злость прошла и осталась апатия. Седов слушал путанные объяснения Ингрид, не слишком вникая в их суть. По ее словам выходило, что в создавшемся положении виновата исключительно компания «Биотех». Ингрид рассказала, что случилось в институте после его бегства, и Седов, мимоходом пожалев погибшего Томаса, тут же вспомнил схватку с клонами на борту «Вампира», вспомнил Шерстнева, разнесенного взрывом на куски в спасательной капсуле. Да, логическая цепочка выглядела безукоризненно: Ингрид была вынуждена активировать его груз. Если бы этого не произошло, заледеневший труп Седова до сих пор летал бы вокруг Земли в разбитой капсуле. Постепенно Сергей пришел к мысли, что Ингрид достойна если и не благодарности, то хотя бы понимания. Кроме того, только она могла исправить создавшееся положение – вылущить из Седова паразита, который мало того, что расположился в его теле, так еще и пытался управлять им! Седов так прямо и спросил: сможет ли она вытащить змееныша наружу? Ингрид, помявшись, сказала, что, возможно, это ей удастся, если они смогут оторваться от людей «Биотеха» и достать подходящее оборудование.

В разговор вступил Делануа. Не вдаваясь в подробности, он сказал, что в данный момент он на их стороне и там, под обрывом, стоит его глайдер. Вещи брать не надо – надо бежать так быстро, как только возможно и тогда, даст Бог, у них будет время обсудить создавшееся положение. Делануа говорил убедительно, потирая ладонью коротко стриженую голову. Немного обвисшие щеки делали его похожим на бульдога – старого, умудренного жизнью и многочисленными схватками. Он казался надежным, серьезным и Седов поверил ему. Просто больше верить было некому. Теперь некому…

Постепенно сбрасывая охватившую его апатию, Седов выслушал его план: Делануа глушит датчики наблюдения, они спускаются к глайдеру и Делануа везет их на континент.

– Сколько раз сегодня вы пользовались глушилкой? – спросил Седов.

– Два раза.

– Вполне достаточно, чтобы сообразить – дело нечисто. Нам даже до обрыва добежать не позволят.

– При известном везении… – начал Делануа.

– Оставьте, – поморщился Седов, – дом окружен, их там не меньше шести человек. Нас нейтрализуют низкочастотным ударом, или чем-нибудь еще и возьмут тепленькими, – он встал, потянулся и направился к лестнице, – Ингрид, собирай вещи – самое необходимое, и ждите моего сигнала.

– Возьмите хотя бы бластер, – предложил Делануа.

– Обойдусь, – буркнул Седов, – включите глушилку на три минуты. Этого достаточно.

Все еще ощущая безразличие, и лишь заставляя себя действовать так, как было необходимо, он поднялся по лестнице из подвала, прошел через холл и остановился возле двери. Нет, в таком состоянии он драться не будет.

– Эй, ты! – сказал он вполголоса и почувствовал себя полным идиотом, – разговор есть.

– Я здесь.

– Почему я такой заторможенный?

– Я боюсь, что ты опять захочешь нас убить. Не надо этого делать.

– Пока не буду. Мне надо э-э… вырубить тех, кто следит за этим домом. Понимаешь, о чем я?

– Слово незнакомое, но я понимаю, чего ты хочешь.

Ярость ударила в голову, словно пропущенный на ринге удар. Седов стиснул зубы. Вот значит как, ребята? Сначала Томаса, потом – Шерстнева, а теперь за мной пришли?

Он знал где залегли те, кто пришел за ним и направился прямо туда, сливаясь с тенью деревьев, освещенных тонким серпом месяца. Навыки, казалось, забытые, проснулись в нем, будто ждали своего часа. Ему даже почудилось, что пробудился какой-то древний инстинкт, позволявший его далеким предкам скрадывать добычу, подбираясь на расстояние удара суковатой дубиной.

Он миновал деревья, дальше было открытое место. Впереди, метрах в двадцати, возле тропы, по которой они с Ингрид пытались спуститься к берегу, он различил три фигуры. Один из наблюдателей, ругаясь шепотом, пытался оживить свою технику. Двое других молча смотрели на него. В их фигурах было что-то от истуканов, замерших в ожидании приказа, который вызовет их к жизни. Даже с этого расстояния, почти в полной темноте, Седов узнал их, узнал, и понял, что живыми не отпустит. Он вынул из кармана стилет, отнятый у албанца, и нажал кнопку. Четырехгранный клинок выпрыгнул из рукояти, переливаясь тусклым багровым светом.

Воздух ударил в лицо, когда он метнулся к засаде. Человек успел вскочить, но ни крикнуть, ни выхватить оружие Седов ему не позволил. Этого он оставил в живых, а вот эти… он помнил совет Юргена, куда надо бить, он видел чипы сквозь кости головы, он узнал эти мертвые темные глаза и не дал им ни одного шанса.

Во второй группе было двое людей и Седов обездвижил их в первую очередь. Это были спецы-технари, а вот клон был боевиком и Седов позволил себе поиграть с ним несколько секунд, проверяя себя и подготовку этого урода. Подготовка оказалась что надо: еще сорок восемь часов назад клон вырубил бы Седова в два удара. Седов сломал ему металлопластовые суставы рук и только после этого убил, проткнув стилетом череп точно в том месте, где размещался вживленный чип.

Двое последних наблюдателей заподозрили неладное – когда Седов ужом проскользнул сквозь кусты, они встретили его, разделившись и напав с двух сторон. Один даже успел ударить низкочастотным лучом, и если бы на месте Седова был обычный человек, сердечный спазм свалил бы его на землю с пеной на губах. «Но я уже не человек», – подумал Седов, угрюмо глядя на распростертые тела.

Он закрыл глаза, мысленно оглядывая окрестности. Он знал , что может это сделать и воспользовался новыми возможностями организма. Похоже, в радиусе нескольких километров вокруг никого не было. Следовало, однако, убедиться.

– Эй, ты!

– Я здесь.

– Знаю, черт бы тебя побрал. Есть еще кто-нибудь поблизости?

– Я никого не вижу. В доме, откуда ты вышел, два человека и возле моста кто-то чинит машину. Я тебе помог?

– Значит так, – Седов почувствовал, как от злости сводит скулы, – будешь говорить, когда я тебя о чем-нибудь спрошу, понял?

– Понял. Можно один вопрос?

– Только один.

– Почему ты меня не любишь?

– Е…твою мать!!! Да я тебя, б…ь, в ж… и в …, Бога душу! П…к захребетный, я тебя еще и любить должен?!!

– Я не понял много слов. Ты мне объяснишь?

– Заткнись, я тебе сказал!

Задыхаясь от ярости, Седов взбежал на крыльцо.

Ингрид и Делануа сидели в креслах возле камина. Ингрид уже переоделась в брюки и свитер. Делануа держал под прицелом бластера входную дверь.

– Подгоняйте глайдер, – буркнул Седов.

Глайдер оказался круизной машиной, которые во множестве курсировали через Ла-Манш, с выломанным опознавателем и покореженным блоком безопасности.

– Вы еще и вор, – сказала Ингрид, разглядывая эмблему «Континент круиз» на дверце.

– Если не хотите лететь – можете остаться, – парировал Делануа, – мне важно, чтобы «Биотех» не получил его, – он мотнул головой в сторону Седова.

– Да? А если я вдруг пересмотрю свои взгляды и начну работать на компанию? Если я создам еще одного эволюта?

– А вы сможете? – прищурившись, спросил в свою очередь Делануа.

– Может быть найдете для выяснения отношений более подходящее время? – вмешался Седов.

Через несколько минут огни Эдинбурга уже скрылись из глаз.

Делануа выжимал из машины все, что можно. Глайдер проносился над вересковыми пустошами, взмывал над рощами, обходил городки, издалека заметные на темной равнине заревом огней. Седов молчал, прислушиваясь к своим ощущениям. Ингрид попыталась выяснить у него, что он сделал с людьми «Биотеха», но Сергей промолчал. Он чувствовал ее неуверенность, беспокойство, но одновременно она была довольна. Это была гордость за проделанную работу, за то, что теоретические выкладки оказались правильными, за то, что эксперимент продолжается. А еще он понял, что она с нежностью думает о произошедшем между ними этой ночью, и это его немного успокоило – он боялся, что ее любовь была лишь жестом благодарности за то, что он согласился ей помочь.

Помог на свою голову…

Делануа не отвлекался от управления, изредка включая радар, чтобы проверить, не появились ли у них нежелательные попутчики. Седов знал, что старый сыщик тоже доволен – ему удалось сделать то, к чему он готовился несколько лет. Мотивы, которыми руководствовался Делануа, были неясны, да и неинтересны Седову. Сергей чувствовал, что если захочет, прочитает все, о чем думает Делануа, но необычность этой вновь открытой возможности казалась ему не слишком привлекательной. Нечистоплотной, как подглядывание в замочную скважину. Рано или поздно Делануа расскажет все сам, а значит можно и подождать.

Бристольский залив, спокойный, как лесной пруд, они прошли над самой водой и еще через десять минут сорвались с меловых скал побережья в Ла-Манш в двадцати километрах западнее Дорчестера.

Глава 30

В проливе их встретил трехбалльный шторм – волны с Атлантики нарывались на встречный ветер, в воздухе висела водяная пыль, вода бурлила, будто кто-то развел под дном пролива огонь и кипятил ее.

Выйдя на траверс мыса Аг, Делануа взял левее и стал подниматься к северу в виду французского берега.

– Куда мы летим? – нарушила затянувшееся молчание Ингрид.

В свете ночных фильтров, освещавших лобовое стекло зеленоватым светом, ее лицо показалось Седову призрачным и прекрасным, но усталым. Надо же, прекрасным. Он что, уже простил ее? Все-таки Ингрид, видимо, не подозревала, на что пошла, выступив против «Биотеха» и теперь ей пришлось бежать, оставив свой дом, и не было никакой гарантии, что полиция не объявит ее в розыск. Теперь, после создания Лиги Объединившихся Наций, любой полицейский розыск автоматически становился международным.

– У меня есть сарай недалеко от Франекера, – глуховатым голосом сказал Делануа, – переждем там какое-то время.

– Где это? В Дании?

– В Голландии. Сейчас главное – проскочить Па-де-Кале – там движение в любое время суток дай Боже. И морская полиция постоянно висит.

Туман заметно сгустился. Теперь Седов не видел даже луны, не говоря уже о звездах. Глайдер будто пырнул в мутную воду и плыл в ней, ослепший, как старинная субмарина, полагаясь лишь на удачу. Впрочем, у глайдера был радар и Делануа, выругавшись вполголоса, включил его в активный режим – теперь полиция могла засечь угнанную машину с расстояния в несколько километров, несмотря на то, что они почти чиркали днищем гребни волн. Стоило им заметить машину без опознавателя, как путешествие закончится в участке и уж тогда сообщничество в угоне глайдера будет не самым тяжким обвинением.

Спроецированный на лобовое стекло экран пестрел отметками пассажирских глайдеров и грузовых платформ, ползущих через пролив, и Делануа короткими движениями джойстика менял курс, обходя препятствия, как слаломист флажки.

– Спать хочу – умираю, – проворчал он, полез в карман, достал флягу и коротко приложился к ней.

– Можно подумать, это вас взбодрит, – язвительно заметила Ингрид.

– Да, – коротко ответил Делануа, – а, черт!

– Что?

– Полиция, – он показал пальцем две красноватые отметки на экране, переключил радар в пассивный режим и снизил скорость. – Молитесь, кто верует.

– О чем? – насмешливо спросила Ингрид, но в ее голосе слышалось плохо скрываемое напряжение.

– Во-первых – чтобы не засекли, а во-вторых – чтобы не вмазаться в кого-нибудь.

– А разве рейсовые суда идут без локатора? – поинтересовался Седов, которому перспектива вмазаться во что-нибудь вовсе не показалась заманчивой, несмотря на то, что тремя часами ранее он едва не застрелился и прошло всего полчаса, как он хотел сбросить глайдер в море.

– Им радар ни к чему. У них коридор, ограниченный приводным лучом, – пояснил Делануа, напряженно всматриваясь в пелену, сквозь которую пробивался глайдер.

Что он там мог разглядеть, оставалось загадкой.

– Скажи, пусть поднимет машину выше.

– Зачем?

– Что «зачем»? – не понял Делануа.

– Он с тобой говорит? – спросила Ингрид.

– Пусть быстрее поднимет машину.

– Он просит, чтобы вы летели выше, – буркнул Седов.

– А что такое?

– Быстрее!

Последний призыв, мелькнувший в мозгу Седова, был, как удар плети – обжигающий и болезненный. На миг Сергей словно прозрел и увидел то, что видел сквозь ночь и туман обосновавшийся в теле анимат – огромный грузопассажирский паром, неторопливо давивший волны на расстоянии полусотни метров прямо по курсу глайдера.

Седов одним рывком перевалился через переднее сиденье, схватил джойстик поверх руки Делануа и рванул его на себя.

Глайдер задрал нос и устремился вверх. На расстоянии нескольких метров под днищем пронеслись освещенные надстройки парома, вскрикнула Ингрид, зарычал Делануа… и над головой вновь засияли звезды.

Седов выпустил управление и повалился назад. Делануа, опомнившись, направил глайдер вниз, в туман, судорожно передергивая плечами.

– Вот дьявол! – сказал он, – чуть не это… того…

Ингрид, откинувшись на сиденье, дышала часто, будто долго задерживала дыхание.

Делануа присосался к фляжке, причмокнул и, не оглядываясь, протянул ее через плечо Седову.

Сергей сделал добрый глоток, хотя пить не хотелось – он с удивлением обнаружил, что совершенно спокоен – не сбилось дыхание, не участился пульс. Сердце билось ровно и размеренно.

– Можно мне глоток? – попросила Ингрид.

Седов молча передал ей фляжку. Она хлебнула, закашлялась и сказала:

– Господи, как вы ее пьете?

– Со вкусом, не торопясь и наслаждаясь ароматом, – проворчал Делануа, отобрал флягу и спрятал ее в карман.

Седов усмехнулся – вкус был действительно запоминающийся: словно он целый день жевал сосновые иголки.

– Если хочешь, я сниму воздействие алкоголя.

– Зачем?

– Что, опять? – всполошился Делануа.

– Нет, все в порядке, – успокоил его Седов, – это мы о своем, о девичьем.

– Что он говорит? – повернулась к нему Ингрид.

– Свобода личности, провозглашенная основным законом Лиги Объединившихся Наций, предполагает невмешательство в личные разговоры граждан. А поскольку я беседую с собственной личностью, то прошу уважать мое право на частную жизнь, – злорадно сказал Седов.

– Бред какой, – заметил Делануа.

Ингрид поджала губы и отвернулась.

– Так о чем ты? – спросил Седов в пространство.

– Я предложил снять воздействие алкоголя.

– Ну уж нет! Зачем тогда пить?

– Употребление алкоголя очень вредно. Алкоголь есть яд и наркотик, отрицательно воздействующий на организм.

– Да что ты говоришь? – ухмыльнулся Седов, – вот когда глаза-то у меня открылись! Вот и дождался я того, кто объяснит мне наконец пагубность пьянки.

– Мог бы и у меня спросить, – вполголоса заметила Ингрид.

– Я очень рад, что могу помочь тебе. Итак: прежде всего алкоголь, являясь ядом и наркотиком, исключительно негативно влияет на нервные…

– Стоп, – сказал Седов, – хватит.

– Вы не могли бы помолчать, – попросил Делануа, – а то у меня впечатление, что я везу сумасшедшего.

– А может так и есть?

– Чтобы не мешать им, ты можешь общаться со мной, не используя голосовой аппарат. Я все пойму.

– Как это?

– Просто думай. Хочешь – словами, хочешь – образами. Это неважно. Я понимаю, чего ты хочешь прежде, чем ты это сделаешь или скажешь. Думай – так будет проще.

– И о чем? – Седов неуверенно сложил в голове вопрос.

– Можно о чем угодно. Можно говорить, можно играть, можно учиться. Тебе учиться у меня, а мне у тебя.

– Так, это надо обдумать. Только мое условие – ты говоришь исключительно тогда, когда я спрашиваю, – остается в силе , – предупредил Седов.

– А если опасность?

– Тогда можешь говорить без спросу в любое время. Даже, если я сплю. Кстати, а ты спишь когда-нибудь.

– Нет.

– Бедняга. Эй, а ведь если я буду думать о чем-то – ты все это узнаешь! – опомнился Седов.

– Я не могу иначе, – Седову показалось, что эта фраза прозвучала виновато, – но я обещаю, что никому не скажу.

– Спасибо и на этом.

Седов усмехнулся: ну вот, симптомы шизофрении налицо – он беседует, пусть и мысленно, сам с собой. Хотя, если разобраться, что плохого всегда иметь рядом собеседника. Во всяком случае, одиночество ему теперь не угрожает. Пока Ингрид не вытащит этого… как его?

– Слушай, а как тебя можно называть?

– Господин О'Брайан называл меня эволют, и доктор Мартенс тоже так называет, но мне это не нравится. Какое-то слово м-м… искусственное. Есть еще такое определение – анимат, но я под него не слишком подхожу. А ты не можешь придумать мне имя? Я знаю, что тебя зовут Сергей, а доктора Мартенс – Ингрид, а господина Делануа – Марсель. А меня никак не зовут. Это обидно.

– Я что-нибудь придумаю, – пообещал Седов.

– А скоро? А кого ты любишь больше: мисс Жаклин или доктора Мартенс? Они считают, что ты исключительный мужчина, но все-таки, кто тебе понравился больше?

– А вот это не твое дело! – Седов почувствовал, что краснеет, – мал еще, чтобы такими вещами интересоваться.

Почему-то этот голос в мозгу начал у него ассоциироваться с подростком, даже нет – с ребенком, лет пяти-шести, который рос где-то в медвежьем углу, на природе и чужд условностей, присущих странному миру взрослых.

– Но ведь это естественно для живых существ! Спаривание, или половой акт, есть необходимое условие для продолжения рода. Стало быть тут стесняться…

– Кто тебе сказал, что я собираюсь продолжать свой род с помощью Жаклин или доктора Мартенс?

– Но ведь ты спаривался с обеими. Или ты хочешь продолжить род и с мисс Жаклин, и с доктором…

– Не приведи Господь! Слушай, чего пристал? Я запретил тебе говорить без разрешения. И вообще, я уже продолжил род – у меня есть сын и дочь!

– А где они? А где женщина, с которой ты спаривался, и у которой от тебя появились дети? А ты меня с ней…

– Замолчи! – обозлился Седов, – иначе я… – а в самом деле, чем можно пригрозить этому существу? Что его переключат, как надоевший видеоканал? Чем его можно наказать? —иначе я не буду с тобой говорить э-э… целый день!— наконец придумал Седов, прекрасно понимая, насколько ничтожна его угроза.

Как ни удивительно, но это сработало – видимо, потребность общаться была у его собеседника на первом месте, и он мог поступиться в ее пользу многим. Например, вопросами, на которые не получил ответов. Пока не получил.

– Кажется, проскочили, – произнес Делануа.

Стало заметно светлее – занимался рассвет, туман оседал на воду, исчезая на глазах, но видимость улучшилась ненамного – Северное море встретило их мелким моросящим дождем. Низкие тучи исходили влагой, и Седов снова вспомнил, как он прилетел на Илиану. Он немного опустил стекло, и в салоне глайдера посвежело. Нет, это была Земля, и дождь здесь имел нормальный запах пресной воды, приправленный запахами соли и йода, без всяких гнилостных добавок.

Через полчаса, на траверзе Ден-Хелдера, Делануа взял правее, проскочил пролив между материком и Фризскими островами и облегченно вздохнул.

– Все, господа, приехали. Глайдер придется бросить, но до моего сарая уже недалеко – от силы полчаса пешком.

Плоский берег возник внезапно, появившись из-под воды, как спина вынырнувшего кита. Вдалеке, едва различимые сквозь дождь, медленно вращались крылья мельниц. Делануа мягко посадил машину, выбрался из нее и несколько раз присел, разминая затекшие ноги.

– Что дальше? – с вызовом спросила Ингрид.

– Я же сказал – пойдем пешком.

– А если мы уйдем без вас?

– Нет, доктор, теперь вы от меня не отделаетесь. Я просто не могу вас отпустить – слишком многое поставлено на карту.

– Что именно? – поинтересовался Седов, – что именно может помешать мне обездвижить вас и скрыться вместе с доктором Мартенс.

– Прежде всего то, что я предлагаю вам убежище. А потом, мне кажется, вы хотите узнать все, что знаю я – доктор Мартенс может кое о чем и умолчать. Но это долгий разговор, – покачал головой Делануа, – дома поговорим.

Он снова полез в глайдер, побегал пальцами по пульту управления, закрепил джойстик и отпрянул от машины.

Покачиваясь, глайдер взмыл в воздух, развернулся в сторону моря и через минуту скрылся в пелене Дождя.

– Так-то надежней будет, – пояснил Делануа и зашагал по траве к видневшейся невдалеке мельнице.