Текст книги "Урал 2017. Эра безумия"

От нечисти, скопившейся перед домом, исходила дурманящая вонь. Она уже забивала носы, проникала в головы. Андрей прицелился, плавно оттянул спусковой крючок шептала. Мощная отдача ужалила в плечо. Реактивный снаряд прочертил дугу, разорвался посреди двора, накрыв вторую волну атакующих. Взвилось облако дыма, полетели разорванные тела. На втором этаже одобрительно загудели. Как на балконе, блин, в театре…

– Андрюха, а на бис слабо? – проорал Витек.

Андрей уже хватался за второй гранатомет. «А какой смысл? – мелькнула мысль. – Их что, от этого меньше станет?»

– Кто такие, не понимаю! – орал между очередями Шура. – Откуда взялись? Из города всей толпой сюда привалили? Это уже миграция какая-то!

– Здесь городок в пяти верстах на восток! – Зарубин оторвался от пулемета, вытер пот с лица. – То ли Крюково, то ли Крючково! Если с горы перевалить туда, на восток, то по грунтовке к нему и придешь! Там здоровый карьер, градообразующее предприятие, так сказать! А месяц назад его закрыли, весь город без работы остался. Мы ставили перед правительством вопрос, со всей принципиальностью, предлагали дотировать карьер, но там громадные убытки, вопрос так и не решили!

– Понятно! – хохотал Шура. – Народу заняться нечем, вот и поперлись на освоение новых земель! А что? То-то я смотрю, видок у них какой-то провинциальный! Да вы посмотрите, сколько их! – Он снова припал к прицелу. – Вот же, блин, понаехали тут!

Били в три ствола, не щадя патронов. Еще один взрыв расцвел в толпе. Беспорядочные очереди трещали на втором этаже. Зараженные валились, как костяшки домино. Но чувство страха было им неведомо – слетали с забора, бежали к дому, все такие живописные, сказочно-страшноватые. Позицию, что ни говори, выбрали удачно – твари не могли зайти с тыла, не могли ударить с флангов – там были каменные завалы и сплошные бревенчатые стены. Карабкаться сзади по обрыву тоже было проблематично. Им всем приходилось бежать через двор, и вскоре все пространство перед крыльцом было завалено мертвыми и подстреленными телами. Но остановить эту лаву уже не смог бы даже дивизион гранатометов АГС-17. Катилась волна обезображенных существ, многие уже подбегали к крыльцу, пропадали в слепой зоне. Приходилось вытягивать шеи, чтобы разглядеть их внизу под мезонином. Чертыхнувшись, Шура выхватил из «походной» сумки гладкую наступательную гранату, выдернул чеку и подбросил с воплем «Поберегись!!!». Рвануло в районе крыльца. Вознесся к небесам сварливый клекот давящихся под домом существ.

– Не стоит, – проворчал Андрей. – Дверь повредишь – тогда прорвутся.

– Граната слабая, – процедил Зарубин, вытягивая шею. – Такой твердыню не сломаешь. Но ты прав, мужик, лучше не стоит искушать судьбу. Они все равно не смогут пробиться в дом.

Жалобный вой подтверждал его слова. У тварей не было никакого оружия, кроме ослабевших конечностей. Продавилось крыльцо, не рассчитанное на такую свору, в обломках копошились люди, калечили друг дружку. Толпа накинулась на дверь, стала сотрясать ее. Это было то же самое, что биться в бетонную стену. На двери даже ручки не было. Толпа прибывала. Несколько тварей пытались вскарабкаться на окно, повисли на решетке, стали раскачиваться. Витек со второго этажа сбивал их одиночными выстрелами. Твари задирали головы, шипели, скалили пасти, кто-то подпрыгивал, вытягивая руки, но дотянуться до второго этажа не мог, высота была приличная. Сверху стреляли, прореживая толпу, но в этой гуще сдавленных тел уже было не понять, кто жив, кто мертв. Оживали атрофированные мозги – одна из тварей, вылитая баба-яга в тылу врага, полезла на шею рослому бугаю с отслоившейся кожей на щеках. Тот что-то сообразил, расставил ноги, пена потекла с губ – а ведьма оседлала его, привстала, точно в стременах, вытянула руку. Но все равно не могла дотянуться даже до карниза, злобно щелкала зубами.

– А это что за конная статуя? – возмутился Витек и повалил ведьму точным попаданием в лоб. А за компанию – и ее «коня».

Окрестности особняка продолжали сотрясать автоматные очереди и гул толпы. Зараженные уже не прибывали – видимо, количество «переселенцев» было ограничено несколькими сотнями особей. Появлялась слабая надежда – перестрелять тех, кто есть, и вряд ли в скором будущем стоит ожидать вторую волну.

– А если дом подожгут? – неуверенно предположил Шура.

– Ну, извините, – с сомнением заметил Андрей. – Для них это то же самое, что для тебя доказать теорему Ферма. Недюжинная работа ума и знаний.

– Ну, не знаю, – исполнялся скепсисом Шура. – С одной стороны, они становятся вялыми, а с другой – как бы умнеют. Ведь нашли же нас, вон какая толпа привалила. И ведьма вон – сообразительная… А если все сейчас начнут соображать? Когда голодный, рядом еда, а ты не можешь ее достать, знаешь, как мозги начинают трудиться?

– Это все херня, мужики, – злобно сплюнул Зарубин. – Тут, кажется, что похуже назревает. Никто не слышит? Черт меня побери, этот лязг уже бесит…

Мужчины прислушались и похолодели. Урчание – то самое, явно не биологического происхождения – делалось явственнее. За гулом толпы, в горячке боя – на него перестали обращать внимание. Мурашки побежали по загривку. Происходило что-то необъяснимое. Взревел мотор – мощный, в несколько тысяч лошадиных сил. Словно картонные, разлетелись бревенчатые ворота, и во двор взгромоздился тяжелый механический монстр – автокран «Като» со стрелой, опущенной в транспортное положение! Люди не верили своим глазам. Как такое может быть? Это до какой же степени у них от голода включились мозги?! Испуганно вскричали женщины. Заливался матерками, как соловей, впечатленный Витек. А стальной монстр двигался причудливыми зигзагами, словно за рулем сидел пьяный. Его повело куда-то влево – заскрежетала, смещаясь, стрела, потом подался вправо, насилу выровнял движение. Он с ревом катил по мертвым телам, давил их, с разгона вонзился в толпу, собравшуюся у крыльца! Видит бог, кабы не эта толпа, он наломал бы бревен и въехал в дом! Но груда тел – живых и мертвых – послужила амортизатором, он проволок ее, раздавил остатки крыльца и встал, едва не врезавшись стрелой в украшенный барельефом фронтон. Живые в толпе разочарованно взвыли. Автокран ревел, сотрясался, водитель газовал – но уже не мог продвинуться ни на сантиметр. Эти твари могли бы оттащить мертвецов, отогнать кран назад и снова врубиться в здание, но кто бы им позволил это сделать? Свинцом бы завалили! Мужчины победно заулюлюкали, засвистели.

– Что, не получается каменный цветок?! – ржал, как подорванный, Зарубин. – Учите матчасть, придурки!

– Мужики, держите меня за ноги! – встрепенулся Андрей.

Он обнял гранатомет, пополз по наклонной крыше. Шура с Зарубиным крепко вцепились ему в лодыжки, держали. Было страшно, голова куда-то проваливалась, тело скользило. Но он дополз до края, перегнулся. Под домом творилось что-то несусветное. Кран застрял, как в болоте. Громоздились груды тел – застреленных, раздавленных. Кто-то шевелился, кто-то полз, волоча за собой парализованные ноги. Но уцелевших было больше, чем хотелось бы. Они опять лезли, тянули к дому руки. Распахнулась дверь в кабине, вывалился водитель – худой, нескладный, вылитый Кощей. На нем болтались обрывки комбинезона – явно трудился на автобазе. А умище-то какой, раз сумел завести и пригнать эту штуку… Твари определенно умнели, хотя на вид и не скажешь. Водитель шлепнулся на залитую кровью землю, поднялся – ноги разъезжались. Поднял голову, оскалился, обнаружив наблюдателя с гранатометом. Вокруг него уже клубилась толпа.

«Ни хрена ты не бессмертный, гражданин Кощей», – подумал Андрей, оттягивая крючок. Он старался взять подальше от крыльца – повредить кран, проредить толпу, но чтобы по возможности не пострадал дом и люди в окнах. Отпрянул одновременно с выстрелом. А когда разлетелась упругая волна, он выбросил ненужное пусковое устройство и вновь подался вперед. Мог бы выстрелить и удачнее. В неудобном положении подбросило ствол, взрыв прогремел чуть дальше. Но нашел свою цель – разбросал с десяток тварей, топчущихся у автокрана. Кощея отбросило к кабине, размазало по двери. Кабина деформировалась, вырвало дверь, порвались протекторы на колесах. Автокран перекосился. Но двигатель продолжал работать! В изувеченную кабину снова кто-то лез. Да откуда же вы взялись, такие мастеровитые?! Дернулась стрела, отлепляясь от кабины, и с нарастающим ужасом Андрей смотрел, как она ползет вверх! Лязгает, сотрясается сварными конструкциями, но неуклонно поднимается! Вот она поднялась на сорок градусов, сравнявшись с мезонином, и с пронзительным лязгом в ней что-то переклинило, стрела остановилась, застыв готовым к бою фаллосом. Между краем стрелы и обрывом ската образовалось пустота порядка полутора метров. Андрей уже четко видел, что сейчас произойдет. И точно – самые проворные уже взбирались на раму автокрана, перелезали на стрелу, карабкались вверх…

– Вытаскивай! – заорал он страшным голосом. Шура и Зарубин потащили его обратно. Они уже все поняли – конец стрелы болтался у них под носом. Андрей схватился за автомат, дослал патрон в патронник. Чертыхался Шура, потерявший свою сумку с боеприпасами. Зарубин, витиевато матерясь, поднимался на колени – приклад пулемета под мышку, основание сошек – в левую руку.

– Нате, жрите, твари! – вопил Шура, швыряя гранаты. Грохотали взрывы. Но вряд ли эти слабенькие изделия могли нанести непоправимый урон – тем более тем, кто уже был на стреле. Демоны передвигались проворно, цеплялись за выступающие части стрелы. Кто-то сорвался, ухнул вниз с глухим воем. Застрочили автоматы на втором этаже – еще несколько особей сбило свинцом. Но лезли другие, они уже облепили стрелу со всех сторон. Кто-то, видимо, бывший спортсмен, передвигался на руках, болтая ногами, – поступательно посылал себя вперед. Несколько тварей уже добрались до конца стрелы, приготовились прыгать.

– В цепь! – хрипло проорал Зарубин. – Вставайте в цепь! Не пройдут гады! Но пасаран! Коси их, пацаны!!!

Ударили в три «скрипки» одновременно. Словно ураганом сдуло братву с края стрелы. «Свято место» заняли другие – судя по обрывкам одежды, большинство из них когда-то были женщинами. Четверо разлетелись, перегруженные свинцом, одна ухитрилась прыгнуть и повисла на кромке ската. Протяжный вопль возвестил, что провисела она там недолго. Одновременно кончились патроны. Выкрикивая ругательства (чтобы было не очень страшно), кинулись перезаряжать. А в это время прибыло еще несколько «голодных ртов», теперь уже двоим бесам удалось перескочить через пропасть. Первый сорвался, второй пролетел довольно приличное расстояние, свалился на колени, простер к автоматчикам загребущие длани… и неудержимо поехал вниз, оборвался. Покатилась новая волна – плотный огонь задержал наступление лишь на несколько мгновений. Целая куча тварей перепрыгнула на крышу. Половину словно ветром сдуло, остальные, злобно скалясь, на четвереньках ползли вверх. Место выбывших занимали новые. Бросать гранаты опасно – своих посечешь. Но пока справлялись, твари проползали половину расстояния до мезонина и катились обратно, набитые под завязку, подхватывали других, все вместе падали. Злобно хихикать уже не хотелось, люди стреляли молча, сжав зубы. И вновь не меньше полудюжины вурдалаков ползли по крыше, а другие перепрыгивали, цеплялись, забрасывали ноги. Снова кончились патроны, черт возьми! Руки срывались, выступы снаряженных магазинов не попадали в зацепы.

– Прорвутся! – хрипел Шура.

– Держимся, мужики, держимся, – бормотал Андрей, передергивая затвор. Все тело ныло, пальцы не слушались. Как в той поэме – «рука бойцов косить устала».

Зарубин от волнения только пыхтел, превращаясь в багровое средоточие ярости. Не депутатское это дело, вестимо… Дрогнула хилая шеренга защитников мезонина, когда очередные полдюжины тварей, перебирая конечностями, устремились к разбитому окну. Большинство нашло свой конец, но одному удалось перевалиться через подоконник! Пришлось прервать огонь, Андрей схватил его шиворот, бил об пол обросшей струпьями башкой, пока в нем окончательно не остыла жизнь. Огонь ослаб. Возбужденные твари лезли, как мухи на мед. Вонь царила несусветная. С воплем «Мать же твою!» Зарубин отбросил пулемет, в котором заклинило затвор, схватил двумя руками простертую к нему длань, вывернул ее – едва не оторвал от плеча! Шура выпустил остатки магазина в дряблую грудь, исписанную наколками, а перезаряжать уже не было времени. Схватил автомат за ствол, начал наносить беспорядочные удары.

– Отходим… – хрипел Андрей. – Отходим, мужики, все в гараж…

Начиналось самое страшное – паническое бегство. Андрей отступал последним – ему еще удалось выпустить несколько пуль, задержав продвижение врага, потом он выбросил автомат, припустил за отступающими товарищами. Люди скатывались с лестницы, бежали по коридору, вопили: «Все в гараж!» Доходило не до каждого. Люди в этом аду сходили с ума, метались, обуянные страхом. Нет ничего хуже паники – слабости, доступной даже храбрым. Вылетели из комнаты Борюсик с Иннокентием, стали рваться в разные стороны. На руках у последнего были боксерские перчатки – совсем свихнулся парень? Вика волокла за шиворот упирающуюся Ксюшу – вот какого, скажите на милость, она упиралась?! Кажется, все отлипли от окон, выскочили в коридор – Витек со своей блондинкой, Лукашин со своей любовью всей жизни – кто-то с оружием, кто-то без. Сообразили, куда бежать, помчались. Да нет, не все! Прозвучал исполненный отчаяния вопль в исполнении Борюсика, он едва не промчался мимо Андрея. Не туда! Он схватил парня за плечо, развернул, потащил за собой. Они вдвоем замыкали бегство. Парень извивался, умолял его выпустить. Уже на лестнице Андрей обернулся – и пот прошиб. Иннокентий замешкался, по дурости остался в тылу! А с лестницы уже катилась обезумевшая толпа. Видимо, парень понял, что не уйти, принял позу боксера, запрыгал на носках. Сюр кромешный. Андрей ничем не мог ему помочь – остался без оружия. Да и далеко бежать… Визжал, вырывался Борюсик, надрывно звал своего дружка. А к Иннокентию уже тянулись жадные конечности. Он ударил – свернул кому-то нос. Ударил еще раз – и противник, запрокинув голову, повалился на колени. Иннокентий засмеялся – а в следующий миг его смяла толпа! Кто-то остался потрошить добычу, другие побежали дальше. Ахнув, Андрей схватил под мышку поднадоевшего Бориса – тот дергался, сучил ногами, – прыжками помчался по лестнице…

Слава богу, что на двери в гараже имелся засов. Дверь замкнули – за секунду до того, как в нее посыпались удары. Борис, обретший свободу, бросился грудью на дверь, едва не разбив свою собственную челюсть. Он ревел, как поросенок, слезы катились градом. Дверь могла простоять минуту, от силы две. В гараже имелось тусклое освещение. Депутат Зарубин уже садился за руль, копался в бардачке, выискивая ключ зажигания.

– Все в машину! – орал он. – Кого ждем? Особого приглашения?!

Спохватившись, он дернул за рычаг, двери разъехались, и возбужденные люди стали карабкаться в салон. Взъерошенный Витек умудрился пошутить: ну, все, мол, спасибо этому дому, едем к другому. Насколько помнилось, именно на подобный случай в салоне имелся запас консервов и несколько новеньких АКСУ в заводской смазке. Неплохо быть дальновидным…

Уже тряслись, поднимаясь, ворота. Самые шустрые черти уже вкатывались по пандусу в гараж, чувствуя, что именно здесь происходят главные события. С грохотом вынеслась из петель дверь, повалила одержимая банда. А автобус уже выезжал во двор по наклонной горке, давил живых и мертвых, а, оказавшись на ровном участке, катил, подпрыгивая, как по стиральной доске, – трупов было столько, словно поработали две приличные армии. «ПАЗ» преодолел перегруженное мертвечиной пространство, проехал мимо застывшего автокрана, а перед разбитыми воротами внезапно встал! Люди гомонили: какого лешего, почему не едем?! Водитель колебался, кусал губы. Потом внезапно вырос из-за руля, сутулый, весь обрюзгший, неживой, но с плотоядным блеском в глазах.

– Разбирайте оружие, граждане, – процедил он. – Открывайте окна, сейчас мы им покажем…

Очередная серия безумия. Проще было подчиниться, чем доказывать, что он неправ. Да и времени не было. Уцелевшие твари уже рвались из гаража, бежали через двор, облепили автобус. «А ведь их осталось не так уж много, – мелькнула интересная мысль. – Вряд ли кто-то будет отсиживаться в доме, все прибегут». Внезапно засмеялся Павел Николаевич: «Ну, хорошо, граждане, давайте дров наломаем!» Упыри колотились в стекла, орали что-то невразумительное. Распахивались форточки, выезжали стволы блестящих от смазки автоматов. Не иссяк еще боевой задор. С рыком «Да пропади оно все!» Шура канистрой, наполненной бензином, вышиб заднее окно, отпрыгнул, чтобы не засыпало осколками, потом метнулся обратно, принялся палить наружу короткими очередями. В краткий миг автобус ощетинился огненными сполохами. Люди подбадривали себя криками, метались от окна к окну. Пальба царила оглушительная. Твари валились охапками, ни один не успевал забраться в автобус. Они метались вдоль бортов, спотыкались. Их становилось все меньше. Два десятка, полтора… Ни в одну больную голову не пришла логичная мысль спасаться бегством. Они даже не понимали, что умирают. Остались несколько копошащихся тел. Их рвали кусочки свинца. Стрельба затихала. Раздавались лишь отдельные отрывистые очереди. Вот кто-то перебежал – завизжал, когда меткая пуля перебила позвоночник. Вот кто-то заворошился под грудой тел. Очередь крест-накрест, и никакого движения.

Над территорией загородного дома воцарилась хрупкая тишина. Никто не бежал к автобусу. Из дома не ковыляли резервы «командования», в распахнутые ворота не лезла толпа. Весь двор был усеян телами. Застыл заглохший автокран. Только раненые стонали, да Борюсик, забравшийся с ногами на сиденье, жалобно всхлипывал. Потери, как ни крути, минимальные – из одиннадцати человек выжили десять.

– Все, что ли? – недоверчиво шмыгнул носом Витек и принялся осматриваться. – Отстрелялись, блин, граждане рейнджеры?

– Вроде того, – ухмыльнулся Шура. – Но лучше не обольщаться раньше времени. Переживаем, как говорят синоптики, «режим осторожной надежды».

– Как говорили, – поправил Андрей.

– Как говорили, – согласился Шура.

– И что теперь? – помедлив, спросила Анна Денисовна. Голос женщины подрагивал – от облегчения и растерянности. – Возвращаемся в дом, и еще тут немного поживем?

– Да вы что, Анна Денисовна! – всплеснула руками Надя. – Как вы можете такое говорить? Тут же теперь такая вонь, такая вонь…

– Устами блондинки, как говорится… – хмыкнул Витек и с удовольствием прижался плечом к своему нечаянному белокурому приобретению. – Нужно уезжать. Разгрести это месиво мы все равно не сможем – тут десять похоронных команд должны работать. Да и кто их знает – вдруг новые подтянутся? Дорожку-то протоптали… Дмитрий Иванович, предложения имеются? Это ведь вы у нас светоч, компас и рулевой?

Дмитрий Иванович громко откашлялся и задумался. Он уже не выглядел сутулым, вялым и подавленным. Покосился на рыдающего племянника, немного смутился.

– Спускаться с гор, мне кажется, рано, – проворчал он. – Предлагаю двигаться в обратную сторону – проехать седловину перевала, там должна быть дорога. В полутора верстах отсюда, чуть выше – старая охотничья заимка, там можно временно перекантоваться.

Возражающих не нашлось, людям было все равно. Сразила дикая усталость.

И вновь последующие события воспринимались обрывками. Надсадно выл мотор, автобус поднимался в гору. Уже достаточно рассвело, лучики солнца золотились на охапках еловых лап. Потом он свернул с дороги, вьющейся вокруг горы, ушел в низину по едва заметной в чертополохе колее. Несколько раз он прорывался через кустарник, приближался к краю каменистого обрыва, снова углублялся в хвойный лес. Дорога карабкалась в гору, и вскоре «ПАЗ» остановился у отвесного обрыва, в котором было прорублено что-то вроде ступеней.

– Приехали, сограждане, – глухим от усталости голосом возвестил Зарубин. – Выметайтесь, дальше пешком. Тут рядом. Жратву возьмите, воду и оружие…

Десять измученных людей карабкались по ступеням, заросшим мхом. Местечко было глухое, много лет тут никто не появлялся. Колючие кустарники, поляна перед чащей – и вырос еще один дом, по уши заросший бурьяном. У «охотничьей заимки» было два этажа, бревна сруба почернели от старости, их проела тля, отдельные бревна и доски практически сгнили. Покосилась крыша. Окна в доме были такие, что не годились даже в амбразуры. Постройка тем не менее смотрелась внушительно. Хотя и глупо. Дверь не отличалась прочностью, но была закрыта на замок.

– Что за хрень? – бормотал Андрей. – На охотничью заимку вроде не тянет, нет, Дмитрий Иванович?

– В семидесятых годах построили, – поведал депутат. – Второй секретарь городского райкома партии. Мужик любил охоту, баб и баньку, но страдал паранойей – особенно после того, как его по синьке чуть собственная жена не прирезала. Болезнь свою скрывал, но кончил плохо… Он в натуре охотиться сюда приезжал – тогда еще в этих горах косули водились, олени, даже рыси забредали. Это сейчас тут все запущено, а раньше нормально было. У людей в семидесятые и требования были другие…

Он побрел, пошатываясь, к дому, взгромоздился на просевшее крыльцо. Нагнувшись, Дмитрий Иванович покопался в щелях завалинки, выудил проржавевший ключ. Дверь открылась с пронзительным скрипом.

Заходить в убежище параноика раньше времени не хотелось. Люди падали в траву, с наслаждением вытягивали ноги. Вика обвилась вокруг его рукава, застыла – вся черная, безразличная, с ввалившимися глазами. В ногах пристроилась такая же Ксюша – не успела прилечь, как задремала. Шура, спотыкаясь, побрел в кусты, долго отсутствовал, а когда неспящие начали тревожиться, возник – какой-то постный, с измазанной малиной физиономией.

– Чего развалились? – пробурчал, высовываясь из дома, депутат. – Живо все в дом, я, что, за вас отвечать должен?

Всем было плевать, что дом разваливается на глазах, что главный предмет в интерьере – пыль, что по ступеням можно ходить лишь после соответствующей молитвы. Люди тащили в дом оружие, мешки с консервами и минералкой, бросали все это у порога, чихали, поднимая пыль. Никто не жаловался – пылевые клещи пахли приятнее, чем разлагающаяся плоть. Депутат замкнул входную дверь на ключ, проворчав, что до особого разрешения выходить из здания запрещено, а кто возражает, может понюхать его кулак. Лично Андрею до депутатского кулака было, как до Венеры, но он не возражал. Бессонная ночь, убийственное утро – только спать…

На втором этаже было несколько комнат, а перед ними – холл с диванами бородатых советских времен. Из дивана, словно горбы из верблюда, торчали ржавые пружины. Мебель давно развалилась, кровати трещали по швам, половицы стояли горбом. Всхлипывал Борис. Бурчала Ксюша, что снова ей придется жить одной. Шура вяло хихикнул, что охотно подождет, пока девчонке исполнится восемнадцать (он чтит уголовный кодекс – вернее, память о нем), а потом позволит ей ночевать в его кровати. Он ввалился в первую попавшуюся комнату и даже дверь забыл закрыть. Сон сразил, как автоматная очередь. Андрей смутно помнил, как забирался на кровать «со скрипом». Вика мямлила, что этого делать нельзя, нужно выбить из покрывала пыль, чтобы не схватить какую-нибудь заразу. Оба сонно похихикали. Уснули, обнявшись, – просто отключились без ног…

И снова он очнулся от пугающего чувства. В душу забиралось что-то гадкое, зловредное. Поджилки мерзко дрожали. Он затаил дыхание. Снова «мертвецы»? Но нет, интуиция была уверена, что это что-то другое. А что, позвольте, другое? Что мы не заметили за героическим фэнтэзийным сюжетом? И снова в узкие оконца просачивался мутный свет. Это что, уже вечер? Или, боже упаси, утро? Тогда выходит, что он проспал практически сутки? В общем-то, вполне логично после такого тарарама…

Вики рядом не было. Он пошарил по кровати, взметнув облако пыли, заглянул зачем-то под кровать. По комнате стелилась белесая дымка. Подружка отсутствовала – если она, конечно, не спряталась в развалившемся платяном шкафу. Он нащупал автомат, автомат Вики… Вновь одолевало беспокойство. Он встал с кровати, издающей пронзительные звуки, на цыпочках приблизился к окну. Сквозь узкое оконце сочился маревый свет. Часы уверяли, что все-таки утро. Проспали около суток. И не только они, в доме было тихо. Природу сковало безветрие. Прорисовывались кусты перед обрывом, клочья тумана, выползающие из бездны. Он вздрогнул – за спиной заскрипели половицы. Худенькая фигурка проскользнула в комнату, съежилась в его объятиях.

– Где была? – прошептал он.

– До ветра бегала. Решила улыбнуться новому дню, блин…

– А это куда? – уточнил он на всякий случай. Депутат Зарубин замкнул входную дверь на ключ – он точно помнил. Куда он сунул ключ после этого? В карман? На гвоздик повесил? Судя по всему, из развалины имелся дополнительный выход – возможно, подземный, что для бывшего владельца с паранойей вполне нормально. Не стал бы депутат запускать людей в ловушку, а потом закрывать их в ней.

– Старый сортир на этом этаже, – пробормотала Вика. – Это что-то, надо признаться. В такие заведения надо заходить после долгой моральной подготовки… Ты спал, я не стала тебя будить, это рядом…

– Спит наш летний оздоровительный лагерь? – усмехнулся Андрей.

– Спит, Андрюша… Этим людям дай волю, они еще неделю проспят…

– Ну, пойдем, и мы немного поспим…

Но успели только лечь. Внизу под трухлявыми перекрытиями что-то упало, раздался басистый пронзительный вопль! Он перешел в хрип, в какие-то булькающие звуки. В этом доме, оказывается, была превосходная слышимость! Хорошо, что люди спали одетыми. Сон был глухим, как летаргический, однако все проснулись. Чувство опасности уже в подкорке. Когда, сжимая автоматы, Вика с Андреем вывалились в коридор, там уже царил ажиотаж. Метался взбудораженный Шура Черепанов, выскакивали мятые и взъерошенные Лукашин с Анной Денисовной. Никто не понимал, что происходит. Колотилась в дверь Ксюша – ей никто не подсказал, что открывается дверь в другую сторону. «Проживальцы» высыпали в коридор, гомонили. Гремели вниз по трухлявой лестнице. Хорошо, что никто не открыл огонь – а то воцарилась бы форменная вакханалия. В заросшем пылью пространстве корчился на полу в трех шагах от входа обливающийся кровью депутат Зарубин! Он держался за торчащий из горла огрызок доски, синел от натуги и исполнял на полу что-то вроде «нижнего брейка».

Ошеломленные люди теснились под лестницей.

– Дядюшка? – пробормотал оторопевший Борюсик.

Андрей машинально подметил, что входная дверь приоткрыта, в замочной скважине торчит ключ. Пространство отчасти освещалось. Зарубин выходил из дома, получил доской в горло и вернулся? Чушь. На пороге крови не было, а груда досок в компании черенка от лопаты и почему-то велосипедной цепи валялась справа от двери. Он первым подлетел к потерпевшему, успев окинуть взглядом помещение. Зомби не умерщвляют подобным образом. Он отшатнулся, вскочил на ноги, когда умирающий депутат вдруг схватил его за штанину, с усилием захрипел:

– Эта тварь здесь, Андрей… среди нас… – Его тускнеющие глаза забегали, он словно выискивал кого-то у Андрея за спиной. – Это она меня ударила, эта тварь… Я спал на диване… ключи вытащили из кармана… поднялся, чтобы посмотреть… Они шушукались в кустах недалеко от дома… Я видел их, они не люди, они не такие, как мы… Это заговор, Андрей, это не бред… Я хотел разобраться, а эта тварь пырнула меня доской…

Голова отказывалась соображать. Он слушал эту клиническую муть, стоя, как гимн. Но депутат Зарубин не был сумасшедшим! Он не мог сам себя ударить доской! В нем был такой запас психической прочности, что позавидовал бы любой из присутствующих! Но он не сказал ничего информативного! Кто ударил? Что за тварь? Кто эти «не люди»? Кровь ударила из горла, как из прорвавшегося стояка. Перестали метаться и застыли глаза. Еще одним нормальным человеком на свете стало меньше. Что и подтвердил дрогнувшим голоском Витек:

– Ну, ексель-моксель… был человек – и нет человека…

Вырвало Анну Денисовну. Что-то взволнованно забурчала, закурлыкала, словно голубь, блондинка. Мысли метались по клетке-черепу, их было много, все они были взаимоисключающие! Это было что-то новенькое, удар ниже пояса, откуда не ждали. Андрей пока не придумал, как к этому относиться. Нет, он должен разгадать загадку! А то такими темпами скоро никого в живых не останется! Злоба пульсировала в голове. Он шагнул к двери, замкнул ее, запер на ключ, исподлобья оглядел присутствующих. Лица людей прятались в полумгле. «Может, я сплю? – задумался Андрей. – А что, самое подходящее объяснение». Мысли не выстраивались в логическую цепь, но что-то в голове уже забрезжило. Главное, не распускать людей, все должны быть здесь, он всех должен видеть… Злость разогревала череп, пылали уши. Он не может разбираться здесь, в присутствии покойника… Он проорал, чтобы все поднялись наверх. За перилами на галерее второго этажа имелось открытое пространство перед коридором. Две пустые деревянные кадки – то, что в них произрастало, давно сгнило. Древние «дедовские» диваны, колченогое кресло родом из семидесятых. Люди слушались, никто не роптал. Спотыкаясь о ступени, потянулись наверх. Андрей украдкой оттянул затвор, спустил предохранитель. Он страшно волновался. Люди тоже не находили себе места, бессмысленно сновали между кадками. Кто-то присаживался на диван, кто-то продолжал блуждать. Назойливая мысль отобрать у них оружие сверлила череп. Но что это даст, бунт на корабле? Нужно быть внимательным, никого не упускать из вида…

– Андрюха, что это было? – проворчал, опускаясь в кресло, взъерошенный Шура. Он был смертельно бледен, рука едва не выворачивала трухлявый подлокотник.

– Господи, почему мы здесь? – взмолилась блондинка. – Надо бежать, здесь опасно, нас снова начинают убивать…

– Надюша, успокойся, – бормотала белая, как мел, Вика. – Андрей все делает правильно. На этот раз опасность исходит от кого-то из нас…

– Да что вы несете? – взвизгнул Борюсик. Он спрятался за боковиной дивана, дрожал там, как осенний лист.

– Почему от кого-то из нас? – не поняла блондинка. – Как такое может быть?

– Душа моя, ты очень редко включаешь голову, – вздохнул Витек, пряча глаза. – Андрюха прав, господина депутата прикончил один из нас. Надеюсь, он не подозревает нас с тобой? Знаешь, Андрюха, – он смутился, – в принципе моя задница за последнюю ночь успокоилась и уже ничего не ищет. Одинокий носок, как говорится, нашел себе пару, все такое…