Текст книги "Снег на экваторе"

Европейцы поселились надолго и так рьяно все переделали под себя, что от былого уклада мало что осталось. Многие города-государства пришли в упадок или исчезли вовсе, другие, вроде Малинди, продолжают считаться важными портами, но преобразились до неузнаваемости. Пожалуй, лишь Момбаса сохранила былое значение. Ее старый порт – одно из немногих мест, где, до некоторой степени, еще можно почувствовать атмосферу навсегда ушедшего древнего суахилийского быта.

За последнюю сотню лет Восточная Африка изменилась больше, чем за предыдущее тысячелетие. Порядком поколесив по ней, приходится это признать и с этим смириться. Истории, описанные в приключенческих книжках, которыми зачитывался в детстве, остались в прошлом. Большинство суахилийских городков мало отличаются от современных поселений в других бедных регионах мира. И все же осколки былого суахилийского мира сохранились, оставаясь яркими островками, на которых по-прежнему бурлит своеобразная жизнь. Ее приметы видны не только в застывшей архитектуре, но и в нравах и обычаях жителей старинных африканских городов, основанных без участия европейцев.

Однако прежде чем приступить к рассказу, в котором смешалась седая старина и день сегодняшний, хочется поведать о встрече с еще одним пережитком прошлого, которому лучше бы кануть в лету. Я имею в виду пиратов. Морские разбойники не только дожили до наших дней, но и неплохо приспособились к новым обстоятельствам. Они поставили себе на службу современную технику, средства связи, автоматическое оружие. Они процветают под носом у патрулирующих прибрежные воды флотилий НАТО, быстроходных боевых кораблей России, Индии, Ирана, Китая. С современными флибустьерами вынужден сталкиваться не только тот, кто плавает близ побережья Сомали, но и тот, кто предусмотрительно держится за сотни миль от берега.

Пришлось познакомиться с современными пиратами и мне, хотя в Сомали никогда не был. Причем знакомство произошло на суше, за полтысячи километров от морских просторов. Что поделаешь, такие они, эти новые сомалийские пираты, сумевшие создать международную бизнес-империю, хорошо смазанную деньгами и потому действующую быстро и почти безотказно. Впервые на эту разветвленную полуподпольную структуру я наткнулся в 2001 году, когда в руках у разбойников оказались наши рыбаки. С тех пор пиратская тактика стала еще более изощренной, а их возможности расширились. Но суть осталась прежней: сомалийские пираты и их пособники похищают людей и вымогают за пленников выкуп. Поэтому та давняя история актуальна и поныне.

Глава 2
Пираты Xxi века

Серая «Тойота Ленд Крузер» с высоченной антенной стояла первой в шеренге автомобилей, выстроившихся перед неприметным зданием в глубине аэропорта Уилсона – одной из трех воздушных гаваней столицы Кении. Среди других машин внедорожник выделялся не только цветом, габаритами, но и левым, «небританским» рулем. В Найроби движение левостороннее, поэтому привычное у нас расположение баранки здесь встречается крайне редко.

– Попался, голубчик, – с торжествующим злорадством подумал я.

После долгих поисков удача наконец-то повернулась ко мне лицом. Ошибка исключалась: другой такой машины в кенийской столице быть просто не могло.

Охранник указал на нужную дверь; секретаршу, представившись потенциальным деловым партнером, удалось без труда сбить с толку, и вот я в кабинете. Передо мной сидел молодой дородный сомалиец, источавший радушие в ожидании выгодного предложения. При взгляде на мою журналистскую визитную карточку улыбка исчезла с его лица, но отступать было поздно.

– Принеси папки с документами «Горизонтов», – крикнул он секретарше и, повернувшись ко мне, проворковал: «Сейчас вы узнаете все».

К тому моменту прошла неделя, как стало известно, что в южном сомалийском порту Кисмайо вооруженная группировка задержала траулеры «Горизонт-1» и «Горизонт-2» с «русскими экипажами». Новость исходила от кенийцев, для которых слова «русский» и «советский» значила одно и то же. Когда в печати встречались упоминания о соотечественниках и предпринимались попытки узнать подробности, обычно оказывалось, что речь идет о выходцах из бывших союзных республик.

Гастролировали в Найроби и «русские» танцовщицы варьете из Киргизии, и «русские» проститутки с Украины. И все попытки растолковать, что теперь это суверенные государства, а раз так, то должны отвечать за поступки своих граждан сами, были бесполезны. «Русские шлюхи выдворены из Кении», – гласили заголовки на первых полосах газет.

На сей раз информация оказалась верной. В Кисмайо в пиратский плен действительно угодили россияне. Только, чтобы удостовериться в этом, мне пришлось временно переквалифицироваться в сыщика. По прямой от Найроби до Кисмайо – всего километров 700. Казалось бы, преодолеть их несложно. Однако уже на территории Кении, по мере приближения к границе с Сомали, гарантии безопасности стремительно тают. Чем севернее, тем больше бродит по пустыням сомалийских разбойных групп шифта и банд угонщиков скота. По-русски звучит не слишком впечатляюще. Подумаешь, воруют ребята коров или коз. На самом деле это мощные формирования, состоящие из сотен бойцов, вооруженных автоматами и пулеметами. На лошадях и верблюдах они совершают длинные переходы, вырезают целые селения, сбивают посланные на их поиски полицейские вертолеты, а скот угоняют тысячами голов.

Если повезет увернуться от шифты и угонщиков, после пересечения кенийско-сомалийской границы никто ничего обещать не может уже наверняка. Юг Сомали, где Кисмайо всегда считался крупнейшим городом и главным портом, признан регионом повышенной опасности даже по меркам этой, с позволения сказать, нерядовой страны. После того как в 1991 году Сомали погрузилась в пучину конфликтов, распалась на десятки враждующих друг с другом районов и перестала существовать как государство, на большей ее части подобие порядка восстановить все же удалось. Но только не на юге. Там и в XXI веке продолжались вооруженные столкновения, а Кисмайо много раз переходил из рук в руки.

В таких обстоятельствах поиски логично было начать с кенийского порта Момбаса. То, что «русские моряки» туда наведывались, портовые службы подтвердили, но ничего конкретного сообщить не смогли. Большую осведомленность выказал представитель кенийского профсоюза рыбаков Эндрю Мвангура. Благодаря его наводке, удалось выйти на людей, знавших о случившемся не понаслышке.

Первые сведения о пленниках предоставили кенийцы, выполнявшие на задержанных траулерах неквалифицированную работу. Они поведали, что в Кисмайо «Горизонты» будто бы арестовали за долги, а их отпустили. Моряки были вынуждены добираться до Момбасы пешком и на попутных парусниках дау: сначала из Сомали до Ламу, потом до Малинди. А там до Момбасы – рукой подать.

Вторую версию изложили представители владельца «Горизонтов» – зарегистрированной в Австрии компании «Европа-Транс инкорпорейтед», где все известные мне сотрудники носили русские фамилии. Российские австрийцы рассказали, что кенийский агент траулеров и владелец рыбной фабрики в Момбасе Ишмаел Джибрил заключил контракт с людьми из Кисмайо о ловле креветок в сомалийских водах. Порвав тралы, первый «Горизонт» зашел в Кисмайо. Туда же на помощь ему поспешил «Горизонт-2». Начались проблемы.

В Сомали каждый траулер получил собственного агента. «Горизонту-1» достался некий Абдивели, который выставил счет, соответствовавший оговоренным в контракте расценкам по предоставлению судну стоянок, поставкам продовольствия и воды, обеспечению охраной. Не повезло «Горизонту-2». Его агентом стал Мохамуд Али Шире, племянник Баре Шире, чья группировка контролировала порт Кисмайо. Мохамуд заломил за тот же набор услуг в несколько раз больше. Поисками обоснований он себя не утруждал, потребовав за каждый килограмм выловленных в сомалийских водах креветок по 20 долларов. Для сравнения: фабрика в Момбасе принимала креветки по цене от трех до 11 долларов за килограмм. Это уж потом в Европе их продавали втридорога.

А что же сам Ишмаел, который втянул наших рыбаков в сомалийскую экспедицию и подобрал им сомалийских агентов? Найти его оказалось труднее всего. Раздобытый момбасский номер отвечал мелодичным женским голосом, утверждавшим, что агента дома нет и не предвидится. На фабрике также клялись, что понятия не имеют, куда подевался их хозяин. Давно не выходил он на связь и с «Европой-Транс», хотя должен был делить с компанией пополам не только прибыль, но и расходы.

И все же зацепка появилась. Один из бывших работников вспомнил, что Ишмаел ездил на сером «Ленд Крузере» с левым рулем и имел в Найроби небольшой самолет. Остальное было делом техники. В кенийской столице несколько воздушных гаваней, но местные авиалинии располагаются только в аэропорту Уилсона.

Ишмаел честно признался, что, не застань я его врасплох, разговор бы не состоялся.

– Я потерял кучу денег и не хочу больше в этом участвовать, – говорил он. – Думал, в Сомали рыбалка выгодна, раз креветок там навалом, но теперь зарекся. Сначала нужно обеспечить безопасность, и только потом там можно будет заниматься бизнесом.

Как все сомалийцы, с которыми мне приходилось общаться, Ишмаел оказался словоохотлив. За два часа беседы он не только в мельчайших деталях описал свое участие в судьбе траулеров, но и подробно рассказал свою родословную, из которой следовало, что, будучи кенийцем в третьем поколении, сомалийские корни не забывает. Ишмаел поддерживал постоянную связь с соплеменниками из клана дарод. К тому же клану принадлежали и оба агента «Горизонтов».

По версии Ишмаела, во всех бедах был виноват исключительно агент Мохамуд Али Шире. Это следовало и из контрактов, счетов, факсов, которые он мне показал. 85 000 долларов, которые просил Али Шире, можно было объяснить только жадностью и уверенностью в безнаказанности, основанной на том, что его дяде, могущественному Баре Шире, никто в Кисмайо перечить не посмеет.

Впрочем, заверил Ишмаел, если «Европа-Транс» выплатит 20 000 долларов, причитающихся сомалийцам по контрактам, траулеры отпустят с миром. Так совпало, что директор компании Вячеслав Кунгурцев в тот же день прилетел из Вены в Момбасу и передал даже чуть большую сумму Абдивели. Личную встречу назначили для того, чтобы избежать нестыковок и лично заверить сделку, хотя Кунгурцев мог спокойно отправить деньги в Кисмайо переводом. У сомалийцев, имеющих многочисленную диаспору от Нью-Йорка до Москвы, действует превосходно отлаженная система пересылки денег по всему миру. Крупнейшую подобную контору «Аль-Баракаат» американцы «прикрыли» после событий 11 сентября 2001 года, опасаясь, что ею пользуются мусульманские экстремисты. Но осталось множество других, не менее эффективных. А трудностей с денежными переводами из соседней Кении, где постоянно проживают сотни тысяч сомалийцев, не существовало никогда. Любые суммы перечислялись в тот же день.

Итак, по заверениям Ишмаела, проблема должна была решиться, но не тут-то было. Абдивели на встречу пришел, а Али Шире – нет. Не отпустил он и траулер. А когда «Горизонт-1», получив свободу, попробовал пересадить к себе одного из четверых русских членов экипажа «Горизонта-2», боевики щелкнули затворами. «Европа-Транс» согласилась оставить судно как залог в обмен на освобождение экипажа. Ответа вновь не последовало. Тем временем положение рыбаков ухудшалось. Возникли перебои с топливом, продовольствием, пресной водой.

Прошла неделя. Министерство иностранных дел России, посетовав на невозможность установить «непосредственную связь с капитаном судна», хотя частоты радиостанции траулера дипломаты прекрасно знали из моих сообщений на ленте ТАСС, опубликовал заявление, в котором посоветовал судовладельцу «более активно решать финансовые вопросы с портовыми властями Кисмайо». «Рассчитываем на то, что здравый смысл возобладает в ближайшее время», – говорилось в документе.

Посольство России в Эфиопии, которое, как и другие наши представительства, получило задание подключиться к выяснению судьбы соотечественников, пришло к более определенным выводам.

– Ни о каком аресте не идет речи, – сообщил мне посол по телефону из Аддис-Абебы. – Наши бандиты из «Европы-Транс» не платят денег – вот корень проблемы. Они, а не сомалийцы, сделали рыбаков заложниками.

По данным посла, сомалийцы «прекрасно» относились к экипажу: вдоволь кормили, поили, разрешали гулять, где вздумается. Что касается залога, то Али Шире якобы не соглашался взять траулер только потому, что не мог выручить за него требуемые 85 000 долларов.

Пленение, известия о котором достигли Кении 9 марта 2001 года, завершилось 29 апреля. С учетом того, что реально рыбаки стали заложниками еще в январе, они провели в вынужденных «гостях» полных 100 дней. Лишь накануне Первомая, в счастливое воскресное утро судно наконец-то смогло покинуть негостеприимный сомалийский причал.

Выйдя из Кисмайо, траулер направился на юг, в Момбасу, место своей приписки. Получив по телефону сообщение о том, что судно вошло в кенийские воды и движется к порту Малинди, я выехал туда вместе с представителями «Европы-Транс». Из Момбасы на север вело сносное шоссе, поэтому на разделявшие два порта 120 километров ушло чуть больше часа.

Все это время я думал о том, что мне предстоит увидеть и услышать. Без малого два месяца я ни на день не упускал из вида сомалийскую эпопею с «Горизонтом-2», подготовил десятки сообщений, поговорил с множеством причастных к конфликту людей, в том числе и с так называемым премьер-министром Сомали, оказавшимся человеком маловлиятельным, безвластным и бесполезным. После первого телефонного разговора, в ходе которого он пообещал содействие в освобождении наших рыбаков (а что он, глава правительства, мог мне сказать, не рискуя потерять лицо?), премьер стал избегать моих звонков, меняя сим-карты на телефоне. В конце концов эта игра в кошки-мышки окончательно опротивела. Я понял, что с этим человеком каши не сваришь, лучше тратить силы на полезных людей, имеющих возможность и желание помочь. Тем более что сил требовалось немало. К концу пиратской эпопеи пришлось купить новый телефонный аппарат. Старый не выдержал непрерывного использования и сломался.

Что касается членов экипажа траулера, то они за это время стали почти родными. Но знакомство было заочным. Связаться с Кисмайо по телефону из Кении было невозможно даже через оператора. Пришлось довольствоваться рассказами тех, у кого радиосвязь с экипажем была. Рассказы были разными, подчас прямо противоречившими друг другу. Особенно плохо верилось в посольскую версию о хорошем отношении Али Шире к пленным рыбакам.

Закупив по дороге фрукты, овощи, свежий хлеб, которых экипаж не видел уже несколько месяцев, мы вырулили на набережную, а точнее, прибрежную улицу Малинди. На рейде сразу же возник «Горизонт-2». Скромных габаритов судно стояло в паре сотен метров от причала. Водоизмещение – 107 тонн, емкость холодильных камер – семь тонн, подсказала память.

Мы остановились строго напротив траулера, развернули на капоте радиостанцию, присоединив ее к антенне автомобиля, предупредили экипаж о приезде. Попасть на судно труда не составило. На берегу лежали лодки, а рядом изнывали от скуки безработные рыбаки. Договориться с ними за умеренную плату о переправе было минутным делом.

И вот, наконец, траулер. Лодка прыгала на волнах, но низкий борт позволил перелезть без проблем. Индийский океан казался смирным только с берега. На судне качка не позволяла спокойно ступить ни шага. Расставив широко ноги, я проковылял по короткой палубе к рубке. Маленькая кухня-столовая, крохотные каюты – как можно прожить в них хотя бы неделю? А больше трех месяцев? И не в условиях прохладной Балтики, а в удушливо липкой сомалийской жаре?

Отбив первый натиск качки, я огляделся. Передо мной стояли бородачи, прокаленные экваториальным солнцем до темно-шоколадного цвета. Один – вполне упитанный и улыбающийся. Это, конечно, капитан Вахтанг Гурешидзе. Недаром мне говорили, что он никогда не унывает. Не сломила его и сомалийская передряга. Остальные трое были худы и серьезны. Безусловно, они радовались тому, что смогли вырваться и теперь находятся в безопасности, на свободе, что их встретили, но выглядели так, будто все чувства подавила смертельная усталость. Особенно тревожил тонкий, как тростинка, Виктор Калинин. Казалось, он на грани истощения. Немного больше оптимизма внушал вид Вячеслава Сычева и Олега Романова.

– Да что вы, не волнуйтесь, – смущенно успокоили они. – Это у нас такая конституция.

Из рассказов рыбаков разные версии стали сплетаться в одну, истинную. Вот какой она получилась. В роковой рейс «Горизонт-2» вышел из Момбасы в начале января. У южного побережья Сомали предстояло ловить креветку, которой особенно много в районе устья главной сомалийской реки Джубба. Кения с начала года запретила лов траулерами, чтобы дать возможность рыбе и креветке восстановиться, а в Сомали, погруженной в хаос, можно было ловить, сколько хочешь. Рыбакам не слишком улыбалась перспектива идти в места, где нет ни центральной власти, ни власти закона, но пришлось поверить на слово кенийскому агенту Ишмаелу Джибрилу. Он поклялся, что обо всем договорился со своими соплеменниками из клана дарод, гарантировал и безопасность, и хороший улов, расхваливал сомалийского агента Али Шире.

– Нам не повезло с погодой, – вспоминал Калинин, сидя за ритмично раскачивавшимся, прикрученным к полу обеденным столом. – В январе начались шторма, которые не прекращались до февраля. Половить по-настоящему не удалось.

Время шло, трюмы пустовали, прибыли не было. Али Шире стал проявлять нетерпение и требовать деньги.

– С конца января отношение к нам изменилось, – вступил в разговор Гурешидзе. – Охрана с четырех человек увеличилась до восьми. Али Шире заявил, что это в наших интересах, так как обстановка в Кисмайо неспокойная. На самом деле он взял нас в заложники.

– Нам не только запрещали покидать судно, но и не разрешали работать, – добавил Сычев. – Шире боялся, что мы каким-то образом сумеем сбежать.

Когда привезенные продукты подошли к концу, Али Шире заявил, что будет поставлять еду в обмен на топливо. Агент откачал остававшиеся две тонны горючего, на вырученные деньги купил продовольствие, но рыбакам достались крохи.

– В основном он тратил деньги на себя и на своих людей, – сказал Сычев. – Но больше всего нас поразило, что стоимость нашего же топлива он прибавил к долгу. Вот так долг и рос. Не по дням, а по часам.

При таком новаторском методе подсчета сумма «задолженности» быстро достигла кругленькой цифры 100 000 долларов, но, поразмыслив, Али Шире остановился на 85 000.

Ишмаел, сидя в Найроби, клялся, что все устроит через старейшин клана дарод, если заплатить 20 000, но его обещания оказались блефом. День за днем я упрямо донимал Ишмаела расспросами о том, когда и где состоится заседание старейшин, и выражал горячее желание обязательно на нем присутствовать, даже если его соберут в разгар ночи в бандитском квартале Эстлей – одном из самых неблагополучных районов кенийской столицы, сплошь населенном сомалийцами. Агент беспрестанно выдумывал самые невероятные причины для отсрочек, продолжая заверять, что собрание непременно состоится, буквально завтра.

20 000, привезенные из Вены Кунгурцевым, достались Абдивели, который и без того скандалов не учинял, заложников не брал, а отпустил «Горизонт-1» и честно просил за свои услуги около 10 000. Столько же полагалось в действительности и Али Шире.

Положение становилось все более угрожающим. Окончательно убедившись в бесполезности Ишмаела, директор «Европы-Транс» обратился за помощью к проживавшему в Момбасе итальянскому судовладельцу Алесандро Баста. Тот тоже ловил креветки в Кисмайо, но, по его словам, никогда не испытывал проблем, так как нашел в Сомали порядочного агента, который пользовался авторитетом даже в этом крае сплошного беззакония.

С помощью сомалийского агента Басты выкуп снизили до 50 000 долларов.

– Посуди сам, если бы это был настоящий долг, разве удалось бы скостить его вдвое? – задал риторический вопрос Сычев.

Денег не хватало. Как раз в этот самый момент Россия внесла миллионы долларов за освобождение под залог Павла Бородина, арестованного в Швейцарии по обвинению в отмывании денег, то есть в серьезном финансовом преступлении. В современном мире с его бурным и мутным новостным потоком события вытесняются из памяти мгновенно. Поэтому для тех, кто уже не помнит, поясню, что речь идет о бывшем государственном секретаре Союзного государства России и Белоруссии и управляющем делами президента нашей страны. Но в Сомали на кону стояла свобода не высокопоставленного чиновника, а простых рыбаков. Директор «Европы-Транс» через средства массовой информации обратился к российским властям с просьбой дать в долг 20 000 долларов, недостающих для освобождения четырех ни в чем не повинных граждан. Ответа не последовало.

Спас положение Баста, согласившийся купить «Горизонт-1». Но и получив деньги, Али Шире несколько дней тянул и не отпускал траулер. Он хотел заручиться удостоверениями того, что ни в чем не виноват. Например, факсом от российского посольства в Эфиопии, который бы подтверждал его якобы хорошее отношение к российским гражданам. Сомалийский вымогатель сумел выбить и из директора «Европы-Транс» факс, в котором говорилось, что все плохое, что ТАСС, Би-би-си и любые другие СМИ о нем давали, – ложь, пятнающая его «добрую деловую репутацию».

С дипломатов взятки гладки. Они всегда утверждали, что Али Шире обращался с россиянами как гостеприимный хозяин с дорогими гостями, и ссылались на экипаж. Но почему рыбаки сами докладывали посольству о том, что с ними обходятся корректно?

– Да потому, что в ходе сеансов радиосвязи нас контролировал переводчик-сомалиец, учившийся в Кишиневе, – объяснил Гурешидзе. – А на переговорном пункте, откуда можно было позвонить по телефону, всегда находилось несколько человек, прилично владевших русским. Когда мы общались с родными и коллегами, те по интонации и разным известным только нам намекам понимали, как обстоят дела на самом деле. Но прямо заявить об этом мы не могли.

От скоропостижно оборвавшейся советско-сомалийской дружбы остались не только сомалийцы – выпускники советских вузов, говорившие по-русски. Сам Кисмайо – удивительный памятник той эпохе. Когда Романову однажды удалось добиться разрешения на прогулку по берегу в сопровождении двух автоматчиков, он увидел, что большой, одетый в железобетон порт был советской стройкой и служил СССР военно-морской базой. Об этом напоминали три затопленных при уходе советских боевых корабля.

– Один из них – сторожевой катер, остальные – не разобрал, они почти полностью находятся под водой и сильно обезображены временем, – сказал Олег.

Во время пленения «Горизонта» Кисмайо выглядел жалко. В городишке не было электричества, почти все жители ходили по улицам с оружием.

– Автомат Калашникова стоит на рынке 150 долларов и продается открыто, – говорил Гурешидзе. – Пока везут из порта на переговорный пункт, минуешь несколько блокпостов.

По приезде в кенийскую столицу я обнаружил сообщение агентства «Франс Пресс» о «скором приезде в Момбасу представителя российского посольства для приема членов экипажа траулера, чье состояние здоровья остается неясным». Тут же вышло сообщение МИД, в котором министерство поздравляло себя и свои загранпредставительства с освобождением российских рыбаков. Подумав, что могло случиться что-то непредвиденное за время 600-километрового переезда из Малинди, я позвонил в Момбасу. Трубку взял только что прилетевший из Вены директор «Европы-Транс» Кунгурцев.

– Приезда представителя посольства не было и не ожидается, – сказал он. – Никак не помогли диппредставительства и в освобождении судна. Траулер отпущен после уплаченного мною выкупа. Разве что поначалу звонки из Эфиопии поднимали моральный дух экипажа. Но потом они, как и шумиха в прессе, стали раздражать Али Шире и сильно мешать переговорам.

Разговоры и не могли ни к чему привести. Как не раз клялись мне сами сомалийцы и те, кто имел опыт, подобный опыту экипажа «Горизонта-2», в таких обстоятельствах возможны только два способа воздействия: реальная угроза применения военной силы или выкуп. Поначалу я не хотел в это верить, но в результате пришлось признать правоту неандертальской формулы.

Впоследствии в ее справедливости пришлось убеждаться не раз. «Горизонты» были не первыми и не последними судами, угодившими в заложники к сомалийцам. Многие попадали в плен при еще более драматичных обстоятельствах. Их сомалийские пираты захватывали в море. Со временем район действий разбойников расширился на всю западную половину Индийского океана. Если поначалу опасности подвергались суда, проходившие вдоль сомалийского побережья на расстоянии до полусотни миль, то потом экипажи не могли чувствовать себя спокойно даже в тысяче миль от берега. Флибустьеры расставили по океану старые танкеры и с таких «плавучих баз» атаковали проходящие суда. Усовершенствовались и средства связи. В сущности, ничего удивительного в этом нет. В нищей стране пираты превратились в самую богатую и преуспевающую касту. А если есть деньги, найдутся и способы приобрести последние высокотехнологичные новинки.

Говорят, правда, что в последние годы деятельность сомалийских пиратов стала менее активной. Действительно, нападений становится меньше. НАТО приписывает умиротворяющую статистику себе в качестве заслуги. Но в действительности некоторые бандиты уже награбили себе солидный капитал и решили уйти на покой. В 2013 году о прекращении преступной деятельности заявил один из самых одиозных главарей пиратов Абди Хассан по прозвищу «Большой рот». В 2009 году он руководил захватом украинского судна «Фаина», на борту которого в Африку переправлялись 33 танка Т-72. За «Фаину» Абди Хассану выплатили выкуп в три миллиона долларов. Их он прибавил к миллионам, полученным годом ранее за саудовский супертанкер «Сириус-стар».

Пираты остепеняются. Награбленные деньги они вкладывают в недвижимость. Расположенную не в Сомали, разумеется, а в стране, где поспокойней и понадежней, то есть в Кении. По данным кенийских риэлторов, в 2010 году каждый пятый жилой дом, проданный в элитных районах Найроби, перешел в руки сомалийцев. Обычно покупатели приходят с рюкзаками, набитыми пачками купюр, и платят исключительно наличными, хотя суммы порой составляют миллионы долларов.

Сомалийцы продолжают свой преступный бизнес на людях. Они знают: сколько бы не писали и не предупреждали об опасной обстановке в их распавшейся, несуществующей стране, все равно отыщутся простаки, которые попадутся на лживые приманки, присыпанные толстым слоем щедрых обещаний. Жаль, что российские граждане занимают среди пострадавших не последнее место. Приведу одну из подобных историй, случившуюся в 2005 году. В ней наш соотечественник, квалифицированный врач, прошел по лезвию бритвы и остался жив лишь благодаря стечению обстоятельств и невероятной удаче.

Звали его Вадим. Когда я вошел в комнату крошечной гостиницы российского посольства в Найроби, спешно переделанной под больничную палату, передо мной предстал лежавший на кровати забинтованный молодой человек с худощавым лицом. Смоляные волосы, тонкий, чеканный профиль – во всем виделись кавказские корни. Очередной пострадавший от сомалийских бандитов был уроженцем Ессентуков. Черные глаза наполняли слезы. В руках Вадим держал небольшой, сложенный вдвое листок:

 
Что жизнь? Тревоги и волненья,
Блужданье в истинах земных.
Ее счастливые мгновенья
Короче вспышек грозовых.
Что смерть? Неведомая тайна.
Прыжок последний в небытие.
Закономерна, неслучайна.
И все ж страшимся мы ее.
Что счастье? Миг самообмана,
Поймаешь, удержать нельзя.
Как дым рассветного тумана
Что тает в ярком свете дня.
 

– Это написал Игорь Петрович Соколов, мой старший коллега, тоже хирург, тоже из Иванова, где я учился и работал, – медленно, не без усилий проговорил Вадим после обмена приветствиями и представления. – Я узнал, что Игорь Петрович поэт, только на кладбище, когда хоронил его незадолго до отъезда в Сомали. С тех пор это стихотворение всегда и везде ношу с собой.

Причина погружения моего собеседника в философскую грусть лежала на поверхности – за несколько дней до нашей встречи Вадим балансировал на грани жизни и смерти. О том, что случилось с ним в Сомали, можно было бы написать как минимум повесть. В ней расчетливость причудливо переплеталась бы с наивностью, а высокопарные клятвы – с низким обманом и коварством. Но все по порядку.

– Я задумал поработать за рубежом, – начал Вадим свой рассказ. – Врать не буду, цель стояла сугубо прагматичная. Очень нужны были деньги, чтобы решить житейские проблемы. Не открою секрета, если скажу, что в современной России врач – нищий. Я в 24 года защитил кандидатскую диссертацию, десять лет проработал в должности доцента кафедры в Ивановской медицинской академии, но достойно обеспечить себя и близких не смог. Подготовил документы, ездил в Москву, но выяснилось, что из-за министерских реформ и слияний отправкой врачей за рубеж централизованно заниматься почти перестали.

Тогда Вадим попробовал поискать способы уехать через знакомых и вскоре вышел на сомалийца Абдула Кадера – дипломированного химика, выпускника ивановского института, жившего в Дубае и будто бы имевшего там брокерскую контору, но продолжавшего регулярно наведываться в Россию.

– По телефону он рассказал мне, что в Сомали, в городе Галькайо, есть частная больница под названием «Даях», – продолжил хирург. – Ее хозяин, сомалиец Ахмед Барре, хочет, чтобы у него работали специалисты из России.

Галькайо стоит неподалеку от границы с Эфиопией, в непризнанном государстве Пунтленд. Когда Сомали распалась на десятки автономных образований, контролируемых враждующими друг с другом вооруженными формированиями, Пунтленд стал одним из крупнейших. Некоторое время он даже претендовал на звание государства, но потом тоже раскололся на несколько частей. На таких автономных территориях властвуют отряды головорезов. Они набираются из представителей одного клана, на которые делится все население страны. Каждый клан восходит к легендарному предку, не иначе как родственнику пророка Магомета, прибывшему в Сомали много веков назад из Аравии. И хотя все сомалийцы говорят на одном языке, исповедуют ислам и проживают на единой территории, прежде всего они считают себя частью клана, а уже потом – народа.