Текст книги "Вандал (сборник)"

А Башу прижучить бы надо! Чувствуется – на нем уж точно не одна эта кража! Да и вообще – несовершеннолетний гей! Человек для вербовки в агенты очень даже перспективный. Вот уж точно – не знаешь, где найдешь, где потеряешь! Искал парашютиста, а нашел… много чего нашел… для дальнейшей работы!

Стажер уже успел надеть туфли и как раз подходил к автостоянке, когда в кармане задребезжал телефон – как всегда, яростно и неумолимо.

– Алло… Что? Уже! Ну, просто здорово! Где-где? В Изиньи?! Отлично, я как раз рядом. Диктуйте адрес! Что? Не оставил… ах, только телефон… ну, давайте же, давайте, сбросьте эсэмэской… Спасибо! Большое спасибо от лица полиции и от себя лично!

Звонили с радиостанции. С той, с местной, модной, той, что крутила не только рэп, но и кое-что получше. «Нуар Дезир», например, Калогеро, «Племо», «Астонвилла»… ну и множество мелких местных групп, известных, разве что на узкой полоске берега, опять же от Изиньи до Арроманша.

А ведь нашелся-таки свидетель! И даже проявил гражданскую сознательность – позвонил, надо же. Некий господин Жак-Ив Фернье, художник… Ага – вот и sms – телефончик. Нгоно тут же и позвонил – а чего ждать-то? Тем более время было.

– Месье Фернье? Вас беспокоит инспектор Амбабве, уголовная полиция. Да-да, по поводу увиденного вами парашютиста. Мы бы могли встретиться? Да, у вас в Изиньи… Диктуйте адрес… Ах, рисуете на пленере. А где рисуете? ага, понял – набережная, Порт де Плезанс. Через пятнадцать минут буду!

Странный голос был у художника – тоненький, будто женский. Ладно, хорошо хоть ехать близко. Телефонным беседам стажер, как и любой полицейский, не очень-то доверял – всегда лучше вот так, глаза в глаза, побеседовать, коли уж есть такая возможность.

Как и договаривались, ровно через четверть часа Нгоно уже парковал авто у Порт де Плезанс, рядом с местом для пикника на воздухе, тоже обозначенным соответствующим знаком – вилка и нож.

Художник на набережной оказался один. Он стоял у мольберта с палитрой в руках и пялился на проплывавшие по каналу яхты. Худенький, небольшого роста, в красной рубашке и белых коротких брюках…

И рисовал неплохо! Прямо Эжен Буден, уж этого-то в Нормандии все знали. Как и Клода Моне.

Посмотрев на мольберт, Нгоно смущенно покашлял. Художник обернулся… Господи – мальчик! Лет двенадцати, с копной темно-русых волос и светло-серыми большими глазами.

– Привет.

– Здравствуйте.

– Ты случайно месье Фернье не знаешь? Тоже, между прочим – художник.

– Месье Фернье – мой отец, – улыбнулся мальчишка. – Но он морской инженер, а не художник. А художник – я!

– Постой-ка! А тебе не Жак-Ив зовут?

– Жак-Ив. Как Кусто. Легко запомнить.

Боже… так вот почему голос-то…

– Это не ты звонил на радио? По поводу парашютиста?

– Я! – парнишка моргнул. – А вы, значит, тот самый инспектор…

– Ну да – с которым ты пятнадцать минут назад разговаривал!

– Бонжур, – снова поздоровался Жак-Ив. – Так мы куда пойдем?

– А никуда! – стажер беззаботно махнул рукою. – Здесь и поговорим, если, конечно, ты не против.

– Нет, не против. Наоборот даже хорошо.

– Ну и отлично! Рассказывай, Жак-Ив, где и когда ты этого парашютиста видел?

– Вообще-то они парапланеристами называются. Это ж не совсем парашют… то есть, парашют, конечно, но – особый. Ой! Я, наверное, что-то не то говорю?

– Рассказывай, рассказывай – очень интересно послушать.

– Правда?! А мама говорит – я, как помело, болтаю. Просто без умолку!

– Ну – так я весь внимание, – ободряюще улыбнулся Нгоно.

– Это в Пуант-дю-Ок было, знаете, рядом с Грэндкамп-Мэзи, там еще со Второй мировой войны много всяких укреплений осталось – я их и рисовал, а еще – закат, больно уж он был красивый! Особенно – с холмов. Специально туда на велосипеде приехал, с мольбертом, с красками…

– Там же мемориал, кажется… – припомнил стажер. – И еще это – американское кладбище.

– Да, да – всех погибших при высадке союзников. Омаха-бич!

Омаха-бич… В целях конспирация так союзники места высадки и называли – Юта, Омаха, Голд, Джуно. Сорок четвертый год… война… От Нижней Нормандии места живого не осталось – одни развалины.

– Ох, извини, я, кажется, перебил.

– Ничего… Так я продолжу? Ну вот… времени было примерно часов восемь-девять вечера… солнце уже заходило – такое потрясающе-красивое, знаете, и в море так отражалось… играло, сверкало на волнах… а небо, небо было синим, высоким, и уже загорались звезды, правда еще бледные, словно бы неживые. А облака-то какие плыли! – юный художник восторженно взмахнул кистью, едва не закапав модный стажерский пиджак. – Сверху белые, словно сахарная вата, чуть ниже – бежевые, а в самом низу – золотисто-оранжевые от солнца! А временами – вы, месье, не поверите – вдруг становились измрудно-зелеными! Именно таким вот цветом и сверкали! Чудо! И словно бы такой узенький лучик… тоже зеленый! Я глаз не мог оторвать… тут он и появился, парапланерист этот!

– Цвет парашюта не разглядел?

– Точно не скажу – далековато было, но вроде красный. Нет, точно – красный. И летел он, знаете, так уверенно, прямо, красиво. Потом вдруг стал поворачивать, медленно, по дуге, я даже подумал – будто он увидал внизу что-то, что-то такое, что привлекло внимание, бывает же так, знаете, я вот в прошлом году…

– Так-так, значит – планировал уверенно? И что дальше? Куда потом полетел?

– А не знаю, – парнишка пожал плечами. – Он просто взял и исчез. Облако снова зеленым сверкнуло… Я сделал пару мазков, потом голову поднял – а его и нет уже! Улетел? Наверное, уже приземлился.

– Место, где все было, показать сможешь?

– Смогу. Я же говорю – в Пуант-дю-Ок. Да у меня рисунок есть… вот, смотрите!

Художник нагнулся к лежащей прямо на парапете папке и, достав оттуда рисунок, протянул Нгоно:

– Вот!

Что ж… написано, конечно, вовсе не в реалистичной манере, но все же вполне узнаваемо – вот и остатки башен, и бетонные укрепления, и луч этот солнечный, но почему-то зеленый, и изумрудное облако, и скала… приметная такая скала…

– Здорово! – от всей души произнес полицейский.

Глаза мальчишки блеснули:

– Вам правда понравилось?

– Правда. А могу я этот рисунок взять… ненадолго?

– Да хоть навсегда берите! – радостно воскликнул художник. – Дайте только я подпишу… Вот так – Ж-И Фернье!

– Спасибо! – искренне поблагодарил Нгоно. – И за помощь спасибо. И за рисунок. У себя в кабинете повешу… или даже дома.

Парнишка заулыбался:

– Я рад. Нет, правда! Вот, в прошлом месяце случай был. Иду я как-то…

– Ну, так я пойду, Жак-Ив! Пора… еще много работы.

– Да-да, конечно. Всего вам хорошего, удачи.

– И тебе того же!

Славный мальчуган, – думал помощник инспектора уже в машине. И приметливый какой – одно слово – художник!

В Пуант-дю-Ок – так назывался мыс и часть побережья, по большей части ныне превращенная в музей под открытым небом – Нгоно добрался уже вечером, часов в восемь – до этого заезжал к «Дюгесклену», ждал Башу. Однако хитрый румын так и не появился, и стажер на то плюнул, да покатил к мысу.

Что он хотел там найти? Парашютиста? Так, если б тот оказался жив – его бы давно подобрали. А если утонул – море вынесло бы на берег если и не сам труп, то уж парашют – точно. Заметили бы, подобрали – там всегда полно зевак, да и мемориал рядом – охрана уж наверняка есть или, по крайней мере, сторож.

Бросив машину на стоянке, Нгоно пошел в мемориал, поговорил со смотрителем – правда, безрезультатно. Было поздно и все экскурсии уже закончились, так что господин Амбабве вышел к немецким укреплениям в полном одиночестве, не считая заходящего солнца и выплывшей в небо луны, такой же одинокой, как помощник инспектора. Признаться, это местечко впечатляло! Пожухлая трава, каменистая почва, скалы.

Воронки, бетонные капониры, пушки, колючая проволока… И – далеко внизу – бушующая кромка прибоя. Да, несладко пришлось рейнджерам в сорок четвертом – и сейчас-то пробуй-ка, заберись с моря на эти скалы! А тогда – под градом снарядов и пуль? Однако если парашютист приземлился неудачно… А очень может быть! Тут и сам черт ногу сломит! Конечно, был бы жив – закричал бы, услышали. А если ранен? Потерял сознание, и…

Хорошо бы завтра обыскать все, прямо с утра, как посветлеет. Позвонить в комиссариат, попросить помощи – людей главным образом, но, хорошо б и собачек. Да, с собачками-то враз бы нашли тело, живое там оно или мертвое. Хм… парнишка сказал – исчез! В таких скалах исчезнешь, запросто!

Нгоно достал из прихваченного с собой дипломата рисунок. Ну – вот он, мыс, затянутый колючей проволокой… наверное, в целях профилактики несчастных случаев. А вот – параплан. Парит этак безмятежно как раз над мысом. Впрочем, Жак-Ив говорил – парашютист далековато до мыса кружил, скорее – над морем. И исчез внезапно. Куда? Ни с того ни с сего просто упал в воду?

Осторожно перебравшись через колючую проволоку, молодой человек подошел к самому склону… нагнулся… Да-а-а… прямо скажем, трудновато было штурмовать этот райончик!

Что-то хрустнуло сзади, и Нгоно, как опытный охотник, резко отпрыгнул влево, совершенно машинально… Чья-то темная фигура, не удержав равновесие, полетела вниз, в пропасть… Да, можно сказать и так – в пропасть. Вопль отчаянья отразился от скал и тут же затих, словно бы захлебнулся кровью.

Выхватив из кармана фонарик – маленький, размером с палец – молодой человек посветил в темноту, постепенно осознавая, что на месте упавшего должен был быть он сам! Хорошо – охотничий инстинкт не подвел, а был бы на месте Нгоно обычный полицейский… лежал бы сейчас внизу с переломанными костями.

Внизу…

Посветив вокруг, стажер отыскал тропинку, ведущую в обход скалы вниз, к морю, и быстро пошел по ней, стараясь не споткнуться – запросто можно было сломать себе шею… чего, видимо, и хотел неизвестный. Кто б это мог быть? Да кто-то из местной гопоты, тут и думать нечего! Заприметил одинокого человека, спутал с туристом, решил столкнуть да ограбить… Вот только не повезло бедолаге! Ладно, ладно… скоро уж будет видно – кто. Может быть даже – кто-то из людей Мориса. Тогда было бы здорово, если он еще жив… Если повезло – упал на песок… Ага!

Спустившись, Нгоно выскочил из-за скалы на песок… и тут же закрыл глаза рукой – впереди вдруг вспыхнуло море! Волшебное сияние поднималось из самой пучины, волны сверкали, словно бы отражая сияющее солнце, однако нет – это был их собственный свет, идущий откуда-то изнутри, облизывающий и заставляющий светиться камни и белую пену прибоя. Лизавшие узкую полоску пляжа волны казались огненными пылающими языками… будто кто-то разлил в море бензин, поднес спичку…

Стажер машинально отпрянул… и тут же рассмеялся: ну, конечно же! Флюоресценция моря! Не столь уж и редкое в здешних местах природное явление, еще Виктор Гюго наблюдал его в Изиньи… Вот и Нгоно, можно сказать, повезло! Даже – два раза: со скалы не столкнули, и вот, увидел такое чудо!

Плохо вот, некогда сейчас было спокойно стоять, любоваться… пора было делать дела. Вздохнув, молодой человек убрал ненужный фонарик и зашагал к скале, маячившей на фоне синего звездного неба острым матово-черным рогом.

Ага… куда-то сюда и упал незадачливый незнакомец… ну да – вон и следы… Следы! А ведь повезло! Упал на песок, не повредился, уковылял куда-то… И не мог, никак не мог, далеко уйти!

Идя по следам, Нгоно нырнул за скалу и снова включил фонарик, поднимаясь вверх по узенькой и опасной тропке. Шел осторожно, прислушиваясь… Чу! Где-то наверху послышался шум мотора!

Стажер прибавил шагу, выбрался на скалу… заметив удаляющиеся огни автомобиля.

Черт!!! Упустил! Бежать к автостоянке? Нет смысла – слишком уж далековато. Однако этот ночной черт большой наглец – заехать на авто прямо к мемориалу. Тут и дороги-то нет – одни пешеходные тропы. Судя по красным огонькам – именно по ним авто и едет, во-он, видно, как огибает воронки, сохраненные с сорок четвертого года.

А что же сторож? Да нет здесь никакого сторожа, слишком уж велика площадь. Ладно… Завтра, все – завтра. А сейчас… его ведь, в конце концов, ждут!

Нгоно улыбнулся и, оглянувшись, бросил последний взгляд на дикое, охваченное неземным сиянием море.

Глава 2. Гости

Пробило полдень, вернулся ли этот путник?

что он здесь ищет?

Издали кажется: он, одинокий,

ищет потерянное.

Жан-Мари Ле Сиданер. «Баллада о нерешительном возвращении».

Нижняя Нормандия. Департамент Кальвадос. Грэндкамп-Мэзи

– Ой, ой, как там здорово! – Катя – молоденькая, лет двадцати или чуть – чуть-чуть! – женщина с ярко-голубыми, как грозное грозовое море, глазами, восторженно закричав, заглянула в каюту. – Ну, что вы здесь сидите-то, мужички? Вылезайте, посмотрите – красотища какая! Море – прямо горит! Господи, да идите ж на палубу, успеете еще выпить! Ну, Саша!

Мускулистый молодой человек в полосатой матросской майке, кареглазый, похожий на одного знаменитого артиста, шатен с небольшой шкиперской бородкой и татуировкой в виде штурвала и ленты «Товарищ» на левом предплечье, ухмыльнулся и поставил стакан на стол.

– А кто тебе сказал, что мы тут пьем, солнышко? Мы это так… разминаемся. Верно, месье профессор?

Профессор, доктор Фредерик Арно, тоже улыбнулся и, пригладив растрепанную седую шевелюру а-ля Альберт Эйнштейн, встал.

– И в самом деле, господа, пошли, посмотрим! Явление того стоит. Все равно ни Луи, ни Нгоно еще нет.

– Этого Луи только за смертью и посылать, – поднимаясь, шутливо пробурчал Саша.

– Что-что? – обернувшись, не понял профессор. – За какой смертью?

– Это такая русская идиома, господин доктор, – с улыбкой пояснила женщина. – Означает – что мы уж слишком долго ждем.

– Да, да, вы правы, – кивнул господин Арно. – Ждем уже больше часа. Думаю, это не Луи… это Нгоно виноват… он же все-таки полицейский!

– Полицейский?! – молодые люди изумленно переглянулись. – Это как же так? А мы-то думали – он едва гражданство получил и работает… дай бог, каким-нибудь дворником!

– О, это длинная история, – выходя на палубу, рассмеялся профессор. – Как-нибудь он вам сам расскажет. Может быть, даже сегодня… если вы спросите. Ого! И в самом деле – красиво!

Да, море горело! Мало того – сияли, переливались, горели стоявшие в заливе суда, и проплывающие мимо лодки… с сияющих весел которых срывались в огненное море горящие капли!

– Смотрите – словно маленькие звездочки! – щелкая фотоаппаратом, восхищенно воскликнула Катя.

Она говорила по-французски, говорила очень хорошо, лучше, чем Саша, хотя и тот перед этой поездкой поднатаскался, но все же английский он по-прежнему знал куда лучше.

– Здорово, – Катерина опустила фотоаппарат, и Александр невольно залюбовался женою – стройненькая, в белой короткой маечке и голубых шортах, она выглядела сейчас так аппетитно, что… какое там, к черту, море! Ну сверкает, ну светится – да и пес с ним!

Подойдя ближе, молодой человек обнял супругу за талию, что-то зашептал… рука его скользнула под маечку, выше…

– Ой, да ну тебя… – шутливо отстранилась женщина…. Точнее – попробовала отстраниться, да ничего у нее не вышло: Александр обнял супружницу еще крепче, прижал к себе, поцеловал в ухо…

А профессор тем временем уже звонил по мобильнику… и, судя по всему, дозвонился…

– Как – нет? А что телефон? Не отвечает… Да, мог разрядиться, вполне… Ладно! Давай, возвращайся на яхту, а этому Нгоно мы потом выскажем все, что о нем думаем…

Доктор не успел убрать телефон, как засверкал, затрезвонил…

– Да? Кто? Ну, наконец-то! И где вы застряли, молодой человек, позвольте спросить? В Пуант-дю-Ок?! Ну, вы выбрали время для экскурсии… Ладно, потом расскажете. Ждем!

– Я так полагаю – Нгоно? – улыбнулся Александр.

– Он, – махнув рукой, господин Арно деловито зашагал к каюте. На ходу обернулся: – Пойду, вытащу из холодильника водку… ту, что вы привезли.

– Отлично! – негромко рассмеялся Саша. – Я и говорю – давно пора уже… Вы там занимайтесь, а мы тут постоим… Нгоно с Луи встретим.

– Угу, – кивнув, профессор скрылся в каюте, и молодой человек, крепко поцеловав супружницу в губы, сноровисто стянул с нее майку…

– Да ты что! – слабо отбивалась Катя. – Тут же люди кругом! Лодки… яхты…

– Да брось, – наклонившись, Александр принялся целовать женщине грудь. – Тут никому нету до нас никакого дела…

– Но… ведь не у самого же трапа!

– А вот тут ты, пожалуй, права, милая!

– Ой!!!

Подхватив жену на руки, Саша побежал на другой борт и, осторожно опустив Катю на ноги, стащил с нее шорты и трусики, примостил, поглаживая по бедрам….

– Ага… попалась!

А Катя и не сопротивлялась, больно надо! Наоборот, кажется, того и хотела, чтоб вот прямо здесь, вот так, на фешенебельной яхте посреди флюоресцирующего моря…

– Ах… – изгибаясь, стонала юная женщина, – Ах…

Голубые глаза ее сияли, как звезды, и такие же звезды смотрели вниз с синего вечернего неба. Только они не отражались в воде – потому что вода сверкала!

– Ну, ты и дурень! – надевая шорты, расслабленно хихикнула Катя. – Видел бы нас сейчас Мишка… точно сказал бы – чокнутые!

– О, нет, не то б сказал наш сынок! – Александр принял вычурную позу и, повернувшись к берегу, поклонился в ответ на бурные аплодисменты компании любопытствующих подростков.

Посмотрев на них, Катя взвизгнула и убежала за мачту.

– Не то бы сказал наш сын… – ничуть не стесняясь неожиданных зрителей, вальяжно продолжил Саша. – Он бы сказал: «и эти люди запрещают мне ковыряться в носу?!». Вот бы он что…

– Ну, хватит! Одевайся давай – по-моему, Нгоно уже едет… Ага! Во-он, бегут вместе с Луи!

А парни уже поднимались по трапу. Друзья-приятели – ибо и фульбе – длинный и тощий Нгоно и небольшого росточка Луи.

– Ну вот, – подойдя борту, Александр вновь обнял жену. – Наконец-то Штепсель с Тарапунькой приперлись. Ну, здорово, робяты! Как жизнь?

– Са ва, са ва! – обнимаясь, белозубо смеялись парни. – Очень рады вас видеть! Очень! Как добрались?

– Да, слава богу, неплохо. Эр Франс – сервис.

Саша улыбался – ну, надо же, наконец, встретились. Два года прошло… больше, это Мишке, сыну, уже два… сидит сейчас с двоюродной Катькиной бабусей… скучает, поди. Хотя вряд ли этот жизнерадостный малыш способен на скуку. А Нгоно повзрослел… ну, конечно – начальник! Да и Луи уже не тот восторженный мальчик…

Да-а… бывает же. Александр не удержался, хмыкнул: скажи кому, что с парнями этими, с профессором, да и – чего далеко ходить? – с собственной женой, он познакомился в Карфагене в четыреста тридцать девятом году от Рождества Христова! Да-да, именно так… В ту гнусную эпоху все четверо – впрочем, и не только они одни – попали не сами, их провалили, некая организация военных, успешно продолжающая знаменитый «Филадельфийский эксперимент», когда целый военный корабль – эсминец «Элдридж» – внезапно переместился во времени и в пространстве. А ведь тогда всего-то хотели добиться невидимости, используя мощное электромагнетическое поле… А получилось… Получилось, что после этого эксперимента и начала сжиматься Земля! Да что там, Земля – Вселенная… Сколько еще осталось до коллапса – лет пятьдесят, сорок? Саша все хотел спросить у профессора, да пока все не было подходящего для начала серьезной беседы момента: то любовались красотами побережья, то пили ароматный яблочный самогон – кальвадос, то Катька в эротичных шортиках бегала… отвлекала… и подберет же, блин, одежку! М-да-а-а…

– Ну – к столу, к столу, – любезно пригласил профессор. – Нгоно, что у вас с пиджаком? Такое впечатление – вы за кем-то гнались… пробирались через колючки…

– Да гнался, – смущенно улыбнулся Нгоно. – Хватает тут гопников-то.

– Ладно, не будем пока о делах… Так! Всем водки!

– А мне можно – пастис? – тут же запротестовал Луи. – Я вообще не переношу крепкого спиртного.

– Ну, пастис так пастис, – махнул рукой доктор. – Вон там, в бутылках – сидр. Сам уж разбавишь.

Саша наклонился, понюхал наполненный Луи бокал и скривился – в нос резко шибануло микстурой от кашля. Анис – понятно… Но как эту бурду можно пить? То ли дело – водка или там, кальвадос…

– За долгожданный приезд наших дорогих друзей!

Все дружно выпили и потянулись к закускам, в большинстве своем – легким: фрукты, овощи, орешки ну и, конечно, сыр. Во всем его многообразии, отдельными кусками на большом серебряном блюде: и блеклый, с зеленоватыми прожилками, рокфор, и мягкий овечий, и желтый, со слезой, и белый твердый, такой, что едва укусишь, и козий, козлом и пахнущий, и… В общем, как и любой француз, доктор Фредерик Арно знал толк в сыре!

А вот Александр больше налегал на фрукты… да еще взял на себя обязанность разливателя водки:

– А ну-ка, давайте еще по одной… А ну-ка!

Постепенно перешли на футбол, потом – вообще на спорт, и Нгоно заговорил о парапланах.

– Здесь у нас, недалеко, в Порт-ан-Бессен, есть клуб, – неожиданно вклинился Луи. – Приглашают всех желающих, говорят, что совершенно безопасно. Я вот думаю, может, и мне попробовать?

– Ага, – скептически усмехнулся Нгоно. – Один уже попробовал. Долетался! Четвертый день ищем. Вылетел из клуба, а унесло аж сюда – в Пуант-дю-Ок. Тут где-то и сгинул. Ой, не люблю я этих дурацких спортсменов, ой, не люблю!

Профессор расхохотался:

– А-а-а! Значит, вы там этого планериста искали?

– Ну да, ну да…

– Кстати, все хотел спросить – как служба? – Александр снова налил, так, по чуть-чуть, для поддержания разговора. – Вот уж, честно сказать, не думал…

– Да я и сам не думал, – добродушно улыбнулся стажер. – А вот предложили в полицейскую школу… после одного случая… я и не отказался. И знаете, сейчас не жалею! Хотя работы, конечно – полно! Особенно – в туристский сезон: карманные кражи, знаете ли. Да что там говорить – меня самого сегодня чуть не ограбили – спутали с одиноким туристом! Так что вы того… осторожней ходите, особенно в темноте.

– Да уж ладно, – хлопнув полицейского по плечу, ухмыльнулся Саша. – Уж я думаю – в случае чего мы отобьемся как-нибудь. Я и сам парень не слабый, а уж Катерина… карате – одно слово.

– Точнее – кекусенкай, – улыбнулась Катя. – Я даже на соревнованиях выступала… когда-то.

– А как ваш сынок? – поднял глаза профессор. – Наверное, большой уже?

– Так два года! А вот он… – Катерина достала смартфон.

– Ого! Какой симпатичный! На вас, Катя, очень похож… А глаза – папины. С нас со всех, кстати, подарок для вашего малыша!

– Спасибо, спасибо, – засмеялся Саша. – Знаете, дорогой господин Арно…

– О, нет, нет! Фредерик, только Фредерик!

– Так вот, дорогой Фредерик, у нас ведь тоже для вас подарочек есть… Сейчас… То, что вы просили.

Выйдя из-за стола, Саша прошел в отведенную для гостей спальню и, вытащив из-под койки чемодан, притащил его в кают-компанию, положил на банкетку, раскрыл… и оставил на стол два золоченых подсвечника.

– Красивые… – озадаченно пробормотал профессор. – Но зачем?

– Как это зачем? – ухмыльнувшись, молодой человек взял столовый нож и колупнул на одном из подсвечников позолоту.

Белым серебром блеснул скол.

– Вот вам ваш цирконий. Все, как заказывали!

– Господи! – доктор Арно в волнении вскочил на ноги. – Так вы все-таки привезли!!!

– Так вы же просили.

– Я просил – по возможности… но даже не думал, что так много… Как же вам удалось?

Александр скромно потупился:

– Не скрою – пришлось повозиться, но… у нас ведь есть Урал-батюшка!

– Урал!

– Ну да. Кстати, мы немного не продумали форму – в аэропорту были проблемы, подумали, что везем антиквариат. Но ничего, обошлось, слава богу.

– Боже! Боже! – доктор Арно, казалось, сейчас расцелует подаренные подсвечники. – Луи, друг мой! Мы можем теперь продолжать…

– Ага, дорогой Фредерик! – Саша шутливо погрозил пальцем. – Так вы все ж таки продолжаете свои безответственные опыты без санкции соответствующих органов? Так всю Францию без света оставите. Ладно, ладно – шучу. Ну, расскажите же, наконец, как у вас дела? Чего новенького добились? Ведь добились же? По глазам вижу!

Профессор переглянулся с Луи:

– Что ж, от вас у нас нет секретов. Да, мы проводим опыты. Да, кое-чего добились… Еще лет пять… и, очень может быть, мы найдем способ прекратить сжатие! Очень может быть!

– Даже так?! – удивилась Катя. – Но… ведь вы работаете один… вдвоем…

– Один? – доктор неожиданно расхохотался. – О, нет, нет! Есть Интернет, слава богу… Я в компании со многими… очень многими… Но все же, вы знаете, хочется быть первым! И в этом мне поможет ваш металл – цирконий. Знаете, если добавить его в обмотку… любой редкоземельный металл, но цирконий – лучше всего – в обмотку генератора… я вывел формулы… и не далее, как неделю назад обнаружил точно такие же в Интернете! Нет, господа, человечество вовсе не спит в ожидании неминуемой смерти! Научная мысль кипит.

– Можно мне спросить? – робким, совсем не похожим на полицейский, голосом, вдруг произнес Нгоно.

– Да-да, – поощрительно улыбнулся профессор. – Спрашивайте.

– Вообще-то, я уже спрашивал Луи… Но он объясняет так коряво…

– Это я-то – коряво?!

– Тише, тише, любезнейший Луи. Продолжайте. Нгоно. Что вы хотите узнать?

– Об этом… О сжатии. И о том, как получилось, что мы…

– В двух словах?

– В двух словах. И, пожалуйста, очень популярно. Я ведь не технарь, хотя и закончил коллеж в Нигере.

– Хорошо, – несколько рассеянно кивнул доктор. – В двух словах так в двух словах.

Итак, в тысяча девятьсот сорок третьем году, в США, в Филадельфии, был успешно проведен некий эксперимент, позднее так и названный – «Филадельфийский». Эксперимент по созданию невидимости большого военного корабля – эсминца «Элдридж». Однако в ходе эксперимента эсминец не только исчез из поля зрения, но и телепортировался – из Филадельфии в Норфолк и обратно! Мало того, как нам удалось выяснить – он побывал и в Карфагене, как раз в пятом веке! С этого все и началось… ход эксперимента разбудил страшные силы, о чем сразу же заявил Альберт Эйнштейн, в то самое время консультировавший ВМС США. Понимаете, тогда считали, что ради победы над нацизмом все средства хороши… Просчитались. Все и произошло согласно Единой теории поля, кстати, разрабатываемой когда-то Эйнштейном. Американцы разместили на корабле мощный электромагнит, создали магнитное поле, понимаете – уже два – электрическое и магнитное, причем силовые линии обоих полей находятся под углом друг к другу. Но ведь, согласно Единой теории поля, есть еще и пространство и время… и еще много чего! И все – взаимосвязано! Вот и получили – телепортацию и провал во времени – прорыв хронополя. И – тяготение – сжатие… Плоды чего мы сейчас и пожинаем.

– Все так просто? – удивленно протянул Нгоно.

– Ну, это только, как вы и просили – в двух словах. Кстати, уравнение, математическим путем объясняющее ход взаимодействия между всеми силами, в том числе – электромагнетизмом, силой тяготения и ядерной энергией – до сих пор не создано. Эйнштейн был гений… но и он сетовал, что недостаточно владеет математикой.

– Значит, кроме вас, профессор, этими проблемами занимаются еще многие?

– О, да!

– И даже, может быть, те, с кем мы когда-то столкнулись?

Доктор Арно удивленно моргнул:

– Они же были осуждены, разогнаны… Но почему б и нет? Хотя вряд ли у них хватит денег! Это все нищие офицеры… нет, вряд ли, вряд ли. Да и смысл? Одно дело, находиться под крышей Северо-Атлантического Альянса, и совсем другое – действовать на свой страх и риск. А почему вы это спрашиваете?

– Я полицейский, господа, – просто ответил Нгоно. – У событий всегда может быть много версий.

– Нгоно, вы что-то говорили про Пуант-дю-Ок? – встрепенулась Катя. – Знаете, мы с мужем планировали завтра посмотреть те места: мемориал, американское кладбище… Я смотрела в Интернете – весьма познавательно. А послезавтра поедем в Онфлер – музей Будена, да и сам городок – сказка. А по пути – Довиль, Трувиль – гостиница «Черные утесы»…

– Вот уж посмотрим – что там за кухня? – Александр усмехнулся: кулинария давно сделалась его хобби, иногда принося куда больше денег, чем основная профессия – каскадер.

Каскадер, хм… Что за профессия, прости господи! Ну, несолидно как-то матерому тридцатидвухлетнему мужику скакать сломя голову, на коне, стрелять, прыгать со скал, сражаться на мечах и саблях. Это в двадцать лет здорово, а уж когда после тридцати… да к тому же – семья. И супруга – не хухры-мухры, – а законная владелица трех пилорам, несмотря на всю свою молодость, управляющаяся со всем хозяйством жестко и хватко. А Саша что же, будет за сущие гроши на коньке пегом скакать да помахивать сабелькой? Вот уж дудки!

А потому, подумал-подумал – да и открыл ресторан. А еще – в ближайшем крупном поселке – столовую. Она там раньше всегда и была, да вот пришли крысиные девяностые… Открыл! Заново, можно сказать, выстроил – нанял персонал, сам все контролировал тщательно – чтоб и вкусно было, и дешево.

Народ – шофера, пилорамшики, сплавщики – повалил валом, благодарили, чуть ли не в пояс кланялись – видано ли дело, в наши-то времена дешевую рабочую столовку открыть? Для всех, не для всяких там гнусных снобов.

Катя, как родила, тоже загорелась – лично столовку проверила, перекрасить велела, старинные плакаты повесила – Брежнева и всех прочих, лозунги – «Слава великому советскому народу – строителю коммунизма» и «Пионер – всем ребятам пример». Саша поначалу хмурился – не переборщила бы женушка, – а потом махнул рукой, да и что говорить – по вечерам на «гламурный совок» полгородка съезжалось. Ну, для этих-то дешевых цен не держали – каждому свое.

А для пацанов из местных школ Александр клуб исторического фехтования организовал – все никак не мог забыть каскадерство, форму поддерживал. Вот так и жили – хорошо! К профессору вот, наконец, вырвались, он давно уж в гости звал, да Мишка маленький был.

Профессор спекся быстрей всех – ну, понятно, возраст. Поклевал носом да отправился спать, а за ним, чуть погодя – и Луи. Ну а Катя с Сашей, понятно – выспались, и теперь уходить в каюту не торопились… ну, разве что заняться неким приятным делом.

– Во сколько открывается мемориал в Пуант-дю-Ок? – пожелав ушедшим приятного сна, Катя повернулась к Нгоно.

– Точно не знаю, – пожал плечами тот. – Но когда вы проснетесь – он уж точно будет открыт. Некоторые, кстати, ходят на побережье, когда захотят.

– Клошары?

– Не только… еще и художники.

– Художники? – Катерина захлопала в ладоши. – У вас есть знакомые художники?

– Только один, – стажер скромно потупился. – И… гм… не совсем взрослый. Но вот, рисунок мне подарил… Хотите, покажу?

Нгоно вытащил из кейса плотный листок, протянул:

– Вот…

– Здорово! – сразу же заценила девушка. – Прямо как ранний Моне. Не совсем импрессионизм, но… где-то рядом. Где-то в манере барбизонская школы – Камиль Коро и прочие…

– Катька! Не ругайся, а? – Александр жалобно обхватил голову руками и застонал. – Школы какие-то… Коровы…

– Не коровы, а Коро! – Катя расхохоталась и ласково взъерошила мужу макушку. – Подожди, я еще тебя научу разбираться в живописи, не так уж это и сложно!