Текст книги "Грамота самозванца"

Записавшись на прием к настоятелю, отцу Раймонду, друзья покинули аббатство точно таким же путем, как и пришли, – через террасу, лестницу, караульную.

– Наверное, у них здесь есть и более короткий путь вниз, – шагая позади всех, задумчиво пробормотал Митрий. – Не может того быть, чтобы не было.

Вернувшись в «Единорог», приятели первым делом хорошенько перекусили – жареная рыба, мясной бульон, пшеничные лепешки и – во множестве сыр, сыр, сыр, – после чего отправились в свою комнату – спать, больно уж утомились.

– Ну, что скажете? – растянувшись на узкой кровати, осведомился Митрий. – Я пока что-то никакого просвета не вижу. Садовник вот только какой-то слегка подозрительный…

– Ты тоже заметил? – Иван присел на край столика. – Ладно, пока бог с ним, с садовником, посмотрим других. Завтра мы с Жан-Полем отправимся на встречу с аббатом, вы же… вы же пошатайтесь по городку, посидите в тавернах, пообщайтесь с рыбаками, в общем, смотрите сами. Мы сейчас как рыбаки с сетью – что туда попадет, бог знает. Однако что-нибудь ведь попадет! Должно!

Друзья и сами не заметили, как уснули. Собственно, Жан-Поль давно уже храпел, пропустив всю беседу… которая все равно велась по-русски.

Глава 13
Забавы привратника

Злопамятна в делах и чувственна на ложе,

Охотница до тайн и сплетен погрязней,

В церквах поет она на хорах, и важней

Нет в мире для нее забот, чем вера Божья.

Робер де Монтескиу-Фезанзак. «Служанка-госпожа»

Июль 1604 г. Мон-Сен-Мишель

Иван и сам незаметно задремал вместе со всеми и вздрогнул лишь от легкого прикосновения чьей-то руки.

– Кто здесь? – Резко открыв глаза, он потянулся к висевшей на стене шпаге… и тут же тихонько рассмеялся. – А, это вы, мадемуазель Катерина!

Девушка зарделась:

– Прошу прощения, я вовсе не собиралась вас разбудить, хотела лишь отогнать муху, клянусь святой Катериной, моей покровительницей.

– Ну, не стоит предавать такое значение этому пустяку, мадемуазель, – широко улыбнулся Иван. – Право же, не стоит. К тому же я как раз намеревался вечером спуститься вниз – обещал ведь рассказать вам про дальние страны! А вы, небось, думали – забыл?

– Ой, что вы, что вы, милостивый государь, ничего я подобного и не думала. А рассказы ваши и впрямь послушаю с удовольствием. Дядюшка Шарль говорит – я от рождения такая любопытная!

– Так и я любопытен! – оглядываясь на спящих, шепнул юноша. – Давайте уж баш на баш, мадемуазель, – я вам расскажу про дальние страны, а вы мне – про все местные дела. Страсть как любопытно будет послушать. Лады?

– Лады! – усмехнулась девчонка. – Можно прямо сейчас и начать, пока посетителей мало… Тсс! Не здесь. Не будем мешать вашим друзьям, сударь. Лучше пойдемте… тут, рядом.

– С большим удовольствием, мадемуазель! – приложив руку к сердцу, галантно поклонился Иван.

Они спустились по лестнице вниз и, миновав общую залу, прошли черным ходом на задний двор – очень небольшой такой дворик, притулившийся к крепостной стене. Тем не менее в нем имелись уютная скамеечка, клумба с цветами и даже кусты сирени.

– Чудесное местечко! – Юноша всей грудью вдохнул аромат цветов. – Поистине маленький рай.

– Вам понравилось? Я очень рада.

Улыбнувшись, Катерина поправила на голове крахмальный чепец и, между прочим, пояснила, что это она самолично разбивала клумбы и садила цветы, только вот скамейку дядюшка Шарль сделал.

– Чудесно, чудесно, мадемуазель Катерина, – поклонился Иван. – Да и наряд ваш так соответствует всему этому – иве, сирени, цветам.

– Я сама шила… – скромно призналась девушка и, стрельнув взглядом, попыталась уловить произведенное впечатление.

И в самом деле, впечатление она, конечно же, производила, если не сказать большего: длинная бордовая юбка с желтым шелковым поясом, кожаные башмаки с блестящими пряжками, ослепительно белая кружевная сорочка, выгодно оттенявшая смуглый оттенок кожи. Поверх сорочки была накинута короткая суконная курточка без воротника – синяя, с затейливой вышивкой, застегивающаяся на три овальные пуговицы. Верхняя пуговица была нарочно расстегнута, открывая шею и низкий вырез сорочки, где в аппетитной ложбинке поблескивал серебряный крестик.

– Что вы так смотрите, сударь? – неожиданно шепотом осведомилась Катерина. – Пойдемте-ка лучше присядем.

Иван еще сильней покраснел и, кивнув, присел на самый краешек скамейки.

– Ну? – Девушка придвинулась к нему ближе. – Рассказывайте же!

– А вы хорошо понимаете меня, мадемуазель? Ведь я южанин, и моя речь оставляет желать лучшего.

– О, вы хорошо говорите, месье! Правда, иногда путаете слова, но все равно понятно.

– Рассказать вам про Париж?

– О, да, да! Про Париж! Знаете, я никогда там не была, никогда… А ведь так хочется.

Взгляд девушки затуманился, на чуть припухлых губах появилась мечтательная улыбка.

– О, Париж, Париж… – с неожиданной грустью протянул Иван. – Нотр-Дам, Сен-Шапель, Сорбонна… А есть еще аббатство Сен-Жермен – там так красиво! А Сена? Мне всегда казалось, что ее волны имеют разный цвет, в зависимости от места: у Нотр-Дама, вообще у острова – голубые, у Бастилии – фиолетовые, напротив Сен-Жермена – бархатно-синие. Ну, знаете, есть такая ткань…

– Вот, кстати, о тканях… – Катерина шмыгнула носом. – Расскажите мне о модных лавках, о том, что носят, как одеваются.

– Конечно, конечно…

Битый час, пока совсем не стемнело, Иван рассказывал Катерине о нарядах парижских модниц. Девушка слушала внимательно, частенько переспрашивая, как именно выглядит то или иное платье и из какой ткани шьется. Видать, хотела соорудить что-нибудь подобное и здесь, для себя, представляя, какой фурор произведет в здешних уединенных местах скроенное по последней парижской моде платье.

– Знаете что, месье Жан? – вдруг встрепенулась Катерина. – А давайте-ка поднимемся ко мне в каморку. Я живу высоко, в мансарде, – там у меня имеются кое-какие ткани, хотелось бы прикинуть с вашей помощью – как их скроить? Поможете?

– Почту за честь, мадемуазель!

В таверне на первом этаже уже собирался народ, правда, не в таком множестве, как бывает осенью, после сбора урожая. Судя по умиротворенному виду трактирщика, тот вполне управлялся с посетителями и сам, без помощи племянницы.

Та, подбежав, обняла его за плечи, что-то шепнула. Дядюшка Шарль ухмыльнулся и с чувством отвесил шлепка по заднему месту девушки. Иван даже застыл от зависти – он был бы весьма не прочь очутиться сейчас на месте трактирщика.

Обернувшись к Ивану, Катерина предостерегающе скосила глаза на дядюшку и приложила палец к губам – не спеши, мол. Молодой человек улыбнулся и весело подмигнул в ответ – понял. Остановился у входа, делая вид, что раздумывает, куда бы пойти.

– Э, месье Жан! – тут же окликнул его трактирщик. – Будете ужинать?

– Гм… Думаю, чуть попозже.

Взобравшаяся на лестницу Катерина призывно кивнула.

– Да-да, чуть попозже, – озаботился Иван. – Побегу-ка, разбужу друзей.

– Вам подать в комнату?

– Спасибо, месье, мы спустимся сами.

Кивнув дядюшке Шарлю, молодой человек со всех ног бросился по лестнице за мадемуазель Катериной. Первый этаж, второй, третий… Вот и чердак, вернее – мансарда. Небольшая, уютная, чистенькая, с узкой кроватью, сундуком и резным шкафчиком.

– Отвернитесь, месье. – Девушка зажгла свечи. – Я наброшу ткань на себя, а уж потом посмотрим, прикинем… Заодно – прикройте-ка дверь на щеколду… Вот так…

Иван послушно отвернулся к стене, впившись взглядом в соблазнительно изгибавшиеся тени. Угадывал… да что там угадывал – видел: вот красавица сняла куртку… вот – юбку… вот сбросила на пол сорочку… Нагнулась к сундуку… Боже!

– Можете повернуться, месье.

Юноша молча выполнил просьбу… и восхищенно вздохнул, увидев перед собой Катерину, задрапированную в отрезы разноцветных тканей. Зеленая шелковая ткань, низко опоясывая бедра, оставляла обнаженным соблазнительный плоский живот с темной ямочкой пупка, грудь же была прикрыта падающим с левого плеча полупрозрачным палевым покрывалом, правое же плечо и руку девушки вообще ничего не прикрывало, кроме водопада вьющихся темных волос, да на запястье тускло серебрился браслет.

– Ну, как? – Катерина приняла грациозную позу.

– Нимфа! – шепотом отозвался Иван. – Греческая нимфа, про которых еще писал Гомер.

– Не знаю такого… Так красиво?

– Очень!

– А так?

Загадочно улыбаясь, девушка сделала изящный пируэт и одним движением сбросила на пол покрывало, явив восхищенному взгляду Ивана налитую соком грудь с темными торчащими сосками.

– О, богиня! – простонал Иван и, рванувшись, заключил девчонку в объятия, страстно целуя ее в шею и грудь. Полетели на кровать перевязь, камзол, сорочка… С бедер красавицы мягко соскользнул шелк…

– О, месье Жан! – задыхаясь от поцелуев, томно выдохнула Катерина. – Целуйте же меня, целуйте… Так… Так… Так…

Они угомонились нескоро, со всем пылом отдавшись вспыхнувшему жару плотской любви, и не обращали никакого внимания ни на скрипучую кровать, ни на духоту, ни на свалившуюся на пол свечку.

Яркое пламя вмиг объяло портьеру…

– Однако горим! – Схватив камзол, Иван быстрыми ударами принялся сбивать пламя, и это ему в конце концов удалось.

– О, мой отважный рыцарь! – Катерина обняла его сзади за плечи, крепко поцеловав в шею. – Твой камзол! – с тревогой произнесла она. – Боюсь, он теперь испорчен.

– Да и черт с ним, – улыбнулся молодой человек. – Надеюсь, ты подскажешь мне, где пошить новый? Кстати, ты ведь до сих пор так и не рассказала мне ни о городке, ни об аббатстве.

– Ты и в самом деле желаешь послушать?

– Просто локти себе кусаю от нетерпения! – вполне искренне признался Иван.

– Что ж.– Девчонка пожала плечами. – Слушай… Только не сейчас, чуть позже… Сейчас же… иди сюда… Обними меня… Погладь мне грудь… живот… ниже…

И только потом, после очередного прилива страсти, Катерина наконец принялась рассказывать. Оказавшись девушкой довольно остроумной, она так преподносила все городские сплетни, что Иван громко хохотал почти после каждой ее реплики.

– У нас ведь здесь городок маленький, не Париж. – Катерина вытянулась на кровати. – Человек сто всего и живет, ну и в аббатстве монахов – десятка три, включая послушников.

– Всего-то? – удивился Иван.

– А ты, видать, думал – у нас тут вавилонское столпотворение? Все про всех все знают, а если чего и не знают точно, так представят, домыслят, придумают, чего и не было. Вот, к примеру, мы с тобой случайно подожгли портьеру – бывает, – а скажут, будто на постоялом дворе дядюшки Шарля случился пожар, да такой страшный, что сгорело пять постояльцев, и останки несчастных были с прискорбием преданы морю, потому как в земле-то уже хоронить было нечего. А еще скажут… Впрочем, это – пусть… Пусть завидуют. Теперь об аббатстве. Как ты, верно, уже слыхал, в незапамятные времена оно заложено епископом Обером, а точнее сказать, самим архангелом Михаилом…

– Вот даже как!

– Да, так. Короче, этот Михаил-архангел все являлся Оберу да твердил – построй да построй аббатство на горе, построй да построй. Обер наказы слушал, да ни черта не делал, ленив, видать, был изрядно. В конце концов архангелу надоело уговаривать, и он ка-ак треснет епископа кулаком по башке – тот и с копыт долой! Испугался – чем, говорит, прогневил тебя, святой Михаил? А тот ему – чем, чем? Будто не знаешь? Аббатство когда построишь, пес худой?! Сколько раз уже обещал? Ну, Обер, конечно, испугался – святой Михаил вообще архангел воинственный, а тут еще и рассердился! Стал канючить: дескать, денег нет ни на песок, ни на камень, ни на рабочих, ни – уж тем более – на архитектора, ведь гора же, скалы – абы как не построишь, рассыплется все как карточный домик.

– Не было тогда карт, – вскользь заметил Иван. – Они гораздо позжей появились.

– Чего-чего?

– Да так… Рассказывай дальше, Катюша, больно уж интересно у тебя выходит – заслушаешься!

– Да ну уж! – Девушка хмыкнула, но видно было, что похвала ей приятна. – Ну, что сказать? Выстроил-таки Обер аббатство, а куда ему было деться, коли сам архангел Михаил приказал? Монахи появились, затем церкви выстроили, домишки – это уж те, кто к аббатству прилип: всякие там торговцы да трактирщики, как дядюшка Шарль. С тех пор и пошел Мон-Сен-Мишель – аббатство и город. Самый знаменитый аббат был Робер де Ториньи, про то все знают. Много чего построил и про себя не забыл – апартаменты выстроил: стены – во! В три локтя – я как-то видала.

– И кто же это тебя пускал?

– Да так. – Катерина неожиданно покраснела. – Один человек… Ну, это к делу не относится.

Ивану, конечно, очень не хотелось смущать рассказчицу, однако этот ее знакомец, «один человек» – может быть, даже сам аббат, прости, Господи, за греховную мысль, – явно имел доступ ко многим тайнам аббатства, коли уж показывал какой-то там девчонке-трактирщице комнату настоятеля.

– Ой! – Хитро прищурившись, юноша полез с поцелуями. – Ох, и красива же ты, Катерина! Еще и умна – а такое сочетание уж очень большая редкость, можешь мне поверить…

– Ой, отстань… Отстань, щекотно…

Иван улыбнулся: ага, говорит – отстань, а тем не менее шею обхватила крепко – не вырвешься! Ну и не стоит вырываться… Зачем? Когда тут… Обняв девчонку за талию, Иван крепко прижал ее к себе и перевернул на спину…

– Ой, какой ты… – придя в себя, тихо промолвила девушка. – Приставучий!

– Так что там у нас с жилищем монаха? – живо поинтересовался молодой человек. – Говоришь, сама лично его апартаменты видала?

– Да видала… – Катерина вдруг усмехнулась. – Ой, ну и хитер же ты, Жан! Просто – сама хитрость! – Показав язык, передразнила: – «Апартаменты», «апартаменты»… Просто скажи, хочется спросить, с кем я еще дружила. А я ведь отвечу! Нам с тобой воды вместе не пить… жаль, конечно, но что поделать? Я ведь не дура, понимаю, что ты здесь ни за что не останешься, ни за что… И не только ты! О святой Михаил, как уже надоело прозябать в этой дыре! Скучища – страшная, собеседника приличного – и то днем с огнем не найдешь. Хотя, конечно, встречаются иногда вполне занятные типы. Вот как ты, например… Что и говорить – грешница я, прости уж, Пресвятая Дева.

– Так ты, значит, с аббатом?! – присвистнул Иван. И тут же получил шлепок по лбу.

– Ага, с аббатом, как же… Конечно, мне, может, и хотелось бы… так, из чистого интереса… Постояльцы про них иногда такое рассказывают… аж завидки берут. Но дружок-то мой бывший не аббат, нет… Бери уж ниже – привратник. Но мужчина хоть куда – видный! Кулачищи как у архангела Михаила и подраться страсть любит. Ты чего смеешься? Не веришь?

– Да нет, верю… – Юноша подавил смех. – У меня вот точно такой же дружок имеется – хлебом не корми, дай кулаками помахать.

– Зря смеешься, – покачала головой Катерина. – Говорю же, Юбер-привратник – мужчина серьезный. Врагов за десять лье носом чует, словно сторожевой пес!

– Вот бы с ним пообщаться!

– И не мечтай – с чужаком Юбер уж ни за что говорить не будет. Жаль, конечно, что у нас так все с ним…

– А что так? – осторожно поинтересовался Иван.

– Да я ж говорю – городок у нас больно маленький: и чиха не утаишь. А я мужчин уж больно люблю грешным делом. Ненавижу, когда долго одна. И, если уж покажется кто симпатичным – вот как ты, например, – ничего не могу с собою поделать… Что замолк? Осуждаешь?

– Наоборот – приветствую! Думаю, и у твоего бывшего дружка проблем немало, коли он так подраться любит.

– Ой, тоже мне, проблема – подраться! – Катерина громко расхохоталась. – В корчме Хромого Мориса постоянно какие-нибудь драки случаются. Юбер там завсегдатай.

– И как он выглядит, твой Юбер? Небось, угрюмый такой громила?

– А вот и нет! Юбер – очень красивый мужчина. Высок, строен, силен… И с черными таким усами…

– А лет, лет-то ему сколько?

– Гм… ну, лет тридцать, наверное. А что это ты про него выспрашиваешь? – Девушка подозрительно прищурилась.

Иван улыбнулся, как мог, широко и тут же пояснил:

– Не выспрашиваю – удивляюсь! Такое святое место – аббатство Мон-Сен-Мишель – и вдруг драки?

– Э, ты не путай, Жан! Аббатство аббатством – а город городом. А Юбер, привратник, он ведь даже не послушник еще – мирянин. Но собирается… Ой, Господи, какой же он дуралей!

Катерина опустила голову и вдруг зарыдала.

– Ну, ну, не плачь, – гладя по спине, утешал ее Иван. – Уймись, говорю! Разве ж можно так плакать?

А сам ведь подумал, что вовсе не зря плакала сейчас Катерина и что все рассказы ее о многих мужчинах – так, показная дребедень, как и вот эти отношения с ним, с Иваном. Прихоть, внезапно нахлынувшая страсть – и никакое не чувство. Чувство эта девушка испытывала лишь к одному человеку – Юберу! Интересно, что там меж ними произошло, почему расстались? Впрочем, можно себе представить…

А в дверь, между прочим, давно уже стучали, и рассерженный голос дядюшки Шарля требовал от племянницы скорее спуститься вниз, в таверну.

– Да не плачь ты, Катюша. Собирайся – пора.

Успокоив наконец девушку, Иван помог ей одеться и даже вытер слезы батистовым носовым платком.

Девчонка чмокнула его на прощание в щеку и поблагодарила:

– Спасибо.

– И тебе также! – эхом отозвался Иван.

Войдя в свои апартаменты, он услыхал лишь мерный храп.

– Эй, парни! – негромко промолвил юноша. – А ужинать что, не будем?

– Как это не будем? – тут же проснулся Прохор. – А ну-ка, пошли! Эй…

Быстрыми движениями он тут же растолкал Жан-Поля и Митрия. Те проснулись нехотя, но собрались быстро – натянули башмаки, камзолы – видать, проголодались.

– Вот что, Прохор, – позвал Иван, спускаясь по лестнице. – Завтра пойдешь в корчму Хромого Мориса, где такая – спросишь.

– И чего я там забыл? – придержал шаг парень.

– Будешь искать встречи с неким Юбером, привратником. Лет тридцати, высокий, сильный, красивый, с длинными такими усами. Особая примета – любит подраться.

– Подраться? – оживился Прохор. – Ну, тогда мы с ним сладим.

– Да, – вдруг озаботился Иван. – Ты ж язык не очень хорошо знаешь… Вот что, возьмешь с собой Митьку – вдвоем и пойдете. Вечером подробно вам обскажу – что к чему… Мы же с Жан-Полем отправимся на аудиенцию к аббату. Может, и там с чем повезет?

– Дай-то Бог! – Молотобоец улыбнулся и потер кулаки. – Помоги, Пресвятая Богородица Тихвинская.

Настоятель монастыря отец Раймонд принял посетителей неожиданно быстро. Впрочем, их у него оказалось совсем немного, этих самых посетителей. Очень и очень немного. Честно сказать, окромя Ивана с Жан-Полем, и вообще никого не было. Под сводчатым потолком гостевой залы гулко отдавалось эхо. Длинный стол перед отцом настоятелем был застелен темно-зеленым сукном, позади, на стене, висело распятие, а чуть в стороне от него – большая подзорная труба. Иван не удержался, хмыкнул – ну надо же, сочетание!

– Мы – парижские студенты, – без обиняков начал нормандец. – И хотели бы, если это возможно, познакомиться с открытыми архивами аббатства в целях подготовки к ученому диспуту.

– Ах, к диспуту?! – воскликнул отец Раймонд – здесь он почему-то показался Ивану куда как доброжелательнее, нежели во время вчерашней мессы. – Что ж, не вижу смысла препятствовать. А знаете ли вы, молодые люди, как я сам люблю участвовать в диспутах! Боэций, блаженный Августин, Фома Аквинский – это же не имена – эпохи! Да-да, самые настоящие эпохи в виденье Божественного устройства мира! Увы, в последнее время я поглощен чисто мирскими проблемами… финансы, знаете ли. Требуется кое-что построить, кое-что подправить, чтобы не развалилось… да вы и сами видели… Эх…

– Что ж, – улыбнулся Иван. – Находите утешение в «Утешении философией», святой отец. Или в сравнениях «Града земного» и «Града Божьего».

– О, дети мои! Если б вы знали, как приятно беседовать с образованными людьми. Боже! Ведь некоторые невежды – их, увы, хватает и здесь, в аббатстве, – обвиняют наши университеты в распространении ересей и пороков. Вижу, что это не так. С каким бы удовольствием я побеседовал с вами и о двух градах, и о царстве Божием, и еще о чем-нибудь из блаженного Августина. Но, видит Бог, мешают дела. – Аббат с искренним огорчением развел руками.

– Так как насчет архива? – напомнил Жан-Поль.

– Насчет архива? Ммм… Ах, ну да, вы же хотите готовиться… А на какую тему диспут?

– На тему паломничества, – быстро ответил Иван. – Хотим посмотреть, сколько паломников посетило в последнее время обитель, из каких мест.

– Ну, мы далеко не всех регистрируем, – засмеялся отец Раймонд. – Только самых знатных… или вот – как вы – самых ученых. Я скажу брату Николя, нашему архивариусу, он вас проводит… А сейчас не соблаговолите ли немного подождать… Ой, чуть было не сказал – во внутреннем дворике. Знаете, наш садовник так не любит пускать туда чужих! Прихоть… Но все же он, несмотря на молодость, – мастер своего дела, и великолепные сады аббатства – его заслуга. Даже во дворике – земля да чахлая травка – умудрился посадить пару розовых кустов, и цветут там не иначе, как Божественным чудом. Это на такой-то высоте!

– Мы подождем на террасе, напротив церкви.

– А, на Со-Готье? Хорошо, я велю брату архивариусу прийти за вами туда.

Друзья встали и низко поклонились настоятелю:

– Благословите, святой отец!

Аббат с улыбкой перекрестил посетителей и, дождавшись, когда за ними захлопнется тяжелая дверь, негромко позвал послушника:

– Пусть брат Николя зайдет ко мне.

Послушник исчез бесшумно, словно бесплотная тень. И так же бесшумно явился на зов архивариус.

– Вот что, брат Николя… – Благостная улыбка давно сошла с тонких губ настоятеля. – У нас появились гости. Интересуются архивом, а именно – паломниками… Кто когда приехал, откуда…

– Вот как? – Монах усмехнулся. – Вы полагаете, они…

– Да, они, иезуиты! Иезуиты, вне всяких сомнений. О, я сразу их опознал – уж слишком блещут познаниями: рассуждают о граде земном, о граде Божьем… ну, помните, наверное, у Августина? Учились в университетах. А кто открывает лучшие университеты? Ясно кто – отцы-иезуиты. Нет, я против них ничего не имею, но… Не слишком ли настойчиво они вмешиваются в дела нашей обители?

Архивариус кивнул. Длинный, сутулый, худой, с изможденным, истинно монашеским лицом, брат Николя, как никто другой, хорошо понимал аббата.

– Вы думаете, отец Раймонд, они посланы разыскать своего… пропавшего…

– Думаю, да. И не столько паломники их интересуют, сколько финансовые отчеты. Вы, брат Николя, спрячьте их куда подальше!

– Уже спрятал, отец Раймонд. А насчет этих «студентов»… – Отец Николя поднял глаза к небу. – Может, их лучше того…

– О, нет, нет, брат! Не так радикально. Ссориться с иезуитами нам не с руки, хотя, скажу без ложной скромности, мы, бенедиктинцы общины Святого Мавра, уже и так добились многого. А ведь еще лет десять назад иезуиты считали себя здесь главными!

– Слава Иисусу, те времена давно прошли.

– Слава, во веки веков, аминь!

– Аминь.

Монахи немного посидели, молитвенно сложив руки. Первым подал голос отец Николя:

– Может, нам стоит усилить охрану нашего пленника?

– Не думаю, зачем привлекать внимание? Вот вы, к примеру, уверены во всех наших братьях? Кто из них тайный иезуит?

– Любой может быть, – пожал плечами архивариус. – Их сложно вычислить.

– Вот и я о том же, брат Николя, вот и я о том же. – Аббат деловито потер руки. – И все же одного нам уже удалось обезвредить!

Архивариус вдруг передернул плечами:

– На время, святой отец, всего лишь на время. Как вы думаете от него избавиться?

– А никак! Пусть пока посидит, быть может, мы выйдем на его сообщников?

– Так уже вышли, сами говорите – «студенты».

– Это пришлые. – Аббат с досадою покачал головой. – А нужно искать своих. И очень осторожно искать – нам совсем ни к чему ссориться с руководством их ордена и с самим Папой.

– И все же, я бы хотел заранее проработать вопрос о пленнике…

– О, не волнуйтесь так, брат Николя! – Настоятель неожиданно расхохотался. – Может быть, мы даже устроим ему фиктивный побег – пусть катится! А начнет жаловаться, скажем – ошиблись!

– Как ошиблись?

– А так… Приняли за гугенота!

– За гугенота? – Брат Николя удивленно вздернул брови. – Католика-иезуита – за гугенота?

– А что такого? Не ошибается лишь один Господь Бог, верно?

Архивариус только покачал головой.

– Ну, полноте, – усмехнулся отец Раймонд. – Не такой уж я и авантюрист, как вы сейчас думаете. Пленник обязательно должен подать весточку кому-то из наших… вернее – из своих. А этого «своего» – или своих – обязательно нужно вычислить, иначе нам, скорее всего, придется отвечать на нелицеприятные вопросы, типа того, почему мы заказали камень для строительных нужд в Кане, а не привезли с соседнего островка? Да, наш добрый король Генрих, хвала Святой Деве, не жалует иезуитов… но кто помешает ему поверить их гнусным доносам? И что я буду отвечать? Что мадам… э-э… одна добрая женщина продает нам камень гораздо дешевле, чем это записано в отчетах? И что половина материала оседает в других местах? Да, мы с вами занимаемся финансовыми махинациями, брат Николя. Но ведь не для себя же, а для вящей славы аббатства! И не надо, чтобы в наши внутренние дела нагло лезли иезуиты. Совсем это нам ни к чему.

– Ясно, ни к чему, святой отец, – согласно кивнул архивариус. – А что со студентами делать?

– Дайте им какие-нибудь безопасные бумаги – пусть роются. Может, мне показалось, может, это и не иезуиты вовсе.

– Да, может случиться и так.

– Но. – Отец Раймонд наставительно поднял указательный палец. – Лучше уж перекипятить воду, чем не докипятить. В общем, присмотрите за ними, брат Николя. Поговорите, вдруг да они чем-нибудь себя выдадут?

– Исполню, святой отец! – Встав, монах поклонился и быстро покинул келью.

Отец Раймонд с усмешкой посмотрел ему вслед. Верен, трудолюбив, усерден. Но – дура-а-ак! Наивный, уповающий на Бога дурак! В век рационализма и научных открытий нельзя быть таким наивным идиотом. Впрочем, то, что он верен, – уже хорошо. Хоть есть на кого положиться!

Настоятель неспешно прошелся по келье, вертя в руках изящные жемчужные четки, подарок некой особы… Отец Раймонд улыбнулся и томно закатил глаза. Спору нет, он, конечно, многое делал для восстановления былой славы аббатства… но и себя, надо сказать, тоже не забывал. А, собственно, почему должен был забывать? Ох уж эти проклятые иезуиты!

С террасы открывался потрясающий вид на залив. Ярко-синее, залитое солнцем небо, черные точки островов, бирюзовые волны, выглядевшие с высоты словно исполинская вогнутая линза. Белые и палевые облака у самого горизонта сливались с парусами рыбачьих баркасов.

– Любуетесь? – подошел сзади длинный и сутулый монах. Представился: – Я – брат Николя, архивариус. Отец настоятель просил меня показать вам архив.

– О, да, да, – закивал Иван. – Это очень любезно со стороны господина аббата и с вашей, брат Николя.

Они прошли в архив через внутренний дворик с двумя розовыми кустами, нельзя сказать, что здесь чувствовалась высота, скорее наоборот – закрытый с четырех сторон изящной галереей, дворик направлял взгляды вверх, в небо, заставляя отрешиться от земной суеты и поразмышлять о вечном.

Помещение архива располагалось в узенькой пристройке, примыкавшей к рыцарскому залу, откуда, чуть вверх, вела извилистая каменная лестница, настолько крутая, что Жан-Поль даже пошутил вполголоса насчет того, что после бутылки хорошего вина здесь лучше не ходить.

– Да уж. – Согласно кивнув, Иван вслед за архивариусом вошел в невысокую дверь.

Пока друзья сидели в архиве – надо сказать, безо всякого для себя толку, – Прохор с Митрием зашли в корчму Хромого Мориса, выстроенную между одним из бастионов и приходской церковью. Денек выдался солнечный, славный, и в городке было полно людей – пользуясь случаем, жители окрестных городков спешили посетить аббатство.

Отыскав корчму, приятели заняли угловой столик, откуда прекрасно просматривалась вся зала, и, заказав кувшинчик вина, принялись ждать. Пока никого похожего на описанного Иваном привратника – высокий, красивый, черноусый – не наблюдалось. За соседним столиком пили сидр двое селян в праздничных нарядных одеждах – короткие, чуть ниже колен, штаны черного бархата, такие же камзолы, белые чулки, шляпы. У самого входа какой-то малолетний оборванец лениво переругивался с хозяином – Хромым Морисом, унылого вида мужичком с вислым носом и длинными седыми усами.

– Да верну я тебе твои три денье, дядюшка Морис, – божился гаврош. – Сегодня же и верну – вот как только выиграю…

– А если опять проиграешь? – сквозь зубы буркнул корчмарь. – Тогда переколешь мне все дрова.

Подобному предложению оборванец, казалось, только обрадовался – заулыбался во весь щербатый рот, почесал грязную шею:

– Согласен, дядюшка Морис. Только я сегодня не проиграю – поставлю на Юбера-привратника и обязательно выиграю.

– Если тот победит. – Хромой Морис меланхолично потеребил усы.

– Победит, обязательно победит! – громко воскликнул гаврош. – Так что придется тебе самому колоть свои дрова, дядюшка!

Трактирщик усмехнулся в усы:

– Уж не беспокойся, найду, кто поколет.

Он окинул зал быстрым взглядом и тихо предупредил:

– А ты прикрой рот, Жано, больно уж у тебя голосок громкий. Смотри, как бы язык не отрезали!

– А я что? Я ничего! – Оборванец испуганно заморгал глазами. – Чего я такого сказал-то?

– Не болтай, говорю, почем зря, – снова предупредил Хромой Морис. – Особенно о привратнике Юбере.

– Ха! Да про него уж наверняка все знают. Еще бы – такой боец! – Жано восхищенно присвистнул.

– Все – да не все, – угрюмо заметил корчмарь. – Не дай боже, дойдет до аббата.

– И что тогда – выгонит?

– Со свистом!

– Не сомневаюсь, что такой человек, как привратник Юбер, найдет себе более достойное место! – напыщенно заверил Жано.

Митрий внимательно слушал весь разговор. Точнее сказать – пытался слушать, все ж было далековато, однако отдельные реплики до него долетали.

– Похоже, мы с тобой не зря сюда пришли, Проша, – наполнив бокал красным вином, негромко сказал отрок. – Этот привратник Юбер здесь точно сегодня будет.

– Главное – его узнать. – Прохор почесал бородку и усмехнулся.

Митрий в ответ лишь тряхнул головой:

– Узнаем. Видишь во-он того оборванца?

– Ну.

– Вот как он куда засобирается – так и мы за ним. Прямо к Юберу нас и приведет, верней – к драке.

– К драке? – мечтательно улыбнулся Прохор. – Драка – это хорошее дело. Эх, с удовольствием бы размялся!

Митька укоризненно хмыкнул. Нет, Проша неисправим! Как был кулачным бойцом, так и остался.

Между тем ближе к вечеру в корчме становилось все более многолюдно. Паломники – крестьяне, мелкие торговцы, мастеровые, – помолившись в древних стенах аббатства, считали свой духовный долг выполненным и на обратном пути были вовсе не прочь чуток расслабиться – выпить вина, посудачить… или посмотреть нешуточную кулачную драку. И первый боец, похоже, здесь уже появился – здоровенный малый с круглым красным лицом и светлыми, реденькими, чем-то похожими на паклю волосами. Окруженный приятелями – судя по одежке, простыми деревенскими парнями, – он вовсе не притрагивался к вину, видать, не хотел расслабляться. Даже, наоборот, хорохорился: