Текст книги "Грамота самозванца"

Закладывая уши, дул ветер, швыряя в лица путников холодные соленые брызги. Ни Иван, ни брат Жильбер не обращали никакого внимания на разбушевавшуюся природу. Монах шагал первым, и порывы ветра трепали его рясу, словно стараясь сорвать ее и унести далеко в море.

По узенькой лестнице Иван вслед за монахом поднялся на небольшую площадку перед часовней. Окруженная невысоким парапетом, площадка эта круто обрывалась в море. Да, и в самом деле неплохое местечко для того, чтобы что-нибудь спрятать.

– Здесь.

Остановившись у полукруглых дверей часовенки, брат Жильбер обернулся и, ухмыльнувшись, вскарабкался на парапет. Завозился – насколько смог определить Иван, пытаясь вытащить из кладки какой-то камень. Дело не ладилось, впрочем, монах, судя по всему, не собирался сдаваться, а действовал вполне уверенно, правда, скоро утомился, присел, свесив с парапета ноги. Улыбнулся, закричал, пересиливая вой ветра:

– Плохо идет. Замуровывал-то на совесть!

– А?! Что?! – Иван не расслышал и подошел ближе.

– Говорю, можешь помочь, если хочешь! – прямо в ухо заорал брат Жильбер. – Вообще-то лучше сходить за ломом.

– Шпага подойдет?

– Нет, лучше положи ее к порогу, чтоб не мешала.

– Какой камень? – Юноша вскочил на парапет.

– Седьмой от угла. На высоте вытянутой руки.

– И угораздило же! – пытаясь расшатать кладку, выругался Иван. – Вот уж действительно – на совесть.

– Старался…

Кругом стало темнее, и ветер завыл с новой силой. Иван старался не смотреть вниз, где прямо под ногами, средь острых черных камней, яростно бушевала стихия. Вытянув руку, он еще раз осторожно шатнул камень. Кажется, поддался… Ну да! Прямо над головой сверкнула молния.

Обрадованный, Иван обернулся… И резко прижался к стене, уклоняясь от длинного ножа в руке брата Жильбера!

– Ах, так…

– Проклятый еретик! – Монах отпрянул, но явно намеревался, повторив выпад, сбросить юношу с парапета. – На! Получай!

Острое лезвие ножа крест-накрест разорвало ткань камзола.

Не дожидаясь новой атаки, Иван ударил монаха ногой в лицо и спрыгнул на площадку перед часовней. Шпага! Вон она, успеть бы добраться… Не успел – враг оказался хитрее. И вот уже в его правой руке хищно дернулся тонкий блестящий клинок, в правой же по-прежнему находился нож. Лысое окровавленное лицо монаха с глумливым оскалом и горбатым носом показалось маской смерти!

Вжик!

Иван присел вниз, пропуская над собою клинок, и сразу же дернулся влево, ощутив, как острие шпаги задело кладку. Оп! Не дожидаясь, когда разъяренный монах повторит атаку, юноша рванулся в сторону. Жаль, что еще недостаточно стемнело и все его маневры были хорошо видны прямо как на ладони. Пока спасало лишь то, что враг недостаточно уверенно владел шпагой, вернее – тандемом шпага—кинжал.

Сорвав с себя плащ, Иван быстро обмотал им руку – хоть какая-то защита. По ней и пришелся быстрый вражеский выпад – монах ударил плашмя, словно саблей, а в данном случае лучше бы было колоть… Да и позабыл о ноже! А ведь им… Эх, вот незадача – вспомнил!

Словно сверкнула молния… так ведь и сверкнула – даже две: одна – в небе, другая – перед глазами Ивана. Выпад! Вспышка молнии… Расширенные от ненависти зрачки! Хриплое дыхание… Хрипишь? Значит, утомился. А что, если уйти влево? Оп! Иван резко бросился в сторону – и наткнулся на стену часовни. Не рассчитал. Снова сверкнул клинок! Отбивка – не зря намотал плащ. Однако… Ах ты ж, черт! Сквозь пробитый резким ударом плащ юноша ощутил укол в руку. Достал-таки, проклятый монах, достал! С яростным воплем Иван рванулся вправо и – тотчас же – влево, словно живой маятник. Выпад! Уход влево. Удар! Уход вправо. Еще выпад… Эх, а ведь чертов монах зажал-таки его в угол! Ух, и корявая же у него ухмылка, так бы и саданул по зубам! Так-так… Отличная мысль! Теперь бы только ее исполнить, похоже, это будет последний шанс – раненая рука явно кровила, и Иван чувствовал, что теряет силы.

Вжик! Лезвие едва не обожгло глаза… Совсем плохо… Впрочем…

Издав жуткий вопль, юноша схватился за лицо и ничком повалился наземь… И тут же выпрямился, словно сжатая пружина! И – как учил когда-то Прохор – нанес удар кулаком в подбородок… Вот именно так – снизу вверх… Бац!

А вражина никак не ожидал подобного! Только ноги сверкнули над парапетом… И донесся жуткий крик.

И всплеск.

И все.

Да, похоже, что все.

Пошатываясь, Иван подошел к парапету, наклонился – и, конечно, ничего уже не увидел. Проклятый монах, видимо, утонул либо разбился о камни. С одной стороны, это, конечно же, хорошо, однако как же теперь узнать, где ларец? Да, задача… Надо будет хорошенько подумать, где он может быть спрятан. Может, и впрямь – здесь, в часовне?

Юноша подергал дверь – заперта. А где же ключ? Вероятно, у отца Раймонда. Что ж, что-нибудь обязательно нужно придумать, обязательно нужно, обязательно…

Поддерживая раненую руку, освещаемый вспышками молний, Иван прошел по площадке и спустился по узенькой лестнице в монастырский сад. И снова сверкнула молния и ударил гром. А внизу, совсем рядом, бушевали волны.

– Хорошо, – убирая подзорную трубу, удовлетворенно кивнул стоящий на террасе аббат, отец Раймонд. – Очень хорошо, брат Николя! – Он обернулся к архивариусу. – Просто отлично. Чертов иезуит теперь кормит рыб и, заметьте, отнюдь не по нашей милости.

– Слава святому Оберу, – улыбнулся брат Николя. – А что делать с тем настырным парнем?

– А ничего. – Настоятель задумчиво посмотрел в небо. – Пока – ничего, просто посмотрим. В конце концов, этот прыткий молодой человек разом избавил нас от обеих проблем – и от иезуита, и от привратника.

– С Божьей помощью, святой отец, с Божьей помощью.

– И немножко – с нашей. – Отец Раймонд улыбнулся. – Хорошо, что я не внял твоему совету сразу же арестовать их всех. И что бы мы потом с ними делали? А так – все очень хорошо сложилось, и, главное, без всякого нашего участия. То есть я хотел сказать – почти без участия… – Аббат немного помолчал, а потом вдруг улыбнулся еще шире. – Да, брат Николя, передай поставщикам камня – пусть спокойно исполняют контракт. Уж, смею думать, сейчас нашим коммерческим отношениям ничего не угрожает. Славно, брат Николя, ах, как славно!

– Слава святому Михаилу!

– Аминь, брат, аминь… – Настоятель повернулся к церкви, но вдруг остановился, жестом подозвав отошедшего архивариуса. – Да, вот еще что, брат Николя. Этот прыткий молодой человек, который сейчас рыщет внизу по нашему саду. Он ведь наверняка возвратится к друзьям на постоялый двор. А у нас там есть кто-нибудь?

– У старика Шарля?

– Ну да, у него.

– Я совсем недавно на всякий случай отправил туда Жано.

– Ах, Жано! Занятный парнишка. И, я бы сказал, подающий большие надежды. Очень большие, любезнейший брат Николя!

Прямо над колокольней аббатской церкви снова сверкнула молния, ударил гром, и – наконец-то – из собравшихся туч с шумом обрушился ливень.

Глава 17
Bonne chance!

Подите прочь, подите прочь,

Печаль, унынье и усталость!

Жан-Батист Мольер. «Господин де Пурсоньяк»

Август 1604 г. Мон-Сен-Мишель

– Уехала! Ушла! Уплыла! Покинула меня на старости лет!

Вопли дядюшки Шарля были слышны на весь постоялый двор. Сидевший на кровати Иван поморщился – Митька аккуратно перевязывал его руку чистой батистовой тряпицей.

– Терпи, терпи, – улыбнулся недоучившийся медик. – Еще повезло, что не задеты вены.

– Чего это там трактирщик разоряется? – зевнув, поинтересовался Жан-Поль.

– Так Катерина, племянница его, сбежала! – охотно пояснил Митрий.

– Сбежала? – Нормандец покачал головой. – Вот дура! Отказаться от такого наследства! Таверна, гостиница, сад – пусть даже и небольшой.

Иван ухмыльнулся:

– Не думаю, что Катерина покинула дядюшку безвозвратно. Любовь любовью, но она вовсе не так глупа, как ты думаешь. Красивые женщины вовсе не обязательно дуры, встречаются средь них и умные, и не так уж редко. Вообще, я давно заметил – женщины в большинстве своем намного умнее мужчин.

– Да уж, – грустно кивнул Прохор, видать, вспомнил свою зеленщицу… или кого другого? Честно говоря, и Ивану было кого вспоминать… Юная красавица Василиса ждала его в далеком далеке – на Тихвинском посаде. Молодой человек специально старался пореже вспоминать суженую, считая, что это непозволительно расслабляет сердце. Сегодня вот расслабился, обрадовался, что сейчас выполнит задание, – и на тебе, едва не погиб! Так что опасная эта штука – расслабленность.

Нерадостной была атмосфера в комнате, даже, можно сказать, грустной. Так, правда, и есть – досадно! Все уже считали, что грамоты вот-вот будут у Ивана, – а что получилось? Нечего и говорить, просчитались ребятки, просчитались. Ну да теперь чего горевать? Думать надо, что дальше делать.

– Садовник мне показался весьма подозрительным, – туго завязав бинт, почесал голову Митрий. – Ну, тот молодой послушник в аббатстве. Как он на нас смотрел! Прямо зыркал, словно мы сейчас украдем его любимый розовый куст!

– Садовник? – задумчиво переспросил Иван. – Садовник… Садовник… Садовник! Слушайте, а ведь о нем упоминал брат Жильбер, проклятый иезуит, надеюсь, покойный. Благодарил Юбера за то, что тот разрешал им изредка беседовать. Они, вишь, оба от роз без ума – садовник и иезуит.

Митрий неожиданно вздохнул:

– Роза – красивый цветок. А уж пахнет! Прямо, будто в раю.

– А ты где розы-то нюхал? – хохотнул Прохор.

– Да уж нюхал, – обиженно отмахнулся Митька. – Не о розах сейчас речь – о садовнике. Как бы его прищучить? Ведь грамоты явно спрятаны в монастыре и, я думаю, вовсе не в часовне Святого Обера… – Он посмотрел на Ивана. – Если бы там были грамоты, вряд ли б иезуит тебя туда повел.

– Все может быть…

– Да нет, вряд ли.

– Я, с вашего разрешения, посплю, – усмехнувшись, заявил Жан-Поль. – Вы все равно сейчас по-русски треплетесь, а я в нем ни бельмеса не понимаю.

– Ой, извини, Жан-Поль, – спохватился Иван. – Мы тут так, обсуждаем кое-какие свои делишки.

– Да уж вижу. – Нормандец кивнул на замотанную руку юноши. – Судя по ране – дуэль. А причина? Женщина?

– Она самая. – Иван рассмеялся.

– Жаль, меня в секунданты не взял!

– Так ты у своей мадам ошивался. Уж в следующий раз – обязательно.

Нормандец наконец отстал, завалившись спать; давно храпел и Прохор, лишь Митька не спал, верно, все думал, как ущучить садовника.

– Спи, Митрий. – Дунув, Иван затушил свечу. – Завтра будем думать – утро вечера мудренее.

Утром Иван проснулся от шума внизу. В таверне громко разговаривали, видно, что-то обсуждали – прислушавшись, юноша различил голос хозяина, дядюшки Шарля, и еще один незнакомый, женский.

Впрочем, не женский – спустившись, Иван увидел в таверне оборванца Жано.

– Добрый день, – приветствовал юноша. – Что случилось? Чего вы так орете?

– Жано вот пришел, рассказал последние новости, – обернувшись, пояснил трактирщик. – Ах, Катерина, девочка моя, с кем же ты связалась? – Он заломил руки. – Ну, сбежала, ладно, дело молодое, глупое. Но – хотя бы с дворянином или с каким-нибудь лавочником! А тут – с нищим привратником! О, горе мне, горе, на кого я теперь оставлю гостиницу и таверну? Она ведь мне как дочь была, Катерина. Думал – выдам замуж, зять при мне будет, внуки… Эх. – Дядюшка Шарль расстроенно махнул рукой.

– Так что, привратник тоже сбежал? – едва не зевнув, осведомился Иван.

Жано ухмыльнулся:

– Сбежал, и не только он.

– А кто еще-то?

– Да много.

– Много?!

– Значит – привратник Юбер, затем – один монах, тот, что томился за какие-то грехи в монастырском узилище, ну и еще садовник.

– Садовник?!

Иван медленно опустился на стул. Вот это была новость!

На шум явился и Митрий, и уж вдвоем они живо расспросили Жано, да мальчишка и сам не собирался молчать – его так и распирало от новостей. Оказывается, каждое утро садовник – молодой парень, послушник Грегуар – тщательно поливал розовые кусты, высаженные во внутреннем дворике, не ленясь таскать воду на этакую высотищу. Обычно с утра, после заутрени, его так и видели – на лестницах, с большим деревянным ведром. А вот сегодня – ни на утренней молитве его не было, ни в саду. Заглянули во дворик – мама родная, святой Михаил! Один из розовых кустов вывернут с корнем! А рядом с ним, на земле, валяется раскрытая шкатулка, красивая такая, резная – ну, естественно, пустая.

– Он, видать, прятал там какие-то сокровища, – почесав за ухом, азартно предположил оборванец. – Отец Раймонд приказал ревизию провести – хоть узнать, что этот негодяй послушник украл!

Выслушав мальчишку, Иван покачал головой:

– Ну и дела у вас в аббатстве творятся!

Довольный всеобщим вниманием, Жано горделиво выпятил грудь:

– И это еще не все!

– Не все?

– Монастырская лодка пропала! Ну, рыбацкий челн. Некоторые монахи вспомнили, что после всенощной садовник расспрашивал их о проходящих мимо острова судах.

– Ага! – прищурился Митрий. – Значит, на всенощной садовник был. Выспросил, что ему надо, да и был таков. Лодку-то наверняка он украл!

– Или – привратник Юбер. – Жано пожал плечами.

– Или – тот сбежавший монах, – как ни в чем не бывало промолвил Иван. – Ну, тут гадать нечего… Ты случайно не знаешь, Жано, что за корабли обычно проходят в заливе?

– А что тут знать-то? Из Сен-Мало в Шербур, разумеется. Или – в Гавр, в Антверпен, в Англию, но все равно через Шербур, его уж никак не миновать – по пути.

– И много здесь кораблей проходит? – быстро спросил Митрий.

– Как когда… – улыбнулся мальчишка. – Рыбаки про эти корабли все знают – какой да куда…

– Рыбаки… – задумчиво прошептал Иван. – Рыбаки…

– Ну, я пойду, пора, – вдруг засобирался Жано и, жадно выпив предложенный трактирщиком бокал вина, поспешно покинул таверну.

– О, Катерина, Катерина, – снова завел свою песню дядюшка Шарль. – И на кого ты…

– Что, даже письма не оставила? – хмуро поинтересовался Иван. – Не может такого быть, Катерина – добрая девушка.

– Письмо? – Трактирщик озадаченно почесал затылок. – А ведь об этом я не подумал! Ну-ка, поднимусь к себе, посмотрю…

Иван с Митрием переглянулись и тоже поднялись в свои апартаменты – будить приятелей. Впрочем, те уже встали.

– Чего там так орут-то? – натягивая камзол, буркнул Прохор. – Вот люди, прости Господи, – с утра уже скандалы устраивают.

– Дядюшка Шарль о племяннице своей кручинится – сбежала, дескать, не сказавши адреса.

И, словно бы в подтверждение этих слов, где-то совсем рядом, за дверью, послышался жуткий вопль.

– О боже! – покачал головой Иван. – Пойду, посмотрю – как бы наш хозяин с лестницы не свалился. А вы собирайтесь – сейчас идем на причал, к рыбакам.

Выйдя из комнаты, Иван едва не столкнулся с трактирщиком.

– О, месье Жан! – помахивая зажатым в руке листком, радостно завопил тот. – А вы ведь оказались правы насчет письма! Слава святому Михаилу – вот оно! Было приткнуто прямо над постелью, а я-то, старый дурень, и не заметил. Послушал, дурак, слуг, а те твердят в один голос – сбежала, мол, с монастырским привратником.

– Ну вот, видите! – Иван посторонился, пропуская хозяина вниз. – И что пишет?

– Пишет, что уехала ненадолго и вскоре обязательно вернется – чтоб я по этому поводу не печалился. А привратник, оказывается, вовсе и не привратник, а… Ой! – Трактирщик прикрыл рот ладонью. – О, Пресвятая Дева, хоть бы у них там все сладилось! Эх, хорошая новость, месье, очень хорошая!

– Сколько мы вам должны за постой, дядюшка Шарль? – вдогонку спускающемуся трактирщику закричал Иван.

– Да не так уж и много, – откликнулся тот. – А что, вы уже съезжаете?

– Да, пора и домой.

– Счастливого пути! А насчет оплаты – спускайтесь в таверну, разберемся.

Примерно через час постояльцы расплатились с трактирщиком и, ведя под уздцы лошадей, спустились по Большой улице вниз, к рыбацким причалам. Словно извиняясь за вчерашний ливень, нестерпимо сияло солнце. Отражаясь в оконных стеклах, оно растекалось по улице юркими желтыми зайчиками, забиралось на крыши домов и, спрыгнув в море, слепило глаза лодочникам.

Выглянув из-за угла, оборванец Жано проводил всю процессию до Королевских ворот и, шмыгнув носом, деловито побежал в аббатство. Бежал не по улице – коротким путем, узкими потайными лестницами. Миновав караульную, выбежал на террасу и рванул было к церкви, но увидал на пути отца Раймонда.

– О, святой отец…

– Тсс! – Аббат огляделся и негромко спросил: – Ну, как?

– Они забрали лошадей и пошли к причалу.

– Прекрасно! – перекрестился настоятель. – Как я и предполагал, как я и предполагал… – Он поднял глаза к небу. – О, святой Обер, спасибо, что избавил нас от слишком хлопотных гостей. И, главное, ото всех разом.

Темно-голубые волны с шумом разбивались о камни, остро пахло тухлой рыбой, морской капустой, еще какими-то водорослями. Митрий даже поморщил нос, отвернулся, дожидаясь, когда Иван закончит беседовать с рыбаками. Отрок прислушался – ветер приносил слова и отдельные фразы:

«Сен-Мало», «Шербур», «Святая Женевьева»…

Наконец Иван закончил разговор. Сунув руку в кошель, протянул рыбакам деньги. Те молча, с достоинством поклонились – бородатые, в коротких, по щиколотку, штанах из грубой некрашеной ткани.

– Нам повезло, – подойдя к друзьям, улыбнулся Иван. – Рыбаки говорят – с утра проходило лишь одно судно – торговый пинк «Святая Женевьева». Из Сен-Мало в Дувр.

– В Дувр?

– Да, в Англию. Но оно обязательно зайдет в Шербур, где простоит несколько дней, покуда возьмет попутный груз.

– Шербур, – тихо промолвил Митрий. – Это ведь не так далеко. Только как мы туда доберемся? Наймем рыбаков? Или будет еще одно попутное судно?

– Ни то ни другое. – Иван незаметно погладил раненую руку. – Поедем посуху – лошади у нас на что?

Он повернулся к нормандцу:

– Ты теперь куда, Жан-Поль? Может, поедешь с нами?

– Нет, парни. – Д’Эвре с улыбкой покачал головой. – Я – в Сен-Мало.

– В Сен-Мало?

– Да. Именно там живет мадам Кларисса. Она очень просила меня… – Нормандец махнул рукой. – Короче – я ей нужен. И не только для любовных утех.

– Что ж… Мы за тебя рады.

Жан-Поль почему-то вздохнул:

– Пойдемте, провожу.

Они пошли по песчаному, обнаженному отливом дну к берегу, изумрудно-зеленому и ровному, словно стол. В траве, средь разноцветья цветов, стрекотали кузнечики, сладко пахло клевером и мятой. Срезая путь, друзья прошагали через голубые заросли вереска и вышли к дороге, тянувшейся вдоль всего побережья.

– По ней доберетесь до самого Шербура, – показал рукой нормандец. – Лошади у вас есть, деньги тоже, да и сами вы – парни хоть куда, постоять за себя сможете. Так что – доберетесь. Удачи! – Вскочив на коня, Жан-Поль помахал шляпой.

– Bonne chance! – хором прокричали русские. – Ты много для нас сделал, спасибо!

– Прощайте! – Вздыбив коня, нормандец взял с места в галоп.

Оставшиеся приятели тоже долго не собирались, вмиг взметнулись на лошадей, пришпорили…

– Постойте! Эй, эй!

Жан-Поль нагнал их на повороте. Спрыгнув, отпустил коня… Парни тоже спешились. И зашагали навстречу нормандцу.

– Иван… – Жан-Поль распахнул объятия. – Ми-ти… Прохор…

Они обнялись, сразу все четверо, и некоторое время просто молча стояли. Не хотелось сейчас говорить. Плоская долина расстилалась вокруг, над головою ярко сверкало солнце и легкий ветерок приносил свежий запах моря.

– Ладно, – помолчав, улыбнулся Жан-Поль. – Рад, что вы встретились в моей жизни. Буду вас вспоминать. А вы… Если что – приезжайте! Нормандия или Бретань. Кан или Сен-Мало – какая разница? Отыщете меня, а там…

– И ты, если что, приезжай. – Митрий шмыгнул носом. – Правда, ехать к нам долго.

– Ага, – грустно покивал нормандец. – И как же вы доберетесь до родного дома?

– Да просто. – Иван кашлянул. – Сядем в Шербуре на корабль, ну, хотя бы до Антверпена или Амстердама. А оттуда – я знаю – ходят суда в Стокгольм, в Швецию.

– Но ведь Швеция не Россия!

– Нет, дружище, – негромко расхохотался Митрий. – Стокгольм – это уже почти дома.

– Bonne chance, ребята!

– Bonne chance!

И полетела из-под копыт желто-серая дорожная пыль. Скрипели седла, и солнце палило над головами всадников. Справа тянулась нескончаемая зеленая низменность, изредка разбавляемая буковыми рощицами и засеянными пшеницей и люцерной полями. А в остальном – ровно все, плоско. И справа виднелась точно такая же плоскость, правда, не зеленая, а голубая. Море! Вот оно, рядом.

– Смотрите-ка, парни! – оглянувшись, вдруг закричал Митька.

– Что такое? Ах, да…

Они уже проехали немало, но позади, стоило только повернуть голову, по-прежнему маячила жутко-прекрасная остроконечная громада Мон-Сен-Мишеля. Пусть уже далеко, пусть – у самого горизонта, но все же… Словно бы не желала расставаться.

– Красиво как… – тихо заметил Митрий. – Благостно.

– Ну, хватит смотреть. – Иван с улыбкой поправил на голове шляпу. – В путь, друзья, в путь! Уверен – все сладится. Да поможет нам святой Михаил!

– И – Богородица Тихвинская! – негромко добавил Прохор. – Bonne chance.