Текст книги "Год 1492-й: конец света или начало истории?"

В этой Книге мы попытаемся разобраться, что же представляла собой до 17 века страна, называвшаяся Московией. Задача непростая, ведь жизнь пожирает саму себя – настоящее утверждается на месте прошлого, поглощая или уничтожая его. От 16 века до нас дошло лишь небольшое число архитектурных сооружений и сведения, вкрапленные в литературные источники. Мы уже подчеркивали, что целью появившихся в эпоху абсолютизма «исторических хроник» была именно фальсификация прошлого, его переделывание в нужном правящей династии русле. Но какие-то остатки правды, как трава под камнем, непременно должны были сохраниться: или вопреки воле автора, по недосмотру, или же по его воле, с целью придать некоторую достоверность внедряемым идеям. Неминуемо должны были остаться материальные следы эпохи, предшествующей польско-австрийской интервенции и воцарению Романовых. (Частично о доромановской Московии мы писали в 2.2.1, 2).

Собственно, выявление политических идей, ради которых и написана та или иная «хроника», уже направляет нас по нужному пути, указывая на объекты переделки. В сочинениях по «русской истории» – от «Московии» Герберштейна до «Повести временных лет» – внутрь занимательных историй о Кие, Рюрике, Игоре, Ольге, Святославе и Владимире упакованы следующие идеологические постулаты:

1) Власть на Руси всегда была наследственная, а не выборная.

2) Со времени Владимира Святого существовали две раздельные ветви власти: светская и церковная.

3) Русь и Московия получили христианскую веру из Константинополя, взамен существовавшего язычества.

Проверим, насколько соответствуют истине эти постулаты Начнем с религии.

Для начала зададим вопрос: а какая вера была на Руси до христианства?

– Чего уж проще, – ответишь ты, читатель, – язычество.

Хорошо, пусть язычество. А что это такое? И вопрос уже не так прост, как предыдущий. На память сразу приходит красочная история с крещением Руси и низвержением идолов в Днепр князем Владимиром из «Повести временных лет» (ПВЛ): «И нача княжити Володимиръ въ Киеве одинъ и постави кумиры на холъму вне двора теремнаго: Перуна деревяна, а голова его серебряна, а усъ золот, и Хоръса, и Дажьбога, и Стрибога и Семарьгла, и Мокошь».

Обратим внимание: нигде не сказано, что местное население поклонялось идолам до введения их культа князем Владимиром. Автору ПВЛ поставление идолов потребовалось для того, чтобы при введении христианства Владимир совершил их сбрасывание в «поток, текущий с горы», уподобляясь библейскому Моисею. Поэтому столь курьезно и выглядит эта история: что могут подумать поданные о правителе, который раз в несколько лет вводит в стране новую веру?

Сравним два отрывка. ПВЛ: «повелел опрокинуть идолы – одних изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву взвозу к Ручью и приставил 12 мужей колотить его палками… влекли Перуна по Ручью к Днепр… И, притащив, кинули его в Днепр». А вот слова Моисея из Второзакония: «жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, и рощи их вырубите, и истуканы богов их сожгите огнем» (7:3), а также «я взял сожег его в огне, разбил его и истер до того, что он стал мелок, как прах, и я бросил прах сей в поток, текущий с горы» (11:21). По тому же заимствованному из Второзакония сценарию развиваются события в «Славянской хронике» Гельмольда (датируемой 12-м веком и впервые напечатанной во Франкфурте в 1556 г.). «И велел король вытащить этот древний идол Святовита, который почитается всем народом славянским, и приказал накинуть ему на шею веревку и тащить его посреди войска на глазах славян и, разломав на куски, бросить в огонь» (Гельмольд Славянская хроника М., АН СССР, 1963, кн. 2, 12).

Подробный анализ Хроники Гельмольда дал в свое время Д. Н. Егоров. Говоря о творческом методе Гельмольда, Егоров указывает, что хронист переписывает пассажи своего предшественника Адама Бременского о язычниках-саксах, применяя их к язычникам-славянам (Егоров Д. Н. Славяно-германские отношения в средние века. Колонизация Мекленбурга в XIII в. М., 1915, 1, с. 26): «Исторических фактов для Гельмольда вообще нет, есть лишь примеры литературные. Поэтому наш автор и пользуется правом сливать и спаивать различные и совершенно разнородные «примеры»… Находя у Адама подходящий ему материал, он свободно пользуется им, переделывая лишь «rex Danorum» в seniores Slavorum» (там же. 1, с. 28). «В свободном творчестве Гельмгольд переносит и лица, и явления в совершенно другое время и другие обстоятельства» (там же, 1, с. 25). Правда, творчество это не совсем свободное, поскольку Егоров говорит, что основной задачей Гельмольда было изображение победного распространения христианства. Для решения этой задачи он и подверстывал нужный ему «исторический» материал.

Сама же Хроника Гельмольда, по всей вероятности, стала таким же материалом для создателей истории крещения Руси. Вот строки Гельмольда о крещении руян: «Князем же у руян был в это время благородный муж Яромир, который, услышав о почитании истинного бога и о католической религии, с охотой принял крещение, приказывая всем своим также обновиться с ним через святое крещение. Став христианином, он был столь же стойким в вере, сколь твердым в проповеди, так что [в нем] можно было видеть второго, призванного Христом, Павла. Выполняя дело апостола, он привлек этот дикий и со звериной яростью свирепствующий народ к обращению в новую религию отчасти ревностной проповедью, отчасти же угрозами, будучи от природы жестоким» (Славянская хроника, 2.12). Читатель может сам попробовать найти отличия между Яромиром и нашим равноапостольным Владимиром. (В 1.3.11 мы также приводили перечень «совпадений» между основными событиями биографии крестителя Венгрии св. Стефана и св. Владимира).

Егоров пишет о постоянных заимствованиях Гельмольдом лексических и сюжетных конструкций из Библии, в частности, из Второзакония, и о нереальности описываемой им христианизации руян. «Наиболее крупным событием в области христианизации для времен Гельмольда является, несомненно, «крестовый поход» против Рюгена». Но «мы находим бледный, краткий, совершенно нереальный рассказ… сдобренный лищь усиленным количеством библейских цитат»(Егоров, 1, с. 202). «Еще более значительна библификация рассказа о колонизации и заселении Вагрии, т. е. как раз той окраины, в знакомстве с которой нельзя было отказать Гельмольду… факт заселения лишь канва, по которой Гельмольд разводит библейские узоры, причем образцом ему служит расселение колен Израилевых по земле обетованной… Библейский образец влияет… на весь его рассказ, на саму последовательность фактов, стирая таким образом окончательно грань между реальным и «идеальным» (там же, 1, с. 154). Кроме того, во вступлении к своей книге Егоров указывает на следующий парадокс: основываясь на данных Хроники, «исчезновение славянского элемента считалось доказанным для XII века, предполагалось для XIII и… не оправдывалось для последующего времени!» Таким образом, вся история о язычестве и христианизации руян оказывается заимствованной, едва обнаруживая соприкосновение с реальностью, а не с одним лишь текстом Священного Писания.

(В нашу задачу не входит определение времени создания Хроники Гельмольда, да и в наших выводах мало что от этого зависит. Но используем этот повод, чтобы сказать несколько слов о проблеме так называемых рукописей в качестве исторических источников. Еще Н. А. Морозов говорил, что трудно представить, чтобы в допечатную эру кто-либо тратил значительные усилия на создание текстов не утилитарных (таких, как хозяйственные записи, имущественные грамоты, тексты для проповедей и богослужения, учебники, наконец), а относящихся к историко-литературному жанру (Н. А. Морозов Великая Ромея Пролог). К неутилитарному типу рукописей, несомненно, относится и Славянская хроника.

Действительно, вряд ли ее автор стал бы тратить столько сил на создание труда, требующего значительного количества переписок-правок, чтобы в результате показать его нескольким своим приятелям. Он писал свое произведение по заказу? Но по чьему? Мы уже упоминали, что основной задачей Гельмольда было «прославить тех пастырей, усердием которых была насаждена, а впоследствии, после падения язычества, восстановлена христианская вера среди славян» (Гельмольд Славянская хроника М. АН СССР. 1963, Предисловие). Тогда книгу мог заказать Гельмольду любекский епископ? Но почему в Хронике оказались главы, излагающие историю Германии и Дании, вне всякой связи с главной задачей книги и основным ее содержанием? Гельмольд пишет, что эти истории нужны, чтоб понять причину отпадения славян от церкви. Но в главе «Каким образом славяне отпали от веры» (1.16) он сам объясняет это деятельностью саксонских маркграфа Теодорика и герцога Бернарда: «их безрассудство заставило славян стать вероотступниками». Длительный экскурс в историю тут абсолютно излишен. Так же трудно объяснить, зачем Гельмольд излагает историю датского королевского дома, описывает борьбу Генриха Льва за Баварское герцогство, а тем более посвящает специальную главу такому эпизоду, как «повешение веронцев» Фридрихом Барбароссой. Вряд ли Гельмольд был столь наивен и самонадеян, чтобы думать, что его рукопись купят сразу и в Дании, и в Италии. Все сразу становится на свои места, если предположить, что «Хроника славян» написана для тиражирования с помощью печатного станка с целью дальнейшей продажи. Тогда вполне разумно на фоне сервильной по отношению к властям общей идеи насытить книгу занимательными историями из жизни царственных особ. Также ценителям художественного слова наверняка должны были понравиться постоянные переклички текста Гельмольда со Святым Писанием. (см. также 1.3.2).

Но почему до нас дошли три, а не одна, рукописи Хроники? Для типографии вполне хватило бы и одной. Все эти манускрипты были изготовлены по печатному же изданию Хроники для коллекционеров «древних рукописей». На это указывает датировка рукописи, находящейся в Щецине – 17 век. К 17 веку вышло уже три печатных издания Хроники, первое, во Франкфурте, еще в 1556 году. Так неужели кто-то после этого стал бы переписывать Хронику с какой-то старой рукописи, чтобы прочесть ее на досуге? Наверняка рукопись была изготовлена для коллекционера.

Заканчивая это отступление, напомним читателю цитату: «Подделка грамот проходит через все средневековье, она стала настоящей отраслью ремесла» (И. Г. Дройзен Историка) и в качестве эмпирического правила датировок рукописей предложим следующее: они создаются незадолго до времени выхода книги из типографии).

С заимствованиями из Ветхого Завета сталкиваемся мы и в источниках, касающихся русского язычества. В книге «Язычество и Древняя Русь» еще один исследователь начала 20 века Е. В. Аничков подробно анализирует два поучения против язычников, написанных русскими книжниками: «Слово некоего Христолюбца…» и «Слово св. Григория изобретено в толцех…», являющееся переработкой «Слова на Святое Богоявление» Григория Богослова, а также еще ряд источников подобной направленности. Аничков путем текстового анализа выявляет в этих поучениях элементы, почерпнутые русскими авторами в Библии и Писаниях Отцов Церкви. К заимствованным и не имеющим отношения к русской действительности относит он два признака язычества: 1) поклонение бесам и 2) поклонение твари вместо поклонения Творцу (идолопоклонство). Эти признаки язычества русские книжники вставили в свои произведения с целью опоры на высшие авторитеты.

Аничков выделяет в Поучениях те элементы «языческого» поведения, которые относятся к реальной русской действительности. Результат достаточно неожиданный: реальная борьба шла лишь с «пиршествами и сопряженными с ними играми, песнями и забавами… пьянство, песни и игры бесовские, всевозможные пиршества: тризны, брачные пиры, праздничный разгул, скоморошество, а отсюда вся целиком народная поэзия всегда и церковью, и фольклористами, и историками литературы признавались последним приютом язычества, последним напоминанием о нем и его последним пережитком» (Аничков Е. В. Язычество и Древняя Русь М., Академический проект, 2009, с. 209–210). (Из контекста следует, что «бесовские игры» являются лишь синонимом всего вышеперечисленного). Но, раз сведения об идолопоклонстве являются заимствованными, то выходит, что все реальное русское «язычество» сводится… к пирам, играм и забавам. (О русском язычестве см. также 3.8.11 и 4.11.2.г).

Мы выяснили, что основным источником сведений об идолопоклонстве славян является… Святое Писание.

Но Гельмольд сообщает нам ряд неожиданных деталей. А то, что не вписывается в идеологическую концепцию автора, как правило, содержит истинную информацию – сочинять это автору было явно незачем. «У славян имеется много разных видов идолопоклонства. Ибо не все они придерживаются одних и тех же языческих обычаев. Одни прикрывают невообразимые изваяния своих идолов храмами, как, например, идол в Плуне, имя которому Подага; у других божества населяют леса и рощи, как Прове, бог альденбургской земли, – они не имеют никаких идолов. Многих богов они вырезают с двумя, тремя и больше головами. Среди многообразных божеств, которым они посвящают поля, леса, горести и радости, они признают и единого бога (выделение мое – А. П.), господствующего над другими в небесах, признают, что он, всемогущий, заботится лишь о делах небесных, они [другие боги], повинуясь ему, выполняют возложенные на них обязанности, и что они от крови его происходят и каждый из них тем важнее, чем ближе он стоит к этому богу богов» (Гельмольд Славянская хроника 1.83). «Среди множества славянских божеств главным является Свентовит (Zuantewith), бог земли ранской, так как он – самый убедительный в ответах. Рядом с ним всех остальных они как бы полубогами почитают» (там же, 1.52).

Итак, Гельмольд вынужден сообщить, что славяне «признают единого бога, господствующего над другими в небесах, признают, что он всемогущий». И это несмотря на то, что в своем труде Гельмольд для оправдания крестовых походов должен подчеркивать и обострять различия между верованиями немцев и славян. Чем же религия славян отличается от христианства с его почитанием многочисленных святых и Девы Марии?

Это упоминание единобожия применительно к «идолопоклонникам» далеко не единственное. Вот вроде бы далекий и по месту (Северная Африка), и по времени (рубеж III и IV веков н. э.) Арнобий пишет в своем сочинении «Adversus nations» («Против язычников»): «Но говорят (язычники – А. П.), «напрасно вы нападаете на нас и возводите на нас ложное и злокозненное обвинение, будто мы отвергаем высшего Бога, между тем как нами признается Юпитер и считается наилучшим и величайшим…» (1.34). Заметим, что Юпитер – он же Зевс, он же Диос, что означает просто Бог. Арнобий, продолжая полемику с язычниками, смог упрекнуть их только в том, что Бог их не существовал вечно, а был некогда рожден. Опять заметим, что «язычники» несомненно считали Юпитера бессмертным, а христианский Иисус тоже был рожден. Таким образом, Арнобий не отрицает, что язычники являются единобожцами. Присутствие же в пантеоне остальных «как бы полубогов» принципиально не отличается от христианского культа святых.

А вот пассаж из «Слова на Святое Богоявление» Григория Богослова, где он перечисляет обряды и объекты полонения язычников: «…оргии фракиян… обряды и таинства Орфея… истязания, положенные Митрой для тех, которые решаются приступить к таковым таинствам… растерзание Осириса… несчастные приключения Исиды… козлы почтеннейшие мендезиян… ясли Аписа – тельца… И если бы им надлежало сделаться совершенными нечестивцами, вовсе отпасть от славы Божией, предавшись идолам, произведениям искусства и делам рук человеческих…». Отсюда следует, что участники вышеперечисленных культов еще не вовсе отпали от славы Божией, то есть исповедуют прежнюю веру в единого бога.

О первоначальности единобожия говорит Ветхий Завет. Бог общается с первыми патриархами и сообщает, что установил Завет «между Мною и между вами и между всякою душою живою» (Бытие, 9:15).

О первоначальности единобожия говорит и Коран: «Были все люди единой веры, и посылал Аллах пророков с радостною вестью и предупреждением…» (2:213). «В тот день, когда Мы соберем всех, Мы спросим у тех, кто разделял веру в Аллаха с верой в иных богов… И даже если увидят они знамение, то не верят в него… И говорят те, что не веруют: «Поистине, все это – лишь древние сказания!» (6:22–25). То есть вера в иных богов существует одновременно с верой в единого бога, и верующие в иных богов считают веру в Аллаха «древним сказанием», а вовсе не тем, что пришло на смену многобожию.

В истории Исхода многобожие также появляется вслед за единобожием: Господь выводит евреев из Египта, дает им 10 заповедей, заключает с ними завет, а затем уже они воздвигают себе «языческого» золотого тельца. Более того, никакие идолы, кроме золотого тельца, не фигурируют в Библии до завоевания евреями Земли Обетованной. Присутствует только один единственный Бог, заключивший Завет с Авраамом. В истории Валаама князья моавитские приносят жертвы именно Иегове (Числа, гл. 23). И только в Книге Судей, уже после завоевания Земли Обетованной и смерти Иисуса Навина, впервые упоминаются Ваалы, которым «стали служить» сыны Израилевы (Судей, 2:11).

(Противоречащую Ветхому Завету идею о первичности многобожия, по-видимому, впервые высказал философ Дэвид Юм (1711–1776)).

Вспомним, что и Владимир поставил своих идолов в эпоху, когда хорошо была известна вера в единого Бога. Аничков, говоря о русских проповедях против язычников, пишет: «Вовсе не я язычеством вели борьбу наши проповеди… Они все в совершенно ясных выражениях обращаются к христианам, и только к христианам. Значит, язычество упоминается лишь как какое-то возвращение назад (то есть от единобожия – А. П.)» (Аничков, с. 173). А Гельмольд уже в виде откровенного анекдота рассказывает, что главный славянский бог Святовит произошел «по заблуждению» от святого Витта: «Старое предание вспоминает, что Людовик, сын Карла, пожаловал некогда землю руян св. Биту в Корвейе, потому что сам был основателем этого монастыря. Вышедшие оттуда проповедники, как рассказывают, обратили народ руян, или ран, в веру и заложили там храм в честь мученика св. Вита, которого почитает эта земля. После того же как раны, они же руяны, с изменением обстоятельств отклонились от света истины, среди них возникло заблуждение, худшее, чем раньше, ибо св. Вита, которого мы признаем слугой божьим, раны начали почитать, как бога, поставили в честь его громадного идола и служили творению больше, чем творцу. И с тех пор это заблуждение у ран настолько утвердилось, что Святовит, бог земли руянской, занял первое место среди всех божеств славянских» (Славянская хроника 2.12).

Если говорить о религиях в целом, то нигде не отмечено существование многобожия без верховного божества, обладающего абсолютной властью. К примеру, «по представлениям майя, существовал верховный бог… он был безлик и непостижим» (Р. Уитлок Майя. Быт, религия, культура М., ЗАО Центрполиграф, 2005, с. 117). А «инки верили, что существует Создатель всех вещей» (Э. Кенделл Майя. Быт, религия, культура М., ЗАО Центрполиграф, 2005, с. 211). Небесный Бог присутствует даже в шаманизме. А вот там, где, как у папуасов Новой Гвинеи, верховное божество отсутствует, нет и каких-либо «промежуточных» или полубогов. Папуасы взаимодействуют с миром духов – своих умерших родственников, но духи эти являются не высшими существами, а скорее соседним надоедливым «племенем».

Тем не менее менее, мы полагаем, что идея единственного незримого всемогущего Бога, как чересчур абстрактная, сразу же после возникновения стала сопровождаться культом бога явленного или богов явленных (см. 4.11.2). Точно такая же ситуация в современных христианстве и исламе. В обоих религия присутствует поклонение святым и пророкам, а в христианстве – еще и явленному Богу Иисусу, а также изваяниям и изображениям.

Упомянутый выше Арнобий сделал в своем сочинении «Против язычников» такую «оговорку», употребив множественное число: «Впрочем, истинные боги и те, кто вполне достойны иметь и носить это авторитетное имя, не гневаются…» (1.23). То есть для него вполне естественно было существование и других истинных богов, кроме верховного Бога. Могут возразить: это потому, что Арнобий с детства был язычником, а затем уже обратился в христианство. Но давайте заглянем, к примеру, в стихотворение «Великая Британия» Эразма Ротердамского (1469–1536) – не какое-нибудь, а поднесенное будущему королю Англии Генриху VIII. Вот самое его начало:

 
«Если великих богов позволено милости славить,
И радость находить в дарах достойнейших.
То почему не могу я назвать свою землю счастливой?»
 

(Эразм Роттердамский Стихотворения / Иоанн Секунд Поцелуи М., «Наука», 1983, с. 126–131).

В стихотворении фигурируют также Феб, Марс, Паллада, Юпитер, Аполлон, причем отнюдь не в бранном смысле. А вот принадлежащий Эразму «Пеан Божественной Марии, а также о воплощении Слова»:

 
«…На Олимпе ты восседаешь вышнем,
И тебя, святым кто блаженна сыном,
Славит весь собор благозвучной песней
Жителей неба»(там же, с. 48–61).
 

Далее упоминаются Стикс, Флегетонт, Критский Радаманф, Титан, Фэб, Фэба, наряду с Эсфирью и Юдифью. Никому, однако, сейчас не придет в голову назвать Эразма Роттердамского язычником. В то же время в язычестве славян с их единым Богом отчего-то никто не сомневается. Принято считать, что «языческие пережитки» была вынуждена принять внутрь себя христианская кудьтура, так как за них по старинке держался простой народ. Но кто же вынуждал гуманиста Эразма включать этих якобы языческих богов в свои произведения, да еще посвященные царственным особам? Не логичнее ли предположить, что во времена Эразма все это было обычной составляющей религии, развившейся из первоначального единобожия? (см. 4.11.2.д).

Многочисленны «языческие» символы и в христианских храмах. Для примера назовем украшенные рельефами Дмитриевский собор во Владимире и Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Показательным является широкое распространение в средневековой Европе фаллических изображений. Это и «деревья с пенисами» на фресках, книжных миниатюрах и деревянной резьбе алтаря. Это и фаллические фигуры, в том числе мастурбирующие, в христианских храмах (см., к примеру, интернет-публикацию Сергея Алданова «Гармония христианства и фаллической символики в средневековой Западной Европе» http://bfp.zct-mrl.com/94/07/fallos.html).