Текст книги "Год 1492-й: конец света или начало истории?"

Если 16 век в русской торговле называли веком английским, то 17 век стал веком голландским. Голландские купцы вытеснили из России английских. Казалось бы, это опровергает наш тезис о стоящими за интервенцией в Московию Габсбургами. Ведь Голландия традиционно считается противницей габсбургской Испании, оружием отстоявшей свою независимость.

Однако в отличие от Англии, Голландия вовсе не являлась глобальной соперницей Испании. Голландские корабли осуществляли торговые операции во всех испанских доминионах, являясь, собственно, торговым флотом Испанской империи.

«Нидерланды также извлекали некоторые выгоды из своей принадлежности к империи Карла V. Будучи экономически наиболее развитой страной Европы, они захватили в свои руки почти всю торговлю с испанскими колониями и значительную часть финансовых операций и внешней торговли империи, что способствовало дальнейшему экономическому развитию Нидерландов. Они занимали особое положение в империи Карла V и использовали вытекавшие из этого экономические выгоды… Огромный и хорошо устроенный порт Антверпена был местом стоянки тысяч кораблей, прибывавших из всех стран света, в том числе из испанских и португальских колоний. В Антверпене были сосредоточены конторы всех крупнейших финансистов Европы, на его биржу ежедневно сходилось до 5 тыс. купцов различных национальностей» (Всемирная история. Энциклопедия. Том 4. М., ИСЭЛ, 1958, гл. XI, 1). Функции торговых агентов империи голландские купцы осуществляли даже во время войны Голландии с Испанией за независимость. Пытаясь оказывать давление на Голландию, Филипп II периодически запрещал голландцам торговать с колониями в Новом Свете. Однако в связи с тем, что обойтись без этой торговли было нельзя, в том числе из-за угрозы голода в ряде доминионов, испанский монарх сквозь пальцы смотрел на нарушение голландскими судами этих запретов. В свою очередь, голландские купцы с удовольствием продавали «врагу» не только зерно, но также оружие, боеприпасы, военное снаряжение и корабли. После 1648 года в испанских колониальных владениях голландцы широко развернули работорговлю.

Так что голландские купцы были союзниками Габсбургов и, наоборот, смертельными конкурентами английских купцов. В период с 1652 по 1674 годы произошли три англо-голландские войны, вызванные как раз торговым соперничеством двух стран. В ходе первой войны Кромвель предлагал голландцам принятие их условий – отмену английского «Навигационного акта», из-за которого и началась война – если Голландия вступит в союз с Англией, направленный против Испании. Голландские Генеральные Штаты отклонили это предложение – свой основной доход Голландия получала от торговли в испанских владениях.

Поэтому Габсбурги могли считать выполненной свою задачу, заменив на торговом пути Архангельск-Астрахань английских купцов из Московской компании на купцов голландских.

Именно в «голландском» веке достались России два ее государственных символа: триколор, копирующий голландский флаг, и двуглавый орел – герб императоров Священной Римской империи.

Голландское происхождение российского бесикра подтверждают не только те же самые, что у голландского флага три цвета, но и «полосатость». Из четырех морских держав, представленных в 17 веке на Балтике, лишь у Голландии флаг состоял только из горизонтальных полос. Флаги же Англии, Дании и Швеции содержали крест.

О том, что двуглавый орел был позаимствован именно у Священной Римской империи (на это указывает характер расположения гербов владений на крыльях орла) и именно после 17-го века говорится в исследовании С. Панасенко (Появление двуглавого орла в России, Византии и Германии Гербоведъ, № 84. 2005 г.) Традиционная версия, гласящая, что двуглавый герб был получен в 15 веке Иваном Третьим, пишет С. Панасенко, не выдерживает критики, поскольку при жизни Ивана Грозного Максимилиан Первый еще не был коронован в Риме, а поэтому пользовался гербом в виде одноглавого орла, и было бы странно, если бы он при этом вручил императорский герб московскому князю.

Впервые «греческую» версию происхождения герба предложил Василий Татищев: «Иоанн Великий по наследию своей княгини Софии, принцессы греческой, принял за государственный герб орла распластанного, с опущенными крыльями и двумя коронами над двумя головами, который и сын его употреблял» (История Российская ч. 1, гл. 45, 21). Однако далее Татищев сообщает, что «Иоанн Грозный имел собственным своим гербом единорога, который сын его и Борис Годунов как внутри, так вне государства, на печатях для грамот употребляли». Итак, императорский герб был благополучно забыт со всем «греческим» наследием (хотя пишут, что Грозный требовал от Максимилиана II признания себя царем, то есть цесарем или императором всея Руси).

Иван Грозный, как настоящий «английский царь», и герб имел, как у королевы Елизаветы.

А вот «Царь Алексий Михайлович того ж распластанного орла с поднятыми крыльями и тремя коронами при конце своей жизни стал употреблять и чрез присланного от императора Фердинанда герольдмейстера всем упоминаемым в титуле его величества пределам либо по старым печатям, либо по деньгам тех областей гербы всем оным сочинил и в книге вместе с родословием государей описал». Татищев здесь говорит об императоре Фердинанде Третьем Габсбурге.

У австрийских императоров позаимствовал Алексей Михайлович и титул Тишайший (см. 4.7.6).

Предложим гипотезу как и когда мог появиться государственный герб в виде двуглавого орла.

С. Панасенко пишет: «Самое простое объяснение, как могли появится гербы с двуглавым орлом – это комбинация из частей двух разных гербов с одноглавыми орлами». Конечно, мы наслышаны, что двуглавый орел в качестве герба появился в Германии, как и все остальное, «еще очень давно», при императоре Фридрихе Барбароссе. С. Панасенко считает, что до начала 16 века он был исключительной принадлежностью императоров (поэтому и Максимилиан I до коронации пользовался одноглавым орлом). Но вот с начала 16 века вдруг начинается «расползание» двуглавых орлов по гербам просто знатных фамилий. Странно, не правда ли? Еще самом конце 15 века, то есть через 3 века после Барбароссы, германский король и сын императора Максимилиан не позволяет себе носить двуглавый герб до избрания императором, а буквально через пару десятилетий начинается его распространение среди остальной знати.

Нам кажется более правдоподобным, что впервые двуглавый орел появился при Максимилиане в качестве его личного герба, а затем уже герб заимствовала знать, не претендуя, конечно, ни на какое императорство. Как мог возникнуть двуглавый герб Максимилиана? Под головами на гербе по щиту: с цветами Австрии и Бургундии. Герб Австрии – орел. Герб Бургундии – тоже орел. Свою политическую карьеру Максимилиан начал с управления Бургундией (с 1477 года), а впоследствии являлся ее регентом вплоть до 1494 года (до совершеннолетия своего сына Филиппа Красивого). А в 1493 году Максимилиан становится эрцгерцогом Австрии и других габсбургских земель: Штирии, Каринтии и Крайны, получив, таким образом, права и на «австрийского» орла.

Вот в этот 1493 год и мог появиться двуглавый герб Максимилиана, объединивший «бургундского» и «австрийского» орлов, а впоследствии ставший гербом Габсбургов и, соответственно, императорским гербом, поскольку императорский титул прочно принадлежал этой династии.

Какие же силы могли бросить Габсбурги на русский фронт?

Посмотрим, что представляла собой в конце 16 века Польша. С экономической точки зрения она, как и Московия, была сырьевым, но в первую очередь зерновым, придатком Западной Европы. (Об этом мы уже говорили в 1.6.2) С целью производства зерна на вывоз, в Польше утвердилась фольварочно-барщинная система, использовавшая труд крепостных крестьян. Вывоз осуществлялся через ганзейские порты на Балтике: Любек, Штеттин, Данциг, Ригу. Немецкие купцы также вели торговлю на всех польских крупных транспортных коммуникациях – Одре, Висле, Немане, Западной Двине. В городах, расположенных вдоль этих путей, были многочисленные немецкие колонии. «Особенностью развития феодальной Польши XIII–XIV веков являлась имевшая место в этот период так называемая немецкая колонизация… духовные и светские феодалы, вслед за королем, стали приглашать немецких колонистов, которые наделялись землей на льготных условиях, а также получали право самоуправления и выборного суда. Сущность немецкой колонизации заключалась в том, что часть польских земель заселялась немцами-колонистами, которые, подобно немцам-колонистам в городах, наделялись целым рядом привилегий» (Ливанцев, К. Е. Государство и право Польши XIII–XIV вв. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук /Ленинградский государственный университет им. А. А. Жданова. Л., 1955). «Переселение богатых немецких купцов в Краков, Вроцлав и некоторые другие города привело к тому, что власть там перешла к немецкой верхушке (патрициату)» (Ливанцев К. Е. История средневекового государства и права СПб, СПбГУ; 2000, гл. 6, п. 4). Засилье немцев подтверждают сведения о возникавшем сопротивлении: первый король объединенного польского государства Владислав Локетек утвердил свою власть, подавив «восстание немецкого патрициата Познани (1310) и Кракова (1311)… Казимир III в 1368 г. предписал, чтобы в городской совет Кракова входили наряду с представителями патрициата представители цехов. Социальная борьба в польских городах тесно переплеталась с борьбой против немецкого патрициата. Торгово-ремесленное польское население городов требовало, чтобы присяжные (лавники) избирались не только из немцев, но и из поляков и чтобы в городских учреждениях употреблялся польский язык. С другой стороны, и борьбе с произволом мастеров, являвшихся зачастую немцами, подмастерья и ученики, как правило поляки, прибегали иногда к своего рода «забастовкам» (Всемирная история. Энциклопедия т. 3 М. ГИПЛ, 1957, глава XLIV).

Однако в 15–16 вв. «в ряде крупных польских городов среди патрициата все еще имелся сильный немецкий элемент. В поморских городах последний продолжал даже усиливаться. В городах других частей Польши, в условиях общего экономическою подъема, развивался процесс быстрой колонизации городской торгово-ремесленной верхушки» (Всемирная История. Энциклопедия т. 4 М., ИСЭЛ, 1958. гл. XVII).

Рассмотрим, для примера, Львов, расположенный на юго-востоке Польши на значительном удалении от Германии. По территории современного Львова проходит водораздел речных бассейнов Балтийского и Черного морей. То есть Львову сам бог велел быть перевалочным пунктом на торговых путях. Протекающая через Львов река Полтва впадает в Западный Буг, открывая путь в Балтийское море. В 60 км от Львова находится город Жидачов, стоящий на реке Стрый, которая впадает в Днестр, текущий в Черное море. Ниже от места впадения Стрыя, в Днестр впадает река Быстрица, протекающая через современный Ивано-Франковск (Станиславов) и Надворную. В 12 км от известной как важный торговый пункт Надворной находится Делятин, стоящий на реке Прут, которая в этом месте выходит из гор. Прут – это приток Дуная.

Львов упоминается под 1259 годом в Галицко-Волынской летописи. Считается, что построенное Даниилом Галицким укрепление находилось на холме Высокий Замок. Однако никаких материальных следов от него не сохранилось. Про ныне же существующий город, находящийся у подножия Высокого Замка, известно, что его в конце 14 века при польском короле Казимире Третьем строили немецкие каменщики, а большинство населения составляли немецкие колонисты. О немецком периоде Львова свидетельствуют дошедшие до наших дней названия его районов: Лычаков – от Лютценгоф (двор немцев Лютцев), Клепарев – от Клепергоф, Кульпарков – от Гольдберггоф, Замарстинов – от Зоммерштайнгоф (И. Лемко Легенды старого Львова Львов, Априори, 2008, с. 61–67). В 1356 году Львов был включен в систему Магдебургского права. Магдебургское право означало, что город управлялся магистратом. В магистратах же заправляли представители немецкого патрициата. Поэтому «на саксонском диалекте» немецкого языка написаны относящиеся в 14 веку документы львовского магистрата. На немецком языке велась и документация магистрата тогдашней польской столицы Кракова. Стоявший на Висле Краков с 1430 года был членом Ганзейского союза.

В целом же «Польша рассматривалась Габсбургами как аванпост на востоке Европы. Австрия и Испания помогали Польше деньгами и ландскнехтами во время её интервенции в России» (Всемирная история т. 4 гл. XXXII). «Австрийские и испанские Габсбурги одно время соперничали друг с другом в стремлении к политическому господству в Европе… однако во второй половине XVI и в начале XVII в. всё чаще практиковались их совместные действия. Разрабатывались различные династические комбинации для слияния обеих ветвей Габсбургского дома» (там же). Поход польской рати на Москву и был таким совместным действием австрийских и испанских Габсбургов.

Вот, к примеру, отрывок из Дневника Сигизмунда III Вазы, касающийся осады Смоленска осенью 1609 года: «У других ворот, Авраамиевской башни, был рыцарь, пан Новодворский с венгерской и польской пехотой. В тех воротах обе створки были открыты и пан рыцарь в одиночку два раза в крепость врывался, но венгерская пехота не хотела за ним идти и поэтому пришлось отступить ничего не сделав, не без ущерба для себя. Той же ночью немецкая пехота сожгла острог – укрепления московские, которые находились от крепости до Днепра, легкого оружия и добычи немало захватили и подожгли мост…» Про Сигизмунда III известно и то, что сразу после коронации на польский трон он вел переговоры с Габсбургами, желая отдать им Польшу в обмен на помощь в получении шведского престола. Упоминаются также его тайные договоры с Габсбургами, из-за которых Польша участвовала на их стороне в императорских конфликтах с Чехией и Венгрией.

Следует также отметить роль ордена иезуитов. «Иезуиты были всемогущими при дворе австрийских Габсбургов» (БСЭ, 1926–1936). Но Габсбурги, конечно, не были пешками в руках иезуитов, а работали с ними в тесном союзе (см. 4.11.3). «Иезуиты приветствовали и поддерживали попытки установления в Европе господства одной (католической – А. П.) державы, считая, что создание подобной универсальной монархии будет сопровождаться торжеством католицизма над Реформацией. Во второй половине XVI и в начале XVII в. орден поэтому всеми силами поддерживал притязания испанских и австрийских Габсбургов на европейскую гегемонию» (Е. Б. Черняк Пять столетий тайной войны. Из истории секретной дипломатии и разведки М., Международные отношения, 1991, гл. Теплая «Компания Иисуса»). Поэтому сокрушение конкурента Габсбургов – Англии должно было стать их первоочередной внешнеполитической задачей. Сначала они попытались действовать непосредственно в Англии: «В начале 80-х годов (17 в.) иезуиты подготовили очередной заговор (названный ими «английское дело») с целью убийства Елизаветы и возведения на престол Марии Стюарт» (там же, гл. «Английское дело» сынов Лойолы). Заговор не удался, и Мария Стюарт была казнена. В 1601 г. в Ирландии в порту Кинсал высадился 5-тысячный отряд испанских войск, стремившихся использовать ирландское восстание (1594–1603) в своей борьбе с Англией. Однако испанский отряд и восставшие не смогли соединиться, и были порознь разгромлены англичанами.

Потерпев неудачу в самой Англии, иезуиты перенесли свои усилия на Московию, стремясь подорвать источник английской гегемонии. Поэтому, когда мы читаем, что за спиной Лжедмитрия во время его похода на Москву стояли иезуиты, то должны понимать, что это вовсе не распыление сил Ордена, а правильный выбор направления главного удара.

(Об иезуитах в России см. 2.2.4. и 3.3.5.). Отметим, что Россия осталась единственной страной в Европе, где иезуиты сохранили свои владения после запрета их ордена папой в 1773 году, и которую они покинули лишь в 1820-м.

Как мы уже отметили, Москва была стоящим на Старой Смоленской дороге городом, открывающим путь с Запада в бассейн Волги. Она-то и стала базой пришедшего из Польши экспедиционного корпуса. Как развивались события дальше? Отвлечемся от вороха имен и деталей, которые вываливают на нас так называемые исторические источники для придания достоверности описываемым коллизиям, и обратим внимание на результаты, значимые с точки зрения общеевропейского расклада сил.

В 1605 году первый польский экспедиционный корпус входит в Москву. А в 1608 году польские отряды Сапеги и Лисовского начинают из Москвы свой поход к Волге. Под их контроль переходят Ярославль и Кострома, то есть два ключевых города, от которых начинались пути на Архангельск. (Кстати, начальником отряда, стоявшего в Костроме, был испанец дон Хуан (или дон Жуан) Крузатти – видимо, участие испанских Габсбургов не ограничилось лишь финансовой поддержкой похода). Далее на Волге начинается вооруженное противостояние: происходят восстания против поляков, для борьбы с ними формируется земское ополчение. К марту 1609 года весь участок Волжского пути от Нижнего Новгорода до Ярославля освобожден от поляков и в руках у них остается лишь Ипатьевский монастырь под Костромой. Летом пал и он. В 1611–1612 годах сначала Ляпунов и примкнувший Пожарский, а затем Пожарский и Минин совершают походы (ополчения) для того, чтобы выбить поляков из Москвы. (Слово «поляки» к интервентам в этот период можно применять уже с большой мерой условности – европейские наемники были, в основном, представлены немцами и венграми, то есть подданными Габсбургов). Проромановский «Новый летописец» так характеризует Ляпунова: «Сей же Прокофий Ляпунов не по мере вознесся и гордостью был обуян. Много отцовским детям позору и бесчестия делал, не только боярским детям, но и самим боярам… За то на него была ненависть великая». Как мы помним, боярское дите Михаил Романов с материю и дядей-боярином находился в это время вместе с поляками в Кремле.

Во время Первого похода 19 марта 1611 года произошел «страшный пожар Москвы» – вполне логичное действие со стороны ополчения по уничтожению опорной базы неприятеля. Уж не получил ли князь Пожарский свое прозвище за это деяние?

Однако «поляки» (совместно со всем семейством Романовых, за исключением находившегося в Польше Филарета) продолжали удерживать Кремль, и в 1612 году понадобился второй поход (так называемое Второе ополчение).

Показательно, что Минин и Пожарский поначалу двинулись из Нижнего Новгорода вовсе не на Москву, а прошли вверх по Волге через Кострому до Ярославля, то есть в первую очередь укрепили или в очередной раз восстановили контроль над Волжским торговым путем. Затем из Ярославля ополчение выступило уже на Москву, и 4 ноября 1612 года выбило оккупантов из Кремля.

Возникает естественный вопрос: а кто финансировал поход этой волжской рати? Ведь средства понадобились немалые, поскольку участие в ополчении неплохо оплачивалось: «И учали им давать князь Дмитрей Михайлович Пожарской да Кузьма Минин многие столовые запасы и денежное великое жалованье по тритцати по пяти рублев, смотря по человеку и по службе своим презреньем, и учинили ратных людей сытых и конных, и вооруженных, и покойных, и запасных» (ПСРЛ, т. 34 Вельский летописец с. 259).

Для создания ополчения были сделаны «крупные займы у представителей торгового дома Строгановых, у богатейших ярославских купцов Г. Никитникова, В. Чистого, Лыткиных» (Ю. М. Эскин, В. А. Токарев и др. День народного единства: биография праздника М., Дрофа, 2009, Второе ополчение). Однако откуда взялись «богатейшие купцы» в выжженной и разоренной шестилетней войной стране, где сражения проходили непосредственно на торговом пути, то есть он, явно, не функционировал? А вот у Московской компании средства должны были водиться, и вполне разумно со стороны англичан было часть полученной ранее из Московии прибыли направить на сохранение своего положения, оплатив поход Минина и Пожарского. Правда, прямых свидетельств тому мы не имеем, но про Строганова, давшего заем Минину, мы уже писали (см. 2.3.3), что он подозрительно напоминает нам компаньона той самой Московской компании.

А вот более поздняя история английского посла Дигса (Dudley Digges): «Дигс был послан в 1618 г. в Россию с деньгами от торговых английских организаций, решивших дать московскому правительству взаймы большую сумму (будто бы до ста тысяч рублей) под условием удаления голландцев с внутренних русских рынков и открытия англичанами Волжского пути для торга с Персией. Дигс прибыл в августе 1618 года в Холмогоры, но там (вероятно, узнав о нашествии на Москву польского войска) испугался возможности потерять свои деньги и потому спешно бежал обратно» (С. Ф. Платонов Москва и Запад в XVI–XVII вв. Л., Сеятель, 1925, гл. 2, 2). Напомним, что голландцы, которых хотел удалить Дигс на «деньги английских торговых организаций», были торговыми агентами империи Габсбургов.

Но неужели англичанам нужно было думать 13 лет – с 1605-го до 1618-го – чтобы осознать смертельную угрозу своим интересам? Маловероятно. Скорее их финансовые вливания с самого начала поддерживали сопротивление польско-габсбургской интервенции. А в Вологде «иноземные (читай «английские» – А. П.) купцы вошли в местный совет обороны края, чтобы действовать против Тушина «с головами и с ратными людьми в думе заодин» (1609 г.)» (там же, гл. 1, 10). Мы уже упоминали и о плане английского протектората над Россией, который Джон Меррик предлагал Якову I именно в 1612 году.