Текст книги "Год 1492-й: конец света или начало истории?"

Такой же, как и образование, неминуемо должна была быть и религия. Недаром во время Хованщины – стрелецкого бунта 1682 года – стрельцы хотели, чтоб «патриарх и власти дали ответ… за что они… возлюбили новую латино-римскую веру (С. М. Соловьев История России с древнейших времен ч. 2, гл. 3).

А при Петре I носители бород, которые однозначно считались символом православия, были обложены двойным налогом с целью принудить их к бритью этих бород – по латинскому образцу. Это символизировало переход от прозападного романовского режима к еще более прозападному и радикальному петровскому, при котором в России было установлено крепостное рабство. О характере религии в ту пору свидетельствуют, к примеру, дошедшие до нашего времени изображение Христа в папской тиаре на иконостасе московской церкви Покрова в Филях или латинские надписи, а также скульптуры и горельефы, выполненные в католической традиции, в Дубровицком храме в усадьбе Голициных в сегодняшнем подмосковном Подольске – см. 2.8.15.

Нельзя не вспомнить и постоянную характеристику, даваемую старообрядцами никоновской реформе, – «латинство». Аввакум говорил о реформах, как о сделанных «по римской бляди» (Житие протопопа Аввакума, им самим написанное).

Никоновская реформа якобы являлась возвращением к Константинопольской православной обрядовой традиции.

Но вот что известный русский церковный историк и литургист (специалист в области богослужения) Николай Дмитриевич Успенский рассказывает о лекциях своего учителя Алексея Афанасьевича Дмитриевского, который в конце 80-х годов 19 века совершил путешествие на Восток, посетив Константинополь, Афон и Святую землю, где одним из первых в России ознакомился с греческой литургией: «Я знал, что Русь приняла крещение от константинопольских греков, следовательно, и их богослужение, но богослужение Великой (Константинопольской) Церкви, которое так подробно излагал Алексей Афанасьевич в «Древнейших патриарших Типиконах…», оказалось совершенно отличным от нашего. Я задавал себе вопрос: как это могло получиться?» (Успенский Н. Д. Из личных воспоминаний об А. А. Дмитриевском Богословские Труды, № 4, М., 1968). Позднее Успенский дал следующий ответ: «Кто знаком с греческим православным богослужением, тот не может не заметить расхождения его чинопоследований, связанных с таинствами Покаяния и Причащения, с теми же чинопоследованиями Русской Церкви… Все эти расхождения появились только во второй половине XVII века. И как это ни кажется парадоксальным, они возникли в процессе исправления богослужебных книг, предпринятом в целях унификации русского богослужения с греческим» (Коллизия двух богословии в исправлении русских богослужебных книг в XVII веке Богословские труды. М., 1975. № 13). Таким образом, никонианская реформа не привела ни к какому возвращению русской церкви в греческой обрядности. Русские старообрядцы были совершенно правы, говоря о «латинстве» этой реформы.

Мы полагаем, что христианство пришло в Московию с Запада в начале 17 века вместе с польско-австрийской интервенцией и династией Романовых на смену прежнему единобожию. О том, что эта изначальная религия также пришла в Московию с Запада, мы поговорим в 5 главе, анализируя архитектуру русских белокаменных храмов.

Тогда же крестися Половецкий князь Батый.

Руская летопись по Никонову списку СПб, 1768, ч. 2, стр. 350

Прервем на время наш разговор о русской вере и поговорим о «монголо – татарском нашествии». Хотя бы потому, что та церковная архитектура, о которой мы собираемся поговорить, получила название «домонгольской». Да и сама тема татарского нашествия заслуживает того, чтобы хотя бы сжато остановиться на ней в книге о доромановской Руси или Московии.

Начнем с того, что никаких материальных следов монгольского присутствия (то есть доказательств того, что тут были именно татаро-монголы и в больших количествах) на территории Европейской России обнаружено не было. Да и совершенно абсурдным является тезис, что кочевой народ, стоящий на более низкой ступени материального развития, способен одержать победу «на выезде» в войне со страной с давней городской культурой. На эту тему существует уже достаточно литературы, заметим вдобавок, что рост культуры управления войсками идет параллельно с развитием общества, поэтому только здоровый хохот могут вызвать картины обладающего железной дисциплиной войска, сколоченного из разноплеменных малограмотных пастухов. Для примера можно вообразить сражение механизированной дивизии США с советским стройбатом, составленным из разноязыких уроженцев среднеазиатских аулов. Кроме того, отправившееся в поход на Европу татаро-монгольское войско – это постоянная массовая армия. Когда в Европе в 16–17 вв. начали появляться массовые армии, сразу возникла проблема обеспеченипя их продовольствием. А ведь европейским солдатам вовсе не запрещалось грабить местное неаселение и действовали они в относительно многонаселенных районах, а не в пустынных степях. Но пришлось создавать систему снабжения армии продовольствием, при этом экспорт продовольствия вырос примерно в 10 раз (см. 4.11.9.а). А ведь численность этих европейских армий вполне сопоставими с численностью, принятой для армии монголо-татар. Так каким же образом татаро-монгольские военачальники умудрялись в далеких походах кормить свое воинство? Нет, это уже из области фантастики.

Вот как описывают «монголо-татар» так называемая Московско-академическая и Галицко-Волынская летописи.

Московско-академическая: «Въ лето 6732 По грехам нашим, приидоша языци незнаеми, при Мьстиславе князе Романовиче, в десятое лето княженья его в Киеве. И прииде неслыханная (рать), безбожнии Моавитяне, рекомии Татарове, их же добре никтоже не весть ясно, кто суть и отколе приидоша, и что язык их, и которого племени суть, и что вера их; и зовут их Татары, а инии глаголють Таурмени, а друзии Печенези, иныи же глаголють, яко се суть, о них же Мефодий, епископ Патаромьский свидетельствует: яко сии суть вышли ис пустыня Етриевьския, сущей межи междувостоком и севером, – ко скончанию времени явится к им, – яже загнал Гедеон, – и попленять всю землю от Востока и до Ефрата и от Тигра до Понтийского моря, кроме Ефиопия…» Галицко-Волынская летопись: «В лето 6732 (1224) Приде неслыхана рать, безбожнии Моавитане, рекомыи Татареве, придоша на землю Половецкую». То есть никаких упоминании ни о монголах ни, вообще, о кочевниках. Не упоминается даже о якобы знаменитой татарской коннице. Могут возразить, что древнерусские летописцы говорят о первом появлении «монголо-татар» и еще не разобрались в вопросе. Но, позвольте, Галицко-Волынская летопись доведена до 1292 года, а Московско-академическая до 1419 года. Причем тексты и той, и другой летописи в окончательном виде писал редактор. Так, выходит, и в 1419 году такой редактор еще не разобрался с происхождением «монголо-татар», несмотря на почти двухвековое их «иго»?

Говоря в первой главе этой книги о язычестве, мы отметили, что главным источником вдохновения в этом вопросе для «средневековых хронистов» была Библия. Вот так же и «Моавитане» русских летописей попали туда явно из Библии. Согласно Ветхому Завету моавитяне – яростные идолопоклонники, за что «города его (Моава) будут пустыней»(Иеремия, 48:9). «Но в последние дни возвращу плен Моава, говорит Господь» (Иер. 49:39). Таким образом, «русские летописцы» воспроизвели кочующий сюжет о наказании за грехи в виде пленения ужасным народом, соединив этот сюжет с описаниями остросюжетных военных приключений.

Вся история о нашествии «безбожных Моавитян» имеет смысл только в религиозной системе координат: это адское племя, единственная цель которого – наказание грешников. Неизвестно откуда они появляются, уничтожая все на своем пути, и неизвестно куда потом исчезают. С любой другой точки зрения татарский набег на Русь не имеет никакого смысла.

Читатель, ты можешь возразить: – Но ведь «татаро-монгольское» иго… Татаро-монголы обложили Русь данью.

Подумаем, как можно было обложить этой самой данью.

Вспомним, что во Владимир о-Суздальской Руси господствовала подсечно-огневая система земледелия. Во многих местах, в частности, на Вологодчине, она сохранилась вплоть до конца 19 века. При такой системе крестьяне переходили с места на место, выжигая лес и засевая удобренный золой участок, пока не исчерпывалось его плодородие. То есть крестьянин был абсолютно не привязан к какому-то определенному месту проживания, и взять с него дань, гоняясь за ним по лесам, было абсолютно нереальной задачей. При появлении любого агрессора крестьяне ушли бы еще глубже в леса. (См. 3.5.12 о ситуации со сбором царского ясака в Сибири). Анекдотично выглядят рассказы, как, заслышав о подходе татарской орды, крестьяне окрестных деревень набивались за городские стены, чтобы там всем погибнуть при осаде. Достаточно вспомнить события Великой Отечественной. Неужели при объявлении Москвы на осадном положении туда стали стекаться жители Московской области, чтобы оказаться под защитой Красной Армии? Нет, они постарались очутиться как можно дальше от опасного места.

Дань можно было взять только с городов под угрозой их уничтожения Города для того и служили, чтобы контролировать речную торговлю. Для татаро-монголов было бы разумно предложить русским князьям поделиться частью доходов от этой торговли. Но с кого же вы будете брать дань, если полностью уничтожаете русский город? Представьте, банда рэкетиров подкатывает к ВАЗу и вместо того, чтобы для устрашения сжечь какой-нибудь сарай на отшибе и потребовать постоянных выплат, сжигает весь автозавод. Откуда же тогда возьмется дань? Ждать пока завод отстроят, надеясь, что его владельцы, помня о прошлом, сразу начнут платить отступные?

Впрочем, в рассказах летописей о разорении Владимиро-Суздальской Руси нет упоминаний о каких-либо требованиях Батыя (да и устрашенных – помнящих о нашествии – остаться было не должно): «и убили князя Юрия (Рязанского) и его княгиню, и всех жителей его земли перебили, не пощадили и детей, даже грудных… Увидел князь Всеволод (при осаде Владимира), что предстоит еще более жестокая битва, испугался, он был очень молод, и сам вышел из города с частью дружины, неся с собой богатые дары, надеясь получить от Батыя жизнь. Но тот, как свирепый зверь, не пощадил его юности, велел перед собою зарезать, и весь город перебил» (Галицко-Волынская летопись). То есть получение дани явно не входило в планы «безбожных Моавитян».

О существовании ужасных «монголов» ничего не знают ни «русские летописи», ни «Московия» Сигизмунда Герберштейна, ни Киевский Синопсис – они сообщают лишь о татарах. А вот Татищев уже присоединяет к сведениям Московско-академической летописи: «некоторые из них зовутся таурмены, иные зовутся команы, иные монги».

(Эти «монголы» попали к Татищеву несомненно из западноевропейских источников. В свою очередь, на Западе вся эпопея о нашествии диких орд Чингисхана выросла из истории о… «царе Давиде, именуемом пресвитером Иоанном». Так относимая к средневековью «Повесть о царе Давиде» рассказывает о завоеваниях «царя Давида, верующего в Иисуса Христа, сына царя Израиля, сына царя Сархиза, сына царя Иоанна, сына Бульгабоги несториа… (среди прочего) царь Давид подчинил своей власти… Бухару, Самарканд, Фергану, Отрар… шах Хорезма собрал неисчислимое войско и перешел реку Геон, приготовившись дать царю Давиду отпор. Царь Давид разбил его в сражении…» То есть рассказывается история завоевания Средней Азии Чингиз-ханом. Сюжет о Давиде был развит в «Хронике» Альбрика из монастыря Трех источников (Бельгия): «То ли сам царь Давид, то ли… его сын, вторгся в пределы Комании, расположенной на дальних подступах к Венгрии и в земли Руссии… он уничтожил… много тысяч русских… царь Давид, вместе со своим войском, которых венгры и команы называют татарами…» (Н. Горелов Откуда они вообще взялись, эти татары? в Книга странствий СПб. 2006, Азбука-классика, с. 3–34). О том, что это за русы жили рядом с Венгрией на Дунае, мы писали в Книге Первой, а о том, какое отношение к событиям на Дунае имеет царь Давид, поговорим в 4.7.14).

Но если до Татищева никто на Руси слыхом не слыхивал ни о каких монголах (о чем явно свидетельствует незнание этого слова авторами первого русского «учебника истории» – Киевского Синопсиса), живя, якобы, под их игом в течение более, чем 200 лет, то, значит, никаких монголов на Руси и не было. Откуда же тогда могли появиться эти ужасные завоеватели, не оставившие никаких материальных следов? Есть ли какие-нибудь реальные основания под историями «русских летописей» о татарском нашествии? В очередной раз ответим: да, это события в Дунайском регионе. В 1.4.5–6 мы уже отмечали совпадения в описаниях походов на Царьград киевских князей и походов против турок венгерских королей. А также что болгарские пророчества о Чигочине и истории о короле Батое хорошо совпадают с описаниями нашествия турок. Повторим наш вывод: реальные войны с Османской империей на Дунае были «опрокинуты» в прошлое и стали основой для европейских писаний о нашествии татар. Впоследствии эти истории были пересажены на русскую почву. Пересаживание дунайских историй на днепровскую почву было начато в 16 веке Сигизмундом Герберштейном, но продолжалось вплоть до конца века 18-го.

Принято считать, что первая битва русских князей с татаро-монголами произошла на реке Калке в 1224 года. Однако о ней ничего не пишет «Московия» Герберштейна (1549). Не упоминает ее и Киевский Синопсис (1674). Возникает она в появившихся в 18 веке, в основном, благодаря чудесным обретениям Татищева, «русских летописях». История эта целиком списана с раздела «О татарской напасти» в сочинении Фомы Сплитского «История архиепископов Салоны и Сплита» (якобы 13 века, первое издание 1666 г. в Амстердаме).

Детали практически одинаковы во всех «русских летописях», но наиболее отчетливо совпадения с Фомой Сплитским проступают в Лаврентьевской летописи, обретенной в 1792 году небезызвестным графом А. И. Мусиным-Пушкиным, нашедшим также и «Слово о полку Игоревом». Сообщается, что Мусин-Пушкин получил летопись из архива П. Н. Крекшина – того самого «творца мифов истории» и «алхимика от истории», что писал «Журналы… Петра Великого» (см. 2.8.8).

Приведем параллельные отрывки из Фомы Сплитского (Фома) и Лаврентьевской летописи (Лавр). (Летопись цит. по Н. А. Морозов Христос Кн. 8 т. I ч. 2, гл. 2):

Фома: «На пятый год царствования Белы, сына короля Венгрии Андрея, и на второй год правления Гаргана губительный народ татар приблизился к землям Венгрии». Лавр: «приидоша языци незнаеми, при Мьстиславе князе Романовиче, в десятое лето княженья его в Киеве. И прииде неслыханная (рать), безбожнии Моавитяне, рекомии Татарове».

Фома:«А потом, пополнив свои воинские соединения прежде всего за счет племен куманов и многих других покоренных ими народов, они снова повернули против рутенов». Лавр: «Победили те Татары и иные народы. И прошли всю страну Куманскую и прошли близь Руси». (Заметим в очередной раз, что рутенов Фома Сплитский помещал «на границе с Паннонией», которая есть юго-западная часть Венгрии, а вовсе не на Днепре или в Прикарпатье – In Pannonie partribus in confinio Rutenie).

Фома: «И наконец-то король, подталкиваемый этими призывами, выступил к границам своего королевства». Лавр: «По бывшему совету всех князей в граде Киеве, створили решение: «Лучше нам встретить (таурменов) на чюжой земле нежели на своей».

Фома: «Но отряды татар, не дожидаясь рукопашного боя и, как у них водится, забросав врагов стрелами, поспешно бросились бежать. Тогда король со всем своим войском, почти по пятам преследуя бегущих, подошел к реке Тисе; переправившись через нее и уже ликуя так, будто бы вражеские полчища уже изгнаны из страны, они дошли до другой реки, которая называется Соло».

Лавр: «Тогда же князь Мстислав Галицький перешел Днепр с 1000 мужей, напал на сторожевые отряды татарьские, и победил их, а остаток их побежал с воеводою их Гемя-бегом, и им не было помощи. Услышавши сие, Русские князья пошли все за Днепр во множестве людей… Оттуда они шли за ними 8 дней до реки Калкы». (В латинском оригинале река называется Solo и можно предположить, что получено это Solo из Colo – Коло. Ведь в тексте Фомы присутствуют Хугрин Калочский (Hugrinus Collocensis) и король Коломан (Colomannus rex). А от Коло уже рукой подать до Калки, которую с большим трудом якобы находят на современной Украине).

Фома: «Тогда король Коломан со всем своим войском выступил из лагеря; за ним последовал со своей колонной архиепископ Хугрин… очень многих положили, а других, прорывавшихся назад к мосту, сбросили в реку. Поставив стражу у начала моста, они в бурном ликовании вернулись к своим». Лавр: «Князь Мстислав Мстиславич повелел Данилу перейти реку Калку со своим полком и еще с иным полком… Данил же крепко избивал Татары… Татары убежали»

Фома: «при поспешном бегстве одни напирали на других, и потери от давки, устроенной своими же руками, казалось, были не меньше тех, которые учинили враги своими стрелами». Лавр: «АЯрун и другие полки Половецькии побежали и потоптали бегущи станы князей Русских, а князи не успели ополчитися противу их. Пришли в смятение все полки Русские и была сеча зла и люта»

Фома: «все многочисленное татарское полчище словно в хороводе окружило весь лагерь венгров». Лавр: «Мьстислав Киевский, видя сие зло, не двигался с места. Он стал на горе над рекою Калкою, где место каменисто, и тут учинил город (ограду) из кольев, и бился с врагами в ограде три дня».

Фома: «Что же до короля Белы, то он с Божьей помощью, едва избежав гибели, с немногими людьми ушел в Австрию. А его брат король Коломан направился к большому селению под названием Пешт, расположенному на противоположном берегу Дуная».

Лавр: «Он (Мьстислав) едва убежал в Галичь, а князь Владимир Рюрикович прибежал в Киев и сел на своем столе» (Это «ушел в Австрию» Фомы Сплитского явно откликнулось в «и обратил Татар вспять от реки Днепра на Землю восточную» Лаврентьевско-го списка, ведь Австрия в переводе с немецкого как раз и означает «Земля восточная»).

Фома: «Когда они подходили к обителям монахов, навстречу им, как бы выказывая должное почтение победителям, выступал собор клириков, облаченных в священные одежды, распевающих гимны и славословия, с дарами и подношениями, чтобы вызвать их сострадание к себе. Но те, совершенно лишенные милосердия и человеколюбия, презирая религиозное послушание и насмехаясь над их благочестивой простотой, обнажали мечи и без всякой жалости рубили им головы».

Лавр: «Русские, не ведая лести татарской, выходили противу них с крестами, а они избивали их».

Таким образом, в рассказах Фомы Сплитского и Лаврентьевской летописи есть не только сюжетные совпадения, но и прямые текстовые заимствования.

Фома Сплитский датирует битву на реке Соло 1241 годом (Он, кстати, ничего не знает о падении годом раньше могучего Киева на Днепре и, вообще, об этом Киеве). То есть битва на Соло случилась через 17 лет после битвы на Калке. Причем русская история говорит, что уцелевший в битве на Калке Мстислав Мстиславович Удатный в 1221 году взял в плен венгерского королевича Коломана, а затем в знак мира выдал за него свою дочь. Король Бела, при котором произошла битва на Соло, был братом этого Коломана. Так неужели венгры ничего не знали о битве на Калке, о силе и военной тактике татар, и, отправившись бить врага, наступили на те же грабли, что и русские князья? Логичней предположить что битва на Калке списана у Фомы Сплитского.

Истории о монголо-татарах внедрялись «русскими летописями» в сознание россиян с прицелом на грядущее взятие Константинополя (см. 1.4.4). Поэтому татаро-монголы, как и османы, назывались измаильтянами. Галицко-Волынская летопись: «В лето 6745 (1237) Приидоша безбожные Измаильтяне, прежде бившиеся с князьями Русскими на Калке». Никоновская летопись о тех же событиях: «и была сеча зла, и одолели безбожные измаильтяне, и бежали князья в города свои. Татары же, рассвирепев очень, начали воевать землю Рязанскую с великой яростью». А это «Надпись на надгробии царя Константина» из «Повести о взятии Константинополя турками в 1453 году»: «Русый же род с прежде создавшими город этот всех измаилтян победят и Седьмохолмый приимут с теми, кому принадлежит он искони по закону, и в нем воцарятся, и удержат Седьмохолмый русы, язык шестой и пятый, и посадят в нем плоды, и вкусят от них досыта, и отомстят за святыни» (перевод на современный русский).

Но название это – измаильтяне – характерно не только для русской литературы. Измаильтянами называют турок-османов болгарские источники. Например, «Анонимная болгарская летопись»: «Нечестивый же Баязит собрал и здесь множество своих измаильтян и других воинов, что пришли из восточных стран, и спешил всей мощью обрушиться на западные силы. И турки, как только приблизились, не медля ни мгновенья, вступили в бой…» (Родник златострунный. Памятники болгарской литературы IX–XVIII веков М., Художественная литература, 1990, с. 211). Болгарские источники демонстрируют, как события османских войн переносятся в прошлое, и за ними следом отправляется название «измаильтяне»: «Восстанет тридцать седьмой царь по имени Гордий, а по прозвищу Чигочин, выйдет он из Солнечного града полухристианином-полуязычником и соберет всю землю Измаильтянскую… И истерзает Чигочин всю землю… И разбредутся измаильтяне, и разорят всю землю Болгарскую» (там же, с. 267, Сказание пророка Исайи о грядущих летах и об Антихристе). В этом Чигочине нельзя не узнать Темучина, он же Чингиз-хан. (В 1.4.6 мы отмечали, что описанная в пророчестве осада Солуни хорошо совпадает с осадой этого города турками).

Само название измаильтяне есть, несомненно, другое прочтение (с перестановкой букв л и м) слова исламитяне, то есть последователи ислама. Подобные перестановки нередки, так как изначально буквы, из которых состояло слово, при записи располагались не по прямой линии вдоль строки, а образовывали круг либо прямоугольник, и порядок чтения их мог быть разным. Примеры таких перестановок: закон-наказ или русские и украинские пары ладонь-долонь и медведь-ведмидь. Или кораническое ал-сырат – «прямой путь» и strata, street. Подробно об этом см. И. Табов Закат старой Болгарии (Новая хронология Балкан) М., Крафт+, 2000, Уроки отца Паисия.

Те же согласные м, с, л присутствуют и в слове муслим-мусульманин. Эта пара ислам-муслим образована по правилам создания однокоренных слов в арабском языке – за счет перестановки согласных.