Текст книги "Гиммлер. Инквизитор в пенсне"

В своей программной речи, которую Генрих Гиммлер произнес в 1935 году, он подчеркивал: «Тот, кто изменяет верности, исключается из нашего сообщества. Так как верность – это дело сердца, но отнюдь не рассудка. Разум может отказать человеку, но если перестает биться сердце, то человек умирает. Так и народ, который изменил своей верности, обречен на смерть». Когда Гиммлер требовал о своих людей не просто «послушания», а абсолютной преданности, и превращал «преданность» в наивысший закон СС, то во многом это было следствием его характера.

Сам Гиммлер никогда не доверял людям, был неуверен в общении, не имел постоянных привязанностей (то есть не знал истинной преданности). Ему удавалось весьма удачно маскировать это. Со временем Гиммлер превратился в искусного дипломата, который скрывал свои слабости. Однако он не был готов к искренности. Он стремился либо подчинять себе людей, либо контролировать отношения с ними. Это можно проследить на примере отношений с Грегором Штрассером и Эрнстом Рёмом («эпоха борьбы»), либо с Гитлером уже во время установившейся национал-социалистической диктатуры. Гиммлер никогда не позволял себе заводить дружбу с людьми, которые занимали приблизительно то же самое общественное положение либо обладали аналогичным политическим статусом. По этой причине Гиммлера недолюбливали в партии и во многих министерствах. Чтобы восполнить эту эмоциональную недостаточность, Гиммлер нуждался в постоянном подтверждении верности, для чего постоянно изобретались новые и новые формы, со временем превратившиеся в некие ритуалы.

На фоне подробно разработанных понятий «верность» и «послушание», «товарищество» выглядело несколько блекло и не совсем убедительно. Гиммлер обычно упоминал эту «добродетель» вскользь. Сохранилось лишь несколько развернутых высказываний на эту тему. В декабре 1938 года в обращении к одной из частей СС Гиммлер произнес: «Я требую, чтобы вы воспитывали друг друга. Вы должны наблюдать за тем, чтобы в вашем штурме не было ничего неподобающего». Гиммлер никогда не давал разъяснений относительно того, должно ли было быть «товарищество» эмоциональным или осознанным качеством, как оно должно было проявляться в повседневной жизни, в какой мере оно должно было соотноситься с такими явлениями как «дружба», «доверие». Надо лишь подчеркнуть, что в 1936–1937 годах Гиммлер стал решительно выступать против того, чтобы в СС формировались традиции неких «мужских союзов».

Одновременно с этим он высказывался против знаменитого тезиса 20-х годов о том, что «мужским союзам» были присущи некие гомоэротические связи. Почти в каждом своем выступлении Гиммлер употреблял слова «прилично», «подобающе», «достойно». Нередко он связывал их с такими понятиями, как «чистый», «благородный», «великодушный». Однако в данном случае он всего лишь подразумевал поведение, которое не было основано на личных («эгоистических») мотивах. Гиммлер полагал, что «достойность» должна была пропитывать весь мир. В предисловии к специализированному эсэсовскому календарю на 1937 год он писал: «Каждый из нас должен встречать плохой день столь же достойно, как и хороший». «Порядочными» и «достойными» должны были быть даже самые неблаговидные и преступные действия. Это позволяет предположить, что для Гиммлера «достойно» было неким синонимом слова «твердо», «настойчиво». Вспоминая события 30 июня 1934 года, он говорил о массовых расстрелах штурмовиков: «Мы должны были действовать как солдаты, но мы действовали всегда достойно, без лишнего злорадства и личных оскорблений… Однако мы должны были действовать в соответствии с принципами, иметь в себе нравственную силу быть орудием фюрера, в котором он так нуждался». В некоторых случаях Гиммлер цинично рассуждал о том, что истязания, издевательство и унижение жертв были «неприличными».

О «приличиях» и «достоинстве» Гиммлер продолжал рассуждать даже в годы войны. В одной из своих знаменитых речей он говорил о массовых убийствах и «порядочности». В октябре 1943 года в Познани Гиммлер заявил группенфюрерам СС: «Большинство из Вас узнают, что такое лежащие вместе сотня, пятьсот или даже тысяча трупов. Надо выдержать это, не поддаться человеческим слабостям, но остаться при этом достойным человеком. Это закалит нас и сделает более жесткими». Впрочем, понятие «порядочности» распространялось не на все случаи жизни. Еще в 1936 году Генрих Гиммлер в своем выступлении перед Прусским государственным советом открыто заявил, что «надо придерживаться достойного ведения борьбы с противником, если только он этого достоин». «Было бы безумием применять эти благородные установки в отношении евреев и большевиков, стремящихся к власти над миром иезуитов или напрочь прожидовленного масонства».

Семь лет спустя в Познани Гиммлер говорил, что «прилично» надо было обходиться только с «представителями нашей собственной крови». «Меня ни в малейшей степени не интересует судьба русского или чеха… Если десять тысяч русских баб упадут от изнеможения во время рытья противотанковых рвов, то это будет интересовать меня лишь в той мере, в какой будет готов этот противотанковый ров. Ясно, что мы никогда не будем жестокими и бесчеловечными, поскольку в этом нет необходимости. Мы, немцы, являемся единственными на свете людьми, которые прилично относятся к животным, поэтому мы будем прилично относиться и к этим людям-животным, но мы совершим преступление против своей собственной расы, если будем о них заботиться и прививать им идеалы с тем, чтобы нашим сыновьям и внукам было еще труднее с ними справиться». В системе понятий, которую построил Гиммлер, «приличия» не могли распространяться на «людей-животных». Их надлежало использовать исключительно в утилитарных целях.

Глава 17. «Строгий» и «заботливый» рейхсфюрер

Амбиции Гиммлера со временем стали настолько большими, что он перестал ограничиваться моделированием лишь служебного поведения своих подчиненных. В какой-то момент Генрих Гиммлер решил контролировать фактически всю частную жизнь служащих СС: поведение, хозяйственные отношения, ведение здорового образа жизни, планирование семьи и т. д. При каждом удобном случае рейхсфюрер СС пытался вмешиваться в личные дела подчиненных ему людей. Объектом пристального внимания мог стать и высокопоставленный офицер, и рядовой эсэсовец. Но, конечно же, представители руководства СС чаще попадали в поле зрения Гиммлера, нежели нижние чины. А потому принадлежность к числу руководителей СС была не просто службой, но и готовностью смириться с повсеместным контролем Генриха Гиммлера, который пытался изменить весьма серьезным образом жизнь «своих людей».

Ко второй половине 30-х годов руководство СС, к которому можно было отнести всех, кто имел звание не ниже группенфюрера СС, происходило из двух больших социальных групп: молодых солдат Первой мировой войны и поколения, чья юность и детство пришлись как раз на время мировой войны. Представители первой группы в основном родились в 90-е годы XIX века (как правило, после 1895 года), то есть они имели возможность пойти добровольцами на фронт и к концу Первой мировой войны могли дослужиться до офицерского звания. Это была когорта молодых лейтенантов, которые позже принимали активное участие в действиях добровольческих корпусов. Многие из них вступили в СС еще до того момента, как национал-социалисты пришли к власти. Вторая группа была представлена более молодыми людьми, которые появились на свет в начале ХХ века. Их личностное формирование пришлось на годы войны, но они не смогли принять участия в боях в силу своего возраста.

После 1933 года эта подросшая молодежь (к числу которой можно было бы отнести и самого Гиммлера) стала играть в СС важную роль. Естественно, среди руководства СС были люди и более старшего возраста, но при детальном изучении проблемы окажется, что большая часть из них пребывала в составе общих СС и не имела особого влияния. К числу таковых относились региональные руководители «Стального шлема», которые после унификации их организации автоматически получили звание группенфюреров СС, но на практике их должности были номинальными. Если же посмотреть на «молодежь» из обеих групп, то окажется, что она не смогла найти себя в гражданской жизни, а потому вступление в СС, что автоматически означало подчинение рейхсфюреру СС, было для них «последним шансом». Продолжительные неудачи приводили к тому, что многие из будущих высокопоставленных офицеров СС еще в 20-е годы столкнулись с множеством личных проблем, в том числе с пристрастием к алкоголю. После 1933 года избавиться от этих «привычек» оказалось не так уж просто, что дало Гиммлеру повод для вмешательства в личную жизнь. Особое внимание он уделял фактам злоупотребления алкоголем, что, наверное, было той частью личных привычек, которые могли больше всего «дискредитировать» СС в глазах общественности.

26 июля 1939 года, то есть за несколько недель до начала Второй мировой войны, обергруппенфюрер СС Фридрих Йеккельн получил письмо от Генриха Гиммлера. Рейхсфюрер СС сообщал, что некоторое время назад получил сведения о том, что Йеккельн в состоянии алкогольного опьянения ехал на своей машине со скоростью 100 километров в час, «бесцеремонно нарушая правила движения, и проявляя хамство в отношении других водителей и пешеходов». Гиммлер просил Йеккельна ответить на три вопроса: 1) был ли он в машине за рулем в тот день? 2) принимал ли алкоголь в тот день? 3) нарушал ли он правила дорожного движения? Йеккельн сразу же понял, как до Гиммлера дошли слухи о его поведении. Вечером указанного дня его машину после длительного преследования на железнодорожном переезде настиг гамбургский бизнесмен и активист Национал-социалистического корпуса автомобилистов (НСКК), который был немало возмущен поведением находившегося за рулем пьяного водителя, который своей манерой вождения автомобиля угрожал жизни многих людей. В ответ на прозвучавшие претензии Йеккельн предъявил служебное удостоверение – он, кроме всего прочего, являлся высшим руководителем СС и полиции Ганновера. Поскольку Йеккельн уже получал несколько выговоров от Гиммлера, поводом для которых являлось пьянство, то очередная выходка не сулила ничего хорошего. Йеккельну срочно пришлось придумывать оправдательное сообщение. В нем он сообщал, что указанным днем в узком кругу обедал с некими аристократами. Общение продолжалось до позднего вечера. Около 20 часов Йеккельн направился на автомобиле в свой охотничий домик. Во время поездки он мог сделать всего лишь небольшие нарушения, но «в целом придерживался правил дорожного движения». Чтобы снять с себя подозрение в том, что он злоупотреблял алкоголем, Йеккельн написал, что в указанный день выпил «4–5 бокалов мозельского вина», «не более 4 стопок шнапса» и «еще 3 бокала пива». Йеккельн посчитал, что такое количество алкоголя не будет воспринято Гиммлером как «чрезмерное». В любом случае вечерняя пьяная гонка по улицам города и по шоссе не имела для Йеккельна никаких последствий.

На самом деле вождение автомобиля в нетрезвом состоянии было не самым страшным, что могли себе позволить высокопоставленные эсэсовские офицеры. Гиммлер прекрасно помнил события мая 1936 года, когда с проверкой в Дахау прибыли бригадефюрер СС Кауль и оберфюрер СС Унгер. Как сообщал позже в объяснительной записке Кауль, между ними произошел «инцидент». Под этим словом скрывалось отнюдь не невинное происшествие. Офицеры СС сначала облили друг друга вином (проблема усугублялась тем, что они были в униформе, и это можно было трактовать как оскорбление чести СС), после чего схватились за оружие. Прозвучало несколько выстрелов, но обошлось без жертв. Унгер, который был готов принести свои извинения, пытался объяснить «инцидент» «хорошим настроением», которое возникло после принятия некого количества алкогольных напитков: «Впрочем, было очень поздно и в результате употребления алкогольных напитков настроение у нас было хорошее и приподнятое». В этой ситуации Гиммлер решил не передавать дело в суд, как на том настаивал их командир Бах-Зелевски, но решил ограничиться строгим выговором.

Случай с пьяной стрельбой был отнюдь не единичным. Когда в феврале 1941 года бригадефюрер СС Карл-Хайнц Бюргер планировал отбыть на Украину, он получил письмо от Генриха Гиммлера. В нем рейхсфюрер СС обвинял Бюргера, который был одним из кураторов национально-политических воспитательных заведений (Наполас) и отвечал за мировоззренческое воспитание молодежи, в том, что тот в пьяном виде достал оружие, чем угрожал жизни многих людей. Бюргер, до этого не раз уличенный в пьянстве, решил не запираться. Он признал, что инцидент произошел в январе 1941 года, когда его начальник обергруппенфюрер СС Хайсмайер пригласил его на торжество по поводу приобретения загородного дома. «В меня вселился какой-то бес, когда я два раза выстрелил из пистолета в потолок. Этот необдуманный поступок был вызван моим внутренним состоянием. Я могу объяснить его только глубоким чувством неудовлетворенности, которое не покидало меня после того, как я оказался прикреплен к ведомству обергруппенфюрера Хайсмайера». На этот раз Гиммлер не скрывал своего гнева и возмущения. Он писал о том, что человек, который «сам не мог контролировать свое поведение, не имел никакого права учить других нашему мировоззрению». Казалось бы, Бюргера миновало суровое наказание, он отделался взысканием и выговором. Однако слухи о его пьянстве вновь и вновь доходили до Генриха Гиммлера, а потому он в качестве наказания был направлен в запасной пехотный батальон СС «Ост».

То, что подвыпившие офицеры СС не сдерживали себя в обращении со стрелковым оружием, демонстрирует распоряжение Гиммлера, которое он отдал за несколько месяцев до того, как произошла история с Карлом-Хайнцем Бюргером. Рейхсфюрер СС писал: «Мне снова и снова сообщают, что видят служащих СС и полиции, которые в неподходящей ситуации легкомысленно используют огнестрельное оружие. Происходит это, как правило, в Восточных областях и под влиянием спиртного». Далее Гиммлер подчеркивал, что «такое безответственное обращение с оружием является совершенно ненемецким». Это распоряжение заключалось выводом: «Немец использует оружие лишь во время боя, а подобная беспорядочная стрельба присуща только славянам».

Летом 1942 года под огонь гневной критики Генриха Гиммлера попал Матиас Кляйнхайстеркамп, который в указанное время являлся командиром дивизии СС «Рейх». Поводом для гнева рейхсфюрера СС стали сведения о том, что Кляйнхайстеркамп напивается до полусмерти в «дивизионном казино». Гиммлер писал провинившемуся: «Подобное вольное поведение Вы могли бы себе позволить, если бы являлись капитаном или командиром батальона. Однако после того как, несмотря на некоторые сомнения, я доверил Вам командовать дивизией, Вы должны себе отдавать отчет в том, что прошло время, когда Вы могли позволить себя напиться». Гиммлер подчеркивал, что «отвратительные сцены пьянства являлись результатом “недостатков характера”, которые необходимо искоренить до конца несения службы». После этого Гиммлер отстранил Кляйнхайстеркампа от командования дивизией «Рейх», так как тот «нанес урон престижу Ваффен-СС». В завершение Гиммлер наложил еще одно дисциплинарное взыскание на отстраненного от должности офицера: «Я ожидаю от Вас, что в последующие два года Вы не выпьете ни капли спиртного, а к 49 годам сможете обходиться и вовсе без этого». Гиммлер считал, что запрет на употребление спиртного был весьма эффективным воспитательным средством: «Если кто-то не знает меры в употреблении спиртного и ведет себя как маленький ребенок, то его надо лишить спиртных напитков. Так, например, у ребенка отнимают пистолет, ибо он не знает, как с ним обращаться». Эту фразу Гиммлер произнес в 1938 году. Однако двумя годами ранее тон его заявлений был куда более решительным и радикальным: «Либо ты демонстрируешь, что можешь обходиться без алкоголя, либо ты получаешь пистолет, при помощи которого ты должен покончить с собой. На раздумье даются сутки». Гиммлер не раз налагал запреты на употребление алкоголя. В 1936 году такой запрет был получен Куртом фон Готтбергом, который потерял в аварии ногу. Ему было предписано не употреблять спиртных напитков в течение трех лет. В том же 1936 году употреблять спиртные напитки было запрещено Отто Рану, писателю, известному своими поисками Грааля, который оказался на службе в СС. Запрет на употребление алкоголя был несколько ослаблен Гиммлером в годы Второй мировой войны. В отношении служащих частей, которые использовались на Восточном фронте, он разрешал употребление спиртных напитков «в умеренных количествах и если это требовалось по состоянию здоровья».

Все приведенные выше примеры показывают, что Гиммлер хотя и пытался влиять на склонных к пьянству офицеров СС, но в большинстве случаев ограничивался «педагогическими средствами» и не прибегал к действительным дисциплинарным взысканиям. Он полагал, что надо было изменить обусловленное пьянством «ненормальное» поведение, так как большинство людей «имели причиной своих личных неудач именно спиртные напитки», а не наоборот – что они запивали по причине своих неудач.

Однако почему Гиммлер проявлял некую «снисходительность» в отношении пьяниц из состава СС? Понимал ли он, что при помощи «драконовских мер» нельзя было исправить ситуацию? Или он все-таки знал, что злоупотребление спиртным было составной частью парамилитаристской субкультуры, которая во многом была унаследована в СС? Наверное, эти вопросы так и останутся без ответов. В любом случае в 1941 году Гиммлер распорядился создать при концентрационном лагере Бухенвальд «дом искоренения дурных привычек», который предназначался преимущественно для эсэсовцев, употреблявших чрезмерное количество спиртных напитков. Гиммлер не считал, что направление в этот «дом» было каким-то наказанием, а «лишь воспитательным мероприятием, которое должно было пойти на пользу служащим СС и полиции». Относительно самого «дома искоренения дурных привычек» Гиммлер дал предельно подробные инструкции, в которых он говорил о том, что данное заведение должно было стать «образцовым домом принудительного отдыха, в котором все пребывающие должны быть лишены алкоголя, что должно сочетаться с гигиеническими мероприятиями, например спортом, закаливанием и т. д.». Рейхсфюрер СС планировал, что подобное воспитание будет способствовать «складыванию физически и психически устойчивых людей, которые позже будут иметь повод для благодарности». Для практики работы этого «дома», кроме всего прочего, были присущи запрет на курение, «по возможности вегетарианская пища» (овсяная каша с протертыми яблоками). Кроме этого было даже предусмотрено регулярное посещение сауны. Право направлять служащих СС в это заведение Гиммлер оставил исключительно за собой. Сразу же надо оговориться, что в некоторых случаях рейхсфюрер СС смотрел сквозь пальцы на пьянство своих подчиненных. В частности, это относилось к Карлу Марии Вилигуту, который был известен руководству СС под ритуальными именем Вайстор. Этот немолодой австрийский полковник, который смог дослужиться до чина бригадефюрера СС, занимался в основном конструированием эсэсовской религиозной обрядности.

По сравнению с пьянством большее раздражение у Гиммлера вызывала только «финансовая нечистоплотность», которую могли себе позволить некоторые из служащих СС. В свое время во многом именно по финансовым вопросам в опалу попал первый президент исследовательского общества «Наследие предков» Герман Вирт. Как было показано в предыдущих главах, из-за финансовых злоупотреблений из СС были исключены два начальника общего управления СС. Гиммлера не могло не волновать, что финансовая проблема могла сделать отдельных руководителей СС «восприимчивыми к различным искушениям». В июне 1937 года он возмущенно рассуждал о том, что некоторые из офицеров СС готовы принимать «подношения» от представителей торговых и промышленных кругов, которые пытались добиться расположения «охранного государственного корпуса». Гиммлер предпочитал, чтобы его офицеры обращались за поддержкой именно к нему. Случаи подобных просьб были отнюдь не единичными. Рейхсфюрер СС не раз оказывал финансовую помощь высшему руководителю СС и полиции на Юго-Востоке Бах-Зелевски. Так, например, в 1938 году он выделил 7 тысяч рейхсмарок, которые пошли на приобретение загородного дома. В 1937 году бригадефюрер СС Пауль Модер сообщил Гиммлеру о том, что он выплачивал беспроцентный заем в размере 15 тысяч рейхсмарок, который он взял у гамбургского предпринимателя Германа Ремце. Эта сумма потребовалась эсэсовцу, чтобы заплатить «отступные», дабы его жена согласилась на развод.

В сентябре 1939 года начальник полиции Веймара группенфюрер СС Хеннике сообщал Гиммлеру, что «в данный момент оказался совершенно без средств к существованию». В 1934 году о финансовой поддержке рейхсфюрера просил оберштурмбаннфюрер СС Отто Хоффман, сообщавший, что находится в «бедственном положении». В данном случае Гиммлер отклонил просьбу, так как до него дошли сведения о том, что Хоффман (в прошлом виноторговец) закатывал бурные пирушки. Гиммлер не всегда был готов удовлетворить просьбы своих подчиненных. Так, например, он отказал оберфюреру Эрвину Рёзенеру, руководителю управления персоналом СС. Рёзенер указывал, что еще во время «эпохи борьбы» его семья оказалась в долгах. Денег Гиммлер так и не предоставил. Когда в 1940 году Марианна Бюргер, супруга Карла-Хайнца Бюргера (на тот момент являвшегося начальником брауншвейгского училища СС) попросила о прибавке жалованья мужу, так как ожидала четвертого ребенка, рейхсфюрер СС дал «совет», как можно было более рачительно использовать уже имевшиеся в распоряжении средства.

Отдельно надо выделить «случай оберштурмбаннфюрера Людольфа фон Альвенслебена» (точнее говоря, этих случаев было несколько). Людольф фон Альвенслебен, был сыном владельца дворянского поместья. Однако после кризиса 1929 года семейство фактически разорилось, будучи должно кредиторам около 750 000 рейхсмарок. К 1934 году Людольфу фон Альвенслебену удалось погасить приблизительно одну треть из этих догов. Когда он отказался сделать очередной платеж кредиторам (речь шла о сумме в 2500 рейхсмарок), об этом сообщили Генриху Гиммлеру. Тот прореагировал очень резко: «Если оберштурмбаннфюрер Людольф фон Альвенслебен не может должным образом отвечать по своим обязательствам, как это надлежит делать истинному национал-социалисту и офицеру СС, то едва ли возможно его последующее пребывание в рядах СС. Частные долги офицера СС – это дело, о котором должно решительно позаботиться его начальство». В июле 1937 года фон Альвенслебен вновь попал в поле зрения Гиммлера. На тот момент он был командиром 10-го абшнитта СС. Представители предприятия «Мерседес» предложили ему приобретение автомобиля на весьма выгодных условиях. Гиммлер в очередной раз пригрозил исключением из СС и запретил делать эту покупку. Не называя имени фон Альвенслебена, Гиммлер издал распоряжение, в котором призвал «служащих СС оставаться свободными и независимыми даже в хозяйственных вопросах».

После этого Гиммлер официально стал требовать, чтобы «каждый из офицеров СС отказывался от приема подарков или приобретения товаров на специальных льготных условиях, даже если это было связано со служебными делами». Год спустя фон Альвенслебен вновь попал в центр «финансового разбирательства». На этот раз Гиммлер был более «великодушным». В данном случае фон Альвенслебену было разрешено выступать в качестве консультанта предприятия «Зальцгиттер», что приносило бы ему ежемесячно около тысячи рейхсмарок. Почему же Гиммлер разрешил ему быть оплачиваемым консультантом, но запретил покупку автомобиля, который планировалось использовать для служебных целей? В данном случае как нельзя лучше проявились черты характера рейхсфюрера СС, который стремился контролировать все сферы жизни своих подчиненных. О предстоящей покупке автомобиля Гиммлер узнал, когда были достигнуты все договоренности между фон Альвенслебеном и коммерсантами. Гиммлер полагал, что сделка, проведенная без его ведома, подрывала авторитет рейхсфюрера СС. Во втором случае все действия были заранее согласованы, что дало шефу СС возможность предстать в роли «великодушного покровителя».

Не желая мириться с тем, что «служащие СС порочили свой мундир необдуманным долгами», Гиммлер стал проводить целую программу по выявлению должников в составе охранных отрядов. При этом немало низших чинов было уволено из СС. Когда число таких «нарушителей» стало очень большим, Гиммлер решил изменить тактику. Он создал специальный фонд, который поначалу состоял из миллиона рейхсмарок, а затем увеличился в два с половиной раза. Эти средства шли на погашение долгов эсэсовцев, которые не имели возможности платить по своим кредитам. После этого они должны были дать клятвенное обещание, что больше никогда не будут брать в долг. Это требование превратилось в своего рода лозунг: «Эсэсовец не может покупать ни одной вещи, которую не в состоянии оплатить». Во время своего выступления, когда была произнесена эта фраза, Гиммлер высказал еще несколько идей: «Служащие СС не имеют права покупать вещи в рассрочку. Эсэсовец должен быть самым честным человеком, который только может существовать в Германии».

Пьянство и финансовая нечистоплотность были отнюдь не единственными «прегрешениями», с которыми пытался решительно бороться Генрих Гиммлер. Он неоднократно критиковал своих офицеров за «непомерное честолюбие и гипертрофированное тщеславие». Не раз Гиммлер ставил в укор руководителю штаба «Ведомства посредничества фольксдойче» Герману Берендсу его «нездоровое честолюбие», которое мешало работе «этого способного и смелого человека». Аналогичные упреки были адресованы бригадефюреру СС Вальтеру Шрёдеру, руководившему СС и полицией в оккупированной Риге. Гиммлер был очень недоволен тем, что Шрёдер откровенно любил покрасоваться на страницах местных газет. Подобная «работа на публику» всегда раздражала рейхсфюрера СС.

Не меньшую въедливость Гиммлер проявлял в вопросах, которые касались здоровья офицеров СС и полиции. Он постоянно предписывал своим подчиненным проходить медицинские осмотры, знакомился с медицинскими диагнозами, давал указания относительно распорядка дня и питания. Иногда он насильственно отправлял своих офицеров в отпуск, запрещая им во время отдыха даже читать газеты. Впрочем, постоянное «использование» эсэсовских офицеров в годы войны привело к тому, что многие из них были не просто физически истощены, но и страдали нарушениями психики. В медицинских картах после соответствующих обследований можно было встретить однотипные диагнозы: «утомление», «нервное истощение», «проблемы с нервами», «пребывание в состоянии депрессии».

Так, например, Гиммлер приказал провести «всеобщее медицинское обследование» группенфюрера СС Карла Гутенбергера. Поводом для этого стало то, что имперский врач СС Эрнст Роберт Гравиц обнаружил у 38-летнего эсэсовца, который пренебрегал медицинскими осмотрами, «легкое безразличие, эйфорию и предрасположенность к безучастности». Речь шла о посттравматическом синдроме. После этого Гутенбергера направили на несколько недель в эсэсовский санаторий «Гёгенвилла», который располагался в Карлсбаде. Там уже проходили лечение эсэсовцы, в чьем поведении проявлялись схожие симптомы.

Если продолжать перечисление наиболее показательных примеров, то можно отметить, что в 1944 году у командира хорватской горнострелковой дивизии СС Карла Густава Зауберцвайга врачи установили «исключительное нервное перенапряжение, которое граничило с легким психозом». При этом он не мог видеть людей, не мог слышать выстрелов, впадал с трансовое состояние при виде крови, не мог сконцентрироваться и панически боялся, что ему придется отвечать за свои действия.

Гиммлер направлял на лечение отнюдь не всех своих подопечных, некоторых из них он мог просто-напросто направить в отставку или уволить. Так, например, произошло с Вальтером Шмитом, который на протяжении многих лет возглавлял кадровое управление при рейхсфюрере СС. Шмит страдал позывами к постоянному мочеиспусканию, что врачи определили как результат нервного расстройства, связанного с его профессиональной деятельностью. Нервное расстройство было выявлено и у Рихарда Хильдебрандта, высшего руководителя СС и полиции в области «Висла», который в 1942 году стал жаловаться на постоянные головокружения и усталость. Чтобы «не выносить сора из избы», во многих случаях, напоминавших вышеописанные, медицинское обследование проводилось мюнхенским терапевтом Карлом Фаренкампом. Он считался специалистом по психозам, вызванным профессиональной деятельностью. Его особое положение в иерархии СС подчеркивалось тем, что этот медик возглавлял специальный отдел F, который был создан при персональном штабе рейхсфюрера СС. В 1940 году Фаренкамп создал в лагере Дахау специальную оранжерею, в которой выращивались лечебные растения. В 1942 году на ее базе возникла лаборатория, в которой из растений производилась особая косметика и лечебные средства, которые были призваны в том числе помочь эсэсовским офицерам справиться с психозами и преодолеть нервное истощение. Еще в 1941 году Гиммлер выражал сердечную благодарность доктору Фаренкампу за его деятельность: «Я бесконечно рад, что вы корректно и благоразумно обращаетесь с моими людьми, которые во многом являются несносными пациентами». Сам Гиммлер тоже прибегал к услугам Фаренкампа, так как его продолжали беспокоить боли в желудке, которые он приобрел еще во времена юности. Кроме этого каждый визит к доктору являлся для главы СС удобным поводом, чтобы ознакомиться с историями болезней своих офицеров.

Поскольку медицинское обследование высокопоставленных эсэсовцев не должно было получать широкого резонанса, а сведения о нервных срывах и болезнях должны были оставаться уделом лишь незначительной группы людей, то Гиммлер с самого начала сформировал некий круг особо приближенных личностей, которым он мог полностью доверять. В их числе был и его давнишний приятель Карл Гебхардт. К тому времени он уже был профессором медицины и руководил санаторием «Гогенлихен». Именно в этом санатории в 1942 году родила ребенка Хедвиг Поттхаст, любовница Генриха Гиммлера. Здесь же в 1943 году проходил лечение начальник персонального штаба рейхсфюрера СС Карл Вольф. Гиммлер не забывал своего приятеля – как-то в знак благодарности он даже преподнес ему столовый сервиз на двенадцать персон. В санатории иногда оказывались люди, которые формально не были служащими СС. Так, например, в 1938 году Карл Гебхардт провел операцию на колене генерал-лейтенанту Вальтеру фон Райхенау, который играл большую политическую роль среди немецкого генералитета. Здесь же могли оказаться представители старых дворянских родов. О ходе всех операций и лечении Карл Гебхардт неизменно докладывал Генриху Гиммлеру. Кроме этого надо отметить, что в «Гогенлихене» лечился Рихард Вальтер Дарре, который был не только имперским руководителем крестьян, но долгое время являлся шефом Главного управления СС по вопросам расы и поселений. Когда в 1942 году в Праге произошло покушение на Гейдриха, Гиммлер в срочном порядке послал туда Карла Гебхардта. Однако профессору медицины не удалось спасти жизнь шефу СД, который был поставлен имперским протектором Богемии и Моравии.