Текст книги "Гиммлер. Инквизитор в пенсне"

Глава 23. Тщетные попытки

После того как западные союзники высадились в Нормандии, открыв тем самым Второй фронт, в Третьем рейхе предпринимались многочисленные попытки если не разрушить коалицию, то хотя бы вызвать осложнение отношений между Москвой и Западом. Для этого в том числе распространялись всевозможные слухи о том, что одна из сторон вела с Третьим рейхом сепаратные мирные переговоры. На самом деле эти слухи использовались не только для «дипломатических диверсий», но и для того, чтобы подготовить почву для ведения действительных тайных переговоров. Эти идеи были очень популярными в ближайшем окружении Гитлера. Например, когда в сентябре 1944 года японский посол Хироши Ошима обратился к Гитлеру с предложением начать мирные переговоры с Советским Союзом, Геббельс написал специальную докладную записку, в которой предлагал конкретные шаги, которые надо было предпринять, чтобы сблизиться со Сталиными. В то же самое время Иоахим фон Риббентроп получил от фюрера задание «работать во всех направлениях», наводя контакты со странами антигитлеровской коалиции. Впрочем, эта деятельность была ориентирована в первую очередь на распространение дезинформации. Сам же Риббентроп пытался использовать испанских дипломатов, чтобы те распространялись о возможных переговорах с Москвой. Это должно было стать своеобразной приманкой для западных держав. В этой связи кажутся интересными пометки, которые Гиммлер сделал 12 сентября 1944 года в своем служебном календаре: «Англия или Россия? Россия-Япония».

Несколько лет назад западные исследователи обнаружили короткую записку Уинстона Черчилля, в которой говорилось о «телеграмме Гиммлера». Поскольку британский премьер-министр распорядился уничтожить эту телеграмму, то о ее точном содержании ничего не известно. Не представляется возможным даже установить, действительно ли это была «телеграмма Гиммлера» или какой-то другой документ, чье авторство в Великобритании просто приписали Гиммлеру. Известно, что Гиммлер в конце войны предпринял несколько нерешительных попыток начать мирные переговоры. Как командующий резервной армией, фольксштурмом, а затем командующий группами «Верхний Рейн» и «Висла», он не мог не видеть, что война была проиграна. Однако конкретные шаги по осуществлению своего «мирного плана» он стал предпринимать только тогда, когда рейх оказался на грани военной катастрофы. В этих условиях было маловероятным, что союзники, и без того одержавшие победу, согласились бы на предложения Гиммлера.

Гиммлер не был единственным, кто пытался в 1945 году начать мирные переговоры. Из дневников Геббельса следует, что он с января 1945 года постоянно обсуждал с Гитлером возможность начала мирных переговоров. Однако Гитлер отказывался от этого шага, пока существовала противостоящая Германии коалиция. По этой причине теоретические возможности начала мирных переговоров, которые в 1945 году обсуждали Геббельс и Гитлер, в основном относились к западным державам. Только в марте Гитлер согласился с министром пропаганды, что имелась вероятность начать сепаратные переговоры с Советским Союзом. Некоторое время спустя после того, как состоялась эта беседа, Геббельс встретился с Гиммлером, который находился на лечении в санатории «Гогенлихен». Они говорили наедине не менее двух часов. Позже Геббельс записал в своем дневнике, что рейхсфюрер СС, страдавший ужасной ангиной, произвел на него удручающее впечатление. Однако в части политических идей они сошлись. «Гиммлер в самых резких выражениях нападал на Геринга и Риббентропа, которых он полагал источником всех ошибок, допущенных во время войны. В этом он абсолютно прав». Рейхсфюрер СС был весьма озабочен не только положением на фронтах, но и продовольственным снабжением населения. Кроме этого он отметил, что ни в армейской среде, ни в гражданском управлении не было сильного руководства. И опять он винил во всех бедах Германии Геринга и Риббентропа. «Что с ними делать? В конце концов, не силой же принуждать фюрера расстаться с этими людьми». Эта небольшая фраза говорит о том, что при некоторых обстоятельствах люди из «ближнего круга» фюрера могли оказать на него давление с целью изменения политического курса. Сам же Геббельс полагал, что договориться со Сталиным было проще, чем с «англо-американскими безумцами». Однако в разговоре с Гитлером он продолжал настаивать на том, что решение надо было искать на Западе. Кроме этого Геббельс не считал нужным известить Гиммлера, что Гитлер придерживался диаметрально противоположной точки зрения.

По прошествии нескольких дней министр пропаганды обнаружил, что фюрер был крайне недоволен Гиммлером. «Фюрер возлагает большую часть вины на Гиммлера». В конца марта произошел инцидент, который окончательно разрушил отношения Гиммлера и Гитлера. Дело в том, что Гитлер полагал, что мог одержать победу в войне, если бы сохранил контроль над венгерскими нефтяными месторождениями. После того как советские войска смогли занять Будапешт, была запланирована крупная операция, в ходе которой немецкие и венгерские войска должны были сокрушить Красную Армию на территории Венгрии. Для этой цели туда были переброшены два танковых корпуса СС, в том числе танковая дивизия «Лейбштандарт». Когда операция провалилась, Гитлер, срывая свою злость на командире дивизии Зеппе Дитрихе, приказал всем офицерам «Лейбштандарта» спороть со своих мундиров нарукавные нашивки, что было аналогично срыванию погон. Несмотря на то что Гиммлер не был в состоянии вмешаться в ситуацию, он не мог понять, зачем было так унижать одну из самых боеспособных частей рейха?

В марте 1945 года Гиммлер полностью осознавал, что он потерпел фиаско как военный командующий и впал в немилость Гитлера. В этих условиях он начинает искать возможность принятия политического решения, которое могло бы прекратить войну. Поначалу он считал, что мог использовать заключенных в концентрационных лагерях евреев в качестве заложников. Он полагал, что поскольку Третий рейх вел войну против евреев, то и прекращение войны должно было быть связано именно с ними.

В середине марта Гиммлер встретился со своим бывшим массажистом и личным медиком Феликсом Керстеном. Керстен в годы войны перебрался в Швецию, где смог предложить свои услуги шведскому министру иностранных дел в качестве посредника. Гиммлер через Керстена просил передать, что если бы начались переговоры, то при приближении войск союзников он мог бы воздержаться от взрыва концентрационных лагерей и уничтожения находившихся в них заключенных. В последующие дни Гиммлер не раз повторял эту мысль. Более того, он отдал приказ комендантам лагерей прекратить убийства евреев и сделать все возможное, чтобы в лагерях сократилась смертность заключенных. Этот приказ был передан Освальду Полю, после чего тот его распространил по лагерям. Вернувшись назад в Швецию, Керстен встретился в Стокгольме с представителем Всемирного еврейского конгресса» Хиллелем Шторьхом, которому рассказал о готовности Гиммлера переправить 10 тысяч еврейских узников в Швецию или в Швейцарию. Если вернуться несколько назад, то надо отметить, что уже с февраля 1945 года Гиммлер постоянно обсуждал судьбу узников концентрационных лагерей с вице-президентом шведского «Красного Креста» графом Фольке Бернадоттом. Сам же Бернадотт действовал по поручению шведского правительства. Гиммлер впервые встретился с ними 18 февраля 1945 года, а затем в первых числах марта. Поначалу обсуждалась судьба скандинавов, которые оказались заключенными в концентрационные лагеря. Большая часть из них была собрана в лагере Ноейнгамме. Затем речь пошла о других группах узников, которых планировалось сначала перевезти на территорию Дании, а оттуда переправить в Швецию. Переданное Керстеном согласие Гиммлера на освобождение 10 тысяч евреев могло восприниматься как значительный прогресс в ходе переговоров. В целом же предполагалось переправить в нейтральные страны около 20 тысяч людей, в том числе 8 тысяч скандинавов.

Во время первой встречи граф Бернадотт был весьма поражен, что не встретил монстра: «В нем не было ничего необычного, пугающего. Иногда он позволял себе шутки. Он также охотно рассказывал анекдоты, чтобы разрядить обстановку». Гиммлер, который всегда был отличным дипломатом, и двуличным политиком, способным представать в том образе, который был ему выгоден, в очередной раз решил прибегнуть к своим специфическим талантам. Он хотел предстать перед шведом в обличье рассудительного человека, с которым можно и нужно было вести переговоры.

После встречи с Керстеном Гиммлер направил тому в Швецию письмо. Это был, наверное, самый удивительный документ, который был составлен Генрихом Гиммлером. В письме Гиммлер извещал Керстена о том, что официально освободил 2700 евреев из концентрационных лагерей, которые были направлены в Швейцарию. Удивительной кажется одна строка из этого письма: «Фактически это было продолжением того пути, которым я и мои сотрудники последовательно шли на протяжении многих лет, пока война и ее безумие не сбили нас с пути». Гиммлер заявлял, что в 1936–1939 годах он вместе с еврейскими организациями США пытался решить вопрос об эмиграции евреев из рейха. Гиммлер добавлял: «Направление в Швейцарию двух эшелонов – это осознанный шаг, который был сделан, несмотря на все трудности. Но именно он поможет возобновлению полезного процесса». После этого Гиммлер пытался прокомментировать ситуацию в лагере Берген-Бельзен. Рейхсфюрер СС заявлял, что «ходили слухи, будто бы там вспыхнула эпидемия тифа, которая вышла из-под контроля».

Тон этого письма показывал, что Гиммлер все еще полагал себя равноценным партнером в переговорах с западными державами. Однако это был самообман. Когда Шторьх предложил подключить к переговорам о выдаче евреев представителя британской дипломатии, то министр иностранных дел Эдем заявил Черчиллю, что не хотел бы иметь к этому процессу никакого отношения. Единственной причиной подобной позиции было то, что за этими переговорами стоял Генрих Гиммлер. После этого Черчилль заявил: «Никаких дел с Гиммлером». Гиммлер не мог подозревать, что в списке военных преступников у союзников он значился под первым номером. Он достаточно лицемерно жаловался Бернадотту, что за границей его, рейхсфюрера СС, воспринимают как излишне жестокого, но на самом деле ему была чужда и даже отвратительна жестокость. Между тем Вальтер Шелленберг неуклонно склонял Гиммлера к тому, чтобы тот сместил Гитлера и встал во главе Германии. Дальнейшие события достаточно подробно описаны в воспоминаниях Феликса Керстена.

В середине апреля 1945 года Гиммлер установил день, когда был готов вновь встретиться со Шторьхом. Однако Шторьх отказался лететь в Германию. Вместо себя он решил послать Норбета Мазура, который являлся директором нью-йоркского филиала «Всемирного еврейского конгресса». У Мазура не было въездной визы, но он получил от Гиммлера гарантии личной безопасности, а потому в сопровождении Керстена направился в Германию. Гиммлер настойчиво требовал, чтобы германское посольство ничего не знало об этой миссии. Он боялся, что вмешается Риббентроп и возникнут неприятности с Гитлером. Мазур и Керстен вылетели в Германию 19 апреля 1945 года на специальном самолете, в котором они были единственными пассажирами. Керстен вспоминал: «Когда самолет приземлился в аэропорту Темпельхоф, группа полицейских – человек шесть в аккуратных мундирах – приветствовала нас восклицанием “Хайль Гитлер!”. Мазур снял шляпу и вежливо сказал: “Добрый вечер”. На летном поле я получил от рейхсфюрера СС пропуск для Мазура, подписанный бригадефюрером СС Шелленбергом».

Встреча с Шелленбергом произошла в ночь с 19 на 20 апреля. Керстен и Мазур вели долгую беседу о пожеланиях шведского правительства и о необходимости освободить как можно больше евреев, что могло стать доказательством доброй воли. «Шелленберг находился в унынии, поскольку партийное руководство в лице Бормана оказывало на Гиммлера такое сильное давление, что тот не был склонен к дальнейшим уступкам. Партийное руководство требовало, чтобы Гиммлер выполнял приказ фюрера: если режим падет, то следует ликвидировать как можно больше его врагов». Беседа длилась несколько часов. Ночью 21 апреля в Гарцвальд, где и состоялась предварительная встреча, прибыл Генрих Гиммлер. Керстен, оставшись наедине с рейхсфюрером СС, просил быть предельно корректным в отношении Мазура. «Надо показать миру, питающему отвращение к принятым в Третьем рейхе методам расправы с политическими врагами, что от такого подхода отказались и что на вооружение взяты гуманные меры. Доказать это крайне важно, чтобы история не вынесла одностороннее суждение о немецком народе». Гиммлер дал обещание сделать все возможное, чтобы удовлетворить запросы Мазура. Он произнес: «Я хочу зарыть топор войны между нами и евреями. Если бы от меня что-то зависело, многое было бы сделано по-другому».

После этого начались переговоры с Мазуром. Гиммлер начал разговор, сказав, что его поколение никогда не знало мира. Затем он сразу же перешел к евреям и сказал, что они играли ключевую роль в немецкой гражданской войне, особенно во время восстания группы «Спартак». Евреи были чужеродным элементом в Германии; в более ранние эпохи попытки выдворить их из страны провалились. Он заявил: «Взяв власть, мы стремились решить еврейский вопрос раз и навсегда. С этой целью я создал эмиграционную службу, которая бы создала для евреев самые благоприятные условия. Но ни одна из стран, которые выражали такое дружелюбие к евреям, не согласилась принимать их». После некоторых возражений Мазура Гиммлер перешел к «русской проблеме»: «Русские – не обычные враги. Мы, европейцы, не в состоянии понять их менталитет. Мы должны либо победить, либо погибнуть. Война на востоке стала для наших солдат самым суровым испытанием. Если еврейский народ страдает от жестокой войны, не следует забывать, что она не пощадила и немецкий народ».

Далее Гиммлер пытался представить концентрационные лагеря как «воспитательные заведения»: «Наряду с евреями и политическими заключенными там содержатся преступные элементы. Благодаря их аресту к 1941 году в Германии был самый низкий уровень преступности за многие годы. Заключенным приходится тяжело трудиться, но этим они ничуть не отличаются от всех немцев. А обращение с ними всегда было справедливым». Мазур заявил, что невозможно отрицать преступления, которые совершались в лагерях. В ответ Гиммлер произнес: «Я допускаю, что они происходили время от времени, но я наказывал тех, кто несет за них ответственность».

Понимая, что разговор пошел по «опасному руслу», в него вмешался Феликс Керстен, который предложил обсудить проблему узников, которых еще можно было спасти. Мазур предложил освободить всех евреев, находившихся в концентрационных лагерях. Гиммлер предпочел проигнорировать это предложение, но стал рассуждать о неблагодарности западных держав: «Когда я отпустил в Швейцарию 2700 евреев, это стало поводом, чтобы развязать в прессе кампанию лично против меня. Утверждалось, что я освободил этих людей лишь для того, чтобы обеспечить себе алиби. Но мне не нужно никакого алиби! Я всегда делал лишь то, что считал справедливым, что было необходимо для моего народа. И я отвечу за это. За последние десять лет ни на кого не вылили столько грязи, как на меня. Но я никогда не переживал по этому поводу. Даже в Германии любой человек может сказать обо мне все, что захочет. Заграничные газеты тоже начали против меня кампанию, после которой я не испытываю никакого желания продолжать сдачу лагерей».

Затем речь пошла об освобождении заключенных лагеря Равенсбрюк и обещании Гиммлера перевезти их в Швецию. Мазур настаивал на подробном соглашении. Гиммлер колебался. Когда Керстен понял, что переговоры заходят в тупик, он попросил Гиммлера просмотреть списки, полученные из шведского министерства иностранных дел, где перечислялись лица, освобождению которых придавалось особое значение. После этого Гиммлер и Керстен могли побеседовать с глазу на глаз. Керстен настаивал на том, чтобы рейхсфюрер СС придерживался договоренностей, которые были достигнуты во время разговора, состоявшегося в марте. После этого Гиммлер согласился освободить тысячу еврейских женщин из Равенсбрюка. Но он настаивал, чтобы они в документах числились «полячками», что позволило бы обойти приказы Гитлера.

После этого в беседе с Мазуром Гиммлер перешел к общим политическим вопросам. Он упомянул немецкую оккупацию Франции и заявил, что оккупированная страна отлично управлялась, с безработицей было почти покончено и всем хватало продовольствия. Следующими словами Гиммлер решительно подчеркнул значение борьбы Германии с большевизмом: «Гитлер создал национал-социалистическое государство как единственно возможную форму политической организации, способную бросить вызов большевизму. Если рейх падет, то американские и английские солдаты будут заражены большевизмом, а их страны окажутся охвачены социальными беспорядками. Немецкие массы, вынужденные обратиться влево, будут приветствовать русских как братьев, после чего в мире воцарится неописуемый хаос».

В целом переговоры между Гиммлером и Мазуром длились несколько часов. Они закончились около 5 утра, после чего Мазур и Керстен покинули страну. Гиммлер тем временем еще два раза встречался с графом Бернадоттом. Первый раз это произошло ранним утром 21 апреля (то есть сразу же после окончания переговоров с Мазуром) в санатории «Гогенлихен». Но поскольку советские войска стремительно продвигались вперед, то Гиммлер был вынужден покинуть санаторий и срочно вместе со своим окружением перебраться в Любек. Именно там произошла вторая встреча с графом Бернадоттом. Она состоялась в ночь с 23 на 24 апреля в здании шведского консульства. Именно тогда Гиммлер заявил шведу, что через несколько дней Гитлер будет мертв, а потому он мог говорить в качестве преемника фюрера. Гиммлер просил Бернадотта организовать через шведское правительство встречу с Эйзенхауэром, дабы Западный фронт мог капитулировать на определенных условиях. В то же самое время Гиммлер заявил, что на Восточном фронте немецкие войска будут сражаться настолько долго, насколько это было вообще возможно. Не полагаясь исключительно на шведов, Гиммлер пытался связаться с Шарлем де Голлем. Позже тот написал в своих мемуарах, что по неофициальным каналам он получил от рейхсфюрера СС предложение об объединении побежденной Германии и Франции, что не позволило бы англичанам и американцам превратить Францию в страну-сателлита. Де Голль согласился, что в этом предложении было очень много верного, но отказался принять его, так как оно поступило именно от Гиммлера.

Вернувшись в Швецию, Бернадотт конфиденциально информировал о своих встречах с Гиммлером шведского министра иностранных дел Христиана Гюнтера и американского посла в Стокгольме. Как и стоило ожидать, западные державы не только отказались вести переговоры с Гиммлером, но и опубликовали сведения о его предложении в прессе. Затем эта новость попала в сообщения международных агентств и стала транслироваться по радио. Именно из радиоперехватов в Германии узнали о тайных переговорах Гиммлера. В бункер Гитлера эта новость пришла 29 апреля. С фюрером случился припадок бешенства. За день до своего самоубийства Гитлер составил «политическое завещание», согласно которому Гиммлер лишался всех постов. «Перед своей смертью исключаю бывшего рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера из партии и снимаю со всех государственных постов… Геринг и Гиммлер вели тайные переговоры с врагом без моего согласия и против моей воли, а также пытались взять в свои руки власть в государстве, чем нанесли стране и всему народу невосполнимый ущерб, не говоря уже о предательстве по отношению к моей личности». Преемником Гиммлера на посту рейхсфюрера СС стал гауляйтер Бреслау Карл Ханке.

В конце войны Гиммлер почти ни разу не встречался со своей семьей, которая проживала в Гмюнде, ни с Хедвиг Поттхаст и двумя детьми, которые находились в Берхтесгадене. Связь с ними можно было поддерживать лишь по телефону. Показательно, что даже в это время и Маргарета, и Хедвиг были преданы Генриху Гиммлеру. Они не испытывали никаких сомнений и не намеревались видеть в Гиммлере военного преступника. Еще 16 января 1945 года в гости к Маргарете прибыл брат Генриха, Гебхард Гиммлер. После 1933 года он сделал неплохую карьеру в системе профессионального образования. А с подачи брата даже получил офицерское звание СС. Дневниковые записи, которая вела Маргарета Гиммлер, позволяют установить, что в конце войны Гебхард во многом возлагал вину за предстоящий закат Третьего рейха на своего брата. Если он хотел найти какое-то понимание у супруги рейхсфюрера СС, то он глубоко заблуждался. «Он хотел поговорить со мной. У меня плохие предчувствия. То, что он говорил, было следствием католических воззрений, которые были присущи ему [Гебхарду. – А.В.] и его родителям. Хайни предупреждал меня об этом. Мне этого не понять». Двумя неделями позже Маргарета записала в дневнике: «Великолепно, что Генриху поручили выполнение крупных заданий и ему это удается. Теперь на него взирает вся Германия». 21 февраля она отмечала, что намерена оставаться в Гмюнде, «так как этого хотел Генрих».

Несмотря на многочисленные размолвки, Гиммлер пытался поддерживать связь со своей женой вплоть до апреля 1945 года. Та вместе с дочерью Гудрун покинула Гмюнде, когда к городу приблизились американские войска. Они направились на юг. В мае 1945 года они оказались в Италии, где попали в британский лагерь для интернированных лиц. Офицер британской тайной полиции не раз допрашивал и Маргарету, и Гудрун Гиммлер. Однако вскоре допросы прекратились, так как стало ясно, что рейхсфюрер СС совершенно не посвящал свою супругу в профессиональные секреты. В своей характеристике он отмечал, что Маргарета Гиммлер по своему менталитету «напоминала обывательницу из маленького городка». Хедвиг Поттхаст в последний раз виделась с Генрихом Гиммлером в середине марта 1945 года в санатории «Гогенлихен». Отсюда она направилась в Берхтесгаден. В этого момента их общение ограничивалось ежедневными телефонными звонками. Последняя беседа по телефону между Хедвиг и Гиммлером состоялась 19 апреля.

Однако в апреле 1945 года Гиммлеру оказалось не до личной жизни. Он готовился возглавить Третий рейх. Находясь в Любеке, Гиммлер продолжал рассчитывать на власть в государстве, территория которого стремительно уменьшалась с каждым часом. Когда стали известны подробности его переговоров с графом Бернадоттом, Гиммлер решительно отверг все обвинения в предательстве. Он еще не знал, что был снят Гитлером со всех постов. Однако 30 апреля 1945 года его неожиданно навестил Дёниц. Тот получил телеграмму из бункера фюрера, в которой сообщалось об измене Гиммлера, а также содержалось требование «молниеносно и жестоко» покарать всех предателей. Дёниц обвинил Гиммлера в том, что тот за спиной Гитлера вел переговоры с западными союзниками. Однако покарать Гиммлера не представлялось никакой возможности. В Любеке, где до 30 апреля пребывал Гиммлер, было расквартировано несколько полицейских подразделений и имелось множество эсэсовцев. Дёниц же не обладал никакими средствами для поддержания власти, а потому просто довел полученную информацию до сведения Гиммлера, после чего вновь отбыл в Плён. Через несколько часов он узнал, что стал преемником Гитлера и главой Германии. Теперь настало время, чтобы Гиммлер прибыл в Плён к Дёницу. Он появился ночью в сопровождении шести вооруженных офицеров СС. Гиммлер явно был потрясен, тем что именно Дёниц стал преемником Гитлера. Он предложил гросс-адмиралу свои услуги в «качестве второго человека в государстве». Дёниц отказался, после чего перенес свою «правительственную ставку» на север, в город Фленсбург. Гиммлер с окружением последовал за ним. Он еще пытался вести переговоры, но все они были безуспешными. Проблема заключалась в том, что в полученных сведениях не содержалось указаний относительно того, что Гиммлер был снят со всех постов. Именно этим объясняется текст письма, которое было вручено Гиммлеру 4 мая (по другим сведения 5 мая). В нем говорилось: «Уважаемый господин имперский министр! Учитывая сложившуюся ситуацию, я решил освободить Вас от занимаемых должностей министра внутренних дел, члена правительства, командующего резервной армией и шефа полиции. Все Ваши должности упразднены. Благодарю Вас за службу рейху». Дёниц формировал последнее правительство рейха, которое должно было носить принципиально неполитический характер. Поэтому Дёницу не нужны были эсэсовские офицеры и бывший рейхсфюрер СС, которые могли только дискредитировать правительство во Фленсбурге. Более того, Дёниц снял со всех постов Геббельса, не зная о том, что тот несколько дней назад покончил с собой.

Несмотря на то что ситуация была прочти безвыходной, Гиммлер выглядел бодрым и даже оптимистичным, о чем буквально хором в своих воспоминаниях заявляли граф Шверин фон Крозигк (министр иностранных дел в новом правительстве) и адъютант Дёница Вальтер Люде-Нойрат. Гиммлер не раз заявлял, что он и его СС еще сыграют важную роль в послевоенном устройстве Европы. 5 мая 1945 года Гиммлер в последний раз выступил перед своими офицерами. Он заявил, что не намерен сдаваться в плен или заканчивать жизнь самоубийством. Он намеревался продолжать борьбу.