Текст книги "Дороги судеб"

Глава 6

– Я же говорил, – прошептал Голд, в очередной раз, пересекаясь с моими мыслями. – Сейчас что-то будет. Может, ритуал, может, проповедь.

– Слушай, на каком языке они поют? – спросил я у него.

– Это латынь, – ответила за Голда Настя. – Только странная какая-то. И это не христианский псалом, ручаюсь. Я как-то сериал смотрела, документальный, там про обряды – и католические, и православные очень подробно рассказывали. Так тут – ничего общего. Это, скорее, язычество какое-то.

– Мракобесие это, – пробормотал Павлик. – Вон те четверо что-то про жертву говорят. Мол, совсем с жертвами плохо стало.

«Те четверо» оказались крепкими мужиками, стоящими наособицу не так уж далеко от нас, и разительно отличавшимися от остальных. Те, кто пел, или подбрасывал топливо в огонь, или просто кружился на месте, изображая танец, были другими, просветленными какими-то, воодушевленными, можно сказать. У них в глазах была вера – кривенькая, косенькая, возможно страшненькая, но все же. А эти… У наших штабных было такое выражение лица, когда они что-то обсуждали. Нет, это не просто так ребята собрались, это местные функционеры. Им вера не нужна, они тут по другой причине. И вот еще что… Рожа одного из них мне показалась знакомой. Но откуда? Хотя постой-ка!

– Слушай, а тебе лицо вон того, что слева стоит и сейчас ладонью машет, часом, никого не напоминает? – спросил я у Павлика, который весь обратился в слух.

– Не знаю, – ответил он мне. – Я столько народа за последнее время видел, сколько до этого за всю жизнь не доводилось.

– Стой-стой. – Настя прищурилась. – Точно. Видела я его. Только где? Он не из тех, что мы тогда у стены положили?

– Не-а, – и тут я его вспомнил. Настя сказала ключевые слова: «У стены». – Персонаж знакомый. Не до боли, конечно, но… Короче, он был среди тех, кто пришел с Окунем в наш первый вечер в крепости. Помнишь, он хотел нас на оружие развести, сначала скромненьким прикидывался, а потом хамить начал, когда понял, что ничего не обломится?

– Ну да. – Павлик заморгал. – Точно! Стрим тогда его еще поганью назвал или кем-то в этом роде!

– Погань и есть, по роже видно. – Голд как будто ощупывал взглядом лица этих четырех, он словно фотографировал их себе в память, чтобы, грешным делом, потом не забыть или с кем-то не спутать. – С жертвами, значит, у них плохо?

– Ну да, – подтвердил Павлик. – Вон тот, который лысый, говорит, что если так дальше пойдет, то обряды проводить станет невозможно, а это недопустимо. Паства, мол, будет недовольна, их веру укреплять постоянно надо. И не только.

– Слушай их хорошенько, – приказал Голд. – Ни слова не упускай!

Я же смотрел на старого знакомца и думал о том, что все-таки каждый всегда жизнь выбирает по себе, и есть в этом что-то сакральное. Если судьба тебе близ погани тереться, так ты ее все равно найдешь, погань эту. Ведь он даже как-то реку пересек, чтобы сюда добраться, а? Хотя, может, он просто так это сделал, не конкретно ради этих в белом, а просто в поисках лучшей доли.

Градус громкости песнопения снова подрос, в нем участвовала уже добрая сотня глоток. И тут внезапно все дружно замолчали, и по нашим ушам ударила тишина. Это было эффектно. В какой-то степени мы уже привыкли к пению, и его внезапное окончание заставило нас чуть ли не подпрыгнуть на месте.

– Время жертвы! – многоголосо громыхнуло эхо над водой, судя по всему, это был неоднократно отрепетированный момент. – Время жертвы! Великий отец наш, мы ждем тебя, яви нам свой лик! Великий Речной Зверь голоден, дадим же ему пищи!

Полог шатра колыхнулся, и на свет костра вышел невысокого роста человек в такой же белой хламиде, как у остальных, но зато с посохом, причем посох этот был очень тонкой работы, это я даже издалека и при скудном освещении заметил. На набалдашнике явно был кто-то изображен, но вот кто – этого мне было уже не разобрать.

– Время жертвы! – сообщил он примолкнувшей толпе. – Да, дети мои, сегодня мы накормим нашего владыку, нашего бога, нашего заступника! Он ждет этого, я это знаю, я это чувствую!

– Аллилуйя! – истово выдохнула толпа, как один человек. – Пищу богу! Пищу нашему господину!

Занавеска шатра снова колыхнулась, и оттуда вышла совершенно обнаженная женщина с огромными грудями, каждая из которых весила, наверное, по полпуда, и невероятно уродливым лицом, достаточно дико выглядящим даже в этом мире. Нет, уродов тут хватало, но моральных. А внешность у них была вполне сносная, ну, кроме, может, только Окуня, который при этом и человеком-то не был, да еще орков каких-нибудь. Это рвало шаблон.

Впрочем, это все было не главным. Самое важное было другое – в руках этого страшилища покоилось по детской ладошке. Она вывела из шатра двух ребятишек, причем каждому из них было максимум лет по шесть, а то и меньше.

Дети сонно моргали, как видно, их только что разбудили и они не понимали, куда их ведут и зачем. Увы, мы, в отличие от них, только увидев это, догадались что к чему, но радости от нашей прозорливости не прибавилось. Голд опять оказался прав – этих сволочей надо давить как тараканов, без жалости и сострадания. Мы тоже тут все не ангелы собрались, да и в будущем вряд ли станем соблюдать все заповеди, положенные хорошим и честным людям. Какого черта! Мы их непременно будем нарушать, я в этом не сомневаюсь, но то, что собирались делать эти нелюди, нам и в голову прийти не могло.

– Сват, сейчас будет происходить то, о чем я думаю? – прошептала Настя, не отрывая глаз от грудастой тетки, которая каким-то просто церемониальным шагом двигалась в фарватере духовного лидера секты. Тот, в свою очередь, неторопливо и с достоинством шествовал мимо своей паствы, стоящей на коленях и машущей руками, прямиком к сооружению у воды.

– Я не знаю, о чем ты думаешь, – сердито ответил ей я. – Но если о том, что они собираются детишек в жертву принести, то похоже, что да.

Сектанты снова запели, если, конечно, так можно было назвать некие монотонные звуки, которые издавали их глотки.

– А-а-а, о-о-о, – тянули они, все так же стоя на коленях и синхронно мотая руками, поднятыми над головой. Почти никто не остался стоять на ногах, даже те четверо мужчин. Они тоже присоединились к остальным и тоже помахивали конечностями. Правда, была в их движениях некая нарочитость, не как у остальных. Истовости не было, я бы сказал: увлеченности процессом. Эти четверо просто отбывали номер, не более того, что, собственно, меня и не слишком удивило.

И еще не участвовали в ночных забавах ребята с автоматами, судя по всему, им это и не слишком-то было нужно. У них были другие функции.

– А-а-а, о-о-о!

Этот звук, казалось, заполнил всю Вселенную, он давил на уши, проникал в мозг.

Глава секты взошел на помост, повернулся лицом к своим прихожанам, лучезарно улыбнулся и распростер руки в стороны, не выпуская посох.

И тут же наступила тишина, как и в прошлый раз, заставив нас вздрогнуть.

– Время жертвы! – вроде бы и негромко, но так, что даже мы услышали, сообщил людям верховный жрец. – Братья и сестры, пришло время отдать нашему божеству то, что принадлежит ему по праву.

– Время! – гулко и многоголосо подтвердила толпа.

Судя по всему, каждый из них хорошо знал, где чье место. Как-то незаметно и очень ловко прихожане сменили диспозицию. Если во время шествия жреца к помосту люди образовывали что-то вроде живого коридора, то сейчас они уже разместились прямо перед помостом, правда, все так же стоя на коленях.

– Мы отдадим ему то, что чуждо этому миру. – Жрец показал на малышей, которые уже испуганно смотрели на него, стоя около лестницы, ведущей на помост. – Этих детей, их тела и души! Им не место в этом мире, ибо он создан Великим Зверем только для тех, кто крепок верой и телом. Они же – источник скверны и слабости, они бесполезны, глупы, нежизнеспособны и тяготят нас! Но наше божество избавит нас от них! Смерть им!

– Истинно, смерть им! – глухо ухнула толпа, причем женские голоса были слышны куда сильнее, чем мужские. Не стану врать, это меня крайне удивило, такого я никогда не видел. Женщины испокон века жизни детей ставили выше всего, даже если дети не их. А тут…

– Смотрите! – прошипел Голд, гоняя желваки. – Смотрите все!

Да тут не захочешь, смотреть будешь. Хотя лучше бы такое и не видеть вовсе. Я не неженка, сам убивал, меня пытались убивать, видел я и детские трупы в отдельных слаборазвитых странах, скрывать не стану. Люди – они разные бывают, зачастую существуют по принципу: «Раз мы умрем, то пусть все умрут». Но то война, зона боевых действий. А вот так, хладнокровно, да подавая все это как благодеяние, как волю небес… Или воды? В любом случае это перебор.

Щелкнул предохранитель – это Джебе деловито готовился к бою.

– Нет, – прошептал ему я, прильнув глазами к щели между поваленными стволами и пытаясь понять, слышал кто-то этот звук или нет? – Всем соблюдать тишину!

– Стас! – повернулась ко мне бледная как смерть Настя, сжимая пальцы на цевье автомата. – Как же? Будем просто смотреть?

– Жалко, – достаточно громко пробасил вдруг Азиз.

– Жалко, – согласился я. – Но мы будем только смотреть. Я тоже не каменный, но если сейчас мы это гнездо осиное разворошим, то толку не будет. Нам его не тревожить, нам его с концами спалить надо, чтобы никто не ушел, сейчас мы этого сделать не можем. Так что не время.

Собственно, я им озвучил свои мысли пятиминутной давности. Нет, это было бы красиво, зрелищно – вот эдак мы поднимаемся и ка-а-ак жахнем со всех стволов! Еще гранатами побросаться можно, я захватил парочку. Крик, суета, беготня, а мы, как молодые боги, стоим, поливая все это огнем.

Красиво. Но глупо. Вон тех, в балахонах, мы сколько-то положим, и то далеко не всех, а паук этот, с посохом, наверняка уйдет – далековато он от нас стоит, не факт, что мы его зацепим. Ему и надо-то всего лишь в воду прыгнуть, а там его фиг найдешь. А если даже с него начнем, уйдут вон те четверо. Но если случится чудо и нам их удастся перебить сразу, что вряд ли, останутся вон те крепкие ребята с автоматами, которые тоже просто так сидеть не станут, а непременно в нас дырок попытаются наделать. А их – десяток, и все вооружены. Так что нет, друзья. Нет. Лежим. Смотрим. И запоминаем.

Джебе подумал, глянул на меня и кивнул соглашаясь. Определенно, из парня будет толк. Я видел, что он на самом деле признал мою правоту, а не только потому подчинился, что я командир и ему команду отдал.

Настя, которая, кстати, почему-то назвала меня Стасом, а не Сватом, тоже поняла, о чем я говорю, скрипнула зубами и отвернулась от нас всех, надо полагать, рожи наши видеть не хотела.

Кстати, если эти двое так среагировали, что будет с Амиго, который наверняка что-то да видит из-за своих деревьев? Он парень молодой, эмоциональный и, как все испанцы, открытый и не лишенный благородства. Елки-то палки!

– К Амиго дуй, – приказал я Джебе. – Быстро, быстро. Пока он дров не наломал.

Джебе на секунду замер, а после качнул головой, как бы давая мне понять, что сообразил, о чем идет речь.

– Если что, хоть руки ему выворачивай, но чтобы ни звука, ни выстрела не было, – добавил я ему уже в спину.

– Есть, командир, – повернул ко мне голову Джебе и пополз в сторону леса.

Тем временем действо на помосте развивалось по сценарию, который, как и церемония, здесь был уже отрепетирован до деталей.

Верховный жрец закончил свои речи и повернулся к водной глади, достаточно зрелищно подсвеченной двумя кострами, которые кто-то шустро развел на берегу.

– Великий Речной Зверь! – У тщедушного на вид мужичка, которым являлся жрец, оказался не такой уж и тихий голос, оказывается, он мог достаточно громко орать. – Твои дети призывают тебя! Приди и возьми то, что мы приносим тебе в знак нашей покорности!

Грудастая страшилка потащила за собой детей, которые, видимо инстинктивно, уже поняли: происходит что-то неладное, и старались вырваться из ее рук. Они кричали, упирались ногами в ступеньки и звали мам.

– Стас, я больше не могу! – Настя передернула затвор автомата, дослав патрон в ствол. – Я не из железа, на такое смотреть! Просто так смотреть!

– Заткнись! – Голд, повернувшись к ней, одной рукой вырвал у нее автомат, другой залепил пощечину. – Тебе говорили: не ходи с нами! Пошла? Увязалась? Полезла туда, куда не следует, по своей обычной привычке? Теперь лежи и гляди. Им мы уже не поможем, зато потом других таких же сможем обезопасить. Навсегда.

Страхолюда буквально втащила детей на помост и бросила их на доски. Девочка лежала ничком, ее тщедушное тельце вздрагивало от плача, а мальчишка, который, похоже, оказался не из робкого десятка, вцепился вдруг зубами в ногу тетки.

– Ах ты! – неожиданно басом заорала бабища и со всего маха ударила мальчугана другой ногой в живот, да так, что чуть не сбросила его обратно на землю. Паренек отлетел в сторону как мячик, сильно приложившись о доски помоста, и так там и затих.

– Дрянь! – Посох жреца опустился на ее плечо. – Дрянь, как ты посмела? Это собственность нашего повелителя! А если бы ты его убила?

Существо, в котором принадлежность к женскому полу, похоже, выдавали только вторичные половые признаки, рухнуло на колени, изображая раскаяние.

– Жертва! – выкрикнул кто-то из толпы. – Господин жаждет жертвы!

– Жертва! – поддержали его остальные, вновь задирая руки вверх. – Отдай господину то, что принадлежит ему! Яви нам его!

– Же-э-эртва-а-а! – согласно кивнув, закричал жрец и помахал посохом.

Четверка людей, в которую входил и наш знакомец, невесть как переместившаяся из задних рядов к помосту, живенько на него вскарабкалась, подхватила тело девочки, которая, похоже, совсем сомлела, и очень ловко распластала его на алтаре, который мы как-то сразу и не приметили.

Это был изрядных размеров черный камень, по крайней мере, мне показалось именно так, с плоской поверхностью, впрочем, недостаточной по размеру для того, чтобы на нем целиком поместился шестилетний ребенок, поэтому ручки и ножки девочки безвольно свисали, создавая какую-то просто сатанинскую картину – белая детская кожа, чернота камня и кровавые отсветы костра.

Жрец погладил девочку по голове (я догадался об этом скорее интуитивно – он стоял спиной к нам и лицом к реке), после взял свой посох двумя руками, высоко поднял вверх и закричал что-то на незнакомом мне языке. Вроде как снова на латыни.

– Господин! – взвыла толпа так, что листья с деревьев попадали, а у меня по спине побежали мурашки. – Великий Речной Зверь, приди!

И снова – тишина, в которой был слышен лишь громкий голос жреца, который все еще продолжал свою речь.

Закончил он ее неожиданно, хотя, возможно, это мне показалось исключительно из-за незнания языка. Впрочем, это я сообразил позже, а в тот момент мне было не до того, поскольку с последним словом он опустил острие своего посоха прямиком в живот девочки. Ну я сам не видел, куда именно он ткнул, но догадаться было нетрудно.

Боли тут нет, но девочка была достаточно маленькой и наверняка сама себе ее придумала, а потому наверняка ощутила. И потом – темно, страшно, удар…

Детский крик, казалось, просверлил в моем черепе дырку, Настя с ненавистью смотрела на Голда, который сам закусил губу и вцепился в дерево так, что оно вот-вот должно было начать крошиться под его пальцами.

Да, у меня появилась идея плюнуть на все и в самом деле начать бойню. Но это был секундный импульс, не более того. Правда, если раньше я собирался просто перебить всю эту публику, то теперь на некоторых из них у меня появились конкретные планы. Смерть – это слишком легко и просто.

Девочка кричала, двое из четырех негодяев держали ее за руки и за ноги, толпа начала выть, раскачиваясь в такт самим себе, жрец застыл на помосте, раскинув руки в стороны и повернувшись лицом к реке.

– Он идет! – внезапно послышался его голос. – Он идет за своей жертвой, он снова любит нас!

Вода сочно плеснула, и над помостом показалась морда существа, которое я и в кошмарах представить себе не мог.

Огромные рыбьи глаза, налитые красной кровью, пасть, полная острых как иголки зубов, усы, больше похожие на пучки водорослей, зеленая пигментированная кожа, толстенная длинная шея, которая росла из зеленого же немаленького туловища, покрытого чешуей. Но при этом у твари не было плавников, у нее были перепончатые лапы, одной из которых она цапнула тельце зашедшейся в крике девочки, которую ловко, буквально за секунду до этого, отпустили подручные жреца.

– Вот тебе наша жертва, Великий Речной Зверь, – сообщил водяной мерзости жрец. – Доволен ли ты?

Чудище плямкнуло толстенными губами и спиной упало в воду, подняв столб брызг.

– Нет! – с горечью в голосе взвизгнул жрец. – Он все еще сердится на нас!

Что примечательно, я заметил, как переглянулись четверо его подручных, и во взглядах их было недовольство. Интересно.

– Еще жертву! – в голос заорало человек двадцать. – Отдайте ему щенка! Отдайте!

Наверное, есть среди них и мастера, и полезные люди, но вот только я их жалеть не стану, пожалуй. Одно плохо – в лицо их всех не запомнить, чтобы еще разок потом прикончить, если кого-то из них в мои края занесет по недоразумению.

– Да! – присоединились к ним остальные. – Дайте ему вторую жертву, дайте!

И вот на камне лежит мальчик. А он молодец – он молчит. Может, потому что уже не может кричать от страха, а может, потому что в нем что-то есть от мужчины. Не знаю. Когда я найду его (а я его найду, его лицо я запомнил), разберусь. Одно плохо, не знаю пока, будет он мне сниться по ночам или нет, поскольку у меня уже нет уверенности в том, что мы поступаем правильно, и я тоже почти ненавижу Голда за то, что он меня в это втравил. Наверное, будет.

Все повторилось – камень, удар, слова жреца.

И снова плеснула вода, и усатое рыло снова показалось над помостом. Причем точно на том же месте и точно с теми же движениями, разве что под конец оно еще и лапой помахало: мол, молодцы, прихожане. А вот это странно. Два раза на одном и том же месте, с одними и теми же движениями?

Вода снова сомкнулась над жуткой тварью и ее жертвой.

– Великий Речной Зверь доволен. – Жрец выглядел очень усталым, он покачивался, будто пьяный, и говорил куда тише. – Радуйтесь, люди!

И сектанты начали радоваться – они кричали, приплясывали и обнимались. Они только что убили двух детей, ну как не отпраздновать такое событие?

– Каждого, – скрипуче пообещала Настя. – Лично.

– Это само собой, – подтвердил я. – Голд, сволочь ты, вот что я тебе скажу.

– Надо было, чтобы ты все сам увидел, – не поворачиваясь ко мне, ответил Голд. – Лично. Иначе не поверил бы, какими люди бывают скотами. А ее я с нами не звал.

Я хотел ему сказать, что мне это и без него хорошо известно, но промолчал. Мог бы и не поверить. Не потому что не бывает, а потому что люди постоянно нужны для других целей и в других местах. Так что эта цель – сектанты являлась бы второстепенной, а то и вовсе забылась со временем. А теперь не забудется, с гарантией. Как только с переговоров с кочевниками вернемся, сразу сюда наведаемся. А до того разведку сюда отправить надо, посмотреть, что они еще по вечерам делают, не каждый же раз у них такие забавы? Распорядок, расположение охраны, размещение людей по лагерю, наличие постов. И еще – во сколько они спать ложатся и во сколько встают. Думаю, что мы их сонных резать будем, под утро, в «час волка». Самое оно – сон сладкий и уже светает, так что ни одна тварь не уйдет, матерью клянусь. И именно резать, жалко на эдакую погань патроны тратить.

Раздались хлюпающие звуки. Настю тошнило. Эва как, тут и такое есть? Не знал.

– Это от эмоций. Не смотрите на меня, – прохрипела она, и ее снова скрутил приступ.

Азиз молчал, не знаю, что творилось в его лысой голове, но толстые губы беззвучно шевелились. То ли он молился своим черным богам, то ли что-то кому-то тоже обещал. Не знал, что его что-то может впечатлить. Хотя не исключено, что та тварь подводная так его зацепила. Он не любит непонятное и неизведанное и старается держаться от него подальше.

– О, сейчас оргия начнется, – сообщил нам Голд, он не отрываясь смотрел на происходящее. – Все как всегда, ничего нового.

– Оргия? – непонимающе спросила у него Настя, вытирая рот.

– Свальный грех, – пояснил консильери. – Это совершенно логичное завершение мероприятия. Для сект, разумеется. Это их объединяет, делает одним целым. Сват, посмотри-ка на их лидера. Чего это он?

Я прильнул к щели.

Великого жреца вели под руки, он, как видно, совсем ослабел. Интересно, что его так вымотало? Не два же удара? И не вопли в толпу?

Его завели в шатер, туда же нырнуло грудастое существо и двое из четырех помощников.

– Странно, да? – Голд, прищурившись, смотрел на меня.

– Может, потом это обсудим? – Настя кхекнула в кулак, сплюнула, вытерла пот со лба и протянула к Голду руку. – Автомат отдай и пошли отсюда.

– Автомат на, – вернул ей оружие Голд. – А уйдем чуть позже – пусть спариваться начнут, тогда тут такой гвалт поднимется, что дела никому ни до кого не будет. Костров стало больше, как бы не заметили нас.

Это да. Один за другим разгорались костры, белые балахоны летели на землю, как опадающие лепестки, и дальнейшие действия этих существ не вызывали никаких сомнений.

– Тебе не надоело все время быть тем, кто постоянно прав? – нехорошо глядя на Голда, спросила Настя. – Наверное это жутко противно – все всегда знать наперед.

– Это моя работа, девочка, – безынтонационно ответил ей Голд. – Я просто ее хорошо делаю. И не надо держать на меня зла. Прости за банальность, но я и в самом деле делал так, как будет лучше. Если бы у нас было хотя бы тридцать процентов шансов на то, что мы выбьем верхушку секты и спасем малышей, я бы первым открыл огонь. Но у нас их не было. Не веришь мне, спроси у Свата, он тебе то же самое скажет.

– Если бы Азиз взял «детка», – сказал вдруг зимбабвиец, – тогда да. Тогда я прикрыть отсюда, вы заходить оттуда. Дети не спасать, но кого надо убить. Без «детка» – нет. Человек-ум прав.

О как он Голда. «Человек-ум».

– Ну если даже ты так говоришь. – Настя брезгливо посмотрела на бурую кашу под ногами. – Слушайте, они там уже развлекаются по полной. Идем, а? Воняет же!

– Свое не пахнет. И вообще, ведете себя не как в засаде, а как на трибуне стадиона. Болтовня, истерики, железом брякаете, вон, заблевали все. Хорошо хоть хот-догов не требуете. Диверсанты из вас, как из травы компот, – пробурчал Голд, глядя на поляну. – Ладно, по одному. Настя, ты первая.

Следом за ней двинулся Азиз, после – Павлик, который за все это время ни сказал ни слова, и я. Голд был последним.

С испанцем я угадал. Джебе успел вовремя, когда он уже фактически собрался расстрелять тех, кто был с правой стороны поляны.

– Почему вы не спасли их? – как-то даже жалобно спросил у меня он. – Вы же были на хорошей стрелковой позиции?

– Еще один, – устало вздохнул я. – Настя, давай по-честному? Мы объяснили тебе, ты растолкуй все ему.

– Надо было ехать втроем, – сказал мне Голд, когда мы удалились от поляны на достаточное расстояние. – Ты, я и твой мавр. Ну еще Джебе взять, этот не рефлексирует. Он за автомат-то взялся не на эмоциях, а исключительно из прагматических соображений, как хороший солдат. На твое лицо посмотрел просто и надлежащий вывод сделал. Так вот, Азиза у лодок оставили бы, а сами быстренько туда сбегали. И никаких истерик. И с Амиго этим… Знал ведь про то, насколько он импульсивен, и дал тебе оставить его одного. Ладно хоть Джебе успел вовремя, а то неизвестно, чем бы это все закончилось.

– Хорошо, что Галки с нами здесь не было. – Я представил, что она устроила бы тут, особенно с учетом ее повышенной эмоциональности. – Точно воевать пришлось бы.

– Это факт. – Голд явно был рад, что я никак не выказываю неприязнь к нему, как видно, его задели мои слова.

Впрочем, а почему я должен его после этого недолюбливать? Потому что все вышло так, как он и обещал?

– Черт! – Амиго снова растянулся на земле, споткнувшись о корень, возможно, тот же самый.

– Беда, – вздохнула Настя, которая явно находилась в растрепанных чувствах. По какому из поводов, не знаю. То ли до сих пор сокрушалась, что никого там не убила, то ли детей жалела, то ли по поводу своей несдержанности и лишних слов скорбела. Надо будет выяснить, нечего ей это в себе носить. Хотя, может, она вообще имела в виду неуклюжесть Амиго, а я ей повышенную чувствительность приписываю?

А еще я не знаю, то ли довести до сведения всех, какие тут нравы, то ли нет. Склоняюсь к «нет». Кто его знает, что людям на ум взбредет? А от этих чертей к нам послы должны пожаловать, так, не дай бог, их на эмоциях еще пришибут и тем самым спугнут дичь.

– Значит, так, – остановил я людей недалеко от того места, где мы оставили лодки. – Никто ничего о том, что мы видели, знать не должен. Никто и ничего. Да, был обряд. Да, приплывала редкостно страшная тварь. Но о жертвоприношении – ни слова.

Амиго как-то презрительно скривился.

– Нет, парень, это не потому, что я не нашел в себе силы и смелости выстрелить, – приблизился к нему я. – Как раз мне было сложнее найти в себе силы этого не сделать, поверь.

– Это так, – подтвердила Настя у меня из-за спины. – Просто ты молодой еще. И я молодая, потому глупостей наговорила, а еще больше надумала. Голд, ты на меня зла за это не держи, хорошо?

Вот тут я впервые и увидел Голда совсем уж растерянным. Не удивленным, а именно растерянным. Надо думать, этот первый раз был и последним. Он молча кивнул и неверяще улыбнулся.

– Так что всем молчать, – повторил я. – А еще – вы все будете здесь совсем скоро. Все. Сказать для чего?

– Я буду молчать, – откликнулся Амиго немедленно. – Клянусь.

– Ты обещал, – наконец хоть что-то сказал Павлик. – И если ты не сдержишь свое слово, Сват, то я перестану тебя уважать.

Мальчик становится мужчиной. Это хорошо.

Голд сел со мной в одну лодку, в нее же забралась Настя, на весла сел Азиз.

– Я знаю, о чем ты хочешь у меня спросить, – сказал Голд минут через пять. – И не ты один. Так что давай сначала об этом, а потом уже обсудим, кто что видел. Я не о жертвоприношении, я о другом.

– Это был твой ребенок? – немедленно отозвалась Настя. – В том мире? Он тоже попал в такую секту?

– У подобных мне, девочка, в том мире не было детей, – негромко ответил Голд. – Такова была цена за то, чему нас учили и к чему допускали. Не только это, конечно, было платой, мы еще много чего были лишены. Но это не означает, что у меня совсем не было родственников. Например племянницы, славной девушки, умницы и красавицы.

– И что? – спросил я у него. – Что с ней случилось?

– Она попала вот в такую же секту, – ровно продолжил Голд. – Моя сестра, ее мать, в ней души не чаяла, мужа у нее не было, растила она ее одна. Сестра была мягким и добрым человеком, но, когда поняла, куда вляпалась моя племянница, она пошла к одному моему другу, из моего же ведомства, меня самого тогда не было в городе. Тот принял меры, но главарей секты они не взяли, а те, в свою очередь, поняли, откуда дует ветер, и, что вполне естественно, захотели отомстить. Это вообще очень злопамятная публика. И с фантазией.

Голд помолчал минуту и зачерпнул рукой воды из реки.

– Лика убила свою мать, мою сестру, она ударила ее ножом сорок три раза, я потом акт экспертизы видел, – как-то очень буднично сказал он нам. – А потом вспорола себе живот, так они ей приказали. Вот только делать она это не умела толком, а потому прожила еще два дня, как раз столько, сколько понадобилось мне, чтобы застать ее живой. От нее я все и узнал. И самое удивительное, она гордилась тем, что сделала. Не сожалела, не говорила: «Теперь я понимаю, что была дурой», – а гордилась. Только одно ее печалило – что она не умерла сразу, нарушила приказ.

– И где ты потом нашел ее духовных отцов? – уточнил я у него всего одну деталь. Профессиональный интерес, знаете ли.

– В Мексике, – отозвался Голд, – Они там окопались под защитой одного наркобарона.

– Мучились перед смертью? – деловито осведомилась Настя.

– А как же. Обязательно, – подтвердил Голд. – Одного я познакомил со стальной трубкой, в которой уже проживало семейство термитов. Насекомым почему-то не понравилось, когда я начал нагревать трубку, и они захотели ее покинуть после этого.

– Догадываюсь, куда был вставлен один ее конец, – усмехнулся я.

– Ну да. А второй я лично запаял, – кивнул Голд. – Другого я отправил голеньким в яму с гремучими змеями. Дело было осенью, яд их был не такой уж и сильный, а потому умер он не сразу. Ну а с духовным лидером мы крайне занимательно провели пару дней в одном заброшенном шахтерском поселке. Чудное место – на сто миль вокруг людей нет. Кричи, не кричи… Он кричал.

– Хорошая месть, – одобрил Азиз. – Моя думай, что этих надо так же.

– Само собой, – подтвердил Голд. – Боли здесь нет, но есть страх. Придумаем что-нибудь.

– Маленький хозяйка придумай, – заверил нас Азиз. – Она умей!

По улыбке Насти я понял: эта и вправду придумает.

– А что никто про чудище подводное не говорит ничего? – Голд явно решил перевести тему разговора.

– Какой смысл? – Я тоже зачерпнул воды из реки. – Это такое же чудище, как я – исполнитель кантри-песен.

– Когда догадался? – усмехнулся Голд, глядя на меня.

Настя и Азиз переглянулись, а после тоже уставились на меня.