Текст книги "Пощады не будет никому"

Глава 7

Геннадий Рычагов сегодня окончательно поверил в то, что его жизнь на родине подходит к логическому завершению. Если раньше он старался не замечать облезлых стен в больнице, пятен сырости на потолке, убогого горбатого линолеума, покрывавшего полы коридора, то теперь все эти изъяны прямо-таки бросались ему в глаза.

Он пытался убедить себя:

«Будь у меня возможность вложить деньги в клинику здесь, в России, я бы обязательно это сделал. Какие чудеса я бы здесь творил! Но кому это надо? Бесплатных чудес не бывает. Да, жизнь здесь сделала рывок, но до нормальных условий в России еще очень далеко. Жизни не хватит дотянуть».

Он рассуждал так, будто бы деньги, которыми он располагал, были чистыми, легальными, будто бы его с распростертыми объятиями ждали в Швейцарии или в Германии.

Клаус Фишер исчез на короткое время, дав Рычагову возможность передохнуть и окончательно свыкнуться с тем, что ему в ближайшее время придется перебраться в Словакию, принять новое гражданство. Вернулся он довольный жизнью и самим собой.

– Вечером банкет, Геннадий, пойдешь?

– Нет, – покачал тот головой.

– Да брось ты, у тебя вид такой, будто бы тебя только что вытащили из холодной воды. Надо повеселиться, отдохнуть.

– Веселись, если надо, а я – пас.

– Забывай свои проблемы одну за другой. Я понимаю, конечно, Словакия – это не Цюрих и даже не Берлин, но, поверь, тоже неплохо. Если уж очень прижмет, лет пять поработаешь там и переберешься в Германию, откроешь филиал. С твоими-то руками, деньги потекут к тебе, можешь быть уверен.

– Мне надоело жить не в ладах с законом, – тихо проговорил Рычагов, – а ты мне предлагаешь, Клаус, продолжать начатое.

– Ну что ж поделаешь, – Фишер развел руками, – ко всему надо подходить философски. Ты думаешь, теряешь родину?

– Да.

– А если рассуждать конкретно, то это она теряет тебя.

А если еще углубиться во времени, то стран, где мы с тобой родились, уже нет – ни СССР, ни ГДР. И согласись, потерять то, чего уже не существует в природе, невозможно.

– Софистика сплошная.

– Без нее тоже нельзя, – вздохнул немец.

– Поехали ко мне, а? – предложил Рычагов, понимая, что сегодня он уже не способен к работе. Даже если бы сейчас привезли человека, нуждавшегося в срочной операции, он отказался бы брать в руки скальпель, передав ведение операции хирургам более низкой, чем он, квалификации.

– Да нет, спасибо, Геннадий, но я должен показаться на банкете и хотел бы, чтобы ты показался там вместе со мной.

– Почему?

– Незачем привлекать лишнее внимание, ты ведешь себя так, будто доживаешь здесь последние дни. Лучше всего сделать все неожиданно для других, чтобы опомниться не успели.

– Но меня же, в конце концов, спросят, почему я уезжаю, тайны из этого не сделать!

– Спросят.

– И как я объясню отъезд?

– Скажешь, решил жениться на словачке. Или нет, лучше скажи, на чешке. Уедешь – и с концами. Новую жизнь надо начинать в новом окружении.

Рычагову хотелось спросить, а как же Тамара, к которой он уже привык, но промолчал.

– Ладно, Клаус, иди на банкет, а я вскоре поеду домой.

– Что сказать, если о тебе спросят?

– Скажи, мол, заболела голова. Или передай, что у меня грипп, потому и боюсь появляться на людях, чтобы не заразить.

– А если захотят поехать к тебе?

– Кто? – усмехнулся Рычагов. – Меня здесь ценят, но друзей у меня нет. Все выпьют хоть понемногу, и никто не рискнет сесть за руль.

– Тоже логично. Я тебе позвоню, – пообещал Клаус и в предвкушении скорой выпивки потер руки, успевшие остыть в холодном кабинете доктора Рычагова. – Вот за что люблю Россию, так это за мороз.

– Странное чувство для немца…

– Ты о любви к России?

– О любви к морозу.

И тут же Рычагов вспомнил, как один из Новых годов, лет пять тому, встречал с Тамарой под проливным дождем, стоя возле городской елки под зонтиком.

"Наверное, так же будет и за границей, из года в год.

Хотя нет, дались мне эта Германия, Швейцария. В Словакии, наверное, такой же снег, как и у нас. Вот уж о какой стране не думал и не мечтал, она вроде бы для меня и не существовала".

Хлопнула дверь, и Рычагов, подняв голову, понял, что Клаус ушел, можно ехать домой. Никого предупреждать не надо, дежурные хирурги на месте, они приехали заранее, для них он, Рычагов, на банкете.

Уже стемнело. Геннадий Федорович черным ходом вышел из больницы, стараясь никому не попасться на глаза. Долго сидел в машине, глядя на стрелку датчика температуры, пока мотор не прогрелся. Он чувствовал, как земля уходит у него из-под ног, словно бы он повисает в воздухе, между небом и землей, уже ненужный никому здесь и еще не востребованный там.

Нет, он не сомневался, что со своим умением выживет за границей, только сейчас он впервые задумался: а стоит ли? Может, забыть о деньгах, которые достались ему по воле случая, и жить по-прежнему, так, как живут тысячи на его родине, изворачиваясь, хитря, преступая закон, но не помышляя о бегстве?

На всех этажах больницы ярко горел свет, словно бы уже наступил Новый год. Машина выехала за ворота и, скользя на неубранной после снегопада дороге, покатилась за город. Рычагов не гнал, вслушиваясь в вой ветра, в шуршание снежинок «Странный все-таки человек Дорогин, – думал он о своем постояльце и благодетеле, – он один из немногих знает, зачем живет. Правда, если, конечно, можно назвать целью жизни – месть».

Задумавшись, доктор клиновской больницы чуть было не проехал поворот. О собственном доме ему напомнил огонек, мелькнувший за холмом. Машина мягко нырнула с пологого откоса и, вихляя, покатилась по неширокой, не разминуться двум машинам, дороге, проложенной грейдером. Ветер усилился, снег заносил колею, и Рычагов еле справлялся с управлением.

«Хоть ворота открыты, и то хорошо», – он заехал в гараж, даже предварительно не стряхнув снег с крыши машины.

Его появления в доме, казалось, никто не заметил.

Никто не вышел встречать, в прихожей не зажегся свет.

От этого на душе сделалось еще тоскливее.

– Тепло у вас, – Геннадий Федорович шагнул в гостиную.

Тамара сидела в кресле с раскрытой книгой в руках, Дорогин вышел из своей комнаты, лишь только хлопнула дверь. Женщина, как показалось Рычагову, немного испуганно посмотрела на него, словно боялась его приближения.

– Да, тепло, – рассеянно сказала она, – ветер такой, иногда кажется, что снесет крышу.

И только сейчас Рычагов заметил нового постояльца в своем доме. Рыжий колли лежал возле камина, уткнув голову в шерсть расстеленной перед решеткой овечьей шкуры. Загипсованная лапа в двух местах была уже погрызена. Пес заурчал и покосился на Дорогина, стоит ли начинать лаять, чужой пришел человек или свой?

– Да, забыла тебе сказать, Геннадий, Муму Тут собаку подобрал раненую, ты не против? – Тамара прикидывала в уме, стоит ли сообщать своему шефу, что оперировали они Лютера в операционной.

Но Рычагов развеял все сомнения Солодкиной, махнул рукой:

– Как хотите.

Раньше бы Тамара не услышала в этих словах издевки, теперь же «как хотите» прозвучало для нее с намеком, будто бы Геннадий Федорович подозревал о ее и Дорогина близости. Она быстренько пробежалась взглядом по гостиной, все ли они убрали, не напоминает ли что о происшедшем.

– Ты что, неважно себя чувствуешь? – спросил Рычагов.

– Да, – соврала Тамара, – я хотела бы сегодня поехать домой.

– Я устал и машину не поведу. Ужасно хочется спать, согреться. У меня был тяжелый день.

– А моя машина осталась дома, – вздохнула Тамара.

И тут к столу подошел Дорогин. Он показал на себя пальцем, а затем на Тамару.

– Что он хочет? – забеспокоился Рычагов.

– Не знаю, – растерявшись, произнесла Тамара. Ей казалось, таким образом Муму пытается дать понять Рычагову, что был с ней близок. – Может, он хочет отвезти меня домой? – нашлась она. – Да, Муму? – Тома показала на себя, а затем махнула рукой в сторону города, ухватилась за невидимую баранку автомобиля, затем принялась крутить ее. – Ты говоришь, что хочешь меня завезти?

Муму кивнул.

– У него же прав нет!

Дорогин приложил руку к сердцу, мол, все будет нормально, права, если что, есть у Тамары, мол, до города доедут. А если увидит, что стоит машина ГАИ, то он объедет, возвращаясь домой.

– Как хотите. Мне все равно. Да и права у него есть.

Купили.

– Тогда я собираюсь, – Тамара обрадовалась как девчонка, ей было в тягость оставаться сегодня в чужом доме, врать Рычагову, посматривать на Муму, когда Геннадий Федорович отвернется…

Уже через пять минут она переоделась в джинсы, высокие сапоги, короткую дубленку. В сумочке – самое необходимое: деньги и косметика.

Рычагов, занятый своими мыслями, рассеянно поцеловал Тамару в щеку, даже не заметив, что она попыталась уклониться от поцелуя.

– Езжай…

– Все, до встречи. Завтра увидимся в больнице.

– Если я туда приеду.., если будут спрашивать, скажешь, у меня грипп. За псом сами смотреть будете, – вспомнил о собаке Рычагов, когда попытался устроиться на своем любимом месте возле камина, а Лютер на него недовольно зарычал.

Машина еще не успела остыть, в салоне было тепло.

Тамара пристегнулась ремнем, чего почти никогда не делала, словно боялась, что Муму схватит ее и привлечет к себе. Дорогин с каменным выражением лица сел за руль, выехал во двор, выбежал, чтобы опустить ворота гаража и, ловко виляя по заметенной дороге, повел автомобиль к шоссе.

Тамара Солодкина нервно курила, постоянно не попадая сигаретой в пепельницу, пепел серыми хлопьями падал ей на джинсы, на брюки Дорогина.

"Дура! Последняя дура! – думала Тамара. – Какого черта я мучусь? Ну и что.., ну, переспали мы, раньше, что ли, такого не случалось? Нет, – тут же оборвала она себя, – это первая моя сознательная измена Рычагову, Да-да, именно сознательная. Раньше это бывало, но случайно, по стечению обстоятельств.

Машина неслась к Москве. Тамара напевала, поглядывая на снежную крупу, которая скользила по капоту и взмывала по лобовому стеклу. Она уже согрелась и курила не так нервно.

Дорогин сбавил скорость перед спуском и, не поворачиваясь к женщине, спросил:

– А ты не знаешь, где живет Чекан?

Машинально Тамара ответила:

– Что?

И тут же осеклась, внимательно посмотрела на Дорогина, думая, показалось ли ей это.., плод ли это ее фантазии, или в самом деле Муму заговорил?

– Так знаешь или нет? – усмехнувшись, спросил Дорогин.

Тамара подвинулась, прижалась спиной к дверце, словно собиралась выпрыгнуть из машины на ходу, и уставилась на Муму широко открытыми глазами. Она не смотрела на него так даже в тот момент, когда тот впервые обнял ее.

– Ты что… – только и сказала она.

– Чего ты удивляешься? – Дорогин протянул правую руку, левой продолжая вести машину, и положил ее на колено женщине. – Ты же сама говорила, что сомневаешься во мне.

– Одно дело сомневаться, другое дело – услышать своими ушами.

Тамара осторожно заняла прежнее положение.

– Если бы я сидела за рулем, мы врезались бы в столб.

– Нет, – убежденно произнес Дорогин.

– Почему?

– Ни одного столба здесь нет, мы бы улетели в кювет.

– И скотина же ты! – сказала Тамара. – Так долго меня держать в неведении. Я-то думала, ты глухонемой…

– Иначе ничего бы между нами не было? – усмехнулся Дорогин.

– Честно говоря – да. Я рассчитывала, что ты никому ничего не расскажешь.

– Это несложно показать жестами, – Дорогин опустил обе руки от руля и жестами изобразил, как бы он показал их близость.

Тамара зажмурила глаза, машина неслась с горы, развивая бешеную скорость, а руль в это время крутился сам по себе, лишь изредка Дорогин подправлял его коленом.

– Вы что, дурачили меня с Рычаговым все это время?

– Нет, это сегодня мы с тобой дурачили его.

– Так он знает о тебе?

– Конечно. И знает давным-давно.

– Ну вы и сволочи! Один другого стоите.

– Знаешь, есть такое понятие – мужская солидарность?

– И что же ты ее нарушил?

– Можно подумать, ты меня не соблазняла.

Тамара зло поджала губы.

– Уж лучше бы ты оставался глухонемым, – и она стала смотреть перед собой, делая вид, что одна сидит в машине.

– Так ты знаешь, где живет Чекан?

– А ты что, у него денег одолжил и теперь отдать хочешь?

– Кое-что он мне задолжал и отдавать не собирается.

– А если знаю, то что?

– То скажи. Я тебе буду признателен, по гроб жизни.

– Это звучит мрачно. Где живет – не знаю, – мотнула головой женщина и немного подобрела.

– Ладно, не злись, так было лучше для всех, особенно для тебя.

– Зачем вы меня дурачили?

– Как-нибудь разберемся в другой раз. Ты лучше мне о Чекане расскажи.

– Я знаю, где он бывает довольно часто, раза два-три в неделю, играет в карты.

– Ты мне покажешь этот дом?

– Покажу, и даже квартиру назову. Только ты мне скажи – зачем?

– Надо, – коротко ответил Дорогин.

– Это не ответ.

– Лучше скажи, зачем ты туда ездила? У тебя что, и с Чеканом роман был? Мужик он вроде видный, – чуть брезгливо произнес Дорогин.

– Я никогда не сплю с теми, кто платит мне деньги.

– Ну, ты уж скажешь! А с Рычаговым?

– С ним у меня совсем другое, и деньги я с ним зарабатываю на равных.

– Это понятно, – абсолютно невинным голосом произнес Дорогин. – А чего ты туда ездила?

– Уж не трахаться, поверь. У них какая-то непонятка произошла во время игры в карты. Сказали мне, что один гость с Кавказа перепился и прошел сквозь стеклянную дверь. Короче, располосовал себе всю голову и руки. Пришлось зашивать. Кровищи было… Доктора не было в городе, и Чекан прислал за мной машину. Потом еще пару раз пришлось ездить и делать перевязку.

– Хорошо заплатил? – спросил Дорогин.

– Да, хорошо. Не помню сколько, но много. Денег он не жалеет, такое впечатление, что их у него куры не клюют.

– Это понятно.

Машина пересекла кольцевую.

– Слушай, давай я сяду за руль, а то командовать тебе.., налево, направо…

– Давай.

Машина остановилась, Дорогин поменялся с Тамарой местами. Теперь она вела машину, и Дорогин начал нервничать.

– Слушай, кто тебе дал права? Чекан, что ли, выписал?

– А что такое? – воскликнула Тамара.

– Да ты машину водишь так, как солдат срочной службы, которому не жалко ее угробить. Ты же портишь машину, тем более хорошую. Пожалей!

– Зато она не моя, – улыбнулась Тамара.

Водила машину она, действительно, не очень, хотя и лихо. Особенно это было видно в городе. Она тормозила резко, скорость переключала нервно, иногда забывала включать показатель поворота. И Дорогин сидел, испытывая страх, думая, скорее бы все это кончилось, а то сейчас они могут заехать в зад какой-нибудь иномарке.

Тамара, уже справившись с первым волнением, вела себя спокойно.

Наконец они добрались до той улицы и до того дома, о котором знала женщина. Тамара, пока они ехали, даже не удосужилась сообщить Дорогину, что они въезжают в нужный двор. Когда автомобиль уже остановился, она показала рукой на стоявшую в десяти метрах от них машину.

– Вот видишь, машина Чекана стоит.

– Дура! – только и успел сказать Дорогин. – Нас же сейчас увидят!

– А ты ничего не говорил о том, что тебе надо приехать тихо.

– Ты, можно подумать, не догадывалась?

– Я как-то не подумала…

Тамара уже схватилась за рычаг передачи, как Дорогим остановил ее:

– Ты хоть не рви так резко с места, а то точно проснется, – он посматривал на водителя, дремавшего в кабине.

В дом того не пустили, чтобы время от времени прогревал двигатель.

– Все, тронули, – тихо сказал Дорогин, когда Тамара показала ему на освещенные окна квартиры, где сидел Чекан, играя в карты.

Тамара на этот раз ехала осторожно.

– Вроде бы не заметили, – вздохнул Дорогин, закуривая.

Лицо Тамары было сосредоточенным, она явно решала какую-то сложную задачу.

– О чем думаешь? – спросил Сергей.

– Так вот, я думаю, как мне себя вести с тобой, с Рычаговым. Сволочи вы, мужики, и ты, и Геннадий Федорович, и Чекан. Все одним миром мазаны. Кобели вы! Кстати, – она криво усмехнулась, – как там сейчас Лютер?

– Нажрался и спит.

– Дня еще в доме не пробыл, а всюду его шерсть.

Вычесывать надо. Ладно, – Тамара свернула в слабо освещенный переулок. – Если уж сегодня день открытия тайн, то скажи мне, что собираешься делать после того, как Рычагов свалит за границу?

– А ты откуда знаешь?

– Геннадий Федорович говорил, приглашал с собой.

– Точно, Рычагов сволочь, – проговорил беззлобно Дорогин, – обещал мне никому не говорить, даже тебе.

– И откуда у него только деньги взялись?

– Наверное, нашел у какого-нибудь богатого больного в животе.

– Так я же ему на всех операциях ассистирую, ничего ценного в желудках пациентов он не находил. Пару пуль, осколки и ничего более. Таких больших денег никто ему не заплатит.

– Ты согласилась с ним поехать?

– Нет, не интересно.

– Неужели не интересно?

– Что-то не верится мне, что я там кому-то нужна.

– А здесь ты нужна кому-нибудь? – спросил Дорогин, положив руку на руль.

– Пусти, а то свернуть не сможем, – Тамара пыталась вывернуть руль, но Дорогин держал крепко, и машина проехала поворот.

– Так и будем ехать прямо, пока не упремся или гаишники не остановят.

– Нет, будем ехать, пока бензин не кончится, – Тамара сняла руки с руля и вдавила педаль газа в пол.

Дурачась, они проехали два квартала, пока наконец женщина не затормозила.

– Ну ладно, – Тамара открыла дверцу, – я тут зайду к знакомым, давно их не видела.

– Любовник тут живет?

– А тебе – дело? Я же не спрашиваю про твоих любовниц.

– У меня их нет.

– А я? – обиделась женщина.

– Ты не в счет.

– Так это от скуки?

– Ты же не поверишь, если скажу, что от любви.

– А хотелось бы, – то ли в шутку, то ли всерьез ответила Тамара, резко нагнулась и поцеловала Дорогина в неровно остриженную бороду. – Что-то в тебе есть, не зря я тебя зашивала. Но знала бы, зашивала поаккуратнее, чтобы швы не были видны.

– По-моему, вы с Рычаговым и так отремонтировали меня на славу.

– В клинику сама приеду, скажешь Рычагову… – она махнула рукой, – скажи ему что хочешь. Только про нас ничего не рассказывай.

– А по-моему, будет лучше– взял ее за руку Дорогин, – если у него дома все останется по-прежнему.

– Я тоже так думаю. Ты будешь глухонемым, а я буду делать вид, что в это верю. И даже если я начну кричать «пожар», ты ухом не должен вести.

– Лады, – Дорогин прикрыл дверцу, убедился: Тамара зашла в подъезд.

Сергей поехал назад, боясь, что Чекан может покинуть дом, где играет в карты.

Он оставил машину в соседнем дворе и два часа мерз, ожидая, когда Чекан выйдет из подъезда. Такси, нанятое Сергеем, стояло на улице, счетчик крутился, наматывая тысячи. На автомобиле Рычагова выслеживать Чекана было бы глупо.

– Езжай за «БМВ», только держись подальше, – вскочив в такси и растолкав сонного шофера, сказал Дорогин.

– Тоже мне, догонялки устроил, – пробурчал шофер.

Но счетчик еще даже не перекрыл сумму, заплаченную авансом, так что жаловаться ему было не на что.

Стояла глубокая ночь, светофоры мигали желтым, и поэтому машины неслись по городу как сумасшедшие.

– : Ну и гонит, – говорил водитель, – словно бы сам президент по городу катит или министр внутренних дел.

– Погоди, лучше объедем, а то скоро глаза намозолим, – Дорогин рискнул приказывать водителю свернуть в сторону и проехать квартал параллельной улицей.

Чекана он не потерял, перехватил на повороте. Когда «БМВ» заехал в арку, Дорогин остановил такси:

– Подожди здесь.

– Это можно, счетчик-то щелкает.

Сергей забежал во двор и проследил, в какой квартире загорятся окна. Он дождался, когда «БМВ» выедет и лишь после этого вернулся в такси.

– Теперь завези меня туда, где брал.

– Столько по городу накрутили, что я уже забыл.

Сергей назвал адрес. Водитель таксомотора остался доволен щедрым клиентом, столько чаевых он и за неделю не зарабатывал. Хоть гоняли по городу как угорелые, но проблем никаких не возникло.

– Если что надо, – сказал таксист, – вызывай по телефону. Вот моя карточка. У меня все диспетчеры знакомые, если закажешь, меня и пришлют. А если ночью, то звони по домашнему. У меня своя машина, «мере», еще не старый.

Сергей поблагодарил. Таксист сидел, высчитывая, сколько он заработал, и удивленно посмотрел на то, как Дорогин садится в свою машину.

«Какого черта он меня брал, если у самого колеса есть? Это же столько денег ухлопал! Ну да черт поймет этих богатых, у них свои причуды. Может, любовника жены выслеживал, а может, конкурента. Может, бандит, замочить кого хотел. Хотя рожа у него не бандитская… мне-то все по хрен, лишь бы деньги платили, да проблем не создавали».

Теперь Дорогину было известно, куда ездит Чекан играть в карты и где живет.

– Ну вот, – сам себе сказал Муму, – теперь я скоро до тебя доберусь, и ты от меня не уйдешь, ничто не спасет тебя от мести.

* * *

Лютер встретил Дорогина в прихожей. Пес уже облюбовал себе это место и не собирался его менять. Рычагов спал. Сергей посмотрел на часы: было начало четвертого. Набрал воды в миску, подвинул к собаке. Лютер благодарно лизнул руку Дорогина.

– Ну что, признал меня за хозяина? А что тебе еще остается?

Пес постучал хвостом по коврику и часто заморгал.

– Ну что, хороший ты мой? – Сергей погладил его длинную морду и заглянул в умные глаза. – Смотрю, жить будешь. На улице, я тебе скажу, холод собачий. Хотя В твоей шубе можно и на Северный полюс идти.

Дорогин хоть и понимал, что сразу не заснет, лег в кровать.