Текст книги "Перевод и межкультурное взаимодействие"

Единицы суть элементарные действия, обеспечивающие переход от одного промежуточного состояния системы к другому. Это значит, что единицы перевода следует представлять себе как такие действия, в результате которых некоторая часть МПФ₁ перейдёт в некоторую часть МПФ₂, некоторая часть МПФ₁, которая выступала в качестве ориентира, станет выступать в качестве опоры в МПФ₂. Когда то, на что была направлена деятельность переводчика, станет тем, что само будет определять и направлять эту деятельность, а это и есть элементарное действие. Внешнее перейдёт во внутреннее (Ф₁ – МПФ₁), и внутреннее перейдёт во внешнее (МПФ₂ – Ф₂). Какие именно языковые элементы будут отражены в соответствующих частях Образа, ментальной проекции текста, не столь важно: они будут каждый раз обусловлены огромным количеством объективных и субъективных факторов – от стиля и прагматики текста до психических особенностей индивида.

Так как мы рассматриваем модель единицы перевода-речи, а не перевода-общения или перевода-текста (которые имели бы несколько иной вид и включали бы в себя иные составляющие), на рисунке не отображена ситуация общения, в которой осуществляется перевод. Как говорилось ранее, ментальная проекция (и первичной, и вторичной формы текста) содержит в себе не только «содержание» текста, но и значимые характеристики и условия речевой ситуации, для индивида это всегда текст-в-ситуации (мы сознательно избегаем здесь термина дискурс, который остаётся на сегодняшний день слишком размытым и, что важнее, относится к иной теоретико-методологической парадигме [Кибрик 2003]). Изменение Образа (встречное конструирование), которое изображено стрелками, направленными к смысловому полю, происходит под влиянием нового воспринимаемого и переводимого отрезка текста и под влиянием изменений ситуации, отражаемых (лучше – отображаемых) сознанием переводчика. То же относится и к «источнику» изменения Образа, стрелки направлены не только от форм текста, но и от характеристик ситуации, которые не менее существенны для построения Образа. Это отображение в модели единицы перевода связей разных уровней модели самого перевода, изложенной ранее. С другой стороны, изменение Образа может иметь «внутренние», личностные причины – образ потребной ситуации, включающий в себя и образ других участников общения, воля, эмоционально-оценочное переживание и т.п. При этом перестраивается не какая-то отдельная часть ментальной проекции, а Образ и смысл целиком как система, что влечёт за собой возможность изменения способов и средств осуществления перевода, и эта возможность возникает не только по воле переводчика и не только под воздействием внешних обстоятельств, а через взаимодействие внешнего и внутреннего при личностном преломлении их взаимодействия.

Изменение Образа не может осуществляться без контроля (пусть и неосознаваемого) со стороны сознания, который направлен не столько на «правильность высказывания», сколько на сохранение необходимого соотношения МПФ₁ и Ф₁, МПФ₂ и Ф₂, Образа в целом и МПФ₁/МПФ₂, Образа и образа потребного будущего и т.д. Более того, пунктирные стрелки, идущие от ещё не воспринятой и не выраженной части текста, обозначают то возможное изменение «содержания» текста и ситуации, которое также оказывает влияние на Образ, а находящийся в данный момент в сознании отрезок текста воспринимается, понимается/переживается и переводится с учётом наиболее вероятного развития ситуации, которая также отражается в сознании. Следовательно, переводчик не оперирует непосредственно с предметной реальностью, «телом» текста, а всегда либо через идеальный, сознательный образ этой реальности, либо только с этим образом – образом реальных предметов, явлений и событий, и даже тех, которых ещё нет в реальности, – они подразумеваются или переживаются как возможные.

Можно констатировать постоянное «перетекание» одного в другое: Образ и смысл (образ мира переводчика в целом) изменяются под влиянием внешних факторов – восприятие нового отрезка текста, изменение ситуации, но оба они, Образ и смысл, со своей стороны, определяют то, как будет проходить дальнейшее восприятие текста и ситуации (выделение в них значимых моментов) и какими средствами будет выражаться смысл и изменяться ситуация по направлению к желаемым. И внесённые в текст и ситуацию изменения мгновенно оказывают обратное влияние на Образ и смысл (задавая, как мы говорили, новые мотивы деятельности), что отражается на дальнейших действиях по восприятию текста и переводу смысла, и так далее – пока цель деятельности не будет достигнута. Словесное выражение смысла текста подчинено Образу, но и Образ существует благодаря выражению и для него. Как не вспомнить здесь классическую формулу А.Н. Леонтьева: «Действительная противоположность есть противоположность образа и процесса, безразлично внутреннего или внешнего, а вовсе не противоположность сознания, как внутреннего, предметному миру, как внешнему» [Леонтьев А.Н. 1994: 43].

В соответствии с пониманием единицы деятельности в отечественной психолингвистике как элементарного действия следует указать, что в предлагаемой нами интерпретации единица перевода есть именно такое элементарное действие, промежуточное состояние модели [Леонтьев А.А. 2010: 37], которое обеспечивает переход от одного её состояния к другому. В случае с переводом это элементарное действие обеспечивает переход некоторой части образа потребного будущего в часть продукта деятельности, который в дальнейшем может служить опорой для формирования нового образа или его «части», для осуществления деятельности. Иными словами, единица перевода реализует переход части текста из идеальной формы в его вторичную форму и далее вновь в идеальную, но уже в качестве опоры деятельности.

Важно не выпускать из виду ещё одно обстоятельство, а именно то, что данная модель представляет общий случай, она изображает один из «серединных» промежутков перевода – часть текста уже переведена, часть нет. Следует рассмотреть два важнейших частных случая: начало и окончание перевода.

Представляется, что в случае, когда переводимый отрезок текста – последний, то единица перевода будет хотя бы частично лишена опережающего отражения. Но при устном переводе всё же, по-видимому, учёт возможного изменения ситуации и продолжения деятельности (пунктирные двунаправленные стрелки) останется. Во втором случае, наоборот, роль учёта вероятностей, догадок и предположений, а также встречного конструирования усиливается. Изменение образа (его частей, имеющихся в сознании переводчика ещё до начала восприятия текста) происходит только за счёт осмысляемого отрезка текста и ситуации.

Резюмируя сказанное, можно отметить, что конкретное предметное содержание единицы перевода зависит от большого числа взаимодействующих факторов как внутреннего, так и внешнего характера, не всегда оказывающих влияние непосредственно, имеет большое число степеней свободы и уровней контроля, коррекции и самокоррекции, что говорит в пользу её рассмотрения как динамической самоорганизующейся системы, не имеющей строго заданного центра управления, кроме, видимо, мотива деятельности. Но и мотивом единица перевода не задана однозначно и непосредственно хотя бы потому, что любая деятельность обусловлена множеством мотивов, ни один из которых не является всегда преобладающим. Функциональное единство компонентов единицы перевода не дано заранее, каждый компонент по мере осуществления деятельности корректирует и ограничивает другие компоненты, что приводит к их координации и взаиморегуляции.

Вопросы и задания

1. От чего, по вашему мнению, зависит та или иная трактовка понятий переводоведения?

2. Какая трактовка основных понятий переводоведения представляется вам наиболее подходящей для изучения перевода?

3. От каких факторов, по вашему мнению, зависит адекватность и эквивалентность перевода?

4. Какие особенности взаимодействия людей в обществе оказывают влияние на процесс и результат перевода? Обоснуйте ваш ответ.

Тема 3. Понятие переводческой трансформации. Связь трансформаций с особенностями текста и эквивалентностью перевода

С самого своего возникновения теория перевода занималась вопросом трансформаций. Практически все переводоведы разделились на два «лагеря». Одни, как Я.И. Рецкер и А.В. Фёдоров, считали, что определенной единице исходного текста должна или, по крайней мере, может соответствовать такая же единица текста перевода. То есть трансформация представлялась как пример несоответствия единицы ИТ единице ПТ, пример соотношения этих двух текстов. Другие исследователи, например Л.С. Бархударов, трактовали трансформации как целенаправленные приемы переводческой деятельности.

Следовательно, как и в случае с эквивалентностью, возникает два вопроса. Первый – считать ли трансформации неизбежными изменениями при переводе или целенаправленными действиями переводчика, то есть считать их следствием или причиной перевода. Решение этого, казалось бы, отвлеченного и не имеющего к сути перевода вопроса может существенно обосновать то или иное понимание онтологии перевода и, наоборот, сам может быть выведен из такого понимания. Второй (более комплексный, состоящий из двух) возникающий в связи с проблемой трансформаций вопрос: 1) что конкретно трансформируется (план содержания или план выражения) и в какой степени; 2) при каких условиях можно избежать ненужных трансформаций, и если возможно, то какие их виды можно выделить?

Решение всех этих вопросов напрямую зависит от трактовки процесса перевода как такового. Из понимания онтологии перевода вытекает и понимание сущности и состава трансформаций.

О переводческих трансформациях Н.К. Гарбовский пишет, что они «являются обычной процедурой любого процесса перевода в силу асимметричности систем любой пары языков, сталкивающихся в переводе» [Гарбовский 2007: 364]. Самой трансформации он дает следующее определение: «Переводческая трансформация – это такой процесс перевода, в ходе которого система смыслов, заключенная в речевых формах исходного текста, воспринятая и понятая переводчиком в силу его компетентности, трансформируется естественным образом вследствие межъязыковой асимметрии в более или менее аналогичную систему смыслов, облекаемую в формы языка перевода» [Там же: 366].

Следовательно, Н.К. Гарбовский рассматривает трансформации не как целенаправленные операции, а как сопутствующие переводу изменения текста: «…не всякий процесс перевода оказывается трансформацией. Если в переводе система смыслов, заключенная в исходном речевом произведении или его фрагменте, не подверглась никакому изменению, если элементы смысла не оказались перегруппированными, если не добавились новые элементы смысла и не выпали некоторые из тех, что были присущи исходному речевому произведению, никакой трансформации не произошло» [Гарбовский 2007: 364]. Можно сделать вывод, что трансформациям, по Н.К. Гарбовскому, подвергается смысл. В той же работе автор указывает: «С точки зрения “постороннего наблюдателя” результат одних и тех же операций, называемых иногда переводческими приемами, может расцениваться либо как трансформация, т.е. со знаком “плюс”, либо как деформация, т.е. преобразование со знаком “минус”» [Там же: 535].

Однако в другой, более ранней своей работе автор, соглашаясь с В.Г. Гаком, трактует переводческие трансформации как «отход от использования изоморфных средств, наличных в обоих языках» [Гарбовский 1982: 97]. Далее Н.К. Гарбовский пишет: «Проведение (курсив наш. – А.Я.) переводческих трансформаций может быть вызвано различными факторами» [Там же]. То есть здесь трансформации мыслятся как целенаправленные действия переводчика, что можно только поддержать. Как видно, изменение взглядов автора на трансформации не привело его к решению этой проблемы. Во второй из цитированных работ автор выявляет «факты межъязыковой (курсив наш. – А.Я.) асимметрии» [Там же: 109], сравнивает формы и функционирование русских и французских деепричастных оборотов. «Эта асимметрия в употреблении языковых средств выражения, имеющихся в системах обоих языков, обусловливает проведение (курсив наш. − А.Я.) соответствующих переводческих трансформаций» [Там же: 108–109]. Таким образом, становится не вполне ясно, как же трактовать переводческие трансформации и к чему относить перевод: к языку или к речи (работа А.Ф. Ширяева, в которой он вполне справедливо относит перевод к собственно речевым видам деятельности [Ширяев 1982], размещена в том же сборнике, что и [Гарбовский 1982]).

Схожее мнение на трансформации высказывает и А.Д. Швейцер: «Термин “трансформация” используется в переводоведении в метафорическом смысле. На самом деле речь идет об отношении между исходными и конечными языковыми выражениями, о замене в процессе перевода одной формы выражения другой, замене, которую мы образно называем превращением или трансформацией» [Швейцер 1988: 118]. Налицо противоречивость определения: совершенно непонятно, представляет ли переводческая трансформация операцию переводчика или случай несоответствия каких-либо элементов ИТ и ПТ.

Но такое противоречие не вызывает недоумения, если вспомнить, что перевод детерминируется отношениями между двумя языками [Комиссаров 1980: 6, 37; Швейцер 1970: 41]. Если языковые системы «самостоятельно» функционируют в процессе перевода, то и трансформации происходят сами собой.

С иных позиций рассматривает трансформации Р.К. Миньяр-Белоручев. В связи с тем, что он понимает перевод как передачу адресату некоторой информации, «способной продуцировать у него искомый смысл, а если нужно, то и дополнительный эстетический эффект» [Миньяр-Белоручев 1980: 4], то и суть трансформации он видит в «изменении формальных (лексические и грамматические трансформации) или семантических (семантические трансформации) компонентов исходного текста при сохранении информации, предназначенной для передачи [Там же: 201]. Вопрос о том, как сохранить предназначенную для передачи информацию при изменении семантических компонентов ИТ, остается нерешенным. При этом лексика и грамматика остаются в определенном отношении изолированными от семантики.

В.Н. Комиссаров считает, что «переводческие трансформации – это преобразования, с помощью которых можно осуществить переход от единиц оригинала к единицам перевода… И поскольку переводческие трансформации осуществляются с языковыми единицами, имеющими как план содержания, так и план выражения, то трансформации носят формально-семантический характер, преобразуя как форму, так и значение исходных единиц [Комиссаров 1990: 172]. Вслед за и Р.К. Миньяр-Белоручевым, В.Н. Комиссаров толкует трансформации как целенаправленные действия переводчика, с чем нельзя не согласиться. Но интерпретация В.Н. Комиссарова носит несколько атомарный характер, который, естественно, логически вытекает из его понимания перевода.

Как видно из перечисленных определений, термин «переводческая трансформация» интерпретируется по-разному. Некоторые ученые, в частности В.Г. Гак, в определенном смысле ограничивают понятие «переводческая трансформация», подразумевая под ним отказ от имеющихся межъязыковых соответствий, основывающихся на изоморфных явлениях языка. Тем самым исследователь исключает из определения те случаи, когда между ИЯ и ПЯ отсутствуют такие соответствия. В этом случае В.Г. Гак предлагает называть подобные преобразования «квазитрансформациями», т.е. расхождениями в использовании языковых средств, обусловливаемыми особенностями систем двух языков (отсутствием системных эквивалентов) [Гак 1971: 78–96]. На наш взгляд, подобное разделение на подлинные переводческие трансформации и квазитрансформации не меняет сути переводческого процесса, который трактуется как межъязыковое преобразование.

Значит, несовпадение ИЯ и ПЯ на уровне системы, нормы и узуса вынуждает переводчика прибегать к определенным преобразованиям. Однако такая трактовка трансформаций не может быть удовлетворительной, ибо она отражает скорее сопоставление двух текстов в целях их анализа или критики уже существующего перевода. Необходимо подходить к пониманию трансформаций с точки зрения процесса перевода, когда ПТ будет конечным результатом, но этого результата еще нет, он должен появиться в процессе перевода.

Анализ различных точек зрения на классификацию трансформаций перевода может помочь в определении содержания самих трансформаций.

Следует отметить еще раз, что специалисты в области теории перевода до сих пор не пришли к общему мнению относительно самой сущности понятия трансформации. Этим и объясняется большое количество классификаций, предложенных учеными, отличающихся друг от друга.

С начала 50-х годов ХХ в. вопрос о переводческих трансформациях как объективном явлении затрагивается в трудах практически всех отечественных и зарубежных теоретиков. Так, А.Д. Швейцер распространял термин «трансформация» только на грамматические преобразования текста, тем самым неправомерно сужая сферу его применения [Швейцер 1973]. Позже он говорил о трансформации как об отношении «между исходными и конечными языковыми выражениями», о замене «в процессе перевода одной формы выражения другой» [Швейцер 1988: 118].

Впрочем, большинство лингвистов разделяют мнение о том, что все переводческие трансформации делятся на лексические, грамматические и смешанные (или комплексные). С другой стороны, в своих концепциях исследователи говорят о том, что деление трансформаций на типы и виды – это условность. Связано это с тем, что большинство трансформаций практически не встречаются вне сочетания с прочими трансформациями. Именно этот момент связывает все классификации.

Концепция В.Н. Комиссарова [Комиссаров 1997: 98] сводится к таким видам трансформаций, как лексическая и грамматическая, а также комплексная. Говоря о лексических трансформациях, он называет транслитерацию, переводческое транскрибирование, калькирование, некоторые лексико-семантические замены, например модуляцию, конкретизацию и генерализацию. В качестве грамматических трансформаций выступают дословный перевод (или синтаксическое уподобление), грамматические замены (замены членов предложения, форм слова, частей речи) и членение предложения. Комплексные трансформации также можно именовать лексико-грамматическими. Сюда относятся экспликация (или описательный перевод), антонимический перевод и компенсация. Данная классификация явно непоследовательна. Не вполне понятно, почему генерализация, например, относится к лексическим заменам, а изменение части речи – к грамматическим.

Л.С. Бархударов выделял четыре типа преобразований (трансформаций), имеющих место в ходе работы над переводом. Это перестановки, замены, опущения и добавления [Бархударов 1975: 157].

Приемы, используемые при перестановке, – это изменение порядка расположения компонентов сложного предложения, а также изменение места слов и словосочетаний. К приемам замены Л.С. Бархударов отнес компенсацию, синтаксические замены в структуре сложного предложения, замену частей речи, компонентов предложения и словоформ, конкретизацию и генерализацию, членение и объединение предложения, замену причины следствием (и наоборот), антонимический перевод. Опущения и добавления имеют соответствующие типы трансформаций. Главный недостаток данной классификации видится нам в том, что она носит, так сказать, структурную направленность. Изменение порядка элементов высказывания, а также изменение синтаксических связей между ними обусловлено не особенностями перевода, а нормами построения высказывания на ПЯ.

Каждый из ученых, классифицируя переводческие преобразования, разделяя их на типы, имеет дело, по их мнению, с одними и теми же явлениями. Однако при более детальном рассмотрении можно убедиться в неправомерности таких выводов. Остается неясным, какому типу трансформаций, по системе Л.С. Бархударова, соответствуют, например, калькирование и дословный перевод В.Н. Комиссарова; считать добавления и опущения грамматическими, лексическими или, наконец, смешанными преобразованиями.

Из всего вышесказанного можно сделать вывод о том, что единой классификации типов переводческих трансформаций в современной лингвистической науке не существует. Следует также отметить, что создание единой классификации осложнено тем фактом, что разные лингвисты выделяют различные критерии для разграничения переводческих трансформаций и вкладывают в это понятие различное содержание. В большинстве своем переводческие трансформации – хотя и не все – сводятся лишь к констатации различий на «входе» и «выходе» и вследствие этого лишь отвлекают от исследования собственно процесса перевода как речемыслительной деятельности.

Такая ситуация не вызывает недоумения, ведь, как показано выше, большинство ученых понимают перевод либо как взаимодействие систем двух языков, либо как взаимодействие текстов. Если понимать трансформации лишь как формальные несоответствия ИТ и ПТ (что и делается почти всеми учеными), то они вообще не могут быть представлены как целенаправленные действия переводчика: они происходят помимо его воли, сами собой, за счет «соотнесенного функционирования» языков. Все приведенные в начале этого параграфа определения трансформаций сводятся по сути своей к одному: трансформация – это случай, когда в ПТ некий элемент (часто выбираемый произвольно) не соответствует какому-то элементу ИТ. Может быть оговорено, что не только план выражения, но и план содержания подвергается трансформации, при этом если произошли хоть какие-то изменения в передаче смысла (например, перераспределение компонентов), то налицо семантическая или смешанная трансформация [Гарбовский 2007: 364]. При такой трактовке любой процесс перевода целиком и полностью состоит из одних лишь трансформаций (В.Н. Комиссаров даже калькирование и дословный перевод считает трансформациями). А если так, то перевод – это лишь комплекс трансформаций, перевода как такового не существует – существуют только трансформации.

Более того, если считать перевод либо подстановкой закономерных соответствий, либо соотнесенным функционированием языков или текстов, то вопрос о трансформациях вообще не встает. Переводчик лишь ставит на место одних элементов другие, ничего при этом не трансформируя или, наоборот, трансформируя абсолютно все. При таком понимании перевода излишним становится либо понятие трансформации, либо понятие единицы перевода, либо и то и другое. Если перевод – соотношение текстов или языков, то единицы текста или языка (выбираемые произвольно) и есть единицы перевода, и они же являются единицами эквивалентности. Механизм и содержание перевода – в замене «кирпичиков». Если перевод – это подстановка закономерных соответствий, то данные соответствия и есть единицы перевода, результат такой подстановки – трансформации. А если в ПЯ нет прямых соответствий каким-либо единицам ИТ (понимаемым как слова и словосочетания, а не как высказывания или сверхфразовые единства), то это приводит к нарушению эквивалентности (то есть практически всегда). В этом же причина попытки трактовать эквивалентность и адекватность перевода как адекватную передачу каждого предложения ИТ в отдельности [Комиссаров 1976: 9], что при таких предпосылках оправданно и вполне соответствует действительности.

Ввиду отсутствия единого мнения среди ученых относительно переводческих трансформаций, следует уточнить, каким образом мы трактуем данное понятие в рамках настоящей работы. Трансформации мы понимаем как целенаправленные действия переводчика по изменению распределения информации (как грамматической, так и семантической) в структуре высказывания.

Говоря о структуре высказывания, мы имеем в виду его лексическое и грамматическое наполнение. При изменении лексической структуры высказывания, т.е. при ином распределении информации в этой структуре, отдельные лексические единицы в ИТ и ПТ (а значит, и выражаемые ими значения) не совпадают, тогда как смысл высказывания остается неизменным. Информация ИТ не искажается, а лишь иначе распределяется.

Вопросы и задания

1. Проанализировав точки зрения одних и тех же учёных, рассмотренные в рамках данной и предыдущей темы, сравните их трактовки основных понятий переводоведения.

2. Какие особенности текста, по вашему мнению, влияют на перевод?

3. Какие особенности межкультурного общения влияют на трансформации и перевод в целом?