Текст книги "Разлюбовь, или Злое золото неба"

– Хватит тебе? – Она встретила меня в прихожей с пятисотрублевой бумажкой в одной руке и синей «аляской» в другой. Куртка шуршала. – Померь – налезет?

Я чмокнул ее в щеку.

– На улице буду мерить.

На наш шепот из перспективы коридора вышел черный неслышный кот. Он посидел несколько секунд, глядя на нас, и вдруг упал на бок, зевнул, повернул голову и стал глядеть на нас лежа.

– Прости… – Лариска хотела, наверное, сказать «что не могу оставить тебя на ночь» или что-то в этом роде, но я закрыл ей ладонью рот.

– Все, Лариск, я ушел.

За мной тихо щелкнул замок.

До открытия метро я кругами ходил вокруг «Баррикадной», время от времени прикладываясь к чекушке, которую купил тут же, в ночном магазине. Закусывал шоколадкой. Дважды ко мне из машины выходила дама лет пятидесяти, одетая в короткую белую шубу.

– Молодой человек ищет девушку? – спрашивала она. Я отказывался. – Мальчика? – заинтересованно поднимала она брови. Я снова отказывался и уходил прочь. Злость на «Анкерман» переформатировалась в короткий текст, предельно насыщенный моими отрицательными эмоциями. «Суки позорные» – так выглядел он вкоротке. Напрасно, Анечка, они вовлекли тебя в мою ситуацию.

Глава 28

«Железнодорожников» повязали накануне вечером – новость об этом сообщил Рашид. Он приехал ко мне полвосьмого утра; я еще даже переодеться не успел. Мохова дома не было.

– Прикинь, звоню тебе на мобилу, а на какого-то мужика все время попадаю, – сказал Рашид вместо приветствия, сваливая в угол огромный, битком набитый рюкзак.

– И чего мужик говорит?

– Мужик-то? Говорит, что ты уже не жилец. Что за дела, Андрюх?

– Нормально все. Просто телефон не там, где нужно потерял… У вас-то что случилось?

– Ну, как что? В засаду въехали. Я у тебя перекантуюсь пару дней?

– Да я, Рашид, отсюда съезжаю.

– Чего так?

– Чего-чего! – Я дал ему тапочки. – На всякий случай.

– И когда?

– Лучше раньше, чем позже.

– Если что, – сказал Рашид, – у меня «вальтер» с собой, – и похлопал себя по карману. – Патрон в стволе. Перестреляем тут всех на хер и уйдем по крышам. Кровью, суки, умоются. Живыми не сдадимся, да, Андрюх? – Он хохотнул. – Чаю-то попить успеем?

За чаем он рассказал подробности. Они попали на вагон с мехами и скинули тюков двадцать. Без проблем загрузили их в «Соболь», и Костян дал газ. На выезде из оврага их ждали менты. Взяли Костяна и Южа, а Рашиду удалось смыться. Мотоциклист тоже смотался – некто Санек из Люберец, друг Южа, хромой. В рюкзаке у Рашида были две роскошные норковые шубы; мы дождались девяти часов и сдали их за бесценок на Москворецком рынке. Рашид тут же обернул рубли в доллары. Вообще он был ниже воды, тише травы, шугался всякой машины – ему мерещилось, что это за ним. «По делам вору и мука», – высказал он старую истину, запираясь в ванной. Пока он мылся, я упаковал в картон ж/к монитор, имеющий непосредственное отношение к железной дороге. Надо было тоже избавляться от вещдоков да и вообще собираться.

Рашид помылся, состриг себе челку и сбрил усы, что довольно сильно изменило его внешность.

– Сейчас обсохну и валю из Москвы, – сказал он. – Нервы, блин, веником… В Питер поеду, к Тамарке Портновой. Как считаешь, Костян может расколоться?

– Вряд ли. Пошли пельмени варить.

– Юж-то не расколется, а вот Костян – я не знаю, – рассуждал он, считая деньги. – Шестьсот семьдесят баксов… Подкинешь долларов двести на всякий случай, Андрюх?

– Без проблем. Пошли, говорю, пельмени варить, есть хочется.

Поели, и он уехал на Ленинградский вокзал. Я проводил его до остановки и, шагая назад, подумал, что, «Анкерман» запросто может найти меня через общежитие. За время последней пьянки у меня в Видном перебывало много народу, и если того же, например, Матяню хорошенько взять за хибот, он запросто может сработать Иваном Сусаниным. Может, снять хату в том же Видном, только на другой стороне города – вон где-нибудь в районе загса? Там и лес рядом, и куча дорог, если вдруг придется смываться. На электричке ездить не буду, на автобусе до Кантемировской, а там – на метро. Видное – городок классный, да и не будут они меня тут искать, подумают, что я отъехал куда подальше. А что, московской регистрации у меня нет; попробуй, найди. А насчет нового паспорта надо ехать в Приволжск, к Зое Кучмезовне – она сделает за неделю. Скажу, что украли и все такое. А если «Анкерман» вдруг появится в Приволжске, его там же и закопают. Приволжск – это не Москва, это беспредел. Там у меня один Мишка Гашев чего стоит.

Хозяин так и не появлялся. Я стал собирать вещи: что нужно – направо, без чего можно обойтись – налево. В Энциклопедическом словаре у меня лежало полторы тысячи долларов – все, что осталось от гонорара. Плюс кое-какая мелочь по карманам. Может, я и рано отсюда линяю, но уж лучше я их буду отлавливать, чем они меня.

Получилось две сумки – одна побольше, другая поменьше. Я отнес их в гараж, переоделся, повесил замок и пошел за монитором. Новый, девятнадцатидюймовый «Самсунг» предназначался на продажу. Он был упакован вместе с DVD-плеером и ждал меня под вешалкой. Я хотел отвезти его на радиорынок в Митино и там сдать на комиссию знакомым пацанам.

Но мне не хватило буквально пяти минут. К дому со стороны аптеки быстро приближалась знакомая глыба черного «Хаммера».

Я развернулся на месте и как можно медленнее пошел назад, к гаражу, хотя хотелось рвануть во весь дух. Не думаю, что они меня узнали – я был уже в толстом комбинезоне, делавшем из меня Шварценеггера, и в гермошлеме. Не торопясь, но и особо не мешкая, я дошел до конца дома и там оглянулся. «ХАММЕР» стоял у нашего подъезда, из него вылезало двое. Ну, так и есть – это за мной. Поблизости больше не было ни одной машины, ближайшие «Жигули» стояли вдали, у забора, – и я вдруг понял, что сейчас сделаю.

Через минуту я был в гараже и быстро запихивал в багажники сумки. Задом выкатывая «Ямаху» на улицу, я покачал ее с боку на бок – в бачке плескалось, но слабовато. Километров на пятьдесят, не больше. Есть у меня НЗ – пятилитровая канистра, залитая под горловину, однако ее я сейчас буду тратить на другие нужды.

Движок завелся с пол-оборота. Я включил скорость и, не отпуская сцепления, локтями придерживая канистру, лежавшую на коленях, отрегулировал зажигалку на максимальное пламя. У меня была хорошая армейская «Зиппо», и сейчас она послужит мне в последний раз.

Ну, поехали. Мозг работал как бортовой компьютер, руки-ноги сами делали свое дело. Они сейчас позвонят – им никто не откроет. Их дальнейшие действия? Дверь железная, ломать ее они не будут. В окно тоже не полезут, хоть и второй этаж, – слишком светло. А может, и полезут, кто их знает. В хате никого. Они оставят там человека. Или оставят на улице. Или там и сям. Появится Мохов, и у него начнутся поблемы. Вот же блин! Кто из пацанов вывел их на эту квартиру? Да какая, в сущности, разница?

Держа зажигалку в зубах, я медленно приближался к «Хаммеру», запоминая его номер на всякий случай. Сильно тонированные стекла этого монстра были непроницаемы – сколько их там – двое? трое? Канистра уже стояла передо мной на сиденье. Придерживая ее коленями, левой рукой я скручивал с нее пробку и вот скрутил. Денек был солнечный, теплый и обещал стать еще теплее. А кое-кому сейчас станет просто жарко. Забрало шлема было поднято, прикрывая глаза, так что если они из машины и могли что-то видеть, то всего лишь зажигалку в зубах мотоциклиста, который, медленно проезжая по тротуару мимо «Хаммера», вдруг стал поливать его бок из канистры. А потом бросил ее под машину.

Бензин толчками вытекал на мокрый асфальт.

Краем глаза я видел, как распахнулась правая дверь «Хаммера», и оттуда вылетела чья-то нога. Но это было уже не важно. Пламя моей зажигалки воспламенило пары бензина АИ-98, и огонь мигом охватил правый бок «Хаммера», пошел под него, стал расползаться во все стороны и побежал по мокрой дорожке к «Ямахе». Я как следует открыл дроссель, и мотоцикл рванул прочь.

В конце дома я притормозил, ожидая взрыва, втягивая голову в плечи, но он прозвучал, когда я был уже за углом. Рвануло что надо – и тут же там и сям сработала сигнализация во дворах, посыпались стекла, ох, создал я жильцам проблем, ну а куда деваться?

Сейчас будет полон двор пожарников и ментов. Будут искать мотоциклиста на разноцветном японском мотоцикле, дадут приметы «Ямахи», наверняка кто-то и номер записал, поэтому надо где-то как можно быстрее затихарить мотоцикл. В этом районе меня на нем видели, чуть ли не каждый день, так что надо отъехать подальше.

Куда?

Долго я мыкался в паутине проходных дворов, стараясь не слишком появляться на больших улицах, особенно на перекрестках. Бензина было в обрез, я шел на резерве, и случись какой зехер – можно и не уйти. В конце концов я приткнул «Ямаху» на платную стоянку недалеко от «Мира Обуви», что на Дубининской улице, укутал в чехол. Комбинезон спрятал в багажник, а оттуда достал джинсы и куртку. Платить пришлось за неделю вперед, зато место было тихое, на отшибе. Тут было рукой подать до Павелецкого вокзала, и через полчаса, закинув сумки в камеру хранения, я налегке двигался по Зацепе и жевал чебурек. Ага, вот и то, что мне нужно. Не заходя в павильон, я через окошко купил «Сименс», сим-карту и положил на счет пятьдесят долларов. У меня спросили, было, паспорт, но я же его дома забыл. Первым делом нужно позвонить Мохову и предупредить о возможных проблемах. Я помнил номер его мобильного довольно смутно, особенно последнюю цифру; только четвертая попытка оказалась успешной.

– Слушаю, Мохов, – раздался слегка запыхавшийся голос моего хозяина.

– Это Андрей, – представился я. – Ты где, Михалыч?

– Ты, что ли, Андрюх? Я на тренировке.

В двух словах я предупредил Михалыча, какие могут у него возникнуть проблемы в связи с моим у него проживанием и как ему лучше себя вести.

– Да херня вопрос, – ответил он. – Ничего не знаю, ничего не видел – кого ты учишь? Пошли все в жопу. А если что – я на них таких ментов спущу… – Конец предложения заглушила проезжавшая мимо машина.

Так, одна гора с плеч.

Я позвонил тебе, но твой номер был занят. По пути мне попалось кафе, я выбрал самый дальний столик и заказал шашлык. Хотел взять пива, но передумал. Шашлык, пару салатов и кофе. Ну и что-нибудь на ваше усмотрение, девушка… Пока формировали мой заказ, я стал перегонять телефоны из рукописной записной книжки на сим-карту, кое-кому отправляя сообщения со своим новым номером. И мне тут же перезвонил Александр Викентьевич Фомичев. Говорил он со мной в высшей степени нервно, чуть ли не наезжал на меня. Проблема сводилась к тому, что вчера во второй половине дня ему позвонил какой-то человек и потребовал расшифровку манускрипта Бурко.

– На каком основании вы дали ему мой телефон, молодой человек? – Фомичев почти кричал, и понять его было можно.

– Он сослался на меня, Александр Викентьевич? – по возможности спокойно спросил я.

Минутное замешательство.

– Нет, но это же логически вытекает…

– Александр Викентьевич! – Голос у меня сделался проникновеннее некуда. – Поверьте, я никому не давал вашего телефона.

Вновь пауза. Я сбил ему температуру, но на всякий случай добавил:

– Как можно! Я ведь не враг самому себе.

Помолчав, он спросил:

– Кто же тогда дал?

«Дантист и дал», – подумал я, но вслух этого не сказал.

– А кто еще знал об этом… о манускрипте? – Тут принесли мой заказ, по инициативе официантки усиленный грибочками и салатом из кальмаров. Я показал ей большой палец – мол, то, что надо. Она расставила все передо мной и ушла.

– Я звонил Ивану Францевичу, – сказал Фомичев. – Это не он.

– И не я. Ну, зачем мне это – сами подумайте.

Он подумал. Не то мой уравновешенный голос возымел свое действие, не то здравый смысл возобладал над эмоциями, но голос у криптолога сделался совсем другим, более разумным. И вопрос он задал вполне правильный.

– Что мне делать? – спросил он.

– А чего он хочет, Александр Викентьевич? Просто, чтобы вы отдали дешифровку или чтобы продали?

Он снова задумался. Денежки с его счета капали на счет МТС, но криптологу, похоже, было сейчас не до экономии.

– Да как-то об этом не было речи, – наконец сказал он.

– Тогда продавайте, – сказал я. – Только не продешевите, ломите покруче. И вот еще что. Если вдруг спросят – говорите, что делали перевод для меня и что оригинал текста дал вам я, в общем, все стрелки на меня переводите, не стесняйтесь. И обязательно дайте им новый номер моего телефона. Он высветился у вас на дисплее?

– Да, – сказал Фомичев. – Но у меня высветился и их номер. Хотите, я вам его дам? И вы сами с ними встретитесь. Мне, честно говоря, не хочется.

– Диктуйте. Я достал ручку и записал на ладони номер мобильного, который был мне хорошо знаком. Это был телефон Ганса. Очень интересно!

– А он как-нибудь представился? – пробормотал я.

– Какое там представился! – стал жаловаться Фомичев. – Он так со мной разговаривал, будто я какое-нибудь насекомое. Мерзкий тип, скажу я вам.

Да, это было похоже на Ганса. А Фомичев пошел по второму кругу:

– Я звонил Ивану Францевичу – он в недоумении. Никому, кроме вас, он не давал моего номера в связи с этим посланием.

Какая-то получалась каша. Тут без пол-литры не разберешься.

– Хорошо, Александр Викентьевич, давайте сделаем так. Если у меня не получится с ним договориться без вас и он опять вам позвонит, назначьте ему встречу там же, где мы с вами встречались. Сообщите мне время, и мы с ним разрешим наше общее недоумение. В конце концов, деньги за перевод платил я.

– Ладно, – сказал он, подумав. – Я позвоню.

Позвони, позвони. Я набрал номер Ганса. Чего там мудрит этот мудила, зачем ему перевод? «Абонент не отвечает или временно недоступен», – любезно проворковала телефонистка. Ну и как это понимать? В голове была такая путаница, что не в сказке сказать. Надо бы все это привести к какой-то системе, иначе вообще увязну.

Начну от печки. Я жевал шашлык и соображал.

Первое. Место действия Швейцария. Выполняя волю Бурко, Банк ищет его родственников и находит Хольского. Правдоподобно? Да, вполне. Это исходные данные. Если сомневаться еще и в них, тогда вообще вся история не стоит выеденного яйца, как пишут в сентиментальных романах. Итак, информация о завещании поступила к Хольскому.

Второе. Место действия неизвестно. От Хольского информация каким-то образом попала к Дантисту.

Третье. Россия. От Дантиста часть информации узнал Ганс.

Примечание . Больше чем уверен, что и тебя, Анечка, с Дантистом познакомил именно он, твой брат Ганс. Но это, впрочем, не суть важно.

Четвертое. Европа. Каким-то образом (не исключено, что через щели в швейцарских банковских структурах) информация о зашифрованном завещании попадает к гангстеру Маркелю. И он спускает с поводка свою зондеркоманду под названием «Анкерман».

Вопрос на засыпку. Как понимать ментовский мундир на одном из них?

Ответа нет, но есть печальные соображения по этому поводу, подкрепленные жизненным опытом. Если он реальный мент, то у меня одним мешком проблем больше. И есть еще риторический вопрос, обращенный к этому человеку: ну а зачем ты стоял под стрелой, мент? Скажи спасибо, что я тебя в окошко не выбросил.

Так, не нужно отвлекаться. Что-то в своем раскладе я забегаю вперед.

Хольский еще не появился в Москве, а о его появлении уже знал Ганс, а стало быть, и Дантист. И Ганс попросил сообщить о появлении Хольского меня, меня, а не тебя, Анечка, – почему? Ведь вы с Евой жили на хате Хольского и все такое. Да потому что у вас с Гансом к тому времени отношения совсем испортились, хотя до этого вы души друг в друге не чаяли. Какая же кошка пробежала меж вами? Может быть, причина размолвки имеет отношение к теме Бурко?

Пятое. Россия. Хольский привозит из Швейцарии завещание, отдает его на расшифровку Фомичеву, которого находит ему Дантист.

Еще один вопрос на засыпку. А может, был еще один дешифровщик? Или два? Или три? Где гарантии, что над письмом работал лишь Фомичев?

Шестое. За ненадобностью «Анкерман» избавляется от Хольского. Не без моей помощи оригинал завещания оказывается у Ганса, но ненадолго: «Анкерман» забирает у него послание, а чтобы каждый сверчок знал свой шесток, расстреливает его бодигардов и слегка утюжит его самого, зажав его репродуктивные органы в двери, не исключено, что в железной.

Седьмое. После чего, погрузившись в «Хаммер», люди Маркеля выходят на финишную прямую: на трассу Москва – отель «Лукоморье».

Восьмое. Но я своим звонком в милицию спутываю их планы и на какое-то время расчищаю место и время для посадки «Валдая». Они-то думают, что там золото, и поди им теперь докажи, что никакого золота там не было и в помине.

И тут я притормозил. Ведь если принять условия игры (а они уже давно приняты), то ведь Бурко совершенно прав – в «Валдае» было кое-что посильнее золота: исполнение твоего заветного желания. Чтобы запустить программу реализации этого желания, собственно, и прилетал «Валдай». Бред, конечно, ну а что тут не бред?

Стоп, я опять отклонился от главной мысли. Тут вот в чем дело. А может быть, они знали, что там не золото, а именно то, что там и было? Все-таки Фомичев перевел текст достаточно давно, а если все-таки допустить, что на белом свете есть криптологи и помимо Александра Викентьевича, то расшифровка могла существовать уже давно…

Что-то я совсем запутался… Запутаться-то запутался, но некоторые выводы насчет амплуа отдельных действующих лиц сделать, пожалуй, могу. Дантист – это, по всей видимости, координатор или, скажем, диспетчер движухи темы «Валдая». Он здешнее щупальце «Анкермана», и, если я ошибаюсь, мне же хуже. Ганс – это его шестерка, которая хотела, было, самостоятельно урвать кусок пирога, но из этого ничего не вышло. Однако Гансу наука впрок не пошла, и он решил сделать вторую попытку. Или…

Вопрос на засыпку номер три. Дантист простил Ганса и вернул в строй или, наоборот, сказал ему: свободен! На свой страх и риск работает Ганс или по-прежнему служит Дантисту? Я думаю, что ты, Анечка, могла бы просветить меня в этом плане, или я ошибаюсь? А может быть, я в принципе ошибаюсь? – придумал тут конструкцию, которой на самом деле не существует. Запросто могу ошибаться, но все же пойду дальше.

Девятое. Пока суд да дело, Дантист отдал завещание Фомичеву и передал Фомичева мне, делая при этом совершенно незаинтересованное выражение лица – я-де, мол, в эти игры не играю. Хорошо, допустим, не играешь. Но зачем ты отдал криптолога мне? Я-то какое отношение имею к вашим раздачам?

Стоп! Как какое – самое непосредственное: ведь именно я вступил в контакт с «Валдаем», я а не «Анкерман», и если об этом знает генерал Марголин, то где гарантии, что об этом не может знать и кто-то еще? Таких гарантий нет. Может быть, поэтому так поздно и появилась расшифровка второй части завещания?

Что значит «так поздно»? Получается, что Фомичев и Дантист заодно, и расшифровка была уже раньше?..

Тут я понял, что окончательно заплутал. Нет, ни аналитика, ни детектива из меня никогда не получится. А самое главное, я никак не могу определить твое, Анечка, место в этой истории. Потом я подумал: а есть ли у тебя там какое-то сугубое место? – может быть, все очень просто: ты разлюбила меня и полюбила Дантиста, вышла за него замуж и знать не знаешь про все эти тайны мадридского двора, если они, конечно, существуют на самом деле, а не в моем воображении. Я, наверное, окончательно в себе разочаруюсь, если окажется, что в натуре ничего тут нет, кроме моих фантазий.

Ну и к чему я пришел? Да все к тому же. Или я правильно разобрал ситуацию, или в конце концов, останется только покрутить пальцем у виска на свой счет. Если Ганс забивает стрелку с Фомичевым по заданию Дантиста, то почему твой муж, Анечка, сам не хочет поговорить с криптологом, почему он самоустраняется? Если же Ганс пробивает Фомичева на свой страх и риск, то получается, что он совершенно не в курсе реального расклада вещей – что существовал «Валдай» и что поезд уже ушел. А, собственно, откуда ему это знать? Ну был у него первоисточник завещания, и не исключено, что Ганс в него даже заглядывал, ну а что он там мог прочитать? То же, что и я, – закорючки да пару чисел.

Он все еще был временно недоступен. Вот так всегда – когда тебе кто-то позарез нужен, ни за что не дозвонишься с первого раза. Я еще раз позвонил тебе. И ты ответила:

– Алло!

– Привет, лапушка! – сказал я. – Узнаешь?

– Андрюша? Нам нужно немедленно встретиться. – Судя по голосу, у тебя были проблемы.

– Я на Павелецкой, – сказал я. – А ты?

Мы встретились через час недалеко от твоего института. Выглядела ты не самым лучшим образом – как-то за один день ухитрилась похудеть, осунуться и от вчерашней шикарной спокойной Анечки и следа не осталось.

– Он меня, сволочь, обманул! – Вот твои первые слова.

– Кто? – с любезной небрежностью спросил я. – Неужели муж?

– При чем тут муж! – Ты вспыхнула. – Ганс, сволочь такая!

Мы шли по кольцу в сторону Красных Ворот. Было ветрено, ты куталась в свое черное короткое пальтецо. Я высматривал по сторонам подходящую забегаловку, чтобы не мерзнуть на улице.

– Кушать хочешь? – спросил я.

Тебе было не до еды, ты меня даже не расслышала.

– Представляешь, он позвонил и сказал, что хочет сообщить что-то важное – это уже ночью, когда ты уснул. Спросил, где я. Я и назвала гостиницу…

– Да не бери ты это в голову, – успокоил я тебя. – Ничего страшного, все обошлось… Давай-ка зайдем. – И я увлек тебя под арку, в глубине которой виднелась шикарная дверь. Это было бистро «У Якова».

– И потом я открыла номер, а их там четыре человека, Ганс меня в лифт – и в машину, а те остались…

Очень правдоподобно, если бы не снотворное в моем шампанском. Это была серьезная неувязочка под названием клофелин.

– Что это были за люди? Чего они от тебя хотели? Вот сволочь Ганс! – Ты была зла на него, как мегера, и я подумал, что Гансу не позавидуешь. Мне даже жалко его стало.

– Ошиблись просто, – сказал я. – Ладно, Аня, проехали. Что у тебя новенького?

Мы разделись и прошли в зал, а когда выбрали столик и сели, я услышал от тебя новость так новость!

– Ушла я от него, – услышал я. – Вот и все… От мужа…

Дела!.. Но это оказались еще цветочки, ягодки ожидали впереди. Комкая в пальцах салфетку, ты мне сказала такое, отчего я чуть со стула не упал, хотя был трезв, как лобовое стекло.

– Андрюша, я полюбила другого. – Вот что ты мне сказала и улыбнулась, но не мне улыбнулась, а тому, другому, которого полюбила. И сказала еще, меня добивая: – Он француз. Его имя Ксавье…

Мне вмиг стало как-то скучно и противно от жизни. Бьешься тут, бьешься с какими-то ветряными мельницами, что-то такое будто бы отвоевываешь, а оказывается, враги у тебя в тылу уже давно поставили мины. И чего мы сюда пришли?

– С тобой не соскучишься, Аня, – изо всех сил вежливо ответил я, разворачивая меню.

И тогда ты заплакала. Ты просто не могла не заплакать, а я отвернулся и стал смотреть в окно, чтобы не видеть твоих слез, потому что мне от них тоже захочется заплакать, так у нас уже было, а сейчас я этого никак допустить не мог. Уж слишком сурово все закрутилось.