Текст книги "Разлюбовь, или Злое золото неба"

С утра пораньше я заехал в свое бывшее общежитие, взял у Кости напрокат кое-что из одежды и отправился на пресс-конференцию Маркеля. В целях конспирации на мне был светлый шикарный костюм, галстук в зеленоватую крапинку и слегка затемненные очки без диоптрий. Портфель коричневой кожи придавал мне вид деловой и заправский, а Костин же «Кодак» на шее должен был ненавязчиво намекать на мою принадлежность к миру прессы. На улице припекало, и девочки уже вовсю сверкали голыми коленками. Но мне пока было не до них.

Пресс-конференция была назначена на 10.00 в Доме Путешественника – это бывший кинотеатр «Юбилейный». Без пятнадцати десять я был уже на месте. В 9.55 у Дома мягко остановился знакомый белый «Мерседес», и из него вылезли: охранник-водитель, ростом и шириной плеч ничуть не уступавший боксеру Николаю Валуеву, сам Питер Маркель в светлом джинсовом костюме и маленьких зеркальных очках, и лысоватый господин Вотульский все в том же лохматом сереньком пиджаке.

А последней из машины вышла… ты, Анечка, – вот сюрприз так сюрприз! И как это прикажете понимать? На тебе был знакомый синенький плащик от Ксавье и в тон ему сапоги.

Едва выбравшись из машины, ты что-то сказала Вотульскому, и вы засмеялись, разглядывая афишу писателя-юмориста Майкина, выставленную в витрине Дома Путешественника. Майкин был сфотографирован в белой майке, на которой было написано «МАЙКИН МЭЙКС НАЙК» – как же, очень смешно.

В трех метрах от «Мерседеса» встал серый микроавтобус охраны. Из него вылезли четверо крепких парней, они огляделись и ненавязчиво рассредоточились вокруг группы Маркеля, гуськом идущей к Дому. Одного из них я сразу узнал – крепкого кренделя в маленьких зеркальных очках и тех же туфлях, не лишенных изящества. Щипач собственной персоной. Он что, тоже еще не ложился?

Я сидел в буфете Дома и внимательно наблюдал за прибытием Маркеля сквозь толстое окно второго этажа. В недрах здания шла большая уборка по случаю слета бардов стран СНГ, назначенного на ближайшее воскресенье. Уборщики и уборщицы в зеленых комбинезонах мыли огромные витринные окна, расхаживая меж стекол со своими швабрами и ведрами, жужжали поломоечные машины, грузчики выносили из распахнутого настежь зала целые ряды кресел. Через буфет, оживленно о чем-то толкуя, прошли двое рабочих, у одного была складная лестница через плечо, второй нес две швабры с телескопическими ручками. Кроме меня, здесь находилось еще человек пять – все с бейджами на груди, где значился тот или иной орган СМИ. Внизу кто-то крикнул: «Приехал!» – и журналисты поспешили вон из буфета. Я быстро допил свой сок и скучающими шагами пошел на разведку. А сам все думал: какое отношение имеешь к Маркелю ты, Анечка, а?

На первом этаже группу Маркеля поджидали две телекамеры НТВ и куча осветительной аппаратуры. Свет нескольких софитов был направлен на овальный стол, выставленный посреди левого крыла. Популярный ведущий развлекательных программ Максим Лебедев уже обнимался с Маркелем, а один из операторов с камерой на плече пятился от них задом наперед, снимая встречу.

Через несколько минут Маркель, ты, Анечка, и господин Вотульский сидели за столом и отвечали на вопросы Лебедева. Все остальные расположились поодаль и в кадр, понятное дело, не попадали. Щипач сидел в самом дальнем от меня углу и внимательно слушал. Я облокотился на перила лестницы с тем расчетом, чтобы быть вне поля его зрения, – отсюда, сверху, мне были хорошо видны ведущий, Маркель и ты, Анечка, вертевшая головой налево-направо. Кого ты высматривала? Не меня? Плащ ты сняла, осталась в строгом черном костюме, который тебе очень шел, а тщательно растрепанные волосы придавали тебе вид немного взбалмошный и дерзкий. Ну и как понимать твое присутствие на этой пресс-конференции?

Первым делом Лебедев представил Маркеля, причем сделал это интригующе и вместе с тем ненавязчиво. Выглядело это приблизительно вот как.

– Итак, вчера из Европы в Москву прибыл известный кладоискатель Питер Маркель, автор знаменитых кладоискательских таблиц, о которых вы, дорогие зрители, наверняка слышали, и создатель так называемого климатического купола – изобретения, до сих пор окутанного тайной. Двадцать два года тому назад, будучи Петром Маркеловым, этот человек (жест в сторону дорогого гостя) эмигрировал из Советского Союза в Штаты и открыл там дело по поиску кладов. Сокровища затонувших кораблей, золото инков, заговоренные клады, около десятка курганов, бриллианты экспедиции Бруни-Лемьера. Возглавляемая им команда в разных уголках земли и, так сказать, воды отыскала около двух десятков весьма крупных сокровищ, в том числе и знаменитые сокровища индейского племени чероки, считавшиеся мифическими. В Бермудском треугольнике, недалеко от Пуэрто-Рико, он нашел пропавшую без вести во время Второй мировой войны немецкую субмарину СР-814 с золотом Третьего рейха, которое, по слухам, умыкнул Мартин Борман. В начале девяностых господин Маркель перебрался в Европу, где с ходу отыскал золото, спрятанное испанской инквизицией в 16-м веке. У одного из островов в Атлантическом океане, принадлежавшего Португалии, он нашел затонувший галион «Дунди» с золотыми дукатами, или дублонами, или динарами на борту. На юге Италии, в местечке Романья, выкопал сундук императора Глика. Благодаря своим таблицам господин Маркель знал с точностью до десяти метров, где именно искать сокровища…

В этом месте Маркель сардонически переглянулся со своим экспертом и что-то сказал на ушко тебе, Анечка. Ты улыбнулась. Лебедев продолжал шпарить как по нотам:

– Можно сказать, за последние десять лет у господина Маркеля и его команды не было ни единой ошибки в расчетах. Он приезжал, – снова жест в сторону гостя, – топал ногой и говорил: «Копать здесь». Копали и выкапывали. Многие пытались хотя бы одним глазком заглянуть в знаменитые таблицы господина Маркеля, но – увы: они и по сей день остаются за семью печатями. Ходят слухи, – голос Лебедева сделался игриво-многозначительным, – что никаких таблиц в природе вообще не существует, что, дескать, это вещий голос нашептывает господину Маркелю, где нужно копать, но лично я в мистику не верю и вы, уважаемые зрители, надеюсь, тоже. Одним словом, есть таблицы, нет ли – не суть важно. А важно то, что сегодня Питер Маркель – гость нашей передачи.

Некоторое время Лебедев разогревал Маркеля незначительными вопросами, но скоро их разговор перекинулся на более интересную тему. Сначала Маркель рассказал о том, как они нашли клад в Австралии, в семидесяти милях от Сиднея, и как вместе с кладом выкопали кости гигантского кенгуру. Один из экспертов определил, что кожаный ларчик с драгоценными камнями кенгуру носила в своей сумке, мало того, ларчик был буквально пришит к сумке золотой скрученной нитью. Это была история для затравки; все слушали ее, затаив дыхание.

Лебедев задал около полусотни вопросов, но Маркель откликнулся далеко не на все. В адрес большинства он отвечал просто и коротко:

– Без комментариев.

И это означало, что на искомую тему он говорить не хочет по каким-то своим причинам. Принимая во внимание специфику его деятельности, о причинах этих догадаться было нетрудно. Климатический купол, о котором снова завел было речь Лебедев, относился как раз к теме, на которую оказалось наложено вето. Что же касается вопроса о таблицах, с помощью которых он якобы отыскивает свои клады, то вот как Маркель на это ответил.

– Хочу заверить всех и каждого, – сказал он серьезно и вдумчиво, – что в природе никогда не было, нет и быть не может никаких кладоискательских таблиц. Это было бы слишком просто. Всякий раз, отправляясь на поиски клада в то или иное место, я руководствуюсь тремя вещами: рекомендациями моих научных экспертов, которых здесь представляет господин Збигнев Вотульский (жест в сторону господина в лохматом пиджаке), собственной интуицией и тем, что называют удачей. «Будь ко мне благосклонна, Фортуна!» – взываю я всякий раз. И нередко она меня слышит. Нередко, но, к сожалению, гораздо реже, чем хотелось бы. Вот и все.

Я смотрел на тебя, Анечка, я глаз с тебя не сводил, а ты внимательно слушала кладоискателя-гангстера, сидя к нему в пол-оборота, и одна из камер брала твой профиль крупным планом.

– Вы из немногих, – вкрадчиво заговорил Лебедев, – кто поиски кладов превратил в бизнес, причем – в весьма выгодный бизнес. И в его основе лежат всего лишь рекомендации экспертов и интуиция?

Маркель тонко улыбнулся в ответ на эту маленькую провокацию.

– Кладоискательство, – мягко сказал он, – это не только бизнес, но это еще и игра. Трудная, чаще тягомотная, нежели интересная, дорогостоящая, иногда опасная игра. Нередко игра с огнем. – В его голосе появился легкий, но вполне ощутимый металл. Да, такой своего не упустит. – Как и во всякой игре, здесь тоже – можешь выиграть, а можешь и проиграть. В девяти случаях из десяти вложенные силы и средства оказывались брошенными на ветер – мы ничего не находили. Просто слухи о наших успехах весьма преувеличивались в рекламных целях, а информация о реальном положении дел замалчивалась в интересах бизнеса. Вот и все. Большинство наших последних проектов оказались убыточными, поэтому несколько лет назад я и начал сворачивать свою кладоискательскую деятельность.

И на другие вопросы Маркель отвечал в том же духе. Его ответы сводились, в общем, к одному – к тому, что с поисками кладов он покончил, ибо годы уже не те.

Что же касается цели его приезда в Россию, то ее можно назвать одним-единственным словом – ностальгия.

– Я уже не молод, – сказал он невесело. – Последний раз был в России восемь лет назад. И вот опять потянуло домой. Просто захотелось побывать на родине, повидать родных, их не так-то много у меня осталось. Вот, кстати, одна из них – моя внучатая племянница Аня, – представил он наконец тебя, Анечка, и в мое серое вещество тут же отозвалось сигналом: система замкнута, все сошлось. Впрочем, система замкнулась уже давно, сразу после слов Дантиста, когда он сказал, что твой род спутан генеалогическими корнями с родом кладоискателя. Просто теперь система получила подтверждение из первоисточника. Анна Теплова – внучатая племянница Петра Маркелова. За которым стоит «Анкерман». Сестра Ганса. Бывшая жена Дантиста. Перекресток, на котором пересеклись наши пути. Маркель еще что-то говорил о тебе (что-то про генетическую память, про Институт картографии, про Сорбонну), но я не слушал, я как-то выпал из реального времени, а когда слух и зрение заново настроились на прямой эфир, речь уже шла о другом.

– … поэтому, к сожалению, я могу посвятить Москве только два дня, – говорил Маркель. – С утра мы уже побывали в Храме Христа Спасителя, на Красной площади, в Коломенском. Вечером идем в Театр имени Евгения Вахтангова смотреть «Ревизора». Завтра у меня несколько встреч с моими русскими коллегами (очень многозначительная фраза), а дальше загадывать не буду. Время, как говорится, покажет.

В этом месте я слез с перил и поднялся лестничным пролетом выше, к окну. Значит, Анечка, ты внучка его брата – это грустное раз. (А почему ни слова, ни полслова об этом брате?) Ты под прикрытием «Анкермана» – это предательское два. Грубо говоря, ты работаешь на Маркеля – это противное три, если, конечно, можно назвать работой твою пассивно-посильную помощь по мелочам. Можно ее так назвать? А почему бы и нет? В любом случае – я в дураках, что и требовалось доказать.

Минут через пятнадцать внизу зашумели, задвигали стульями, и сверху мне стало видно, как из подъезда показались два охранника, Маркель рука об руку с тобой, Анечка, а следом и эксперт с польской фамилией в своем лохматом пиджаке.

Группа еще немного постояла на улице у «Мерседеса», явно позируя. Маркель обменялся с Лебедевым рукопожатием, но этого им показалось мало, и они обнялись. Все это снималось обеими камерами. Потом все расселись по машинам, захлопали дверцы. Финита ля комедия.

«Мерседес» развернулся на площади и влился в поток машин, идущий по проспекту в сторону центра. Серый микроавтобус охраны следовал за ним.

– Какая встреча!

От неожиданности я вздрогнул.

За моей спиной стоял Щипач. Держа руки в карманах брюк, он покачивался с пятки на носок и глядел на меня сквозь бесстрастные стекла зеркальных очков.

– Привет, буфет! – сказал я, как мне показалось спокойно и даже насмешливо. – Какие-то проблемы? – Это вырвалось у меня непроизвольно, само собой.

– У меня? – Он пожал плечами. – Проблемы, по-моему, у тебя.

Ответить мне было нечего. У меня на шее все еще висел фотоаппарат, и вместо ответа я взял и сфотографировал Щипача.

– В милицию твою фотографию отнесу, – объяснил я. – Скажу: этот человек меня преследует. У меня в милиции родственник работает – это чтобы ты знал. В отделе по борьбе с организованной преступностью. Как, говоришь, твоя фамилия?

– Слушай, придурок, – устало сказал он. – Отдана команда о твоей ликвидации. Понял? – Он поднял очки на лоб. Фингал у него почти рассосался, превратившись в легкую желтоватую тень. – Анна просила тебе передать, чтобы ты не появлялся ни на Тимирязевской, ни в общежитии, ни в Видном. В общем – нигде. Линяй скорее, придурок, – сказал он почти шепотом и сделал шаг по ступенькам вниз, – под пулей же ходишь. – И утратил ко мне интерес.

Глядя на его бритый затылок, я перевел дух.

«Спасибо, что предупредил», – молча сказал я ему вслед.

«И тебе, Анечка, тоже спасибо».

Вон оно, значит, как!

Щипач не спеша спустился на первый этаж, но из главных дверей не вышел – минут пять я ждал его у окна, машинально щелкая и щелкая фотоаппаратом, снимая двойное стекло окна. Да, похоже, это действительно вилы. Маркель приехал, вошел в тему и велел меня убрать, как отработанный материал. Что делать?

Я осторожно сошел вниз. Там сворачивали провода, убирали аппаратуру, рабочие уносили стулья. Щипача не было видно. У главного входа стояли две иномарки и «девятка» цвета морской волны – не исключено, что в одной из машин засел «Анкерман». Хорошо бы выбраться отсюда другим путем, но где его взять?

Шагами праздного гуляки я оправился по периметру первого этажа и скоро обнаружил справа, под лестницей, приоткрытую дверь черного хода. Она вела на задний двор, заставленный поддонами с кирпичом, старой мебелью и штабелями досок. Как раз в этот момент там разворачивался грузовик с трубами; вахтер запирал ворота.

– Одну минуту, отец, не закрывай! – окликнул я его, деловито переложил портфель из руки в руку и выскользнул за ворота в «1ый Глиняный переулок». Скорее, скорее отсюда, только вот куда податься, если везде перекрыт кислород? Или он еще не так уж и перекрыт?

Уходя все дальше от Дома Путешественника паутиной проходных дворов, я думал, что из Москвы, конечно, уеду, но прежде все-таки надо кое-что довести до конца. Главное, не психовать и не суетиться. Жалко вот, что ни Мишки нет под рукой, ни Рашида… а если Рашиду позвонить?.. Нет, стоп, не надо никого подставлять.

Так, мои активы… Мотоцикл. «Ямаха» – это мобильность и скорость. Второе – деньги… Что у меня с деньгами?.. Я купил в палатке бутылку минеральной воды, сел на первую попавшуюся лавочку и пересчитал свою наличку. Сто восемьдесят пять долларов и семьсот тридцать рублей, включая мелочь. Да, можно сказать, хана гонорару. Третье – я предупрежден, а они не знают, что я знаю. Видно, у тебя, Анечка, со Щипачем какие-то эксклюзивные отношения, раз он передал твои слова. Что, интересно, за отношения?.. Ладно, теперь это уже не мое дело, теперь надо вести себя безошибочно, единственно верно, иначе карачун, иначе кердык… Так, что у меня осталось на Тимирязевской? Кое-какие шмотки, книжки, ноутбук – там все это пока и оставим. В общежитие можно не ехать – созвонимся с Костей и махнемся одеждой в обратном порядке где-нибудь на природе. Надеюсь, «хвост» он за собой не притащит.

Я позвонил на мобильный Косте. В институт он не пошел, сидел в общежитии и писал повесть. Мы встретились с ним через час и обменялись одеждой. Потом я поехал за мотоциклом.

Глава 34

Ах, дорога навстречу солнцу!

Так бы и мчаться тобой всю жизнь под свист ветра, под сверкание синевы апрельского неба, так бы и загибать мысленно пальцы, десятками считая верстовые столбы, летящие прочь. Так бы и слушать шипение асфальта под широким устойчивым колесом и щуриться на спидометр из-под козырька гермошлема под ровный гул шестидесяти пяти лошадиных сил, заложенных в недра мотора «Ямахи», – экий табун!

Ложись, ложись, дорога, под новый протектор, а ты, колесо, мчи, каждым своим оборотом приближая «Ямаху» к тому самому Мельниковскому лесу и одноименным болотам, подробности которых уже давно маячат в моем воображении.

Короче, я гнал на северо-восток, склоняясь к востоку, и без пятнадцати два был уже на развилке, где мы ночью отстали от «Вольво». Я свернул направо и вновь подбросил газку. Дорога шла полем. По обеим сторонам чернела пашня, а справа вдали полз маленький железный муравей, верша свою пахотную работу. Километров через пятнадцать дорога нырнула в лес. Пора было глушить мотоцикл.

Я покидал в рюкзак сухпай и пару фугасов минеральной воды, взял театральный бинокль, инструменты первой, второй и третьей необходимости, хорошенько замаскировал «Ямаху» и пошел еле заметной дорожкой, угадываемой в траве. В правом кармане у меня лежал мощный складной нож на всякий пожарный, а в левом – мобильник, который надо бы подзарядить, да где?

Я медленно шел по бывшей дороге, мало-помалу углубляясь в буйные заросли невысокого сочного кустарника, который чем дальше, тем становился гуще. Где-то впереди квакали лягушки, солнце припекало что надо, и все сильнее становился специфический сладковатый запах. Это, наверное, пахли болота.

Скоро подобие дороги сошло на нет, уступив место мягкой сочной тропинке. Когда-то давно машины доходили до этого места, а дальше люди шли пешком. Что за машины? Что за люди? Куда они шли и зачем? Если по-хорошему, то надо бы вернуться в лес, отыскать следы «Вольво» и не спеша, метр за метром, идти строго по ним. Но мне даже думать о возвращении не хотелось. Нет, пойду по тропинке вперед до упора, ведь кто-то же тут ходил. Следопыт из меня примерно такой же, как детектив и как аналитик, да и вообще я уже давно на грани разочарования в самом себе, но уж какой есть, такой есть. Вперед!

Скоро меня начала обступать осока. Впереди простиралось обширное подобие луга, а дальше виднелась щетка леса, куда, похоже, и вела тропинка. Все было словно немного размыто – это солнце дрожало сквозь марево испарений, а воздух был теплый, сырой и терпкий, наполненный крохотной противной мошкой. Комаров пока не было. Тропинка все сильнее начинала пружинить под ногами, а потом и зачавкала. Я разулся, связал шнурки и перебросил кроссовки через плечо. Приблизительно так и ищут приключений на собственную задницу мои современники.

Квакали лягушки, и что-то шуршало в траве – хотелось думать, что ящерицы, а не змеи. Я медленно шел все дальше, и скоро вода доходила уже до щиколоток – теплая, зеленоватая вода, в которой плавали жучки-паучки. И вдруг я увидел гигантский водяной волос. Извиваясь, он быстро плыл мне навстречу – длинный, толщиной с карандаш, – в полуметре от моих ног свернул и исчез в траве.

Тропинка изогнулась влево и вышла на сухой участок. Тут я попил минералки, покурил, сидя на корточках, и пошел дальше. Но, сделав десяток шагов, вдруг увидел… В прямом смысле слова волосы зашевелились у меня на голове.

Чуть припорошенный травой, вытянутый во всю длину вдоль тропинки, лежал огромный мраморный дог. Его голова была вывернута на 180 градусов, и остекленевшие глаза глядели на пройденный путь. Как он сюда попал? В нем было килограммов 50, и, чтобы свернуть ему шею, надо быть по меньшей мере Шварценеггером. Да, эти Мельниковские курмыши нравились мне все меньше. Я замер. Было тихо. Вернее, было по-болотному шумно: ветерок, перекличка невидимых птиц, треск кузнечиков там и сям, какое-то шуршание со всех сторон, но в принципе надо всем этим тяготела напряженная тишина.

Делать нечего, надо идти дальше. И я пошел – внимательно глядя по сторонам, стараясь ступать по возможности бесшумно, оглядываясь на всякий шорох. Разложенный нож я держал в правой руке. Все мои рукопашные навыки были наготове. Еще из оружия у меня в рюкзаке имелась дымовая шашка, которую мне подарил Рашид в период расцвета нашего «железнодорожного бизнеса». Оружием ее, конечно, не назовешь, но пыль в глаза пустить можно. Всякий раз, отправляясь на дело, я брал ее с собой, да так и не использовал.

Скоро под ногами снова захлюпало, а метров через восемьсот тропинка привела меня в затопленный мертвый лес, где ни травинки не было, ни листка, ни птицы – только сухие стволы торчали из воды. Я выломал хорошую палку и, используя ее как посох, долго шел по колено в этой теплой коричневатой воде. А вокруг стояла такая тишина, что закладывало уши. В нескольких местах вода доходила мне до груди.

Держа курс строго по солнцу, я пересек этот гнетущий лес, вышел на поляну, вернее, на опушку нормального живого леса. Выжал штаны. Стало повеселее. После пятиминутного перекура углубился в чащу, по-прежнему сверяясь с солнцем, и скоро вновь наткнулся на тропинку. Сильно петляя, она повела меня по краю шикарного луга и вдруг исчезла. И только я сделал первый шаг этим буйным луговым бездорожьем, залитым солнцем, как мой посох обо что-то звонко ударился. В принципе ударяться ему тут было не обо что – луг, он и есть лег, – но когда я занес посох, чтобы воткнуть его в твердь луга, он вновь стукнулся обо что-то твердое и отскочил.

Что такое?

Я стоял и смотрел на этот замечательный луг, в котором чего-то явно не хватало. Светило солнце, и панорама перед моими глазами слегка дрожала в мареве испарений – это дышала земля, это было понятно. Но вот какой-то странный блеск над травой не давал мне покоя. Я локтями сдвинул рюкзак чуть вбок, чтобы ветерок обдувал вспотевшую спину, а сам все глядел на этот луг и никак не мог понять причину своей тревоги. Что-то тут было не так. Что?

Опять же – посох. Я снова занес его – и вновь он отскочил от какой-то невидимой преграды с легким, но явственным стуком.

И тут я понял, что меня насторожило во всем этом довольно-таки милом раскладе. Несмотря на весьма чувствительный ветерок, травинки не шевелились. Они стояли как вкопанные, одна к одной. Я сделал шаг помимо посоха и ударился обо что-то коленкой. Все это было в высшей степени странно.

По небу плыли облака. Передо мной простирался луг, залитый солнцем, где росла неподвижная трава. И какая-то преграда мешала мне на нее ступить. Преграды не было видно, но она, безусловно, существовала.

Тогда я отставил посох и пошел вперед с вытянутыми руками. И они тотчас наткнулись на гладкую, теплую плоскость, не видимую глазу, стоявшую передо мной, точно стена. И эта трава была каким-то непонятным оптическим образом нанесена на нее изнутри, потому и не шевелилась. Она была нарисована каким-то особым способом, что ли.

Я пошел вдоль этой стены, которая поднималась снизу, с самой земли, наподобие купола, и чуть под наклоном уходила ввысь…

Купол! Климатический купол!

Значит, он существует!

Мне стало слегка не по себе. Интуиция нашептывала рекомендации, но поди разбери какие. Чтобы определить высоту преграды, я хотел было забросить на нее свой посох, но передумал, а вместо этого осторожно постучал кулаком по преграде. Слегка нагретая солнцем, она издала слабый ответный звук.

Час пятнадцать, минута в минуту, я шел вдоль невидимой стены, касаясь ее правой рукой. Она описывала плавный полукруг, отклоняясь на северо-запад. Да, такое впечатление, что гигантский, невидимый купол накрыл довольно обширную территорию, где можно было разместить все, что угодно, начиная с небольшого заводика и кончая дачным поселком. Наконец, мое терпение лопнуло. Я скинул рюкзак и – где ножом, где монтажкой – начал делать подкоп. Скоро лаз был готов. Из-под него тянуло таким теплом, будто я подкопался в баню, и это было тем более странно, что на дворе и без того припекало изрядно.

Я протолкнул в подкоп рюкзак, потом протиснулся сам.

Тропики, настоящие тропики, влажная тяжелая духота, специфический запах. Отсюда, изнутри, было хорошо видно, что это действительно купол. Сделанный из бесцветного пузырькового вещества толщиной около пятидесяти миллиметров, он поднимался примерно на высоту шестнадцатиэтажного дома, и там, в высоте, словно таял, сливаясь с небом. А над местом моего подкопа, подобно бегущей строке, уже вовсю мигали желтовато-белые маленькие пунктиры. Похоже, меня засекли. Кто?

Я быстро пошел вдоль купола, но теперь с внутренней его стороны. Тут была проложена узкая асфальтовая тропинка. Отовсюду раздавался тихий непрерывный гул – наверное, работала какая-то небывало мощная энергетическая установка, на которую опирались эти фантастические своды. Я шел все быстрее и скоро стал различать назойливое, нарастающее жужжание. Что-то двигалось мне навстречу. От греха подальше я сошел с тропинки в заросли и залег там. Через минуту из-за поворота выскочили и промчались мимо меня на скутерах два здоровых парня в пятнистом камуфляже с автоматами на спине. Это были парни из группы Маркеля.

Дела! Не они ли свернули шею догу?

Я не рискнул возвращаться на тропинку, а нырнул в самую глубь зарослей высоченной травы и пошел перпендикулярно тропинке, сгорая от любопытства. Если купол у основания более или менее круглый, то я двигаюсь по одному из его радиусов к центру. Интересно, что там? Еще несколько часов назад я ни за что не поверил бы, что подобное возможно в сотне километров от Москвы. Реальность слегка вибрировала. С другой стороны, чему тут особо удивляться? Купол обеспечивает определенную герметичность Маркелю и его команде, у них тут дело и, судя по всему, довольно серьезное, а если П.П. Маркелов находится в родстве с гением из Лебяжьего, то нетрудно догадаться, кому принадлежит авторство купола. И совершенно ясно, почему Маркель не особо афиширует это ноу-хау. Другое дело, что как-то уж слишком просто я сюда попал… Впрочем, если бы не «Вольво»…

Трава сменилась цепким кустарником. Пробравшись сквозь его заросли, я очутился на старом, разбитом шоссе. Стояла такая жара, что асфальт прилипал к подошвам. Шоссе было узким, без обочин и кюветов, со всех сторон его подпирал кустарник с великолепными шипами, а дальше начинался редкий смешанный лес. Любопытства ради я подолбил шоссе ножом – покрытие оказалось самым настоящим асфальтовым. Но откуда и куда оно вело?

Я топал по шоссе на север, и вот впереди снова раздалось далекое пение мотора, на этот раз куда более серьезного. Я опять нырнул в траву. Звук мотора приближался. Из-за поворота вылетел старый знакомый «Хаммер», наполовину облезлый, в пятнах грунтовки, но по-прежнему грозный и убедительный. Он промчался мимо и исчез за поворотом. Да, плоховато я его подпалил.

Шоссе все круче забирало вправо. Вообще говоря, идти по нему было опасно, потому что и тут вполне могли стоять какие-нибудь системы слежения. Ну а куда деваться? По траве, что ли, снова лезть? За очередным поворотом я увидел шлагбаум и маленькую зеленую будку – очевидно, местный блокпост. А влево и вправо от шлагбаума тянулось несколько рядов колючей проволоки, между которой вилась кольцами спираль Бруно. В двух шагах от будки, на железном столбе, висело предупреждение:

ВНИМАНИЕ!

ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ!

СПЕЦИАЛЬНАЯ ЗОНА!

ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ!

ОЧЕНЬ ОПАСНО!

По обе стороны «колючки», на полосах отчуждения, валялись обугленные трупики птиц, так что в адекватности предупреждения сомневаться не приходилось.

Однако в самой будке никого не было. Минут пять я наблюдал за ней из кустов. Только птицы порхали с ветки на ветку, да здоровая крыса шмыгнула через шоссе в мою сторону. Я решился и, поднырнув под шлагбаум, оказался на территории специальной зоны. И сразу же услышал чье-то насвистывание, раздававшееся справа, за щеткой кустарника.

Я сделал пару осторожных шагов. Еще один парень в камуфляжных штанах и пятнистой майке. Он стирал в тазу гимнастерку, насвистывая «Турецкий марш» Моцарта. Рядом, у дерева, стоял автомат Калашникова дулом вверх.

Стараясь ступать бесшумно, пригибаясь, я скользнул за ближайший поворот, а там пошел нормальным быстрым шагом, прислушиваясь и оглядываясь. Неизвестность впереди томила, но тянула к себе как магнитом. Меня окружала птичья стрекотня, шорох в ветвях, а позади вскрикивала неведомая птица голосом полным печали: кьиуй-кьиуй! И поверх всего – ровный мощный гул чего-то превосходящего, сокрушительного и недоброго.

Чем дальше, тем гул становился сильнее. Еще дважды пришлось прятаться – сперва промчались обратно парни на скутерах, минут через пять – «Хаммер». Потом я увидел поляну и посреди нее стоял очень маленький серо-зеленый вертолет с поникшими лопастями. Издалека он выглядел как игрушка. В дальнем конце поляны виднелся небольшой бакелитовый домик. Он стоял наполовину в лесу, укрытый тенью деревьев. Над крышей торчала антенна. Возле домика нос к носу отдыхали «Хаммер» и «УАЗ-469». Два бойца курили у «Хаммера», переговариваясь.

Я двинулся в обход, чтобы подойти к домику со стороны леса, и скоро подкрался к его задним окнам, распахнутым настежь, но затянутым противомоскитной сеткой.

Окон было два; я осторожно заглянул в левое. За компьютерным столом носом в монитор сидел один-единственный человек лет тридцати в военной рубашке с короткими рукавами, без погон. Справа от него виднелись два телефона. Похоже, какой-то КП. Придерживая за спиной рюкзак, я обогнул дом и скользнул в лес. Ну и куда теперь? Где у них эпицентр? Где они роют клад? И каким же он должен быть колоссальным, если его обставили с таким размахом? Или у Маркеля вообще такой стиль работы? Я-то представлял себе кирку, пару лопат и тачку с черепками, а тут… Или они не клад тут роют, а делают что-то другое? Что? И кто этот за мужик на КП? Уж больно похож на кадрового военного, какими их показывают в кино. Может, он военный и есть?

Держа в поле зрения наезженную колею, я шел вдоль нее лесом, все больше удаляясь от домика. Минут через десять за деревьями показалась… мельница. Громадная круглая мельница, сложенная из красного кирпича, обнесенная высоким забором, с белыми размашистыми крыльями, которые медленно вращались, тихонько скрипя. С трех сторон ее обступал лес, а с четвертой – неширокая речка, образовавшая тут довольно большую заводь. Километром ниже был виден дощатый причал и трос паромной переправы, провисший почти до воды. На другой стороне реки, у такого же причала, стоял паром, привязанный за деревянный кнехт. Паром был совсем маленький, для одной машины, но самый что ни есть настоящий. Метрах в десяти от причала начиналась грунтовка – она вела к лесополосе, за которой можно было разглядеть крохотный восклицательный знак не то водокачки, не то пожарной каланчи. Похоже, какой-то поселок. Ноги у меня дрожали от проделанного перехода и слипались глаза. Я забрался в самую чащу и там мгновенно уснул, сунув под голову рюкзачок.