Текст книги "Вечер"
Автор книги: Анна Ахматова
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
«Мурка, не ходи, там сыч…»
Мурка, не ходи, там сыч
На подушке вышит,
Мурка серый, не мурлычь,
Дедушка услышит.
Няня, не горит свеча,
И скребутся мыши.
Я боюсь того сыча,
Для чего он вышит?
1911
«Меня покинул в новолунье…»
Меня покинул в новолунье
Мой друг любимый. Ну так что ж!
Шутил: «Канатная плясунья!
Как ты до мая доживешь?»
Ему ответила, как брату,
Я, не ревнуя, не ропща,
Но не заменят мне утрату
Четыре новые плаща.
Пусть страшен путь мой, пусть опасен,
Еще страшнее путь тоски…
Как мой китайский зонтик красен,
Натерты мелом башмачки!
Оркестр веселое играет,
И улыбаются уста.
Но сердце знает, сердце знает,
Что ложа пятая пуста!
1911
«Туманом легким парк наполнился…»
Вере Ивановой-Шварсалон
Туманом легким парк наполнился,
И вспыхнул на воротах газ.
Мне только взгляд один запомнился
Незнающих, спокойных глаз.
Твоя печаль, для всех неявная,
Мне сразу сделалась близка,
И поняла ты, что отравная
И душная во мне тоска.
Я этот день люблю и праздную,
Приду, как только позовешь.
Меня, и грешную и праздную,
Лишь ты одна не упрекнешь.
1912
Примечание
«Я и плакала и каялась…»
Я и плакала и каялась,
Хоть бы с неба грянул гром!
Сердце темное измаялось
В нежилом дому твоем.
Боль я знаю нестерпимую,
Стыд обратного пути…
Страшно, страшно к нелюбимому,
Страшно к тихому войти.
А склонюсь к нему нарядная,
Ожерельями звеня,
Только спросит: «Ненаглядная!
Где молилась за меня?»
Комментарии
«Молюсь оконному лучу…»
В соответствии с поздними планами поэтических сборников Ахматовой, это и еще шесть ранних стихотворений («Подушка уже горяча…», «Тот же голос, тот же взгляд…», «Читая «Гамлета» (1. «У кладбища направо пылил пустырь…» 2. «И как будто по ошибке…»), «И когда друг друга проклинали…», «Первое возвращение») должны были составить разд. «Предвечерие», предшествующий книге стихов «Вечер».
«И когда друг друга проклинали…»
По-видимому, как и предыдущий цикл «Читая «Гамлета», отражает непростые взаимоотношения между Анной Горенко и Николаем Гумилевым в период между «помолвкой» (1907 г.) и венчанием (25 апреля 1910 г.). О своем согласии стать женой Гумилева Ахматова писала С. В. фон Штейну 2 февраля 1907 г.:
«Я выхожу замуж за друга моей юности Николая Степановича Гумилева. Он любит меня уже 3 года, и я верю, что моя судьба быть его женой. Люблю ли его, я не знаю, но кажется мне, что люблю. Помните у В.Брюсова:
Сораспятая на муку,
Враг мой давний и сестра,
Дай мне руку! дай мне руку!
Меч взнесен. Спеши. Пора.
И я дала ему руку, а что было в моей душе, знает Бог и Вы, мой верный, дорогой Сережа»
Тому же адресату она признавалась 11 февраля 1907 г., получив от него долгожданную фотокарточку В. В. Голенищева-Кутузова:
«…я пять месяцев ждала его карточку, на ней он совсем такой, каким я знала его, любила и так безумно боялась: элегантный и такой равнодушно-холодный, он смотрит на меня усталым, спокойным взором близоруких светлых глаз. <…> Я слишком счастлива, чтобы молчать. Я пишу Вам и знаю, что он здесь, со мной, что я могу его видеть, – это так безумно хорошо. Сережа! Я не могу оторвать от него душу мою. Я отравлена на всю жизнь, горек яд неразделенной любви! Смогу ли я снова начать жить? Конечно, нет! Но Гумилев – моя Судьба, и я покорно отдаюсь ей. Не осуждайте меня, если можете. Я клянусь Вам всем для меня святым, что этот несчастный человек будет счастлив со мной».
Первое возвращение
Прошло пять лет. – Ахматова покинул Царское Село в 1905 г., когда разошлись ее родители, и мать с детьми была вынуждена уехать на юг. Вернулась осенью 1910 г. после замужества. В Царском Селе был дом матери Н. С. Гумилева – Анны Ивановны Гумилевой (урожд. Львовой, 1854–1942), где поселились молодые.
Любовь
В стихотворении используются традиционные мотивы символистской поэзии. То змейкой, свернувшись клубком… – Сравнение, возможно, навеяно историей самоубийства Клеопатры – ср. в позднем стихотворении Ахматовой «Клеопатра» (1940): «И черную змейку, как будто прощальную жалость…» Образ древнеегипетской царицы Клеопатры в русской поэзии конца 1900-х – начала 1910-х гг. был как бы «освежен» открытием в Санкт-Петербурге в 1907 г. «паноптикума» – Музея восковых фигур (Невский проспект, дом 86), где была представлена фигура лежащей в гробу Клеопатры, со змейкой на груди, снабженная особым механизмом, благодаря которому создавалось впечатление, что Клеопатра дышит, а змейка с определенной периодичностью ее жалит.
В Царском Селе
I. «По аллее проводят лошадок…»Странно вспомнить: душа тосковала… – О тоске, по оставленному в 1905 г. Царскому Селу Ахматова писала и говорила неоднократно, – см., например,: «Мы целый год прожили в Евпатории, где я дома проходила курс предпоследнего класса гимназии, тосковала по Царскому Селу и писала множество беспомощных стихов». («Коротко о себе»).
II. «…А там мой мраморный двойник…»Стихотворение о мраморной статуе Царскосельского парта восходит к темам нескольких произведений И. Анненского, любимого поэта Анны Ахматовой. В журн. «Перевал» было напечатано стихотворение И. Анненского «Я на дне, я печальный обломок…», вошедшее в сб. «Кипарисовый ларец», в цикл «Трилистник в парке». Описание статуи – «И раны черные…», «…холодный дождик сеет,//И нагота ее беспомощно белеет…» – очевидно, повлияло на образный строй стихотворения Ахматовой: «И моют светлые дожди//Его запекшуюся рану…». В. С. Срезневская, подруга Ахматовой, в своих воспоминаниях о ней рассказывала об их знакомстве с текстом этого стихотворения еще в 1905 г.: «Мы нарочно долго искали эту РАСЕ (богиню мира) с Аней – и нашли в заглохшей части парка на маленькой поляне и долго смотрели на ее израненное дождями белое, в темных пятнах лицо и «тяжелый ужас кос». Я тоже мраморною стану… – Ср. у И. Анненского в лирической трагедии «Лаодамия», опубликованной в 1906 г.:
III. «Смуглый отрок бродил по аллеям…»
…А потом,
Когда веков минует тьма и стану
Я мраморным и позабытым Богом…
По теме близко к стихотворениям И. Анненского – «Л. И. Микулич» (1906):
Там стала лебедем Фелица
И бронзой Пушкин молодой… –
и «Бронзовый поэт» (1906):
…И бронзовый поэт, стряхнув дремоты гнет,
С подставки на траву росистую спрыгнет.
Анненский пишет о памятнике А. С. Пушкину работы скульптора Р. Р. Баха в Лицейском саду Царского Села.
Парни Эварист (1753–1814) – французский поэт, один из любимых поэтов Пушкина-лицеиста.
«Высоко в небе облачко серело…»
По свидетельству современников, стихотворение стало знаменем нового направления – «акмеизм». См. об этом в воспоминаниях В. Пяста:
«Года через два «ахматовское» направление стало определять чуть ли не всю женскую лирику России. Ее «Беличья распластанная шкурка», – как правильно говорил когда-то В. Шкловский, – стала «знаменем» для пришедшей поэтической поры, – послужив ключом для некоего возникающего направления…»
(Пяст Вл. Встречи. С. 110).
Не жаль, что ваше тело//Растает в марте, хрупкая Снегурка!.. – образ Снегурки восходит не только к сказке А. Н. Островского и опере Н. А. Римского-Корсакова, он имеет параллели и в более близких по времени к Ахматовой произведения: «Ледяная дева» А. Н. Апухтина – о любви юноши к ледяной деве во время зимних морозов и вьюг (ср.: «О нем гадала я в канун Крещенья.//Я в январе была его подругой» в стихотворении Ахматовой), которая растаяла сюжет «перевернут»: у него – любящий юноша и ледяная, не способная на любовь и жалость дева, у Ахматовой – холодный юноша, равнодушно предсказывающий гибель Снегурки и способный лишь на «любовь воздушную и минутную». Еще ближе к ахматовскому стихотворение 1904 г. Ф. Сологуба из сб. «Цветник Ор» (1907):
«Зачем возрастаю? –
Снегурка спросила меня. –
Я знаю, что скоро растаю,
Лишь только увижу веселую стаю,
Растаю, по камням звеня.
И ты позабудешь меня».
Снегурка, узнаешь ты скоро,
Что таять легко:
«Растаешь, узнаешь, умрешь без укора.
Уснешь глубоко».
Песня последней встречи
По мнению некоторых мемуаристов. именно эта стихотворение сделало Ахматову известной. Она читала его на «Башне» Вяч. Иванова 7 ноября 1911 г. Н. Оцуп вспоминает:
«<…> гостеприимный, взыскательный хозяин попросил ее прочитать свои новые стихотворения. По заведенному обычаю этих собраний присутствующие по окончании чтения высказали свои мнения. Когда прекратилась критика, В. Иванов подошел к Ахматовой, поцеловал ее руку и сказал: «Я Вас поздравляю. Это событие в русской поэзии.» И повторил по памяти те две строки, которые сделали Ахматову вдруг знаменитой:
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки…
(Оцуп Н. Николай Гумилев. Жизнь и творчество. СПб, 1995. С. 48)
На этом собрании присутствовали Л. Д. и А. А. Блок, о чем свидетельствует запись в его дневнике:
«В первом часу мы пришли с Любой к Вячеславу. Там уже – собрание большое <…> А. Ахматова (читала стихи, уже волнуя меня; стихи чем дальше, тем лучше)…».
«Мне больше ног моих не надо…»
Смотри, как глубоко ныряю, // Держусь за водоросль рукой… – Анна Горенко прекрасно плавала. Н. Гумилев вскоре после знакомства с ней попросил друга – будущего композитора Владимира Дешевова – расписать стену своей комнаты картиной подводного царства, где Аня Горенко была изображена в виде русалки. См. также стихотворение Н. Гумилева «Русалка» (1903).
«Мне с тобою пьяным весело…»
По-видимому, речь идет об Амедео Модильяни (1884–1920), итальянском художнике и скульпторе, с которым Ахматова познакомилась в мае 1910 г., во время свадебного путешествия с Н. С. Гумилевым в Париж. В поздних воспоминаниях она писала, что в 1910-м году она «видела его чрезвычайно редко, всего несколько раз», однако он всю зиму 1910–1911 г. писал ей страстные письма. Одно из этих писем случайно попало в руки Н. С. Гумилева, – Ахматова рассказывала об этом П. Н. Лукницкому 24 марта 1925 г.:
«По возвращении из Парижа АА подарила Н. С. книжку Готье. Входил в комнату – он белый сидит, склонив голову. Дает ей письмо… Письмо это прислал АА один итальянский художник, с которым у АА ничего решительно не было. Но письмо было сплошным символом… <…> ссора между ними – по какому-то пустяшному поводу – ссора, вызванная этим художником. (Это – о Модильяни!)»
(Лукницкий, 1. С. 75).
В мае 1911 г., во время своей второй поездки в Париж, Ахматова встречается с Модильяни часто. Об этом см. в ее мемуарном очерке «Амедео Модильяни» и в многочисленных записях в рабочих тетрадях. Возможно, тогда было написано и стихотворение «Мне с тобою пьяным весело…» Об адресованности Модильяни этого, а также многих других стихотворений Ахматовой 1910–1913 г. говорится в книгах Бориса Носика «Анна и Амедео. История тайной любви Ахматовой и Модильяни, или Рисунок в интерьере» (М, 1997) и Натальи Лянды «Ангел с печальным лицом. Образ Анны Ахматовой в творчестве Модильяни» (СПб, 1996). В последней работе приведена убедительная аргументация наличия «ахматовского» периода 1910–1913 гг. в творчестве Модильяни. Расширительное же толкование «периода Модильяни» в творчестве Ахматовой вызывает большие сомнения и входит в противоречие с утверждением самой Ахматовой в РТ 110:
«К статье о Моди. (Стихи я ему, Моди, не писала. «Надпись на неоконченном портрете («Вечер»), кот<орую> непременно будут приписывает ему, никакого отношения к М<одильяни> не имеет). Стих<отворение> «Мне с тобою пьяным весело» тоже не отн<осится> к Мод<ильяни>».
Обман
II. «Жарко веет ветер душный…»Иммортели – бессмертники, засушенные цветы, не теряющие окраски.
«Я пришла сюда, бездельница…»
Образ умершей русалки близок к образу стихотворения Ф. Сологуба «Дышу дыханьем ранних рос…» (1907):
Она стонала над водой,
Когда ее любовник бросил.
Ее любовник молодой
На шею камень ей повесил.
Повилика – вьющееcя растение.
«Ты поверь, не змеиное острое жало…»
В стихотворении используются образы славянского сказочного фольклора: девушка с птичьим голосом, царевич, райская птица счастья и радости Сирин. Эти образы характерны для поэтов-символистов. Ср. у Блока с стихотворении «Сирин и Алконост» (1899): «Бросает Сирин, счастья полный,//Блаженств нездешних полный взгляд» или у К. Бальмонта:
Там камни ценные цветут,
Там все в цветенье вечно-юном.
Там птицы райские живут –
Волшебный Сирин с Гамаюном.
Но если слышим мы во сне
Напев, который многолирен,
В тот час в блаженной той стране
Поет о счастье светлый Сирин.
Музе
Стихотворение содержало важные для дальнейшего творчества Ахматовой темы: отнятого (потерянного, подаренного, – одним словом, утраченного) кольца, что символизирует несчастную женскую судьбу; Музы-сестры, дающей силу поэзии, но забирающей взамен силу жизни. Ср. строки о Музе в начале стихотворения: «Взор ее ясен и ярок» и о героине в конце стихотворения: «Взор твой не ясен, не ярок…»; темы «любовной пытки», ревности, измены, бурного женского протеста: «Но не хочу, не хочу, не хочу//Знать, как целуют другую…».
Алиса
Этот цикл Ахматова не включала в последующие сборники. Отражает краткий период увлечения стилизацией под «версальские» сюжеты изобразительного и театрального модерна 1900 – начала 1910-х годов. Подобные сюжеты – любовные треугольники: госпожа (маркиза, графиня, королева) – служанка (подруга, соперница, муж) – герой-возлюбленный (граф, маркиз, принц, король) или Коломбина – Арлекин – Пьеро – были широко распространены в поэзии русского символизма и постсимволизма: их можно найти у Брюсова, Блока, Анненского, Кузмина, Вяч. Иванова, Бальмонта, Северянина и др.
I. «Все тоскует о забытом…»Как Пьеретта о разбитом // Золотистом кувшине… Пьеретта – героиня басни Ж. Лафонтена «Разбитый кувшин». Статуя Пьеретты над разбитым кувшином – знаменитая статуя П. П. Соколова «Дева с кувшином» в Екатерининском парке Царского Села, воспетая Пушкиным и в 1916 г Ахматовой в стихотворении «Царскосельская статуя».
II. «Как поздно! Устала, зеваю…»Миньона – имя героини романа И. В. Гете «Годы учения Вильгельма Мейстера» – итальянской девочки-танцовщицы; песня Миньоны «Ты знаешь край…» известна в переводе Тютчева, Пастернака и др. поэтов; имя Миньоны широко употреблялось в поэзии Серебряного века (ср. у М. Кузмина: «Шлет привет его Миньоне…», «То Мария, то Миньона…».
Аграф – брошь или запонка, украшенная драгоценными камнями.
Маскарад в парке
По сюжету близко стихотворению Н. Гумилева «Маскарад» (1907) из сб. «Романтические цветы», посвященного А. Горенко. Сюжеты, связанные с маскарадными образами Коломбины, Пьеро и Арлекина, маркизы и принца, были широко распространены в поэзии русского символизма.
Vis-a-vis – Визави (фр.)
Ma belle! – Моя красавица! (фр.)
Вечерняя комната
Саше – подушечка или мешочек с душистыми травами.
Севрские статуэтки – художественные изделия фарфорового завода в городе Севр (близ Парижа) в стиле рококо или классицизма (с 1770-х годов).
Виола – струнный музыкальный инструмент, распространенный в средние века.
Seigneur, ayez pitie de nous – Господи, помилуй нас (фр.).
Сероглазый король
Одно из самых ранних стихотворений Ахматовой. По словам Ахматовой, стихотворение было «опытом баллады». Схема образов – король, королева, муж, жена, возлюбленная, оплакивающая мертвого короля, – напоминает схему образов стихотворения А. Блока «Потемнели, поблекли залы…». Романс на слова этого стихотворения исполнял А. Вертинский.
Он любил…
Речь идет о Н. С. Гумилеве. Строки: «Он любил три вещи на свете…», «Не любил, когда плачут дети…» являются перекличкой со строками И. Анненского «Я люблю, когда в доме есть дети//И когда по ночам они плачут»; В. В. Виноградов в статье «О символике А. Ахматовой» проводил параллель между ее стихами и романами Кнута Гамсуна и полагал, что «большинство стихов Ахматовой стилизовано во вкусе гамсуновской Эдварды Мак из романа «Роза» и обращено к «Милому». М. М. Кралин нашел аналогию со словами Глана, героя романа «Роза»: «Я люблю три вещи… Я люблю грезу любви, которая приснилась мне однажды, люблю тебя и люблю этот клочок земли» (Гамсун К. Полн. собр. соч. Т.1. СПб., 1910. С. 116). В автобиографической прозе Ахматова называла К.Гамсуна в числе любимейших писателей своей юности. «Читала много и постоянно. большое (по-моему) влияние на нее оказал тогдашний властитель дум Кнут Гамсун («Загадки и тайны»), Пан, Виктория меньше <…>». Ахматова писала о себе в третьем лице, как бы от лица В. С. Срезневской (Тюльпановой).
Надпись на неоконченном портрете
Исследователи иконографии Ахматовой, в частности Ю. Молок, считали, что Ахматова пишет о воображаемом портрете. Однако сейчас, когда найдены рисунки А. Модильяни, изображающие Ахматову в 1910–1911 гг., можно предположить, что имеется в виду один из рисунков А. Модильяни или его картина «Кариатида» (1911, масло, холст), на которых изображена обнаженная женщина с поднятыми, согнутыми в локтях руками – «Взлетевших рук излом больной» (См. об этом в кн.: Лянда Н. Ангел с печальным лицом. Образ Ахматовой в творчестве Модильяни. СПб., 1996. С. 22-25). Впрочем, сама Ахматова опровергала мысль об адресованности стихотворения Модильяни. С меньшей степенью вероятности можно предположить, что речь идет о незаконченном портрете, над которым работала А. А. Экстер, писавшая в манере кубистической живописи с характерными для нее геометрическими элементами композиции («Взлетевших рук излом больной»). Тогда строки: «Он так хотел, он так велел» и далее – относятся не к художнику, а к герою драматического любовного сюжета.
Подражание И. Ф. Анненскому
Иннокентий Федорович Анненский (1855–1909) – поэт, литературный критик, переводчик. После прочтения сб. «Кипарисовый ларец» (в корректуре в начале 1910 г.) Ахматова стала считать его своим учителем. Семьи Горенко и Анненских были знакомы в начале 1900-х годов по Царскому Селу; гимназисткой Ахматова посещала публичные лекции Анненского (напр., о Пушкине). На старшей сестре Ахматовой Инне Андреевне Горенко был женат брат невестки Анненского С. В. фон Штейн. По семейному преданию, когда Анненскому сказали об этой свадьбе, он ответил: «Я бы женился на младшей» – «Этот весьма ограниченный комплимент был одной из лучших драгоценностей Ани» («Десятые годы». С. 34). Ахматова не пересказывает сюжета Анненского, – подобных стихов у него нет. Но использует его излюбленные образы и передает тонкость оттенков переживаний, столь характерную для лирики Анненского. Ср. строки Ахматовой: «О, сказавший, что сердце из камня, // Знал наверно: оно из огня» со строками Анненского:
Я думал, что сердце из камня,
Что пусто оно и мертво:
Пусть в сердце огонь языками
Походит – ему ничего
У Ахматовой: И цветы голубых хризантем,
У Анненского: …догорала мечта//Голубых хризантем…
У Ахматовой: …чернела вода.
У Анненского: И парков черные… пруды;
У Ахматовой: И всегда открывается книга//В том же месте…
У Анненского: Мне всегда открывается та же//Залитая чернилом страница…
Ритм стихотворения повторяет ритм «Canzone» Анненского, и ахматовское стихотворение представляется как бы его продолжением. У Анненского:
Если б вдруг ожила небылица,
На окно я поставлю свечу,
Приходи… Мы не будем делиться,
Все отдать тебе счастье хочу!
Ты придешь и на голос печали,
Потому что светла и нежна,
Потому что тебя обещали
Мне когда-то сирень и луна.
Но… бывают такие минуты,
Когда страшно и пусто в груди…
Я тяжел – и немой и согнутый…
Я хочу быть один … уходи!
«Туманом легким парк наполнился…»
Посвящено Вере Константиновне Шварсалон (1890–1920), падчерице Вяч. Иванова, дочери его жены, Л. Д. Зиновьевой-Аннибал, от ее первого брака с Константином Семеновичем Шварсалоном. После смерти в 1907 г. матери, Вера Константиновна, влюбленная безответно в М. А. Кузмина, стала возлюбленной, а затем женой Вяч. Иванова и матерью его ребенка.
Мне только взгляд один запомнился // Незнающих, спокойных глаз. – Образ близок к портрету, данному В. Пястом в стихотворении «Монашеский наряд, бесцветный и простой…» (1910–1911), посвященном В. К. Шварсалон:
И серый омут глаз, подернутых росой,
В предчувствии зари, медлительной и нежной,
Вдруг разгорается – бесстрашной, и мятежной,
И первозданною, и страшною красой.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
