Текст книги "Разница во времени"

На прощанье он сунул Наташе в руку визитку медцентра и рекламный буклет, посвященный прогрессивному способу «планирования семьи». Теперь это так называется.

Наташа автоматически засунула визитку в карман плаща. Предстоял нелегкий разговор с Максом…

– Будем рожать! – безапелляционно заявил Макс, выслушав новости.

– Но как? – попыталась вернуть его к реальности г-жа Ростова.

– Я сказал.

– Так! Только без этих вот картинных замашек самца. Давай серьезно. Ты же должен понимать…

– Я все понимаю, – спокойно-просветленно ответил г-н Чусов.

– Ты понимаешь, что все те игры с континуумом, которые мы вели раньше, были куда более безобидны, чем рождение ребенка. В конце концов, они все были обратимы. Если бы там действительно началась какая-то бодяга, какая-то реальная угроза появилась, что континуум искривится, что исчезнут твои товарищи, то, если мы оставляем ребенка, – это уже необратимо? Если мы сейчас решимся, то позже уже нельзя будет все повернуть назад, как это возможно и с моим агентством, и с твоим пока что не созданным издательством?

– Прекрасно понимаю, – кивнул Макс.

– Ты понимаешь, что в результате может получиться так, что можешь исчезнуть ты?!

– Да, Наташ. Да и еще раз да. Но… весь я не умру… Кажется так писал классик?

– Ну что за шуточки? Я серьезно говорю!

– И я серьезно. Ты была права: невозможно бесконечно оберегать жизнь от жизни. Ребенок – это жизнь. Это новая жизнь. И оберегать от нее какой-то порядок событий я не собираюсь. В конце концов, что такое континуум? Всего лишь порядок событий. Пусть все изменится. Значит, так надо. Я к этому готов.

– А я готова? Ты меня спросил? Я вот готова остаться без тебя? – продолжала сопротивляться г-жа Ростова, в душе которой боролись любовь и любовь.

– Тебе не кажется, что будет несправедливо, если двое зрелых, сильных людей убьют того, кто еще совсем-совсем маленький и совершенно не может себя защитить? И сделают это лишь ради собственного комфорта?

– Ну что за популизм, Мась? Не надо меня «лечить», изображать меня в виде какой-то злодейки бездушной.

– Боже упаси! – обнял г-н Чусов г-жу Ростову. – Не бойся! Все будет хорошо. Я с тобой. И скоро нас будет трое. Я, ты и наш сын.

– Щаз! – отстранилась Наташа. – Дочь!

– Поживем – увидим, – уклончиво ответил Макс.

Дальше все закрутилось вокруг Того, Кого Еще Не Было. Уже через пару недель Наташе пришлось лечь на сохранение, Максику – забросить свою идею с издательством и целиком впрячься в бизнес г-жи Ростовой. Вместо нее он писал, встречался и договаривался. И, надо отметить, у него довольно сносно получалось. Обнадеженные заинтересованностью Макса непризнанные поэты роились вокруг него, писали рекламные слоганы и, кажется, до бесконечности готовы были ждать, когда же он снова вернется к созданию поэтического издательства.

Периодически на г-жу Ростову нападала паника. То она боялась, что не родит. Или умрет при родах. Или родит урода. Или ребенок исчезнет у нее из живота. И тогда она могла целую ночь напролет бродить по квартире, нервируя и доводя до исступления Макса. Наташа тревожно прислушивалась к ощущениям внутри себя: на месте ли ее дочка? То она снова принималась переживать за Макса и оплакивать его, сидящего с нею рядом на диване. То вдруг начинала до истерики жалеть свою «загубленную ребенком» карьеру.

Но бывали и другие дни. Когда все происходящее воспринималось таким естественным, невообразимо нормальным и славным, что хотелось петь. И все вчерашние страхи казались такими же нелепыми, как выросшей девочке кажутся смешными и несуразными бабушкины сказки про Бабу-Ягу или Домового.

Максик, несмотря на свои широкие полномочия в агентстве, по-прежнему числился курьером, что давало остальным сотрудникам бесконечную почву для шуток, вроде: «Как в объявлении написать? Требуется курьер для курьера в рекламное агентство?» Но то было не недоразумение. То была военная хитрость и железная «откорячка» от претензий членов комиссии по охране пространственно-временного континуума. Они, устраивавшие периодические проверки, оставались вполне удовлетворены и Масечкиной должностью, и окладом, и его ролью в современном историческом процессе. Посещая (для успокоения иновременной общественности) «НИИЧАВО», «Квартиру» и «Свои люди», Макс по-прежнему заказывал самое дешевое пиво и чипсы, одевал самые рваные кроссовки и самый протертый на локтях пиджак. Столкнуться же со своими современниками на работе он не мог: все они убежали с менеджерских должностей, как тараканы из-под струи дихлофоса. И потому г-н Чусов чувствовал себя довольно свободно и уверенно. И вообще, в последнее время в нем появились какие-то совершенно не свойственные ему ранее апломб и бесстрашие.

Когда живот стал заметен невооруженным глазом, на всякий случай, дабы неожиданно не столкнуться в большой деревне под названием Москва с кем-либо из старых знакомцев из будущего, г-жа Ростова перестала совершать поездки в центр, обедать в популярных кафе и категорически избегала района Белорусского вокзала. Проще говоря, она почти безвылазно сидела дома. И вылезала из становившейся ее стараниями все более уютной норки только на обязательные прогулки на свежем воздухе.

Словом, Наташа делала все, чтобы ее беременность осталась тайной.

Как говорят русские народные приметы, если женщина скрывает свою беременность, то, скорее всего, у нее родится девочка. Горделивым мамашам, которые выставляют свой округлившийся животик напоказ, народная мудрость, напротив, пророчит мальчиков. Но в Наташином случае примета не сработала. Дополнительное УЗИ показало, что в семье Чусовых-Ростовых прибудет мужского полу. Макс был страшно рад, что ожидается все-таки сын. Наташа тоже не расстроилась. В конце концов, женщины всегда больше хотят дочек, а сильнее любят сыновей.

К часу «икс» готовились со всей положенной ответственностью. Заранее был выбран роддом. Заранее было уплачено всем официальным и неофициальным лицам. Часа «икс» ждали. И наконец он настал…

На улице уже стоял настоящий май. Со всеми своими нереально свежими и соблазнительными запахами: сырой земли, первых клейких березовых листочков, шашлыков в открывшихся летних кафе, костров и густых туманов.

Погода безумствовала: небо нахмурилось суровыми тучами, ветер так серьезно трепал едва оперившиеся березы, как будто они были его непослушными дочерями, а он им – строгим отцом. Из-за непогоды стемнело рано и быстро. Ветер выметал из закоулков проигнорированную дворниками пыль. Он насвистывал, прорываясь сквозь замочную скважину, какой-то нездешний, староанглийский мотив, как будто ошибся адресом и вместо замка с привидениями попал в обычные столичные 33 квадратных метра.

Наташа уютно сидела на диване, подвернув ножки, и, закрыв глаза, слушала музыку ветра. Мелодия была совершенна и неповторима. Не хватало только воспетой Цоем «музыки волн». Законы гармонии неудержимо требовали, чтобы к энергии ветра добавилась энергия воды. И свершилось! По жестяному подоконнику сначала робко, а потом все более торопливо, претендуя на ритм африканских тамтамов, забарабанили капли.

Внутренним взором г-жа Ростова видела себя высоко в горах. В Красной Поляне. В чудной баньке «Застава». Над головой светился звездами иссиня-черный шатер неба. Мерно поскрипывали цепи огромного, до краев наполненного чуть горячеватой водой чугунного чана, подвешенного цепями к столбам на открытом воздухе. Под ним потрескивали поленья. Наташа вся, по самую шею, была укутана этой теплой водой. Момент завораживал своей лаконичной торжественностью и одновременно простотой. Г-жа Ростова прислушалась к своим ощущениям: ныла спина. Поэтому к ощущениям в пояснице прислушиваться не хотелось. Наташа мысленно проследовала ниже по своему телу и почувствовала, как от бедер вниз разом хлынуло тепло. Как будто в чан резко влили еще ведро горячей воды. Наташа почувствовала необычайный подъем, облегчение и спокойное довольство. Но тут же и тревогу: ноющая боль в пояснице не давала расслабиться и отвлекала от неба, от теплой воды, от тепла. Пришлось вернуться из Красной Поляны назад в квартиру и обнаружить, что отошли воды. Г-жа Ростова неловко встала с дивана, с трудом попав ногою в тапку, добралась до телефона и набрала Макса.

– Поехали рожать, – продышала она в трубку. – Пора.

Пока доехали до роддома, схватки уже стали довольно ощутимыми. Наташа скрючилась на заднем сиденье и старательно дышала. К счастью, пробок не было. Короткими перебежками между схватками – в приемное. Тут Максику пришлось попрощаться с Наташей: его отправили наружу, а г-жу Ростову на осмотр.

Дальше у нее – все закрутилось, а у него – потянулось томительное ожидание.

В перерывах между схватками Наташа умудрялась звонить Масику на мобильник и докладывать обстановку.

Максик не хотел даже на минуту отлучаться от роддома и нервно щелкал кнопками переключения радиостанций в машине.

– Езжай уже домой, – убеждала г-жа Ростова. – Неизвестно, сколько это все может продлиться. Ой-ой-ой! Все! Отбой!

Но г-н Чусов упрямо ерзал на водительском сиденье, бегал вокруг автомобиля кругами, три раза проверил, хорошо ли накачаны шины. Должно быть, на нервной почве на него напал жор. Максик не придумал ничего лучше, как заказать пиццу прямо к роддому. Девушка-операционистка, принимавшая заказ, немало повеселилась такой необычной заявке. Долго думала, что ее разыгрывают, но в конце концов смилостивилась и в нарушение инструкций приняла заказ с мобильного телефона с формулировкой, практически идентичной «На деревню дедушке, Константин Макарычу», – «Роддом № 4, “Форд фокус”, государственный номер такой-то, Чусову Максиму».

Через сорок минут в окно машины постучали. Недоверчиво и как бы извиняясь осмотрев Макса, парень в фирменной бейсболке, с козырька которой практически лилась вода, спросил:

– Это вы пиццу заказывали?

– Да, да! – оживился Макс и полез в джинсы за деньгами.

– Жена рожает? – вежливо поинтересовался курьер.

– Ага. Мальчика, – подтвердил г-н Чусов, принимая горячую картонную коробку.

Курьер пересчитал купюры. Внимательным и долгим взглядом посмотрел на Максика.

– Ну удачи! Быстрых и легких родов и здорового малыша! – пожелал он на прощание и запрыгал по лужам к своей «Оке», на которой была нарисована спрятавшаяся в сырную дырку мышь.

Голос курьера и весь его облик показались Максу какими-то знакомыми, но он никак не мог вспомнить, где же они раньше встречались. Впрочем, сейчас г-ну Чусову было совершенно не до того. Снова зазвонил телефон. Наташа прерывистым голосом сообщила, что ее уже переводят в родовую.

Макс ошалело запихнул в рот целый кусок «Маргариты» на тонком тесте, и тут до него наконец дошло, где он видел того молодого человека, который привез пиццу. Ну конечно! Он регулярно отсвечивал в «НИИЧАВО»! Да, определенно! Интересно, узнал ли он Макса? Хочется верить, что нет…

Время опять потянулось тягуче, как патока…

Темноту разрезал свет автомобильных фар. Справа медленно приближалась машина. БМВ проехала мимо, сдала задом и припарковалась рядом с автомобилем Макса.

Г-н Чусов глянул на часы: было уже почти четыре утра. В такое позднее время, подумал Макс, сюда могли притащиться только переполошенные начавшимися родами потенциальные родители. Мася с интересом уставился в окно и тут же чуть не подавился: из БМВ вышел… Садковой. Один. Без роженицы. Макс хотел было вжаться в кресло и остаться незамеченным, но Даниил Львович уверенно направился прямо к пассажирской двери «фордика». Похоже, он уже был в курсе, что в машине скрывается Макс. И по какому поводу Макс здесь околачивается. Судя по мрачному выражению лица г-на Садкового, ему все происходящее активно не нравилось. Он аккуратно и требовательно постучался в окно. Макс, как бандерлог перед лицом Каа, послушно открыл дверь.

Мокрый плащ Садкового зловеще зашуршал в салоне, разбрызгивая вокруг себя капли холодной воды.

– Рожаешь, значит? – без предисловий начал Даниил Львович.

– Рожаем, – подтвердил Макс.

– Сына, значит, захотел? – не глядя на Макса, продолжал допрос Садковой.

– Ну да, – почти извиняясь ответил Макс. – А откуда вы знаете, что у нас сын будет?

– Сам догадаться не можешь? – презрительно фыркнул Даниил Львович. – Впрочем, судя по твоим поступкам, мозги у тебя уже давно отказали. Больше бы орал про этого якобы «твоего» сына в каждой пиццерии – об этом уже знали бы все и каждый! Боже, какой же ты дурачок… Какой отмороженный дурачок. Скажи мне, зачем ты это все сделал?

– Что все? – все еще не мог понять, как ему стоит себя повести, г-н Чусов.

– Ну вот бабу спас, разрешил ей ребенка заделать.

– Не я ее спас. Мы все вместе ее спасли. Ведь благодаря нам она вылетела из «Всех удовольствий столицы» и не оказалась в нужный день и час у Вадковского переулка…

– Это спорный вопрос, – разглядывая ногти, перебил Садковой. – Так вот. Баба жива. И ждет ребенка. Непорядочек. Прямая и явная угроза континууму. Слава Богу, что это хотя бы не твой ребенок, а то вообще кошмар бы устроил нам полный! Временная петля – это то, чего нам как раз для полного счастья не хватало.

– Это мой ребенок! – гордо заявил Макс.

Садковой хмыкнул: его подозрения о том, что г-н Чусов не совсем адекватен, подтверждались.

– Ну конечно, ты можешь считать своим ребенком каждого подобранного на улице котенка или щенка. Но, к счастью, чисто генетически этот ребенок – такой же твой, как и бродячая собака.

– Это мой ребенок! – распалился Макс, в котором внезапно взыграла какая-то дурацкая мужская гордость. – Я его отец! Во всех смыслах этого слова.

– К счастью, это невозможно, – все еще потешался г-н Садковой. – Специально для таких идиотов, как ты, и были придуманы контрацептивы долгосрочного действия. И именно из-за таких дурачков, как ты, долгосрочная контрацепция была включена в список обязательных медицинских процедур для лиц, отправляющихся в прошлое.

– У Наташки точно, кроме меня, больше никого не было, – убежденно заявил г-н Чусов. – И вообще не факт, что рождение детей определяется средствами контрацепции. Их посылает Бог. Вот и все. Для таких прагматиков, как вы, у меня есть другое объяснение: если вы не заметили, мы уже довольно сильно искривили континуум. Причем, по моим оценкам, мы замедлили его развитие. Поэтому, возможно, та прививка, которую мне делают в новой версии 2235 года, уже далеко не так совершенна, как та, что была в том же году в изначальной версии развития континуума. Улавливаете? Вы, вообще, заметили, что наша пассивность все равно приводит к искривлению континуума и все наши уловки и уход в полупаралич не работают так, как мы ожидали?

На лице Садкового читались недоверие, сомнение и усиленная работа мысли.

– Может быть, и так, – проговорил Даниил Львович позеленевшими из-за неонового света аптечной рекламы губами. – Интересная версия. Но это всего лишь версия. Возможно, стоит ее проработать. Но пока что мне совершенно ясно одно: ваша парочка… которая грозит буквально с минуты на минуту перерасти в троицу, зарвалась. Вы представляете общественную угрозу. Поэтому вас быть не должно! Хватит!

– Что значит «нас быть не должно»? – хмыкнул Макс, поворачиваясь к Садковому.

Глаза его уперлись в черный глаз пистолета. Садковой целился прямо в голову г-на Чусова.

– То и значит. Физически не должно быть, – бесцветным голосом прошелестел Садковой. – Хватит с вас. Покуролесили. Прощай!

Наверное, в этот момент Максу надо было рвануть дверь, вывалиться из машины и побежать со всей мочи, попутно набирая на мобильнике «02», но его буквально парализовало, позвоночник стал неживым и каменным. Единственное движение, которое он смог осилить, – это изо всех сил зажмуриться, ожидая выстрела.

Время как будто застыло. Мгновение длилось целую вечность. О том, что это на самом деле было всего только одно мгновение, говорило то, что по радио закончилась одна песня и даже не началась другая. Макс ожидал, что вот сейчас перед его внутренним взором за одну секунду промчится тот самый «финальный фильм», о котором он недавно так красиво рассказывал Наташе. Но кино не начиналось!

«Блин! – пронеслось в голове у г-на Чусова. – Почему не начинается показ? Как будто бы я и не собираюсь погибать. А? А может, это и правда не мое время умирать?»

Макс осторожно открыл глаза. Вдруг мир весь моментально ожил, как будто бы его сняли с «паузы» и нажали на «плей».

По радио затараторил возбужденный ди-джей, у Макса затрезвонил мобильник, и кто-то настойчиво постучал в окно. Г-н Чусов совершенно ошалел от такого внезапного напора со всех сторон и не знал за что хвататься. Он бросил взгляд на соседнее сиденье и тут же отпрянул: на сиденье никого не было! Максик перевел взгляд выше, на окно, и отпрянул еще сильнее, вжавшись в дверь: в стекло стучался… Садковой и премило улыбался! Максик совершенно ошалел от такого сюра, но на этот раз не растерялся, схватил валявшийся на полу антиугонный замок для руля в виде палки с крючком и выскочил из машины.

– Если ты еще раз попытаешься, если ты… То я сам тебя пристрелю! – набросился г-н Чусов на Даниила Львовича, который почему-то уже был одет не в плащ, а в джинсы, которые он раньше не носил никогда.

– Извините, – попятился Садковой. – Извините, если потревожил! Я просто хотел спросить дорогу!

– Если еще раз тебя увижу, то покажу тебе прямую дорогу куда угодно – на Марс, на Венеру и на тот свет! – хорохорился г-н Чусов, сверкая глазами и помахивая своим «оружием».

– Да? – насторожился Садковой. – А что вы знаете на счет жизни на Венере? В смысле – как вы думаете, есть ли жизнь на Венере?

При этом видок у Даниила Львовича был такой заговорщический и выжидательный, что г-н Чусов смутился. Неужели у Садкового от перенапряга поехала крыша?

– Да для тебя нигде жизни не будет, если я еще раз тебя увижу или ты появишься рядом с моей женой! – настороженно, но внушительно ответил г-н Чусов.

Садковой трусливо пожал плечами, боязливо развернулся и со всех ног бросился наутек.

– Вот то-то же! – удовлетворенно сплюнул Макс и нырнул назад в машину, где по-прежнему трезвонил телефон.

Г-н Чусов схватил трубку. Это была Наташа.

– Ну ты чего трубку не берешь! – усталым и счастливым голосом пролепетала она. – Маська! Он такая прелесть! Вылитый ты!

– Ты уже? Он уже? Родился? Да?

И г-н Чусов разрыдался. Дрожащими пальцами он вытащил из пачки сигарету. Лишь с третьего раза смог прикурить. Глубоко затянулся.

– Все хорошо, все будет хорошо, все хорошо, – повторял он сам себе, как заклинание.

Ночь уходила. С каждой секундой на улице становилось все светлее. Солнце еще не взошло, но его лучи уже расцвечивали в ярко-голубой небо на востоке.

Макс отбросил сигарету, завел мотор и отправился к круглосуточному цветочному киоску, где работал один из его близких знакомых, также прибывший из будущего. Киоск был открыт. Но вместо Валька среди роз, хризантем, ромашек и лилий сидела очаровательная девица в зеленом фартучке.

– Вот эти розы, будьте добры, – ткнул Максик пальцем на ведро нежно-розовых цветов.

– Сколько? – деловито осведомилась продавщица, спрыгивая с высокой табуретки.

– Все, – засмотрелся г-н Чусов на цветы. – У меня сегодня сын родился.

– Поздравляю! От всей души, – засуетилась продавщица.

– А где Валек? – между прочим поинтересовался г-н Чусов. – У него выходной, что ли, сегодня?

– Какой Валек? – не поняла продавщица.

– Парень, который у вас тут продавцом работает. Он мой знакомый.

– Не-ет, вы что-то путаете! Тут нет никаких Вальков. Тут только мы с Галькой и Ленкой. Сутки через двое. И все. А больше никаких других продавцов нет.

– Может, он уволился, – пожал плечами Макс, хотя всего лишь пару недель назад лично жал Валентину руку на этом самом месте.

– Хотя… Ой! Кажись, был у нас какой-то тип. Но та-акой незаметный! Просто никакой. Может, его и Вальком звали. Когда нам зарплату задерживали, он даже не выступил. Мы, девчонки, не побоялись и объявили забастовку. А тот ханыга сидел тут. Лучше бы он сгинул! Так это с ним вы дружите, что ли? – брезгливо посмотрела на Макса продавщица.

Г-н Чусов лишь виновато пожал плечами.

По дороге к роддому Макс попытался дозвониться до одного из знакомых, который также был знаком с Вальком. Но абонент оказался в сети не зарегистрирован. Тут г-н Чусов почувствовал неладное и принялся обзванивать всех, кого только знал из будущего. Но и их телефоны молчали. Лишь по одному номеру ответили, что здесь таких нет, и вообще, может, раньше такие и снимали эту квартиру, но теперь здесь живут другие люди.

Макс рванул на площадь Белорусского вокзала. Особнячок, в котором еще вчера обсуждали охрану пространственно-временного континуума рабочие завешивали строительными лесами.

– Скажи наркотикам – иногда, – это все, что мог вымолвить ошарашенный Макс.

Цветы в палату заносить не разрешили во имя соблюдения режима стерильности. Они заняли свое место в огромной вазе в коридоре вместе с целой оранжереей других букетов, чему Макс несколько огорчился. К счастью, Наташа уже чувствовала себя вполне бодрой, хотя и усталой. Так что она смогла выйти из палаты и полюбоваться цветочным великолепием. Малыш спал рядом с Наташиной постелью в прозрачном лотке, крепко укутанный в пеленки. Он был таким крохотным и беззащитным, что Макс долго боялся брать его на руки. Ему казалось, что такую малявочку просто невозможно взять в руки, не причинив ей никакого вреда. Однако после уговоров г-жи Ростовой г-н Чусов все-таки осмелился взять сына на руки. Чувство радости заглушило все. Хотелось петь. Г-жа Ростова говорила, что мальчишка похож на Макса, что по знаку зодиака он будет Телец, что скоро они смогут поехать домой и что срочно нужно покупать «приданое» – голубую коляску, голубые пеленки и все такое. Но Макс почти ничего не слышал. Он просто уже безумно любил его – своего сына.

Отцовство так вскружило Максу голову, что он совершенно забыл обо всем остальном мире. И уже только уходя из палаты, вдруг вспомнил:

– Да, ты знаешь, сегодня ночью исчезли все мои современники. Представляешь?

– О боже! – прикрыла рот ладошкой г-жа Ростова. – Не может быть! Неужели это все из-за нашей маськи?

– Похоже, что так…

– Бедные. Вот так вот сразу взять и исчезнуть… Блин…

– Не переживай за них так! – успокоил ее г-н Чусов. – Я уже столкнулся с Садковым. Отлично выглядит. Только теперь меня не узнает и задает вопрос: «Есть ли жизнь на Венере?» Похоже, в новом варианте будущего экскурсы в прошлое также будут практиковаться.

– Постой! – задумалась г-жа Ростова. – Если все исчезли, то почему остался ты?

– Потому что в жизни с нами случается два сорта происшествий: те, которых мы больше всего хотим, и те, которых мы больше всего боимся. Они больше всего боялись исчезнуть, а я больше всего хотел остаться с вами. Вот и все, – улыбнулся Макс. – А если серьезно – наверное, потому что я уже неразрывно связан с этим временем, я прикипел к нему. И незаметно стереть меня из него невозможно. И я знаю, зачем я здесь…