Текст книги "Разница во времени"

– Не знаю, как в этом году, а вот в XXIII веке… – загадочно произнесла г-жа Ростова очередной собеседнице и застыла с открытым ртом.

Та набрала в легкие воздуха, тоже открыла рот и… зачем-то кивнула. Наташа кивнула ей в ответ и уставилась прямо в рот.

– Там уже не… – довольно внятно и даже как-то на распев произнесла девушка и моментально осеклась.

– …жизнь, – подсказала ловившая каждое слово г-жа Ростова. – А…

– Та-ак, – почесала голову девушка. – Ты чего тормозишь-то? Давай с начала. Три-четыре!

И тут наконец до Наташи дошло: последняя фраза-отзыв должна произноситься одновременно! Моментально считывая, что хочет сказать собеседница, и отставая от нее буквально на считанные доли секунды, г-жа Ростова вырвала последнюю фразу кода. «Там уже не жизнь, а бесконечный бег по заминированной полосе с препятствиями!» – повторила про себя Наташа, когда собеседница уже непринужденно тянула у нее сигарету из пачки.

– Как тебя зовут? Слушай, а почему я тебя раньше не встречала? – залопотала девушка.

– Меня зовут Наташа, – представилась г-жа Ростова. – И я недавно…

– Недавно? – буквально подпрыгнула в каком-то странном возбуждении девушка. – Когда? Когда ты перешла?

– Да вот, буквально… – растерялась Наташа. – Буквально несколько месяцев назад.

– Супер! Слушай, а правда, что континуум искривляется? Как там сейчас, в будущем? Ты из какого года? – засыпала Наташу вопросами незнакомка.

– Ну-у-у-у, – растерянно протянула г-жа Ростова. – Как сказать…

– До меня тут дошли слухи, что последние, кто пришел из нашего времени, уверяют, будто в их будущем никакой высадки на Марсе в 2215-м не было! Прикинь?

– Не было… чего? Высадки на Марс?! – совершенно неподдельно удивилась Наташа и тут же чуть не ударила сама себя за такую непосредственность.

К счастью, кажется, собеседница не слишком удивилась реакции г-жи Ростовой. Она лишь сокрушенно покачала головой:

– Ну это всего лишь сплетни. И я тебе этого не говорила! Не будем пользоваться непроверенной информацией, подождем официального бюллетеня «охранки»…

– «Охранки»? – попугаем переспросила Наташа и тут же сильно отругала себя, повелев собраться.

– Ну, рабочей группы по континуумоохранным технологиям! Ее многие просто «охранкой» называют. Не слышала?

– А! Ну да! Просто как-то все время из головы вылетает! – как можно более беззаботно махнула рукой г-жа Ростова.

– Кстати, меня Марина зовут. Ну и как тебе здесь? – уже довольно буднично, возвращаясь к своему карпаччо, поинтересовалась девушка.

– Да нормально, – осторожничала Наташа.

– И какое у тебя назначение? – продолжая жевать, расспрашивала Марина.

Наташа не знала, что ответить, и поэтому ответила на вопрос вопросами:

– А ты здесь давно? И откуда? И какое у тебя назначение?

– Я-то давно. Уже почти шесть лет, – вздохнула Марина. – Я вообще-то из 2231-го. А ты из какого?

– Из 32-го, – опасливо ответила г-жа Ростова, понимая, что с каждой минутой все ближе к разоблачению.

– Понятно. Почти соседи, – не особо заинтересовалась подробностями девица, и у Наташи отлегло от сердца. – А у меня назначение забавное – я учительница математики в старших классах. Очень смешно и грустно.

– Почему смешно и грустно?

– Потому! Сама, что ли, не понимаешь? Во-первых, смешно, что я, которую из-за математики в школе чуть ли не ночевать оставляли – доходило до того, что по пять дополнительных уроков в день могло быть, – и здесь сама преподаю математику! Во-вторых, грустно, что здешние выпускники школы считаются страшно умными, если смогли усвоить то, что у нас в начальной школе преподают. И ничего – живут же люди и с этими мизерными знаниями! Я просто каждый год офигеваю, как они гордятся собой, если могут решить логарифмическое уравнение! А уж если разобрались с комбинаторикой и комплексными числами – все, можно считать, что поступление в институт гарантировано!

– Да, прикольно, – поддержала разговор Наташа.

– Ну извини, подруга, – допивая чай и бросая взгляд на часы, начала прощаться Марина. – У меня сейчас урок. Пойду я.

Девушка оставила на столе деньги, подхватила свой портфель, сделала Наташе ручкой и отправилась к выходу.

Г-жа Ростова в задумчивости закурила. Итак, совершенно ясно, что все эти люди на полном серьезе воображают себя гостями из будущего. В том числе и Макс – теперь понятно, почему он так хотел в пятницу ночью смотреть именно фильмы о путешествиях во времени. Хотя почему воображают? Наташа, конечно, была скептиком. Но в данном конкретном случае она почему-то как-то сразу поверила в то, что эти люди и в самом деле – из будущего. Уж слишком они были не от мира сего. К тому же в наш просвещенный XXI век, когда уже открыта теория относительности, липосакция, стволовые клетки, Интернет и прочие штуки, можно поверить, что через какую-то пару столетий ученые будут способны и на такое изобретение, как машина времени… Грандиозность сделанного Наташей открытия взволновала ее до глубины души. Вот так вот запросто, каждый день рядом с ней и мимо нее ходят толпы и толпы самых настоящих людей из будущего! Тех, кто знает наперед все, что случится с ней, страной и президентом Путиным! Боже правый! Это просто потрясающе! И самое удивительное, что, обладая всеми этими чудесными знаниями, дающими такие возможности выдвинуться и использовать ситуацию в личных целях, они живут жизнью рядовых клерков, учителей и журналистов! Да они могли бы такие карьеры сделать! Голова шла кругом…

В свете новообретенного знания поведение Макса и прочих его знакомцев становилось и понятнее, и намного непонятнее одновременно. Теперь ясно, почему г-н Чусов так радовался просмотру фильма «Трудности перевода» и все повторял, что это один из самых величайших фильмов всех времен и народов! И при этом непонятно, почему он и вся его компашка, обладая способностью путешествовать во времени, например, просто не вернулись в прошлое и не настучали Наташе по башке еще в тот момент, когда она писала ту злосчастную рекламу, из-за которой у них, по всей видимости, столько геморроя? Зачем такие сложности, как изымание целого разворота из уже сданного в печать номера, когда так легко было все предотвратить, просто на один денек слетав в прошлое? Загадки, сплошные загадки… И самая большая – почему они не используют свои знания и способности, чтобы быть в этом времени героями, «звездами» и законодателями мод, а не теми полунищими лузерами, в качестве которых они живут здесь сейчас? Может, на самом деле все эти люди и не из будущего, а просто тихие сумасшедшие?…

Г-жа Ростова посмотрела на часы: было уже почти четыре часа. Она уже ощущала себя вполне готовой к искренней беседе с Максом. Она уже достаточно знает, чтобы дать ему понять – его происхождение для нее не тайна, так же как и все происходящее в кафе из «списка Тарасовой». И если он не объяснит ей, что происходит, по-хорошему, она все равно, так или иначе, докопается до правды. Но уже по-плохому.

Наташа вышла из кафе. На противоположной стороне улицы рабочие торопливо заклеивали плакат с рекламой лапши быстрого приготовления афишами предстоящего на следующей неделе концерта группы «Клиническая жизнь». Г-жа Ростова этому ничуть не удивилась… Она достала мобильник, набрала номер Петрова и доложила, что переговоры с рекламодателями прошли успешно. Они согласились на перенос сроков публикации. Семен Семенович выразил удовлетворение и сообщил, что типография признала, что отпечатала брак, и согласилась выплатить неустойку. «Еще бы, – хмыкнула про себя г-жа Ростова. – Они, небось, получили за этот брак от Садкового и компании такую сумму, которая с лихвой перекроет штраф». Но ее, честно говоря, больше волновало другое.

– А что на счет моей аналитической записки? – напрямик спросила г-жа Ростова. – Вы уже приняли какое-нибудь решение?

– Пока что нет, но я близок к тому, чтобы его принять, – расплывчато ответил г-н Петров. – Давайте вернемся к этому разговору на следующей неделе. – И начальник повесил трубку.

Следующий звонок Наташа сделала Максу и безапелляционно заявила, что ей просто необходимо поговорить с ним. И как можно скорее.

– Какие проблемы? – легко согласился Масик. – Поговорим. Я как раз с делами пока что развязался, можем сходить в «Якиторию», например, как ты любишь.

– Нет уж, давай дома. Разговор серьезный. Но если ты сейчас на Белорусской – а что-то подсказывает мне, что это именно так, – то зайди и купи сушей на вынос. Дома съедим.

Случаются такие странные эмоциональные выверты, когда то, что для тебя очень и очень важно и интересно, вдруг, буквально без всякой внешней причины, становится совершенно безразлично. Вначале ты очень сильно напрягаешься и переживаешь за исход какого-то дела. Причем желание того, чтобы все вышло по-твоему, просто чрезмерно. Оно настолько велико, что буквально парализует: ты боишься сделать хоть один неверный шаг на пути к цели. И именно в тот самый момент, когда нервы на пределе, а от осторожности весь организм охватывает судорогой, вдруг… все становится совершенно неважно, обыденно и довольно глупо…

И ты уже ничего не боишься. И делаешь шаг, и еще шаг, и еще – совершенно бездумно. Потому что только забыв об ответственности момента и судьбоносности каждого сказанного слова, ты и в состоянии действовать. Только должная степень вовремя проявляющегося пофигизма и дает силы сделать шаг.

Такие случаи парализующей ответственности с Наташей уже случались – и неоднократно. Если опустить всякие там традиционные страхи перед экзаменами и обратиться к более сознательному периоду жизни, то в первую очередь, конечно, стоит упомянуть страх перед первой рекламой. Когда г-жу Ростову только приняли агентом-стажером во «Все удовольствия столицы». Перед ней стояла очень простая задача: чтобы попасть в штат, за месяц найти хотя бы одного рекламодателя. Надо ли говорить, что весь этот месяц Наташенька из кожи вон лезла, чтобы продать кому-нибудь хоть восьмушку рекламной полосы? Но ничего у нее не получалось. И вот, когда испытательный срок уже был на исходе, г-жа Ростова начала понимать, что если она сейчас не достанет хоть какую-нибудь рекламу, то можно будет смело признаться не только руководству и коллегам, но и самой себе, что она совершенно не способна быть рекламным агентом. В качестве последнего шанса проявить себя Тарасова дала Наташеньке задание провести переговоры с одним агентством, устраивающим выездные праздники на территории заказчика. Г-жа Ростова до сих пор помнила, как долго она сидела перед телефоном и… мучительно боялась поднять трубку и набрать номер этого агентства, чтобы договориться о встрече. Страх провала был велик… Она боялась целый день… И весь следующий день она парализованно просидела у телефона, завороженно глядя на его кнопочки и на бумажку с записанным на ней номером. И только на третий день, когда стало очевидно, что если не позвонить и прямо сейчас же не договориться о встрече, то она уже ни за что не успеет отработать это задание в срок… И только тогда, когда тянуть уже дальше было нельзя, Наташа, как в холодную воду, бросилась в переговоры и, зажмурившись, нажала кнопку вызова на телефоне. В трубке раздались гудки, потом она услышала ровный мужской голос и… в этот момент страх отступил, и пришла очередь здорового пофигизма. Наташе вдруг стало все равно, как закончатся переговоры, и потому она провела их очень непринужденно и довольно удачно. Потом, конечно, осознание ответственности момента парализовывало ее еще не раз. Особенно когда надо было написать рекламные тексты для о-очень важных и «толстых» заказчиков – тогда Наташа могла часами, днями и сутками напролет сидеть перед чистой страницей Word'а на мониторе и не решаться набрать ни одного слова текста. Вплоть до того момента, пока не осознавала: если она сейчас не напишет хоть какой-нибудь, уже не важно какой текст, то это точно будет провал.

И вот сегодня г-жа Ростова возвращалась со своих полевых исследований домой с точно таким же парализующим ощущением судьбоносности момента. Ей было очень и очень важно разговорить Макса и узнать всю правду о том, что с ним и его товарищами происходит. Важно со всех сторон… В конце концов, Масик – пожалуй, самое радостное и светлое, что было в ее жизни. И сегодня Наташа впервые по-настоящему испугалась, что может потерять г-на Чусова, причем навсегда, – если вдруг он на самом деле из будущего и время его пребывания в наших днях ограничено. Если же Макс не из будущего, то ему явно светила психушка. И это было не менее страшно.

Вначале, конечно, Наташа пыталась спланировать, как именно она подступится к этому разговору, раздумывала над тем, как правильно начать. Но стоило Максу войти в квартиру, снять ботинки, пройти в кухню и поставить на стол перед молча курившей Наташей пакет с суши, г-жа Ростова без всякой предварительной подготовки, понимая, что если сейчас между ними начнется традиционная легкая болтовня, то до главного дело уже не дойдет, выпалила:

– Макс! Я знаю, что ты с Садковым не вчера познакомился. Я знаю, что вас связывает. Вы из будущего. Я знаю, что у вас проблемы. Я знаю, что я со своими рекламами вам почему-то сильно мешаю. Я знаю, что это вы испортили весь сегодняшний тираж нашего журнала. И обо всем этом я хотела бы откровенно поговорить. Если ваши правила предписывают в этом случае убить меня, вон лежит ножик. Возьми и зарежь меня. Но я хочу быть с тобой честной, не играть в игры и не делать вид, что я ничего не знаю. Мне бы хотелось, чтобы ты тоже был честен со мной. Все. Я все сказала. Прими решение. Я не буду тебе мешать.

Наташа взяла пепельницу и в гробовой тишине ушла в комнату, провожаемая страшным взглядом побледневшего г-на Чусова.

Думал Макс долго. Так долго, что г-жа Ростова забеспокоилась, что если он в самое ближайшее время не появится в комнате, то принесенные им суши успеют стать несвежими. Но торопить или давить на г-на Чусова Наташа не сочла возможным. Она даже постеснялась выйти в туалет, чтобы не нарушить его уединенного мыслительного процесса. Наконец Макс появился на пороге.

– Хорошо, – выдохнул он. – Я действительно из будущего.

– Очень хорошо, – тоже выдохнула с облегчением г-жа Ростова, подошла к Максу, долгим взглядом посмотрела ему в глаза и крепко обняла. – Ну что, пойдем есть суши?

Лед был растоплен.

Вскрывали пластиковые коробки с едой, разливали соевый соус по соусникам и разводили в нем васаби молча. В предвкушении большого разговора. Вопросов у Наташи было так много, что она не знала, с чего начать.

– Из какого ты года? – нарушила тишину г-жа Ростова.

– Я перешел из 2235-го, – не глядя на Наташу, ответил Макс.

– Круто. Значит, ты теоретически мог бы быть моим… – Наташа задумалась, производя в уме математические вычисления.

– Прапрапрапрапраправнуком, – подсказал ей г-н Чусов. – Я тоже почему-то сразу считать начал, кем бы я тебе пришелся, если бы… Но я не твой прапра…

– Салага! – недоверчиво покосилась на Макса г-жа Ростова. – Значит, точно не мой? Ну слава Богу. А чей?

– Ты их не знаешь! – отмахнулся Макс.

– А ты? Ты их знаешь?

– Видел некоторых, – лаконично ответил г-н Чусов. – Специально ездил в Киев, Бельцы, Ярославль, село Большое Жирово Курской области, под Батуми, деревню Залучье Тверской области, в Челябинск, в Воронеж, Мытищи…

– Не многовато будет?

– И это я еще не добрался до Хубэя, Пенджаба, Торонто и других замечательных уголков! Предков же много. Посчитай сама: родителей у тебя было двое, бабушек-дедушек – уже четыре в общей сложности, дальше – на уровне пра– уже восемь предков, на уровне прапра– уже шестнадцать человек. А ты представляешь, сколько у меня в твоем времени прапрапрапрапрапрадедов и бабок? Около двухсот пятидесяти… Я даже не о всех своих родственниках в этом времени знаю…

– Охренеть, вот так вот живешь-живешь, а потом оказываешься всего лишь одной из двухсот пятидесяти прапрапра…, – только и смогла ответить Наташенька, деморализованная большими числами, но тут же собралась с мыслями. – Зачем вы здесь? Какая у вас миссия? Что вы делаете в нашем времени?

– Живем. Мы здесь просто живем. Можно сказать, спасаемся от безумия своего времени.

– То есть? – не поняла Наташа. – Ты хочешь сказать, что у вас нет какого-то специального задания что-то изменить в нашем времени? То есть вы не в командировке?

– Нет. Мы перешли к вам, чтобы жить простой, обывательской, расслабленной жизнью, – пожал плечами Макс.

– Это так странно, – зажимая палочками калифорнийский ролл, ровным голосом произнесла г-жа Ростова. – Во всех фильмах о путешественниках во времени все герои возвращаются в прошлое, чтобы что-то в нем изменить. Все они хотят что-то небольшое в прошлом подправить, так чтобы их будущее стало, на их взгляд, лучше. Я не понимаю… У вас же там, наверное, такой обустроенный быт, такие яркие развлечения! И вообще, должно быть, очень интересно… Или не так?

– Все так, – подтвердил г-н Чусов. – И быт обустроенный, и развлечения яркие, и медицина передовая. И интересно там… Но очень тяжело. Просто нереально сложно. Очень трудно соответствовать общественному запросу.

– В смысле?

– Надо слишком много знать, слишком много работать, быть слишком способным, слишком во многих местах успевать, слишком во многом себе отказывать. Чтобы не оказаться на социальном дне, приходится мало спать, мало гулять, мало читать тех книг, которые нравятся, а больше тех, которые необходимы для поддержания среднестатистического образовательного уровня. Приходится мало общаться не по работе, мало отдыхать, мало любить, мало хотеть… В общем, надо быть сильным, очень и очень сильным и еще жестоким – к себе и другим. Но не все такие. Те, кто слабые, глуповатые, мягкотелые или уставшие, – те бегут в прошлое. Когда жизнь была медленнее и проще…

– А ты какой – слабый или глуповатый?

– Я? – горько усмехнулся Макс. – И то и другое. И к тому же уставший.

– Это как-то… – г-жа Ростова замешкалась, подыскивая подходящее слово. – Как-то неразумно бежать в прошлое за такими простыми вещами. Неужели бы ты не смог точно так же жить, как ты сейчас живешь, в своем времени?

– Конечно не смог бы! – возмутился непонятливостью Наташи Макс. – Там мне в лучшем случае светило бы «низшее благо», а здесь я занимаюсь относительно престижной работой – я журналист. Никому, кроме тебя, по-моему, не приходит в голову ужасаться тому, как низко я пал. В целом я довольно уважаемый член общества. При этом у меня куча свободного времени и вполне сносная зарплата.

– Я не понимаю, – настаивала Наташа. – Почему ты не смог бы выполнять ту же самую работу, что и здесь, в своем времени?

– Дорогая, я расскажу тебе две очень простых вещи. Во-первых, в XXIII веке журналист – уже не престижная профессия. Там от нее получаешь совсем не такой кайф, как здесь…

– Правда? – недоверчиво откликнулась г-жа Ростова.

– Чистая правда! Так же как с наступлением всеобщей грамотности перестала быть почетной профессия писца, с автомобилизацией населения совершенно нивелировалось уважение к профессии шофера, а профессия машинистки умерла с распространением компьютера и введением уроков машинописи вместо уроков чистописания в школе, ну и так далее и тому подобное… А вторая причина, по которой я не могу быть журналистом в своем времени, такая: количество информации в человеческом обществе постоянно возрастает. Причем возрастает оно в геометрической прогрессии…

– В геометрической прогрессии – это как? – перебила Максика г-жа Ростова. – Извини, я не сильна в математике, потому как, сам знаешь, гуманитарий.

– Вот видишь! Ты в своем времени можешь спокойно жить, даже не помня, что такое геометрическая прогрессия. В моем времени, ляпни ты такое, на тебя все посмотрели бы очень странно и вскорости списали на «низшее благо». Это как если бы ты в своем времени, то есть сейчас, спросила бы: «А дважды два сколько будет?» И отправилась бы полы мести.

– Ага, – слегка обиделась Наташа. – В общем, я поняла, что я дура, но все же…

– Я не хотел сказать, что ты дура, – успокоил ее Макс. – И не надо обижаться. Я не хочу тебя обидеть. Я просто пытаюсь тебе показать, как отличаются наши миры, какие разные требования предъявляет к интеллекту отдельного человека общество. Понимаешь?

– Ну, типа того, – кивнула г-жа Ростова, хотя, честно говоря, все еще немного обижалась и не слишком-то понимала.

– В общем, не парься. Прими это как данность – количество информации в мире быстро возрастает. За полторы тысячи лет от Иисуса до Леонардо объем информации удвоился. За 250 лет от Леонардо до смерти Баха он еще раз удвоился. Еще раз удвоился к началу ХХ столетия… В ХХ веке количество информации удваивалось приблизительно раз в семь лет… В твое время количество информации удваивается где-то раз в 18 месяцев…

– Круто! – пораженно прошептала Наташа. – А я даже не замечаю этого…

– Конечно не замечаешь! Часть информации ты впитываешь ежедневно, даже не замечая этого, другая просто проходит мимо тебя. Но поверь мне, тебе приходится оперировать большим количеством информации, чем, допустим, человеку XVIII века. Тогда достаточно было прочитать Гомера, Демокрита, Адама Смита, выучить пару языков – один древний, другой французский – и слыть весьма образованной девицей. Я, конечно, утрирую, но в принципе курс антички и литературы средних веков, что ты изучала два года в универе, тогда был достаточным интеллектуальным багажом для среднего дворянина. Оперативной информации тоже было меньше: правительства и цари менялись в среднем раз в четверть века. В каждой российской столице в конце XVIII века было всего по одному театру! Чувствуешь разницу?

– Чувствую… Но все-таки мне кажется, что у дворян тогда тоже был загруз не маленький: все эти этикеты, правила хорошего тона, мазурки, обязательное знание родословных всяких…

– Ну ладно, может, с дворянами я некорректный пример привел. Элита, в принципе, всегда вынуждена быть довольно информированной. Но вот на уровне просто обывателя и провинциала жизнь со временем становится все сложнее.

– По-моему, мы уходим от темы. При чем здесь дворяне и крестьяне? Ты же журналист. Что, ты не смог бы быть журналистом в своем времени? – взяла ход беседы под контроль г-жа Ростова и принялась убирать со стола посуду.

– Нет! Представь себе, нет. Для этого у меня, во-первых, по меркам моего времени, не хватает талантов. Во-вторых, я не могу держать в голове такие объемы информации и так быстро усваивать новые сведения, чтобы сохранять профпригодность в своем времени. И в-третьих, я не готов работать 24 часа в сутки. Пойми, в моем времени не может быть журналиста, который расслабленно выдает по одному интервью в неделю, к тому же такого «средненького» уровня, что удаются мне. Нужно писать много и каждый день, иначе тебя заменят кем-то более работоспособным. В XIX веке можно было писать одну заметку в месяц, как Белинский например, и при этом слыть большой «звездой» журналистики. Причем, заметь, делал он это, не выходя из дома, – так, почитывал книжки и писал свое мнение о них. И это тогда считалось журналистикой!

– Если тогда все было так просто, почему ты не отправился в XIX век? А пришвартовался здесь?

– Потому что надо брать ношу по себе. Тогда мне было бы скучно. А потом, честно говоря, быт в то время не отличался комфортом… Ни горячей воды из крана, ни теплых автомобилей, и чахотка, чахотка – всюду чахотка…

– Понятно… – задумалась г-жа Ростова. – Значит, из будущего к нам сюда сбрасывают балласт из неудачников и бездарей? Очень интересно. А теперь объясни мне вашу ненависть к рекламе.

– Здесь как раз все очень просто. Ты и сама можешь догадаться. Ты же смотрела все эти фильмы про путешествия во времени?

– Ну да, – кивнула Наташа. – И что?

– Ты, должно быть, заметила, что для путешественника во времени главная заповедь – не допустить искривления пространственно-временного континуума. Нельзя делать ничего такого, что может существенно повлиять на ход событий в настоящем и изменить будущее. Поэтому все мы ведем себя так, чтобы не оставить никаких следов о себе в твоем времени. Именно поэтому я не могу написать ни интервью-разоблачения, ни интервью-откровения – чего бы тебе так хотелось. Потому что тогда его могут процитировать, это, возможно, скажется на популярности или даже на жизни довольно влиятельных и значимых персон. Я могу делать интервью. Но только такие, которые были бы абсолютно незаметны – как будто бы их и вовсе нет. Мы не имеем права влиять на уже существующее информационное поле. Мы вообще не должны в него попадать. В том числе и посредством рекламы. Реклама – это уже проникновение в информационное поле, это явный след нашего пребывания здесь.

– Ты хочешь сказать, что из-за одной маленькой паршивенькой рекламки вас всех могли бы забрать назад в будущее?

– Нет. Я хочу сказать, что из-за этой маленькой рекламки может искривиться континуум. Как именно, и к чему конкретно это приведет – сказать сложно. Но самое ужасное последствие – то, что будущее изменится, и нас в нем уже не будет!

– Так вас и так в нем нет, – справедливо заметила г-жа Ростова, закрывая кран и ставя последнюю тарелку на полочку. – Пошли уже в комнату…

– Я не то имею в виду, – на ходу объяснял г-н Чусов. – Я имею в виду, что будущее может измениться так, что я, например, уже просто никогда не появлюсь на свет. Меня нигде не будет! Ни здесь, ни там. Так же как и многих-многих других людей из будущего. Представляешь, какому риску ты нас подвергла?

– Скажи мне, горе-путешественник, – натягивая пижаму и уютно устраиваясь на постели, выспрашивала Наташа. – Если у вас действительно есть машина времени, почему же вы тогда, узнав, что я сдала рекламный модуль в журнал, испохабили весь тираж, вместо того чтобы просто вернуться в прошлое и убедить меня ничего такого не делать? Или просто вернулись бы в прошлое, заказали параллельный тираж и подменили все? Или бы просто заменили уже в типографии мой рекламный модуль на что-нибудь безвредное, типа твоей заметки? Или, например, накормили бы нашего генерального в этих «Трали-вали» чем-нибудь несъедобным, так чтобы у него всякая охота пропала из вас рекламу выбивать? Ну, масса же была более бескровных вариантов!

– Почему это ты решила, что «сгонять в прошлое» – более бескровный вариант, чем изъятие нескольких страниц из готового тиража? – усмехнулся г-н Чусов.

– Ну-у-у, – обескураженно протянула г-жа Ростова. – Вы же такими толпами шляетесь из своего будущего к нам сюда, что, кажется, для вас это равносильно поездке на метро…

– Ага! Щаззз! Ну ты, блин, сказанула! Сравнила стоимость перехода во времени и стоимость вашего дурацкого тиража! Ты бы еще сравнила стоимость вашего тиража со стоимостью запуска космической ракеты! Ха-ха! – продолжал веселиться Максик. – Кстати, ты оценила наше человеколюбие – тебя никто не стал закладывать начальству! Понадеялись, что ты умная девочка и все поймешь сама…

– Это правда так дорого – сгонять в прошлое? – продолжала недоумевать Наташа.

– Скажем так: не дешево. Изъять страницы гораздо дешевле, поверь мне. Вся неустойка составила порядка 40 тысяч долларов в ценах этого года. А сколько стоит переход, тебе лучше и не знать!

– Нет, а почему же вас тогда здесь так много, если это такая дорогостоящая процедура? – пытала Максика г-жа Ростова.

– Потому что это все же дешевле, чем поддерживать человека на «низшем благе» в XXIII веке. Вот так вот! – солидно сказал г-н Чусов. – К тому же мы не можем вернуться в любой момент, как только захотим. А только когда проживем в прошлом минимальный срок рентабельности, за который экономия за счет нашего отсутствия в будущем превысит стоимость перехода туда-обратно. Андестенд?

– А что это такое – ваше «низшее благо»?

– Грубо говоря, прожиточный минимум. Самое дешевое жилье и необходимый уровень продуктов, одежды и всякой другой фигни. Только чтобы человек не загнулся.

– А! Ну, типа тюрьмы! – закивала г-жа Ростова. – А в нашем времени для вас устроили тюрьму мягкого режима.

Наташино личико расползлось в улыбке. А потом она совершенно бесстыдно и заливисто расхохоталась.

– Что тут смешного? – недоумевал г-н Чусов. – Все очень серьезно. Между прочим, ты не представляешь себе размеров несчастья.

– Почему же не представляю? Очень хорошо представляю, – продолжала хихикать г-жа Ростова. – Теперь нам придется смириться с тем, что вокруг нас будут шляться толпы лузеров из будущего, и их теперь никак назад в свое время не запихнешь.

– Дурочка, – обиделся Макс. – Между прочим, некоторые из нас очень хотят вернуться в свое время. Особенно те, кто считали себя уставшими. Они тут так наотдыхались, что у них просто руки чешутся вернуться назад, в свое время, и там та-аких гор понаворотить, та-акие карьеры со свежими силами сделать! И они оказались запертыми в вашем нефтяном веке, как в мышеловке.

– Почему это запертыми? Что, вас тут навсегда поселили?

– Я ж тебе говорю – рентабельность! Теоретически вернуться можно. Но только отбыв здесь довольно долгий срок – такой, чтобы оправдать расходы на переход. Чтобы экономия для государства за счет нерасходования средств на поддержание тебя на «низшем благе» оказалась больше, чем расходы на отправку тебя в прошлое.

– Неужели ты свой срок еще не отбыл? – изумилась г-жа Ростова. – Ты же здесь столько лет!

– Почти два года назад у меня наступил срок минимальной рентабельности, и теоретически я мог бы вернуться.

– А практически?

– А практически ты представляешь себе, каково это – возвращаться в мир, где тебя не было лет десять и где все меняется каждые сутки? Какие у меня там шансы вырваться с «низшего блага»? Вот то-то же! Я попытался, но понял, что не выдержу…

– Раньше надо было думать, – Наташа вернулась к серьезному тону. – А если серьезно, по-моему, вы просто кучка сумасшедших, вообразивших, что они из будущего. А поскольку никаких реальных путешествий во времени вы, как я погляжу, совершить не в состоянии, вы убедили друг друга, будто вас тут кто-то держит. Очень изобретательное сумасшествие, надо сказать…

– Ты не веришь, что я из будущего?

– Честно? Не верю, – кивнула г-жа Ростова. – Чем докажешь?

– Ну вообще-то, я неплохо знаю историю этого периода. Какой у нас сегодня день? – Макс посмотрел на свои часы. – Ага… Я могу, например, рассказать тебе что-нибудь из будущих новостей. Хочешь, например, знать, чем закончится дело Ходорковского?

– Это и я могу сказать. Тут не надо быть семи пядей во лбу. Посадят его лет на пять или пятнадцать. И вообще, как я сейчас смогу проверить – верно ты предсказал или нет? До вынесения приговора еще жить и жить! Ты мне скажи, что в завтрашних новостях будет – тогда, может, я и поверю…