Текст книги "Любовь приходит в черном"

У фонтана в центре играл флейтист. Играл, не обращая ни на кого внимания. Марина знала о нем: городской безобидный сумасшедший, талантливый музыкант-импровизатор, он не был нем, но не разговаривал ни с кем, видимо, звуками пытаясь донести ведомое лишь ему.

Она приблизилась, остановилась, прислушиваясь. Мелодия рождала смутное беспокойство, предупреждала об опасности, умоляла остановиться, развернуться, укрыться, уехать…

– Нет, – пробормотала Марина.

И встретилась со взглядом музыканта – пронзительным и не очень добрым. Музыкант покачал головой, будто осуждая. Марина отвернулась.

Суета площади, обычно праздная, расслабляющая, вдруг показалась ей неестественной. Скорее, скорее отсюда!

Она ускорилась, пытаясь проскочить в переулок, ни с кем не столкнувшись, и оказалась нос к носу с цыганкой.

У нее были черные волосы, забранные в тяжелый узел под сползшей косынкой, множество юбок разной степени заношенности и цветастости, украшенные блестками стоптанные тапочки, массивные золотые – или поддельные – серьги и перстни, стеклянные бусы, наводящие на мысли о контакте с аборигенами Америки. Кожа у цыганки была столь смуглой, что выглядела грязной.

– Ой, красавица! – завела свою песню попрошайка. – Дай судьбу расскажу!

Марина машинально прижала к ребрам сумочку с кошельком. Она так и не выложила оттуда сумму, подаренную Артуром. Главное – не заговаривать с цыганкой. Начнешь отвечать – останешься без штанов. Самое мудрое – быстро пройти мимо.

Она не могла бы объяснить, чем ее напугала замарашка. Была цыганка одна, хотя обычно они ходят шумной толпой. Невысокая, немолодая, на вид не сильная, забитая какая-то. В другое время Марина просто прошла бы мимо, не обратив никакого внимания. Гадалка вдруг выбросила вперед тощую птичью лапку и ухватила Марину за рукав пиджака.

– Тебе нужно судьбу узнать, красавица. Кто еще расскажет? Я расскажу. Съели тебя, ой, съели! Не ходи ты к нему, не отдавай последнее, побереги себя. Да не бойся, не возьму денег. Я с других беру, у которых всех забот – перед кем выгоднее ноги раздвигать, а тебя не обижу, тебя уже обидели. Плохо тебе было вчера?

Марина опешила. Сделала робкую попытку забрать руку, но не смогла пошевелиться.

– Вижу, плохо было, сегодня еле встала, дело себе придумала, да и пошла. А спроси себя, красавица, к кому идешь? Куда идешь?

– Откуда…

– Ты мне поверь, я много лет живу, а он – и того больше. Наш народ памятью силен. Что один знает, то все ромалэ знают, что одному ведомо – всем ведомо. И младшая жена моего деда такое видела, что с тобой сделали. Видела, как съели человека. Вроде и ходит, и говорит, а нет там ничего, кукла одна. Если забрать такого – побежит к упырю, поползет, любой предлог использует, что угодно… Ай, красавица, и ты сейчас так. Послушай меня, не ходи. Ступай домой, на все засовы закройся, телефон выключи, к окнам не подходи – и сиди. День, два, три, неделю. Потом легче станет. Потом справишься, а поначалу – плохо будет, тяжко будет и маятно…

– Отпустите меня наконец! – Внезапно Марина разозлилась и нашла в себе силы вырвать руку, оттолкнуть надоедливую гадалку. – Ничего мне от вас не нужно.

– Ой, красавица, – в карих глазах блеснули слезы. – Не ходи.

Марина развернулась к ней спиной и побежала прочь. Сплошные сумасшедшие по дороге попадаются, кошмар какой-то.

* * *

Она не добралась до ресторана. В стеклянной витрине модного бутика она наткнулась на свое отражение. И дело было не в опущенных уголках рта и бескровном лице. И даже не в одежде – она умудрилась «на автомате» надеть вполне приличный костюм и лодочки. Дело было в затравленном, голодном взгляде наркомана в поисках дозы.

Марина заметила это и поняла, что предполагаемое интервью только предлог, чтобы сорваться к Артуру.

На минуту мир будто прояснился, ушла заполняющая голову болезненная пелена, Марина остановилась и вздрогнула: что же я делаю, немедленно надо возвращаться домой, цыганка была не так уж не права…

А если это – последствия разговора с гадалкой? Простейшее нейролингвистическое программирование для того, чтобы Марина отправилась в квартиру, где, она косвенно подтвердила, живет одна, и цыганская мафия проследила за ней, ограбила?

И почему бы, если так хочется, не повидать Артура?

Нельзя оставлять невыясненными отношения, это плохо сказывается на психике.

Она просто придет – и поговорит с ним. В конце концов, пощечину залепит. И вернет деньги. Или не вернет. Там видно будет.

Как ни странно, сразу стало легче. Будто бы смысл жизни появился.

Марина огляделась, сориентировалась – до дома Артура вполне можно добраться пешком за полчаса. Сил прибавилось, болезнь отступила. И Марина пошла, почти побежала, выяснять отношения.

* * *

Консьерж узнал ее – пустил без вопросов. Сердце колотилось, казалось, в ушах, ладони потели, и Марина повторяла про себя продуманную речь: «Здравствуй. Ты обошелся со мной гадко… нет, не так, так нельзя, надо через «я-послание»: здравствуй. Я очень на тебя обижена. Ты… Меня оскорбило то, что ты… тьфу… Меня оскорбило появление Кати в моем доме. Я была бы рада, если бы ты объяснился». Именно так. Спокойно, доброжелательно, просто расставить точки над «и», понять, почему он так поступил, какие цели преследовал.

Ведь, думала Марина, поднимаясь в лифте, не хотел же он расстаться. Для этого можно было подобрать не столь изощренный способ.

Может, ему и правда угрожала опасность. И – через него – его бывшей.

У Артура не было выхода. И у Кати не было выхода, и любить Марину она, конечно, не обязана.

Вероятен такой вариант? Конечно. Отсюда и холодность Артура, и поспешность, с которой он забрал Катю в другое безопасное место.

Тренькнула, открываясь, дверь. Марина зажмурилась от страха, шагнула вперед, и тут ее сгребли в объятия. Она не решалась открыть глаза. Тело наполнилось ликованием, Марина жадно вдыхала запах Артура, чувствовала, как он дрожит, и сомнения покидали ее: не может быть, чтобы Артур так плохо с ней поступил, всему есть оправдания… колени внезапно ослабли, Артур подхватил ее на руки:

– Маленькая. Ты вернулась. Я знал, что так будет.

Она наконец-то посмотрела на него. Любимое лицо было совсем рядом.

– Я… Поставь меня, пожалуйста.

Они были в той самой гостиной, где всего несколько дней назад Марина проснулась совершенно счастливой.

– Я хотела спросить. Зачем все это было?

– Мне угрожала опасность. Кате тоже. Я просто хотел ее спрятать.

– Но почему ты не сказал мне правду?

– Я никогда не вру, – повторил он то, что уже говорил, – я боялся ранить тебя. Я тебя и так ранил.

– Правда всегда лучше! – запротестовала Марина. – Я хочу все знать!

– Это опасно, – предупредил он. – Маленькая, я бы не хотел, чтобы ты в это влезала сейчас. Я все расскажу потом, когда ты будешь готова.

Вспомнились невнятные угрозы гадалки, предупреждения Кати.

– Она сейчас здесь? Катя?

– Нет. Ее здесь нет. Маленькая. Я соскучился.

Она не хотела сдаваться так сразу, но Артур вдруг с силой сжал ее запястья, поднял руки вверх и прижал Марину к стене. Она выгнулась ему навстречу и зашипела от боли – не сильной, но ощутимой.

– Ты – моя.

Ужалил поцелуем, укусил за нижнюю губу. Одна рука его продолжала удерживать Марину, прижимая ее к стене, другая нырнула под пиджак, грубо и больно сдавила грудь.

– Ты – моя. Ты не можешь думать иначе.

Артур рывком развернул Марину лицом к стене, сгреб волосы в пригоршню, заставил прогнуться, задрал юбку. Он тяжело дышал, и Марине передалось возбуждение. В таком обращении было что-то животное, первобытное, и она почувствовала себя древней женщиной, которую сильный охотник оглушил и приволок в пещеру, и сейчас будет иметь – без всяких изысков и прелюдий.

Шлепнул по попе, прижался.

– Только моя. И всегда будешь моей.

Он засунул пальцы в рот Марине, и она принялась жадно обсасывать их. Она изнемогала от желания и постанывала, прижимаясь к бедрам любовника. Но Артур не спешил. Снова развернув Марину, он заставил ее опуститься на колени, расстегнул ширинку. В губы ткнулось его мужское достоинство. Марина снова застонала и начала лизать член, обхватив его ладонью.

Это продолжалось мучительно – и сладостно – долго. Наконец Артур снова поднял ее, Марина наклонилась, уперлась ладонями в стену, и он вошел – грубо, резко, не раздеваясь и не раздевая ее.

Сознание, и до того едва мерцавшее, отключилось. Марину качало на волнах, она кричала и извивалась, хотела только, чтобы Артур заполнил ее собою полностью, без остатка… Мир взорвался, Марина едва удержалась на ногах, Артур задвигался сильно и часто…

– Моя, – шепнул он.

Марина отлипла от стены, обхватила его, прижалась. Так хорошо. Такое счастье.

– А теперь тебе нужно идти.

– Как?! – не поняла она.

– Уходи сейчас, Марина. Потом придешь – когда я позову тебя. Поверь, это я делаю для твоего же блага.

– Блага?! – Такое чувство, что ударили в солнечное сплетение. – Блага?! Ты просто используешь меня!

Он молчал. И вовсе не выглядел виноватым. Сытым и довольным он выглядел, как вампир, получивший дозу свежей крови.

– Ты просто меня используешь! – повторила она уже тише.

Слезы сами собой полились из глаз.

– Уходи, – повторил Артур. – Потом поймешь – так было надо.

Она не помнила, как выскочила из его квартиры, из проклятого дома.

* * *

Глаза застелила пелена, разум свернулся клубком, и Марина на автопилоте шла, куда ноги несли. Дома-машины-лица. Перекрестки-высотки-строительный забор…

Очнувшись, Марина обнаружила себя возле того самого заброшенного особняка, куда в полнолуние привез ее Артур… упырь проклятый!

Из припаркованного неподалеку автомобиля звучало:

 
Если можешь, беги, рассекая круги,
Только чувствуй себя обреченной.
Стоит солнцу взойти, вот и я
Стану вмиг фиолетово-черным[4]4
  Слова из песни «Фиолетово-черный» группы «Пикник».


[Закрыть].
 

Будто само мироздание предупреждало об опасности. Как запоздало, господи! Нет, она просто не хотела слышать.

С ужасом она отметила, что тело больше не принадлежит ей и живет своей жизнью, стоило ненадолго отключиться, и она оказалась там, где могла столкнуться с Артуром.

А если бы он не выгнал ее, а позвал за собой? Велел лечь в постель с Катей… или привел бы любовницу, а ее запер в соседней комнате, как тогда сделал с Катей, это она плакала – теперь сомнений не было.

Бежать, бежать отсюда! Увольняться, продавать квартиру, съезжать… В Сибирь, в Магадан, где он никогда не найдет ее. Плевать на все, жизнь дороже.

Он ведь не простой человек, сто процентов. Как в той песне… и ведь предупреждал, а она наобещала всякого. И что теперь?

Поскрипывал на ветру флюгер – резной медный петушок. Марина отогнула жестяной забор, осмотрела двор: развалины, заплесневелый фонтан, у сатира нет ноги, у девушки, льющей ему в рот невидимую воду, отломан нос. Куда подевалось очарование места? Ну почему всегда все заканчивается? Карета превращается в тыкву и так далее.

Вопросы «зачем» и «за что» здесь не уместны. Артур намеренно ее привязал, прошелся по всем скрытым желаниям, приручил и бросил в бушующее море, как котенка, а сам скрестил руки на груди и смотрит, как она захлебывается. Гад!

А вот выплыву. Назло и вопреки. Пусть ты и не увидишь, как это случится, но я выплыву. Клянусь. Пусть для этого надо будет вывернуться наизнанку, отречься от самого дорогого… Да, мне не хочется жить и не захочется еще долго, но я заставлю себя…

А для начала надо вспомнить об обязательствах. Вытереть слезы. Взять себя в руки и отправиться брать интервью у Кречета. И не вспоминать, что когда-то Артур открыл для нее этот бар, держал ее за руку… Тьфу!

Это как бросать курить: для начала нужно осознать, что смолы и никотин тебя убивают, потом – научиться не думать о том, как бы сунуть гадость в рот. Через месяц желание появляется уже реже, а через полгода избавляешься от зависимости полностью.

Продержаться полгода… Это много или мало?

В «Филин» Марина решила идти пешком, чтобы проветриться и прийти в норму – негоже брать интервью с красными глазами и хлюпающим носом.

Боль отступила, на ее месте бушевало негодование. Такое нельзя оставлять безнаказанным!

Говорят, что злость – разрушительная эмоция. Сейчас Марина бы с этим поспорила, потому что спасалась от нервного срыва только злостью.

В тридцати метрах от «Филина» она остановилась, раскрыла сумочку и принялась рыться в ее недрах, чтобы отыскать зеркальце, удостовериться, не выдают ли красные глаза недавних слез. Чего тут только нет: салфетки, конфетная обертка, визитка… Марина вытащила ее и вспомнила блондина из детективного агентства, который интересовался Артуром.

Зародилась подленькая мыслишка сдать Артура, но Марина отогнала ее. Не по-человечески это. Вот если он начнет ее преследовать, не будет отпускать, тогда можно пригрозить… как звали блондина? Ян. Рассказать Яну все, в том числе выдать адрес Артура.

Улыбнувшись, она положила нужную визитку в отделение, где хранились деньги. А ведь и Ян предупреждал об Артуре! Но влюбленная женщина слепа и дурна. Все не добра желают, а стремятся помешать счастью.

И все-таки, что за человек Артур? Чем он опасен? От него веет чем-то первобытным, мощным, мистическим. Или это сознание пытается оправдать слабость фантастикой?

Прямо хоть звони этому Яну, расспрашивай.

Марина решила подумать над этим позже, а сейчас – идти беседовать с Кречетом или, если его нет на месте, что вероятнее всего, взять его номер и договориться о встрече.

Железный филин, сидящий у входа, таращил лампы глаз. Марина толкнула дверь: заперто, чего и следовало ожидать. Пришлось звонить в медный колокол и ждать, когда откроют, но вместо охранника ответил замаскированный домофон:

– Здравствуйте, девушка, вы по какому вопросу?

Вот так поворот…

– Добрый день. Я – Марина Кнышева, сотрудник журнала VIP. – Мне нужно побеседовать с Михаилом Кречетом, вашим музыкантом. Он сейчас на рабочем месте?

– Извините, но у нас закрытое заведение, и без предварительной договоренности…

– У меня она есть, – солгала Марина. – Ваш постоянный клиент, Артур… – она поймала себя на мысли, что даже фамилии его не знает, – с ним обещал договориться.

– Обещал? Тогда проходите.

Щелкнул замок – дверь приоткрылась, приглашая Марину в пахнущий хвоей полумрак, откуда лилась музыка. Когда она спускалась по ступеням, впереди нее тянулась собственная тень. Факелы, развешанные на закопченных стенах, казались настоящими.

Отчего-то муторно, тревожно делалось на душе. Словно она сейчас войдет – а за тем самым столиком Артур. И так мучительно-сладостно от этой мысли…

Шаг, еще шаг… Поворот. Отодвинуть в сторону волокна пакли, заменяющие занавес.

Их столик пустовал. И мир мгновенно опустел. Разверзлась в душе воронка…

Марина велела себе подобрать сопли, перевела взгляд на Кречета, увлеченного игрой настолько, что он никого и ничего не замечал. За столиком справа обосновалась парочка: молодая, чертовски обаятельная женщина лет тридцати с искрящимися глазами и родинкой над губой и сидящий спиной к Марине длинноволосый блондин. Нагнувшись через стол, он погладил женщину по волосам, и ее зеленые глазища вспыхнули двумя сверхновыми.

В двух кабинках, похоже, тоже были клиенты. Заведение процветало, несмотря на дороговизну.

Марина села за свободный столик, ожидая, когда Кречет освободится. Прошло десять, пятнадцать минут, а он все играл, и медиатор порхал над струнами подобно мотыльку. Официанта, устремившегося к Марине, остановил охранник, что-то шепнул на ухо.

Место пробуждало воспоминания, Марина ощущала, что слабеет, ее воля капитулирует, и хотела поскорее отсюда уйти. Но теперь она должна дождаться Кречета, не железный же он, когда-то да устанет.

Чтоб не маяться от безделья, она расчехлила фотоаппарат и принялась смотреть предыдущие снимки, удаляя неудачные. И вдруг что-то грохнуло, в помещение ворвались вооруженные люди:

– Всем оставаться на местах! Лечь на пол, руки вверх! Полиция!

Марина повернула голову к входу. Полицейские были одеты в штатское. Три… Нет, четыре человека. Блондин, что сидел через столик от Марины, вдруг перевернул стол – его спутница завизжала – и рыбкой нырнул к барной стойке, рассчитывая там укрыться.

Марина рухнула на пол и накрыла голову руками, и вовремя: она как раз находилась на линии огня. От выстрелов заложило уши. Она лежала, накрывая собой фотоаппарат и не решаясь пошевелиться.

Тоненько плакала женщина блондина, переговаривались полицейские. Марина решилась поднять голову, огляделась: в двух метрах от продырявленного перевернутого стола лежал прошитый пулями мужчина, он совсем чуть-чуть не допрыгнул до стойки. Зеленый костюм чернел, напитываясь кровью.

Некоторое время Марина завороженно смотрела на кровь, потом перевела взгляд на повернутое к ней лицо убитого и оторопела: она знала его. Это был любовник Оливии. Да-да, сомнений нет, это именно он. Маленький пузатый полицейский наклонился над ним, проверил пульс и выпрямился, вытирая руки о джинсы.

Остальные толпились возле кабинки, что вдали от входа. Там бормотала женщина и истерично матерился мужчина, обещал перегрызть всем глотки, если «с ее головы упадет хотя бы волосок». Официанты выстроились возле стойки, заведя руки за головы.

Кречет сидел на своем месте – возвышенности, похожей на болотную кочку, поставив гитару между расставленных ног. Ни горечи на его лице не читалось, ни сожаления.

Их обыскивал полицейский, показавшийся Марине смутно знакомым. Лица она не видела, но походка, прическа опять же… С ним вполголоса беседовал охранник. Видимо, он и впустил сюда наряд. Марина выключила вспышку на фотоаппарате, перевела его в режим ночной съемки и сделала несколько кадров, затем спрятала его в сумку и проговорила:

– Что тут происходит? Мне можно встать?

– Можно, но оставайтесь на месте, – проговорил полицейский, обыскивающий охранников.

Марина села и только сейчас отметила, что ее трясет и зуб на зуб не попадает. Над убитым рыдала влюбленная женщина. Толстый полицейский замер над ней, разведя руки.

Что будет, когда Оливия узнает, что ее избранник мертв? Разорвет ли это связывающие их узы?

Наконец полицейские вывели из кабинки молодую женщину. Закованная в наручники, она плелась, опустив голову, и ее лицо скрывали волнистые платиновые волосы.

Толстяк, наблюдающий за бьющейся в истерике женщиной, чувствовал себя неловко и улыбнулся двум сослуживцам:

– Сколько их осталось?

– Трое, еще трое по моим подсчетам, – проговорил полицейский у барной стойки и повернулся.

Марина разинула и тотчас захлопнула рот. Это был Ян. Тот самый Ян из детективного агентства. Это что же, Артур состоит в какой-то банде? Или тут гнездо вампиров? Нет, судя по вытекающей из убитого крови. Здесь что-то другое, но выяснять это Марина не стала, потому что пришлось бы рассказать об Артуре. Да, он гад, но она не желала ему смерти. Наверное, потому что любила. Хотя можно ли назвать любовью маниакальную зависимость?

Подождав, пока Ян отвернется, Марина встала и, пошатываясь, подошла к толстяку, тронула его за рукав:

– Извините, можно задать вам несколько вопросов?

Полицейский от неожиданности крякнул, Марина же включила диктофон и сунула ему под нос удостоверение журналиста.

– Нет, – тотчас рявкнул он и воровато заозирался, взял ее под руку и повел прочь. – Что вы тут делаете?

– Пришла взять интервью у музыканта, это легендарный Михаил Кречет, слышали о таком?

Рука больно сжала плечо. Полицейский остановился на ступенях и прошептал:

– Убирайтесь прочь и никогда не возвращайтесь сюда, это очень плохое место.

– Вы взяли глав преступного синдиката? – прикинулась дурочкой Марина.

Полицейский таких слов не знал и снова крякнул, а затем чуть ли не взашей вытолкал ее на улицу.

Марина перевела дыхание и зашагала подальше отсюда, ощущение было, будто с места преступления скрывается. Стоило сомкнуть веки, и взору являлся убитый любовник Оливии.

Странно себя вели полицейские. По идее ее должны были задержать, взять показания, выяснить, кто она и что делала в злачном месте. Полицейский же, узнав, что она журналистка, вытолкал ее прочь. О, если бы он еще знал, что ей удалось сделать несколько фотографий!

Значит, имела место или бандитская разборка при помощи подкупленных полицейских, или действовало особое секретное подразделение. Тогда понятно, почему Ян представился частным детективом.

А также значит, что они убьют Артура, как только найдут, и ему нужно убираться из города. Они сильнее, за ними – закон, иначе они не действовали бы так нагло.

Надо предупредить его… Нет, он и так знает. Пусть уезжает, и подальше – легче будет переломаться. У-у-у, до чего же хочется выть от этой мысли!

Не помня себя, расстроенная, растрепанная Марина доковыляла до остановки, где села в нужную маршрутку и поехала домой.

Едва она переступила порог, как навалились усталость и апатия. Лечь и не двигаться. Марина ударила кулаком стену, поморщилась от боли. Злость, где ты? На помощь, SOS! Снова начала кружиться голова, тело затрясло в ознобе. Так что, будет теперь каждый вечер?

Наглотавшись таблеток, Марина села за компьютер приводить фотографии в порядок и писать статью о перестрелке. Тампошке следовало ее выслать вечером, то бишь прямо сейчас.

Но слова разбежались, руки опустились. Смысл барахтаться, когда ничего не радует, и да, будет по-другому, но лучше – вряд ли.

Наверное, именно поэтому знаменитости уходили из жизни на заре карьеры: они понимали, что лучшее создано, самые яркие впечатления пережиты. Дальше – хуже, дальше – только отголоски и повторения.

Мотнув головой, Марина заставила себя работать. Получились всего две удачные фотографии: убитый блондин смотрит в объектив остекленевшими глазами, на заднем фоне – перевернутый стол и женщина с перекошенным лицом, второй снимок – Ян, обыскивающий барменов. Ну ничего, этого достаточно.

По сути, тут два репортажа: первый – о смерти таинственного любовника Оливии, второй – о налете на клуб «Филин». По-хорошему надо бы еще с полицейскими побеседовать, чтобы внести ясность, в курсе ли они, что происходит, но не было ни сил, ни желания. Зародилось предчувствие, что она прикоснулась к чему-то древнему, неведомому, что не каждому положено знать, и от мысли об этом по спине пробежал холодок.

Когда она выплывет, избавится от зависимости, обязательно докопается до правды.

Назовем статью «Застрелен бывший мужчина Оливии». И шрифтом помельче: «Загадочная гибель рокового красавца, ставшего причиной суицида поп-звезды». Нормальный заголовок. Теперь ищем, чем славен клуб «Филин»… Ага, депутаты и бизнесмены любят там сиживать. Хозяйка – Яна Ларина. Опачки! Так это ее задержали!

А кто такая Яна Ларина? Гуглим… Восходящая звезда отечественного рока Михаил Кречет… Марина шумно сглотнула слюну. Она тоже, как и Артур, как и любовник Оливии, привязывает к себе людей? Она превратила талантливого человека в бессловесную куклу, которая создает музыкальный фон? Что ж у них за секта такая? Кто они, в конце концов? Люди ли?

О господи. Бежать, бежать, пока не поздно. Если не поздно. Часто наркоман, когда собирается бросать, с ужасом осознает, что не может жить без дозы.

Вспомни Оливию, дурочка! Катю. На Кречета посмотри.

Но если отослать статью, завтра Интернет взорвется сенсацией, Артур прочитает и уедет, и Марина никогда больше его не увидит…

Уронив голову на руки, она разрыдалась, но все-таки нашла в себе силы отправить статью Тампошке.

«Снова ломает, опять на грани я, глупы, беспомощны все угрозы. Знать бы, что вызовешь привыкание, не подыхать бы сейчас без дозы», – бормотала она, вперившись в синий экран.

Понемногу начало действовать снотворное, и Марина уснула, откинувшись на спинку кожаного кресла.

Разбудил ее телефон. Она открыла один глаз и прищурилась на солнечный луч. Голова раскалывалась, телефон разрывался, двигаться не хотелось, говорить – тоже. Подождав, пока телефон замолчит, Марина подъехала на кресле к кровати, где бросила сумочку.

Шевельнулась надежда, что это Артур, и растаяла. Семь пропущенных от Тампошки, один – от Танюхи, два – от Наташки. А времени – полтретьего.

Вообще-то она на больничном! Но труд – лучшее лекарство. Механически умывшись и собрав растрепанные волосы в хвост, Марина вызвала такси. Спасибо, Артур, за доллары, они пойдут на реабилитацию.

* * *

На звонок Тампошки она так и не ответила, решила принять удар у него в кабинете.

В коридоре издательства столкнулась с Танюхой, которая вместо приветствия схватила за плечи, встряхнула:

– Фак! Марина, что с тобой?

– Нормально все, проспала, – прохрипела она, сжала ладонь Тани. – Не переживай, выплыву. Все будет хорошо.

– Тампон рвет и мечет.

– Хрен с ним, – ответила Марина и направилась к его кабинету, постучала в дверь и вошла, не дождавшись разрешения.

Тампон любил стращать своим суровым видом, сейчас же он рвал и метал. Впился в Марину глазками-буравчиками и прорычал:

– Кнышева, тебе надоело у нас работать?

– Нет, – уронила Марина и села на краешек стула. – Извините. Я вообще-то на больничном, если вы забыли.

– Это уже входит в систему! А твоя статья! Ты ее перечитывала? Материал сказочный, тебе везет, но язык, фактологический ряд…

– Я исправлюсь. – Марина уставилась за окно, туда, где за крошечным самолетом по небу тянулся белый след, перечеркивая то ли смог за синеватыми высотками, то ли формирующийся грозовой фронт.

– Кнышева, теперь тебе придется доказывать свою профпригодность, заново зарабатывать авторитет. – Он взял паузу. – Или увольняться.

В душе Марины вспыхнула искра возмущения – и угасла. Подул ветер, и всю ее жизнь, все стремления и чаяния присыпало пеплом, припудрило, и они стали серыми, бессмысленными. Что кому доказывать? Зачем?

Она поднялась, тяжело опершись на стол, и проговорила, глядя на Тампошку:

– Хорошо, я напишу заявление об уходе. Отрабатывать нужно?

Тампон, видимо, не ожидал такого поворота сюжета, побледнел, клацнул зубами и вытаращился. Марина понимала, что выглядит он смешно, но на веселье не осталось сил. Тампошка пришел в себя, щелкнул толстыми пальцами, привлекая к себе внимание:

– Марина… Марина?

Она просто смотрела, и главред съеживался под ее взглядом, потому что не обида была в нем и не злость – леденящий душу холод пустоты, абсолютного нуля.

– Ну, Кнышева, – пробормотал он, воровато завертел головой, шагнул к Марине и схватил ее за руку. – Идем со мной. Разговорчик есть.

И Марина пошла, не боясь, что он сделает ей что-то плохое. Она разучилась бояться, радоваться и будто отупела. Она была марионеткой с отрезанными нитями, за которые сейчас пытался дернуть главред.

Они выскочили на душную улицу, перебежали дорогу на мигающий желтый. Тампошка открыл перед Мариной дверь всегда безлюдной кофейни и пропустил девушку вперед. Уселись за крайним столиком.

– Сиди тут, – велел он, отправился делать заказ и вернулся с двумя чашками эспрессо и блюдцами с пирожными.

Марина бездумно уставилась на угощение, сжала фарфоровую чашку, отстраненно отмечая, что она обжигает ладонь.

Тампон уселся, положив локти на стол, поерзал немного, крякнул, поправив очки.

– Извини, Марина, – прошептал он, наклоняясь над столом. – Я не буду спрашивать, что у тебя произошло, и так ясно. Просто послушай меня, старого циничного мужика… Да что ты так смотришь. – Он хлопнул ладонями по столу, и Марина опустила взгляд.

– Думаешь, я такой гад, кровопийца, да? Думаешь, я не знаю, как вы меня прозвали? – Он недобро улыбнулся. – Разговор не об этом. Ты еще слишком молода, будет тебе сорок, поймешь. Все эти потрясения, любовные драмы – оно все преходящее… Банальность, да, но это так. Думаешь, я не влюблялся? Еще как влюблялся! А женился. – Он махнул рукой. – И не жалею, между прочим. Но ты посмотри на себя. – Он приподнял голову Марины за подбородок. – Ты же не я, ты – красавица. Ты молода, талантлива. Да-да-да, очень талантлива, ты – лучший сотрудник журнала и к тому же искренний, хороший человек.

– Спасибо, – прошелестела она.

– И я не хочу, чтобы ты наделала глупостей. – Он отправил в рот половину пирожного.

– У меня есть больничный…

– К черту больничный! Завтра же ты идешь в отпуск. И не идешь, а едешь. Куда-нибудь подальше, где много загорелых мачо. И возвращаешься полной сил и посвежевшей, хорошо?

– Наверное, именно это мне нужно, – сказала она безучастно.

– Наверное, – передразнил он, кривляясь. – Я на тебя Таню спущу, чтоб проконтролировала. Все, иди домой. – Он поднялся, допивая кофе.

Марина не ожидала от Тампона сочувствия. Что-то под пеплом трепыхнулось, и она шагнула к главреду, наклонилась и чмокнула его в щеку:

– Спасибо. Я еще напишу хороший материал, только…

Тампон постучал себя по лысине:

– Голову, голову лечи, Кнышева!

* * *

Под контролем Танюхи Марина отправилась в туристическое агентство и предоставила подруге самой выбирать, куда и когда ее отправить. «Только бы не было людей, – озвучила Марина единственное требование, – не хочу никого видеть». Танюха принялась за дело со всей ответственностью, и вскоре Марина перестала слушать диалог подруги с симпатичной девочкой-менеджером, улавливала только отрывки фраз: «… лечение, нет-нет, просто отдохнуть, недельки три, вдали от цивилизации, в тишине и покое. И чтобы море. Нет, бюджет не ограничен, платит издательство, кстати, вот визитка, льготная подписка»…

Значит, Тампоша платит? Удивительно. Мысль о том, что главред бережет ее и готов раскошелиться, в другое время заставила бы Марину если не возликовать, то хотя бы улыбнуться, но сейчас прошла практически мимо.

Весь интеллект, вялый и сонный, как зимняя муха во время случайной оттепели, был направлен на решение простой задачи: почему, собственно, настолько плохо? Артур явно вызвал у Марины биохимическую зависимость на самом примитивном уровне. Что-то вроде вампиризма, но вряд ли… да нет, не может быть. Укушенный упырем сам становится вампиром, это раз, кровососов, кроме комаров, не бывает, это два. Но как же похоже, как похоже. Будто он выпил из Марины всю жизненную силу и, выгнав, обрек на смерть.

Обычная ломка, успокаивала себя Марина, организм настроился на Артура, привык получать от него дозу эндорфинов. И все же, все же…

– …вас устроит?

Марина, очнувшись от сна наяву, уставилась в красочный проспект. Море. Пляж. Галечный длинный-длинный пляж, море – стрелы волнорезов, горы, поросшие лесом. И никого.

– Где это?

– Приморское. Не самое популярное место. – Менеджер выдавила извиняющуюся улыбку. – Зато очень тихое. В этом сезоне там практически никого. Наше агентство вообще-то не занимается такими турами, там нет нормальных гостиниц, только полузаброшенный пансионат. Но мой знакомый сдает номера в мини-отеле. Все удобства, лес. Вам же этого хотелось?

– Наверное, – откликнулась Марина.

– Именно этого, – согласилась Танюха. – Давайте напишем вашему знакомому и возьмем билет на ближайший самолет.