Текст книги "Время праздновать! Книга-лекарство от обесценивания, суеты и «дня сурка»"

Утраты

Горе – это просто любовь,

которой некуда идти.

Джеймс Андерсон

– Я не пою, – сказала давняя подруга, когда я протянула ей гитару.

Мы встретились на душевном девичнике, и мне сразу захотелось услышать ее проникновенный голос и те талантливые самобытные песни, которые она пела еще в нашей юности.

– В смысле не поешь? – мои брови задрались, кажется, к самому затылку.

На долю секунды мне даже показалось, что я ее с кем-то перепутала. Но нет же – это была она, моя подруга, которую я когда-то впервые увидела именно поющей под гитару. Я не раз слышала ее песни со сцены, у походного костра, у камина в загородном доме… Ее альбом был у меня еще на CD-диске!

– С тех пор, как мы с ним расстались, я не могу петь… Сразу плачу, – объяснила она.

Я не могла поверить своим ушам. Конечно, я помнила, что они с парнем играли в одной группе, а потом драматично расстались. Но ведь прошло пятнадцать лет, столько всего изменилось, она давно счастливо вышла замуж!

– А как же твой нынешний муж? Неужели он не знает тебя поющую?! – все не могла поверить я.

– Нет, – отрезала она, отведя взгляд в сторону.

Внутри меня все сжалось от боли и непонимания.

Устроившись с ней рядом, я стала расспрашивать, как же так вышло. Как получилось, что такая значимая часть ее жизни оказалась не просто поставленной на паузу, а фактически похороненной вместе с юношескими отношениями? Подруга рассказала, что они с тем парнем так ни разу и не поговорили. За столько лет! Сначала было слишком больно, потом слишком сложно, потом… Как будто уже не важно.

Тем вечером я все же рискнула осторожно подсунуть ей гитару – ну так, хоть струны поперебирать. Подтянулись друзья, стали просить песен, и она решилась. Она пела и плакала. Плакала и пела. Боже, как она пела! Сбивалась, с трудом вспоминала аккорды и слова. Ее пальцы сначала путались, не слушались, но, как оказалось, все прекрасно помнили. А голос преодолевал сдавленность и хрипотцу – будто заново ощупывал связки, диафрагму, резонанс.

До сих пор помню свои мурашки.

Хотела бы я тут сказать, что, вернувшись домой, она удивила мужа своим пением, да только это не так: в тот вечер она спела лишь в уступку уговорам, не более. А ее поющая часть продолжила молчать – и молчит до сих пор.

Я часто возвращалась мыслями к этой истории, и она отзывалась во мне тревожной дрожью. Но почему? Ведь у меня никогда не было настолько болезненных расставаний, забравших с собой значимые части жизни…

«Уверена? – внутри меня вдруг прокашлялся какой-то тихий голос и стал подкидывать воспоминания. – А как насчет бизнеса, расставшись с которым, ты приходила в себя несколько лет? С тех пор ты даже думать не хочешь ни о каком предпринимательстве. А как же онлайн-журнал, после которого ты решила больше никогда не работать в команде? А тот танец в пятом классе, который перед всеми обсмеяла твоя подруга? Тогда ведь закончилась не только ваша дружба. Помнишь, ты еще двадцать пять лет не танцевала? Продолжать?»

Ох. До этого момента мне казалось, что эти истории давно в прошлом, прожиты и отгореваны. Но, поговорив с подругой о долгосрочных последствиях ее расставания, я смогла увидеть, что многие из моих историй – с прицепом.

Так случается, когда что-то значимое заканчивается слишком резко, слишком быстро, слишком больно. Когда мы оказываемся в тяжелом травматическом состоянии – и справляемся как можем. Делаем лучшее из возможного, чтобы сохранить себя. Какое тут «сделать выводы на будущее» – тут бы выжить, вынести, выстоять. И дело не в самих изменениях, а в том, что мы часто не умеем себе помочь в болезненном переходе к новому: стараемся проскочить сам процесс, зажмуриться и поскорее обнаружить себя в состоянии «у меня все хорошо».

Прощаться – больно. И мы так сильно боимся перемен отчасти потому, что любое завершение (не важно, чего: отношений, работы, какого-то периода в жизни) – это утрата, маленькая смерть. А умеем ли мы с ней обращаться?

Когда-то мы жили в тесном контакте с природой, общиной и традициями, и каждому с детства было понятно, что рождение и смерть – неотъемлемые части жизненного цикла. Эти события равноценно праздновали всеобщими ритуалами, у всех на виду. Тогда не было многоэтажных зданий, куда женщин привозят рожать ребенка в незнакомые руки, и служб, которые быстро вывезут тело в морг, а оттуда – сразу в крематорий. И взрослые, и дети наблюдали за рождением и смертью, имели возможность соприкоснуться и свыкнуться с ними.

Сейчас же эти большие жизненные переходы мы во многом отдаем на аутсорс специальным учреждениям. У городских жителей ритуалы вокруг рождения и смерти если и есть, то редуцированы до минимума. Большинство взрослых растеряны на поминках: не понимают, что сделать и сказать, заняты соблюдением формальностей – в то время как от них ускользает сама суть прощания. У нас не оказывается достаточного времени, чтобы без спешки попрощаться и дать себе телесно прожить тот факт, что когда-то живой любимый человек теперь – бездыханное тело. Многие так и застревают на стадии отрицания: «Этого не может быть», – стараются отвлечься и чересчур успокаивают себя фантазиями и религиозными концепциями, лишь бы не встречаться с болью. И скорбь оседает внутри, остается недоразрешенной.

Если мы заглушаем сильные переживания даже на похоронах, стоит ли говорить о том, что в «менее серьезных» случаях мы и вовсе делаем вид, что «ничего такого не произошло». Но кто оценивает «серьезность» случая? Всем нам может стать больно в самых непредсказуемых местах и обстоятельствах – и никто не вправе решать за других, что мелочь, а что нет. Порой именно такие «мелочи», которым не досталось внимания, определяют нашу жизнь в куда большей степени, чем хотелось бы. И только горевание – празднование утраты – способно вывести нас на новый уровень. Позволить переменам вступить в силу.

Только из точки, в которой мы признаем: «Это закончилось», – начинается постепенный переход к чему-то новому.

Да, признавать себя в переходе сложно. Нет понятных ориентиров и наглядных примеров: как это – горевать, печалиться, на ощупь идти сквозь все, что подкинула жизнь, быть уже не в прошлом, но еще и не в будущем? В переходе всегда штормит – ощущаешь себя как угодно, но только не устойчиво и уверенно. А хочется поскорее оказаться на твердой земле.

В такие моменты мы принимаем поспешные решения, опрометчиво делаем выводы, наказываем себя за случившееся, словно это наша вина – что пришлось потерять, что мы недостаточно постарались, чтобы сохранить. Так вместе с закрытым бизнесом убиваешь в себе предпринимателя, а из-за чьей-то усмешки в танцклассе – танцора. Вместе с распавшейся командой хоронишь себя как лидера, а вместе с закончившимися отношениями – возможность петь песни.

Я не знаю рецепта, как не терять. Но если вас бросает в панику от одного вопроса: «Что я буду делать, если… (утрачу что-то очень важное для себя)», – то могу дать вам честный ответ, который поддерживает меня уже много лет. Горевать. Вы будете горевать и обустраиваться в новых обстоятельствах. И я хочу только заронить идею: чем внимательнее вы будете с собой в этом тонком состоянии перехода, тем больше значимого для себя сможете сохранить. И со временем обрести.

Если что-то закончилось – это не значит, что оно было зря, не сыграло своей роли, не имело значения. А любой переход, если присмотреться, поровну состоит из утраты и обретения, соединенных тонким мостиком празднования.

Утрата

Огромная утрата произошла со мной и всей нашей семьей пятнадцать лет назад, когда погибла моя мама. В результате ДТП ее сбила машина перед окнами нашего дома, и через несколько дней она скончалась в реанимации.

Мне было двадцать два, и сейчас можно сказать, что именно с этой страшной утраты началось мое взросление. Я научилась жить в мире без мамы: без ее ежедневных звонков, без наших совместных походов в театры, на выставки и по магазинам, без возможности посоветоваться или поругаться. Без нее я выходила замуж и растила дочь.

С тех пор я стала замечать все последующие утраты: похороны близких, медицинские диагнозы, аварии, мототравмы, закрытие своего магазина игрушек, завершение работы журнала и других проектов, уход из профессии, развод, завершения романтических и дружеских отношений, переезды, судебные процессы – и многое другое, не говоря уже о масштабных общественных событиях последних лет, которые я проживала вместе с миром, страной, семьей, друзьями и подписчиками.

Порой казалось, что вся моя жизнь – бесконечная череда утрат, и от этого становилось страшно. Но тема празднования, которую я начала исследовать, существенно снизила градус драмы, научила горевать по-другому и подсветила глубину и красоту трансформаций в любом переходе.

Проживая утраты, слабее ощущаешь страх перед новыми. Нет, не грубеешь, не перестаешь замечать боль, просто теперь точно знаешь: честно прожитое горе проходит.

Конечно, бывает и так, что застреваешь в горе надолго – не потому, что нравится страдать, а потому, что боль от него была нестерпимой. Есть такие события, после которых кажется, что оставаться живым невыносимо, – и тогда внутри запускается процесс, напоминающий заморозку: снижается уровень энергии, притупляется чувствительность и происходит частичная амнезия, вытесняющая травмирующее событие, – лишь бы боль не убивала. В первое время это спасает, помогает вернуться к реальности, наладить режим, общаться с людьми и как-то продолжать тащиться. Но иногда время идет, а «заморозка» не ослабевает.

Кто-то скажет: ну и ладно, что такого, так даже удобнее. Возможно. Но с такой «заморозкой» никогда не получится чувствовать, что живешь на полную, – откуда-то из сердца всегда будет сквозить. И я верю, что нам под силу растопить старые льды, помочь себе зажурчать, как весеннему ручейку, – чистому, игривому, свободному – и задышать полной грудью даже после самой тяжелейшей утраты. А лечит, конечно же, празднование.

Траур

Да, траур – это празднование утраты.

Знаю, что многие будут резко не согласны: ведь всем известно, что траур – это добровольный отказ от увеселительных мероприятий, черный цвет и никакого смеха. Но все-таки я исхожу из того, что, празднуя только хорошее, мы обкрадываем себя.

Пока мы считаем, что боль – это плохо и ее нужно всячески избегать, мы избегаем и саму жизнь. Не вступаем в отношения, потому что расставание однажды далось очень тяжело. Не пускаемся в манящие приключения, потому что боимся поцарапаться, ободрать коленки и опоздать к ужину. Не следуем за мечтами, боясь разочарований. Не рожаем детей, потому что не можем гарантировать им безоблачное детство.

Вообще-то да – жизнь небезопасна. И все, что нам здесь гарантировано, – это то, что все когда-нибудь закончится. Но, проживая траур, празднуя свои утраты, мы смотрим в лицо страхам, лишая их силы, – и постигаем всю роскошь доступных нам ощущений.

Суть траура не только в том, чтобы заметить свои чувства по поводу утраты, но и в том, чтобы заметить весь цикл, который ей закончился. В англоязычном пространстве поминки называют celebration of life – то есть буквально празднованием жизни – и не только оплакивают уход человека, но и чествуют все ему предшествующее. Так можно делать и со всем остальным, что заканчивается: поднимать на поверхность воспоминания и чувства, которые были с вами, пока это еще не закончилось.

После смерти мамы я интуитивно проживала довольно долгий траур. Я не знала, сколько времени мне понадобится, но прочитала у Кюблер-Росс, автора книги «О смерти и умирании», что даже в самых жутких случаях проживание горя не длится больше семи лет. Так что я решила: дам себе столько времени, сколько понадобится. Времени на то, чтобы плакать, вспоминать, писать, пересматривать фотографии и задавать вопросы тем, кто знал маму. Времени на то, чтобы не прикасаться к ее вещам. А потом – на то, чтобы бережно разбирать эти вещи. На бездействие и осознанное откладывание перемен. На отрицание, гнев, поиск компромиссов и отчаяние. И наконец – на принятие, благодарность и завершение наших с ней отношений.

Важно понимать, что время само по себе не особо лечит. Как я писала выше, наша психика так хорошо умеет замораживать невыносимые переживания, что иногда и за всю жизнь не удается их разморозить. Но когда есть траур, специально выделенное время для этих, на первый взгляд, невыносимых чувств, мы даем себе разрешение их замечать. Называть, слезами, выпускать криком и уродливым ломаным танцем в темноте. Пока не появится возможность эти переживания отпустить.

Траур – это вовсе не время, когда жизнь «поставлена на паузу». Наоборот, это период невероятно насыщенной внутренней жизни. Это будто еще одна комната в доме, которую снимаешь себе, скажем, на год – чтобы там, в уединении, в темноте, за закрытой дверью, не оглядываясь на окружающих, позволить себе всю полноту чувств.

Горевание не длится вечно. Оно заканчивается. Горе – это такое же чувство, как другие: накатывает волной и сходит. И можно даже слегка откладывать эту волну. Я знаю занятых людей, которые не могут себе позволить в любой момент расклеиться и, скажем, разрыдаться перед подчиненными или детьми. Но все же они «заходят в свою траурную комнату» – буквально на 15–20 минут в день – и вспоминают, разговаривают с фотографиями, жалеют себя. Даже такое компактное, но все-таки горевание позволяет со временем отпустить боль и вернуться к полноте ощущений, к радости и восторгу, начать снова желать. Желать по-настоящему, не из-под пелены печали, не в полсилы.

Траур как внимание к своей боли – это постепенное признание: «Я могу встретиться с чем угодно и вынести это». Горюя, мы восстанавливаемся после утраты и берем на себя ответственность за свое будущее благополучие. Это празднование, которое постепенно уменьшает напряжение, а значит, и боль, и ту власть, что имеют над нами наши раны.

Каждый сам решает, когда и сколько горевать и замечать ли вообще, как много слоев жизни затрагивает конкретная утрата. Встреча со своим бессилием и отчаянием порой занимает больше времени, чем хотелось бы. Но эта встреча позволяет пройти горе насквозь и выйти с другой стороны – к успокоению, радости и силе уязвимости.

Обретение

Обретение – это то ценное, что обнаруживаешь, когда проходишь утрату насквозь. Не сбегаешь в дела, не вязнешь в страдании, не отворачиваешься от себя. А честно проживаешь утрату и внимательно переходишь в новое.

Часто люди в аффекте от острого горя говорят: «Моя жизнь кончилась!» – и в этот момент для них действительно кончается нечто очень значимое, но это никогда не вся жизнь.

Работа горя во многом состоит в том, чтобы постепенно отделить умершее, завершенное, от всего остального – что остается живым и продолжается, несмотря на утраченное. Можно потерять родителей, партнера, ребенка, лучшего друга – и ваша жизнь изменится, но не закончится вместе с их жизнью.

Когда рушится семья или бизнес, дом или даже целый город, «все, что считал своей жизнью», – если дать себе время на горевание, можно обнаружить то, что позволит построить заново.

Когда обиды, злость и печаль оказываются в прошлом, из архивов памяти всплывают драгоценные воспоминания: совместные поездки, моменты близости, сотворчества и радости – опираясь на них, можно мечтать о будущих прекрасных отношениях, новом проекте или следующем манящем приключении. А если от какого-либо перехода есть ощущение, что он вас опустошил – значит, вы еще в процессе горевания и вам еще есть что допраздновать.

Обретения часто не видны из-под вуали горя. Они могут быть затоплены болью, затуманены злостью, загорожены кирпичом тупика. Изнутри горевания порой не верится, что в происходящем может быть хоть что-то стоящее и ценное. Но, однажды преодолев тот самый переход по тонкому мостику празднования, вы, сидя на другом берегу и оглядываясь на пройденный путь, заметите с нового ракурса ту особенную ценность, которая прежде не была вам доступна.

Например, заметите, как тяжелый переезд подарил вам новых друзей и заложил новые домашние ритуалы. Как смерть близкого человека заставила пересмотреть жизненные ценности и придала решимости действовать. Как расставание дало смелость взглянуть на себя и свою жизнь новыми глазами. Как уход с работы позволил найти себя в неожиданной сфере, от которой по-настоящему прет.

Мне важно отметить, что речь не о пресловутом лимонаде из тех лимонов, которые подсовывает нам жизнь. Не из всего получается лимонад: многие события, через которые приходится проходить, действительно ужасны и не приемлют никаких «зато». Да и вообще – с возрастом все чаще предпочитаешь сладкому вкусу солоноватое, пряное и терпкое. Празднуя нерадостное, порой гораздо уместнее достать крепкую настойку, такую, что пьешь и поеживаешься, соленые огурцы и острую аджику, пробивающую на слезу. Но будет еще время лимонадов, вот увидите!

Праздновать – это прощаться, горевать и жить дальше

Не бойтесь замечать утраты. Как мы помним, все живое циклично, а значит, заканчивается, чтобы начинаться вновь. Мы то и дело что-то утрачиваем. Но если не давать своего внимания этим утратам, избегать их и игнорировать – их власть над нами становится гораздо сильнее.

Внимание к утратам – стоящая работа. Мы не можем удерживать в памяти все, что с нами когда-то происходило: что-то выходит на передний план, а что-то надолго скрывается из виду, что-то кажется достойным внимания и важным, а что-то «так, ерунда, с кем не бывало». И все-таки только вы можете разглядеть, что снится вам по ночам, заставляет вас реагировать тем или иным образом, определяет ваши отношения с людьми и вашим творчеством. Только вы можете это и заметить и понять – хочется ли вам, чтобы та или иная утрата продолжала влиять на вас так, как влияет сейчас.

Нарисуйте карту своих утрат. Кларисса Пинкола Эстес в «Бегущей с волками» предлагает любопытный способ взглянуть на свои утраты. Она пишет, что в Мексике и ближайших к ней штатах на обочинах дорог часто можно увидеть белые кресты – как знаки памяти о прерванных тут человеческих жизнях: из-за аварии, убийства или теплового удара. Эстес предлагает представить такие кресты и на своей линии жизни – как лаконичные отметки: «Здесь что-то закончилось». Мне так понравилась идея, что я посвятила несколько часов и целый разворот своего огромного блокнота этой работе: нарисовала то ли извилистую дорогу, то ли реку своей жизни – от рождения до сегодняшнего дня, и нанесла по ее обочинам (или берегам?) все кресты, которые ношу в своем сердце – все, что смогла вспомнить, все, что знаю о себе к нынешнему моменту.

Разворот густо покрылся крестами разных размеров и моими краткими подписями. Получилось такое своеобразное кладбище, где похоронены не столько люди (хотя и значимые люди тоже), сколько порывы моей души, утраченные любимые места, пережитые предательства, больные уколы судьбы, невзаимные любови, провалы, закрытые проекты, переезды, а также действительно страшные события прошлого, влияющие на меня до сих пор.

Если представить, что все эти кресты были «неупокоенными душами», то такое схематичное безэмоциональное фиксирование, называние, заземление на бумаге, и правда, дает упокоение: уму – которому больше не нужно все время перебирать их, как четки, и душе – которую наконец увидели со всеми ее передрягами. Через визуализацию ключевых утрат на своем жизненном пути можно наглядно увидеть, сколько драгоценного опыта, силы и устойчивости обретаешь, сталкиваясь даже с самыми неприятными событиями. Как пишет Эстес: «Их нужно запомнить настолько, чтобы забыть».

Разрешите себе горевать. Что вы еще не отгоревали? Если задать себе этот вопрос и устроиться с блокнотом в уединенном месте, то из тела – откуда-то из глубины – начнут приходить ответы. Какие-то из них будут казаться логичными, какие-то будут проливаться слезами, а какие-то – давать о себе знать лишь легким щемящим сожалением. Совершенно не важно, что вы вспомните первым делом. Может, разбитую любимую чашку или неудачную попытку открыть бизнес. Может, невзаимную симпатию или невозможность такого контакта с родителями, о котором вы мечтаете. Любая утрата хочет быть отгореванной, чтобы освободить вас от себя. Так пусть этому гореванию найдется немного места.

Найдите подходящий вам способ горевания. Часто меня спрашивают: «А как это, горевать? Что делать-то надо?» Но было бы легкомысленно с моей стороны попытаться кратко ответить на этот вопрос в формате: «Делай раз, делай два…» Если вы уже нашли в себе смелость подняться над суетой, направили поток любопытства к своей цикличности и стали замечать внутреннее дребезжание, вы наверняка найдете и свои способы проживать горе, возникающее в ответ на жизненные обстоятельства.

Иногда хочется буквально выть, громко реветь навзрыд. Иногда важно найти чуткого и заинтересованного собеседника, чтобы вместе с ним проговаривать и подсвечивать важность ушедшего. Иногда нужно дать место злости и ярости. Иногда – онемению и тоске. Иногда посреди светлого дня или привычного дела словно грозовая туча нависает тяжелое воспоминание или нестерпимая грусть. И всему этому нужно время, выход, освобождение – а какие именно, знаете только вы. Доверьтесь себе.

Ищите поддержку и внимание. Говоря про замечание утраты, я не имею в виду, что нужно снова и снова погружаться в травматичное переживание и ворошить его во всех подробностях, постоянно актуализируя старую боль. Сейчас есть немало специалистов и методов, которые помогают оставить эту боль позади, бережно и «малоинвазивно». Но еще этому могут помочь и искренне расположенные к вам люди.

Помню, в начале отношений мой парень пришел и сказал:

– Я хочу знать про тебя все. Расскажи мне, как ты такая получилась. Давай потратим на это сколько угодно времени – расскажи, как и что сделало тебя тобой.

Думаю, у каждого есть периоды огромной потребности в таком внимании. Чтобы кто-то слушал, иногда сокрушенно зажмуривался и качая головой говорил: «Ну как так?!», чуткой рукой проводил по старому шраму – с трепетом и огромным сочувствием и, внутренне съеживаясь, спрашивал: «Он еще тянет, беспокоит, этот шрам?» или «Я хочу услышать эту историю, если ты когда-то захочешь ее рассказать». Цените такую поддержку и не отмахивайтесь от нее.

Устраивайте и посещайте дни памяти. С годами сильная боль и скорбь по умершему близкому человеку проходит, но его образ в памяти продолжает жить. Порой ведешь с ним внутренний диалог, ловишь себя на мыслях: «Ему бы понравилось!» или «Вот бы она посмеялась…» Наши воспоминания не статичны – они трансформируются вместе с нами, позволяя со временем навести в душе покой.

Когда удается собраться вместе, чтобы повспоминать того, кого любили, с кем жили, кто был чем-то дорог, можно рассказывать из раза в раз одни и те же истории, но даже самые знакомые из них каждый раз звучат по-новому и помогают еще чуть лучше понять ту жизнь, которая закончилась: как она повлияла, то, что мы продолжаем в себе сейчас?

Не в каждой семье и не в каждой компании принято из года в год отмечать день рождения человека после его смерти. Не по каждому умершему сохраняется такая память, чтобы уделять ей внимание. Но если мы что-то помним, для нашей психики есть в этом драгоценный смысл. Пересматривая фотографии, притрагиваясь к вещам, переслушивая истории, проводя параллели, мы даем памяти право делать свою исцеляющую работу. Спросите себя: «Зачем я это помню?» – и вы удивитесь глубине ответов, которые найдете внутри.

Установите границы для траура. Если вы недавно пережили серьезную утрату, вы, скорее всего, в трауре – даже если не признаете этого или не называете свое состояние так. Осознанно или нет, вы учитесь жить по-новому. Временами могут накатывать слезы, внезапно меняется настроение, то и дело возникает ощущение тотального «плохо».

В трауре кажется, что он навсегда: «Я больше не смогу», «Я никогда не полюблю снова», «Моя жизнь потеряла смысл». Важно помнить, что это нормальное состояние после утраты, – и дать себе время. Например, год. За год можно получить опыт проживания всех сезонов, праздников, памятных дат в новых условиях. Убедиться, что колесо вашей жизни продолжает крутиться, несмотря на утрату. Дайте себе время на то, чтобы неспешно, в своем темпе горевать – и наблюдать, как меняется состояние. Если оно вас пугает или тревожит, стоит заручиться поддержкой психотерапевта.

Маркируйте свое особое состояние. Традиция носить в трауре черное и покрывать лицо вуалью сейчас сохранилась преимущественно для посещения похорон – хотя, конечно, горевание после этого мероприятия не заканчивается. Безусловно, каждый сам решает: будет ли его траур заметен окружающим, говорить ли о нем, соблюдать ли какие-то ограничения в этот период. Но полезно обозначить особое состояние хотя бы лично для себя, чтобы не затерять в гомоне дел внимание к душе.

Возможно, вы не захотите особого обращения с собой от окружающих, но захотите повязать особый узелок на запястье – как напоминание: «У меня сейчас непростой период, и я хочу быть к себе побережнее, в моем нынешнем состоянии нормально внезапно загрустить, испытывать печаль, плакать и отказываться от встреч без объяснения причин». (Это все, впрочем, всегда нормально!)

Пусть на период траура у вас будет хотя бы небольшой внешний атрибут: «траурный» браслет или просто повязанный на руку шнурок, особый брелок, заставка на телефоне, символичная открытка на холодильнике или что-то еще. У меня, например, есть два кольца, которые я сейчас ношу в связи с двумя траурами разного масштаба. Одно с ровным черным кругом, а другое – с надписью: «И это пройдет».

Читайте, смотрите, слушайте. Искусство обладает невероятным целительным потенциалом. Писатели, поэты, музыканты, режиссеры, художники, скульпторы «знают» о вашей боли больше, чем вы думаете: они изобразили ее, назвали, нашли самое точное художественное выражение и самые пронзительные инструменты. Даже если в другое время вы сравнительно равнодушны к языку искусства, попробуйте в трауре отвести себя в музей, на концерт классической музыки или откройте наугад томик стихов. Вы обнаружите, что не одиноки. И что через трещины, которые пошли по вашему сердцу, теперь проникает гораздо больше света.