Текст книги "Русская инфанта"

– А что было потом? – нетерпеливо спросила я.

– Потом она все-таки выучила язык, развелась и очень преуспела в операциях с недвижимостью, – ответил мой спутник. – Венцом ее карьеры стала невероятно удачная покупка этой самой гостиницы. К сожалению, других талантов у моей знакомой не наблюдалось. Поэтому гостиница пришла в полный упадок. Там было холодно, с крыши текло, по коридору бегали крысы… Но даму это совершенно не беспокоило. К тому времени она уже, как это говорят, хорошенько выпивала…

– Нельзя ли эту тетю с ее талантами выписать к нам на помощь? – с надеждой спросила я.

– Боюсь, вы с ней сопьетесь, – на полном серьезе ответил мой спутник.

На всякий случай я не стала настаивать.

– Поучительная история, – сказала я. – А людей ведь и правда сразу видно: кто главный, какие в семье отношения. Например, очень легко представить, как жена нашего художника варит ему луковый суп… Знаете, как они познакомились? – неожиданно спросила я.

– Нет, а вы? – удивился мой спутник.

– А я, кажется, знаю, – уверенно сказала я. – Он заметил ее на каком-нибудь… вечере. Она показалась ему юной и скромной, не очень красивой, но в ней была… была истинная гармония инь. Он подошел к ней и предложил бокал вина. После бокала вина все закрутилось. Уже через месяц он сделал ей предложение, и она не смогла ему отказать… Такова официальная версия, которую они излагают своим детям и внукам.

– А на самом деле?

– А на самом деле она была влюблена в него несколько лет, а он упорно не замечал ее, предаваясь чему угодно, но только не с ней. Наконец ей удалось пригвоздить его блуждающий взгляд разрезом на платье. Она выпила для храбрости стопку текилы, пока он ходил в туалет. После этого он уже был в ее руках, потому что она оказалась не только в его постели, но и у него на кухне, в ливинрум и в гараже. Не было ничего вкуснее ее лукового супа, который она варила ему в конце напряженного творческого дня…

– Хотите сказать, он всю жизнь ел этот суп?

– Конечно, нет, он же, на минуточку, художник! Случались в его жизни другие блюда, горячие и холодные, но всякий раз он возвращался к ее супу, потому что только рядом с ней ему было… было… было хорошо. Не великолепно и не ужасно, а просто хорошо.

– Нелегко быть женой гения.

– А это не играет роли – гений он у тебя или нет. Хотя я не права – некоторые характерные особенности и даже странности в нем присутствовали. Она сделала все, чтобы из этих особенностей вырос шарм, а не уродство. Поэтому, всего через пятнадцать лет, он уже был похож на человека. И даже запомнил имена их почти совершеннолетних детей. А знаете, что самое удивительное?

– Продолжайте, у вас так хорошо получается.

– Прошло еще всего десять лет, и он начал с ней советоваться, – увлеченно продолжала я. – Начал показывать ей свои работы и прислушивался к тому, что она говорит. К этому времени она уже знала, кому из критиков что показать, с кем как говорить, куда сходить, кому звонить. В общем, не зря она стояла первой в списке благодарностей на его персональной выставке. Картины, с которой, кстати, были распроданы в одночасье.

– Ну, в это я уже не верю!

– Ладно, но они все равно когда-то были распроданы, он немного добавил и начал строить дом, тот самый, который мы с вами смотрели. Это был дом, сделанный художником для художника. Дом, в котором идеально много света и много пространства. Он счастливо писал там пару десятков лет. А вот сейчас, когда они оба немощны, искусство потеряло свою значимость…

– А луковый суп – нет! – закончил мой спутник этот рассказ.

– Так вы купите этот дом на обрыве? – спросила я.

– Нет, не куплю. Я не художник, а там каждую минуту буду вспоминать об этом. Каждая стена и каждый угол будут мне с презрением шептать: «Ты не художник». Как бы вы поступили на моем месте?

– Очень сложный вопрос. Я не могу поставить себя на ваше место. На меня не шипят стены. И я не представляю, о чем вы думаете.

– Я же все время рассказываю, о чем думаю, – удивился спутник.

– О, это запутывает еще больше. Хотя вы говорите искренне.

Оливковые деревья начали редеть. Впереди была свежевспаханная земля. Это было странно, но я уже так привыкла, что все вокруг странно, и декабрьские посевы не вызвали у меня никаких вопросов. Впереди росли внушительные фиговые деревья, с них сосредоточенно осыпались огромные желтые листы. Все-таки это была очень странная зима. Я подобрала липкий лист и подивилась, насколько точно он изображается на…эээ, понятно на каком месте. Я немедленно содрала самые красивые и незаметно начала прикладывать к себе, пытаясь проникнуться идеей одежды Адама. Мой спутник смотрел на горы и старался не смотреть на меня. Потом сказал:

– Завтра мы с вами будем смотреть не дом, а участок земли.

– Ух ты!

– Заодно я познакомлю вас с очень важной для меня женщиной.

– Слушайте, когда вы уже успели обрасти здесь таким количеством важных женщин? – искренне удивилась я.

– Каких еще важных женщин вы имеете в виду?

– Ваши агенты. Очаровательная блондинка Инна с губами цветочком, которая все пытается продать вам что-нибудь за миллион евро и причитает, что это совсем недорого. Еще две русские дамочки, которые заезжают к вам под пальму на белом «БМВ» и, кажется, скоро поставят вам ультиматум: или вы у них что-нибудь покупаете, или они вас зарежут.

– Тогда вы еще уборщицу Галю забыли. Тоже важная для меня женщина.

– Кстати, она больше всех на нормального человека похожа. Хлеб не выбрасывает, а складывает в морозильную камеру. Кстати, она выросла на Украине…

– А здесь живет и работает лет пятнадцать, приезжая домой к дочке и маме раз в год?

– Да, а откуда вы это знаете? Я думала, что владею эксклюзивной информацией, потому что мне удалось с ней поболтать…

– Я не знаю вашей Гали, я знаю миллион подобных. Попал пальцем в небо… Я познакомлю вас с хозяйкой квартиры, в которой мы живем. Завтра она покажет нам еще одну свою недвижимость, землю в Марбелье. Так вот, за Ноной Сергеевной – так ее зовут – вам нужно будет все записывать. Я буду ее расспрашивать о строительстве, о том, сколько здесь что стоит, а вам предстоит все это фиксировать.

– Хорошо, буду фиксировать. Только не нужно мне больше давать пинок под зад, как на прошлом осмотре… Хорошо еще, что никто не заметил.

– Я честно выиграл его в карты накануне вечером. А вы тогда сильно тормозили, надо же было вас расшевелить. Я ставил, между прочим, против этого тридцать евро!

– Ладно, я вам этим вечером еще дам возможность их проиграть.

– Вы придумали интересную ставку?

– Да. У меня есть для вас одна компрометирующая меня история.

– Поехали играть?

4.

Когда долго живешь с другим человеком, даже в другой стране и при странных обстоятельствах, рано или поздно начинаешь скучать. Главная опасность в том, что другой человек может заскучать раньше тебя. Тогда это станет твоей проблемой, а не его.

Окинем небрежным взором историю любых человеческих отношений: все прогрессивные пары придумывают себе развлечения. Робинзон Крузо и Пятница стреляли по мишеням из арбалета. Розенкранц и Гильдерстайн играли в вопросы. Кто-то практикует духовные практики, кто-то оргии.

Мне нужно было придумать что-то нравственное и неконтактное. Что-то должно было удерживать моего спутника рядом со мной, но на расстоянии. Но расстояние это не должно было сокращаться или увеличиваться. Иначе всему придет конец, потому что искать недвижимость в Испании можно и без моего участия. А «Мемуары блондинки» мне придется писать для кого-то другого.

Поэтому каждый вечер после ужина, попивая чай с ромашкой, мы играли в карты. Ставки были самыми разными – все, что было жаль проиграть, шло в ход. Чем страшнее проигрыш – тем выше ставка.

– Я ставлю десять евро против одного выученного вами наизусть стихотворения, – это, конечно, не мои слова.

Я, как положено, торгуюсь:

– Целое стихотворение? Да еще на ваш выбор? Ну не знаю… И вообще, я не запоминаю стихов.

– Двадцать евро. Но тогда длинное. И вы продекламируете его в порту. В платье и на каблуках.

– В таком случае деньги меня не интересуют. Делайте другую ставку.

– А что вы от меня хотите?

– Я? От вас?

Меня все время подмывало поставить поцелуй. Но я благородно сдерживалась, чтобы не смутить партнера по игре. А вот мой спутник краев не видел:

– Или давайте разрисуем ваши любимые джинсы, если вы проиграете. Или вы пойдете знакомиться, с кем я скажу, в баре. Или разместите в соцсетях компрометирующее фото. Или…

– Нет-нет, лучше я поставлю деньги, – не выдерживала я.

Так мы развлекались вечерами, перетекающими в невинные марбельские ночи.

Чаще всего я пыталась продать какую-нибудь историю из своей жизни. В основном рассказывала про Макса, но однажды мой спутник взмолился:

– Пожалуйста, только не Макс! – взмолился мой спутник. – Я уже жалею, что он вас бросил.

– Нет, это был не Макс. Этого человека звали… Как же его звали-то… – я забыла имя персонажа, о котором далее пойдет речь.

– Значит, история проходная, – мой спутник стал прятать деньги в бумажник.

– Нет же! Просто история дурацкая, и память затерла имя. С именами вообще нужно быть осторожнее. Например, ваше мне приносит несчастья. Поэтому я его никогда не использую.

– Я думал, вы его не запомнили…

– Почему, запомнила. И не только имя, но и фамилию, и номер вашей карты, и до какого срока она действует, и даже три последние цифры, пропечатанные у нее на обороте, я могу назвать хоть сейчас.

– Не готов сказать, что мне это приятно.

– Всякий раз, когда в ход шло ваше имя, между нами возникала обида.

– Да ладно.

– Первый раз, когда мы впервые ужинали в Риме. Вы тогда назвали мне свое имя, и в тот же вечер я обиделась. Вы не поддержали меня в том, что Макс виноват в нашем с ним разрыве.

– Не помню такого… И вообще, где здесь связь?

– Второй раз ваше имя фигурировало в аэропорту, когда мы летели в Малагу. Я тогда не зарегистрировала наш багаж, и мы опять ссорились.

– Но это было из-за багажа, да и вообще мы не ссорились!

– Потом мы выясняли, как вас зовут в Малаге, у ночного моря. И снова все кончилось взаимными претензиями.

– Послушайте, но это просто… Даже не знаю, что ответить… Вижу, что вы ведете насыщенную драматическую жизнь рядом со мной, но в полной тайне от меня!

– Нет у меня никаких тайн. И никаких драм. Я просто рассказываю вам, что происходит. Кстати, еще у вас сложное имя, короткое звучит слишком фамильярно для наших отношений, зато полное – прямо как в опере.

Мой спутник смотрел на меня с любопытством. Я немного жалела, что рассказала ему это все. Конечно, я знала, насколько это нелогично, и, если честно, никогда никому не говорила о подобных наблюдениях, опасаясь сойти за полоумную. Но тут вот расслабилась. Мы молчали. Наконец, он сказал:

– Все ваши истории, которые я слышу, очень печальны. То вас бросили, то вас обидели, то вас недооценили, то вас съели… Есть в вашем арсенале история без всех этих страданий, томных взглядов и тяжких вздохов?

Я задумалась. Неужели мой спутник был прав и все так тоскливо? Неужели… Но тут вспомнился случай.

У меня был один поклонник, который очень нравился моей лучшей подруге. Она уважала его за настойчивость и непоколебимость намерений. Я впервые задумалась о том, что, может, она и права, когда он сказал мне: «Вот уже восемь лет мы с тобой…».

Я тогда чуть не поперхнулась тем, что мы с ним пили: какие восемь лет?! Но это была правда, и мне пришлось ее принять.

Вот уже восемь лет моя лучшая подруга уважала его за следующий ритуал. Каждые полгода он звонил, спрашивал, выйду ли я за него замуж, получал утвердительное «нет», резюмировал, что я дура и что он никогда не позвонит. Через некоторое время наш диалог повторялся сызнова. Он давно жил в другом городе, но иногда приезжал в мой и под разными предлогами выманивал меня на дружеские посиделки. Не скажу, что я особенно ценила его теплые чувства. Скорее, мне было просто любопытно, когда же он сдастся. Поэтому, когда он приезжал и звонил, я с удовольствием проводила с ним дружеские встречи и в ответ на все его предложения цинично рассказывала, как сильно он мне безразличен. В конце вечера он угрожающим тоном говорил, что немедленно идет к проституткам, раз мне не жалко. Я объясняла, что не имею привычки жалеть проституток. Он говорил, что я дура, и уходил. Я допивала то, что мы с ним пили, и прикидывала, в какое время года произойдет наша следующая встреча.

И да, вот так прошло восемь лет. У него не было никаких шансов, у меня не было никаких иллюзий.

Но однажды все изменилось. Это было в тот день, когда Макс объявил мне о нашем разрыве. Я вернулась домой в ужасе. Впервые меня охватило предвкушение абсолютного одиночества и пустоты. От ужаса остаться одной я потеряла голову. Сегодня уже будет сложно объяснить, почему я превратила тот разрыв в такую катастрофу.

Факт остается фактом: я почувствовала, что мне нужно кого-то найти. Немедленно. Прямо сейчас.

И тогда я взяла телефон и написала СМС угадайте кому.

Правильно, человеку, которого моя лучшая подруга уважала за настойчивость и непоколебимость намерений.

Я написала: «Твое предложение еще в силе? Я согласна».

В тот момент я подумала, что моя лучшая подруга мной бы гордилась.

И он все понял. Всю безвыходность моего положения, мой страх и панику. Потому что он ответил следующим образом: «Хорошо. Вышли мне свое фото в голом виде».

Я подумала, что эти восемь слов стоили тех восьми лет, которые я над ним издевалась.

Конечно, высылать я ничего не стала. В тот день меня и так достаточно унижали мужчины…

Взяв себя в руки, я позвонила моей лучшей подруге и позволила себя хоть немного утешить.

Мой спутник одобрительно сказал:

– Поучительная история. О том, что женщина рано или поздно сама позвонит мужчине, который ее безуспешно добивается. И тут главное не упустить момент. Кстати, если бы вы выслали ему свою фотку, то он на следующий день выложил бы ее в интернете…

– Вы так думаете?

– А вы как думаете – зачем ему ваше фото в голом виде? Снять размеры для обручального кольца?

– Хорошо. Когда надумаю высылать ему свое фото, то обязательно буду с пакетом на голове…

– Можем хоть сейчас сделать такую и выдать вас замуж.

– В замужестве я разочаровалась еще раньше, чем в работе.

– Ну тогда просто найдем вам пару.

– Я не верю в пары, если это не сапоги, – вздохнула я. – Больше никаких историй. В следующий раз буду играть исключительно на пендели.

7.

Утром, едва пропели марбельские петухи, мы отправились в путь. Мы ехали смотреть земельные участки Ноны Сергеевны, той самой дамы, которой принадлежала наша съемная квартира с желтыми диванами.

Нона Сергеевна оказалась маленькой, но крепкой дамочкой летами к шестидесяти. Одета она была как неформальный подросток – веселенькие штанишки, чешки, кофточка с непонятным рисунком. Эта невинность внешнего вида прекрасно сочеталась с внутренней мощью и властностью. Когда мы подошли к обозначенному месту, Нона Сергеевна говорила что-то по-испански в телефонную трубку. Собеседник, видимо, тупил. Завидев нас, Нона Сергеевна быстро свернула разговор, причем по-русски:

– В общем, ты меня понял, – закрыла телефон и приступила к знакомству.

Каждый человек относится к тому или иному типажу. Этот простое правило я выводила для себя на протяжении нескольких мятежных лет.

В юности я считала, что все люди индивидуальны.

Потом я заметила, что большинство людей все-таки типичны. Но продолжала считать, что индивидуальность существует.

Наконец до меня дошло, что исключений не бывает. И нечего тут меняться в лице.

Тип Ноны Сергеевны я определила для себя как «дочь генерала, жена генерала и вдова генерала».

Я почти не сомневалась, что она, как и я, дитя забугорных военных гарнизонов начала девяностых годов. Не юное, но все-таки дитя. Я знала, что офицеры Советской армии покидали Европу по-разному и разъезжались в совершенно непохожее будущее. Мой папа гнал из Польши в Россию красный «москвич». Генерал Ноны Сергеевны гнал материальные ценности Западной группы войск Советского Союза на юго-запад Европы.

Русские захватили испанскую Марбелью, как и положено, по приказу Министра обороны. В начале девяностых им был генерал Шапошников. Его приказ был отдан Западной группе Советских войск, самым боеспособным и оснащенным войскам страны. Приказ Шапошникова был прост: распродать все, кроме ядерного оружия, и вернуться домой.

И вот генералы и полковники, наиболее приближенные к министерству, словно юные барышни, с головой окунулись в эту распродажу. Они и были первыми русскими солдатами, ступившими на землю Марбельи. Они скупали дома, земли, завозили жен и детей, вили здесь новые гнезда.

Полумиллионная армия возвращалась назад в эшелонах, забитых войсками и техникой, с красными надписями на вагонах «Здравствуй, Родина». Многомиллиардный бюджет, полученный нашей армией по договору между Россией и Германией, уплывал вместе с генералами, и оседал в Европе.

Наши войска уходили из своих бывших республик и европейских стран. Все рушилось. Пьяный Ельцин танцевал на мемориале советских солдат в Берлине. Начинались хаос и бойня, на которой делили родину, которая начиналась уже с маленькой буквы.

Пройдет двадцать лет, и я развалюсь на желтом диване, положив ноги на белый мраморный столик, в квартире, ради которой растащили великую империю. Хотя, возможно, эта часть истории нашей страны не имеет никакого отношения к Ноне Сергеевне и к ее покупкам испанской недвижимости в начале девяностых годов. И никакого генерала не было. Возможно, на марбельские виллы она честно заработала на бандитских разборках в подмосковных Люберцах. Все возможно.

Пока мы ехали вдоль моря, она жаловалась моему спутнику на то, что упустила прекрасный шанс приобрести квартиру в Лондоне в чудесном доме. Нона Сергеевна так эмоционально скорбела, что даже мой спутник начал ее утешать. Она с достоинством приняла его соболезнования и, всхлипнув, сказала:

– Очень хороший дом. Очень хорошая там у меня квартира, эх, жалко, вторая упущена, но ничего не поделаешь, се ля ви.

Мой спутник растрогался. Он поддержал разговор примером какой-то подобной несправедливости в Москве. И в следующую же секунду Нона Сергеевна рассказывала ему об ужасном здании Яндекса, которое выросло под окнами ее дома на улице Льва Толстого и загородило весь вид…

«Вот не везет человеку», – подумала я.

Тем временем мой спутник виртуозно сменил тему на ту, которая волновала его куда больше чужих домов.

– А если строить здесь, во сколько это может обойтись? – спросил он с прелюдиями и отступлениями, которые я вряд ли способна воспроизвести.

Нона Сергеевна оказалась очень ценным человеком. Она дала раскладку по ценам и схемам согласования строительства.

– Запишите это, – периодически указывал мне мой спутник. Я решила, что Нона Сергеевна должна оценить это изящное шевеление его указующего перста. Я послушно конспектировала за нашим Вергилием:

«Постройка дома: без чистовой отделки: 700–1000 евро за квадратный метр. С садом, бассейном и кухней – 1500. Архитектор – 10 % от сметы…» – еле успевала записывать я. Кто бы мог подумать, что в женской голове может содержаться столько технических сведений.

– То есть дом в 300 метров обойдется примерно 300 тысяч? – уточнил мой спутник.

– Можно попробовать уложиться, – согласилась Нона Сергеевна, лихо руля над Марбельей. – Внутренняя отделка будет зависеть от цены мрамора и сортов дерева, которые вы предпочитаете. А также общего стиля, который выберет ваш декоратор.

Местность за окном становилась все более дикой и прекрасной.

Нужно ли удивляться, что место, которое показала нам Нона Сергеевна, находилось в парадигме образа жизни таких людей, как она. Это были огромные участки земли, на которых кое-кто уже возводил немыслимые дворцы явно не по указанным выше ценам.

Мы проехали мимо одного такого безумно-космического проекта в несколько этажей. Он как раз находился в стадии завершении черновой отделки, и все внутренности были прекрасно видны. Если бы я и мой спутник были одни, мы бы посмеялись над этой попыткой пафоса. Но рядом с Ноной Сергеевной нужно было вести себя так, словно подобные конструкции в порядке вещей. Тем более что она уважительно указала на дворец и похвалила фантазию архитектора. Мы закивали. На всякий случай молча.

В середине дороги машина неожиданно остановилась. Нона Сергеевна вышла из нее и направилась к каким-то кустам. Я забеспокоилась. Но оказалось, что в кустах спряталось объявление о продаже.

Мы вышли следом. Нас окружал испанский голый пейзаж. Впереди блестело море.

– Вот, – с гордостью сказала Нона Сергеевна, – вот земля, о которой я вам говорила.

Мы послушно поглядели в указанную сторону. Перед нами расстилалась, если так можно выразиться, кривая равнина. Я тихо спросила у моего спутника, можно ли так выразиться.

– Лучше не выражайтесь, – шепнул он.

Тем не менее это была она – равнина, которая под небольшим углом поднималась выше и выше над морем. На ее поверхности росли молодые кусты. Когда Нона Сергеевна с невозмутимым видом сказала, сколько это все стоит, я понимающе кивнула головой, мол, совершенно адекватная цена. Своему спутнику я незаметно шепнула:

– Она сумасшедшая.

Он хладнокровно на меня посмотрел и сказал невозмутимым тоном:

– Да-да, запишите это.

Я с удивлением посмотрела на него.

– Очень хорошее предложение, – продолжил он разговор уже с Ноной Сергеевной, которая незаметно подкралась у меня со спины.

– Так берите, – вцепилась она в него.

– Вы знаете, – нежно, но твердо он разжал ее челюсти, – знаете, возможно, я бы рассмотрел что-то ближе к воде, раз уж такое дело.

– О, совершенно верный ход мыслей, – обрадовалась она и театрально повернулась лицом к морю. – Видите вот тот участок по ту сторону дороги? Он как раз ближе к морю.

– А он тоже ваш? – беспечно поинтересовалась я.

– Да, там и дальше есть, но место похуже, я уж не буду вам его показывать, – еще беспечнее отвечала мне Нона Сергеевна.

Я с уважением на нее посмотрела. Не удивлюсь, если вся земля на побережье принадлежит этой милой даме.

Мой спутник продолжал сыпать вопросами. Я записывала. Наконец, минут через десять, вопросы иссякли. Мы направились к автомобилю. Нона Сергеевна предложила заехать в близлежащий королевский гольф-клуб:

– Вы играете в гольф? – спросила она.

– Нет, но подумываем начать, – сказал мой спутник.

Я представила себе, как мы играем в гольф на пендели, и даже не улыбнулась.

– Очень увлекательная игра! – продолжила Нона Сергеевна. – Кстати, здесь, в Марбелье, проводят самые престижные чемпионаты по гольфу. Приезжает столько звезд, проходят замечательные вечеринки…

– Кажется, нужна специальная обувь, чтобы играть? – уточнил мой спутник.

– Не только! – с жаром сказала Нона Сергеевна. – Вся одежда должна быть специальной. И не только, когда выходишь на поле. Однажды мой приятель зашел пообедать в ресторан гольф-клуба. И что вы думаете, официант незаметно принес ему рубашку поло, которую мой приятель вынужден был натянуть на свой свитер…

Я с интересом слушала о проявлении аристократических формальностей. Когда мы приехали в гольф-клуб, я поняла, что с официантом было все в порядке. Более того, на его месте любой поступил бы также.

На входе красовался бронзовый строгий бюст основателя клуба. Клуб вел отсчет своего существования с середины прошлого века. По массивной деревянной лестнице мы проследовали в патио. Там, пройдя мимо камина, у которого неподвижно сидели пожилые англичане, мы вышли на крытую террасу. С нее открывался величественный вид на гольф-поле, так волнующее воображение всех, кроме меня.

Я вспомнила, как девочка Алиса из книжки Льюиса Кэррола играла в крокет с карточной королевой. Ощущение от гольф-поля было очень похожим. Огромное пространство, покрытое идеально проросшей травой, по которому в специальных ботинках прогуливались джентльмены с клюшками. В этом было что-то непроходимо английское и невыразимо сказочное.

Нона Сергеевна что-то говорила о членстве в королевском гольф-клубе. Она, конечно, состоит. И ее сын Вова тоже. Так что нет ничего невозможного.

На обратном пути Нона Сергеевна рассказала нам немного о местной жизни. Слушая ее, я понимала, что с деньгами везде хорошо, а здесь – особенно. Постепенно она начала вставлять в разговор сведения о своих близких. Это расположило к ней больше, чем любые членства. Подкупало то, с какой нежностью она рассказывает о своей маме, которую перевезла сюда из нашей холодной страны. И с какой нежностью вспоминает время, когда Вова был маленьким…

Непонятно было только, куда делся изначально к ней приписанный генерал и существовал ли он вообще. Стараясь как-то выйти на тему личных взаимоотношений, я спросила у Ноны Сергеевны про лучшие рестораны. Не в одиночестве же она по ним ходит, решила я. Нона Сергеевна решила также. Она одарила меня понимающим взглядом в зеркало заднего вида. Теперь у нее не было никаких сомнений в том, что я делаю рядом с моим спутником. Не совсем этого эффекта я добивалась, но было уже поздно.

– Есть превосходные рестораны, очень романтичные, по очень выгодным прайсам. Судите сами – вот мы с мамой ходили ужинать в один в Пуэрто Банусе. С нами было еще два приятеля. Прекрасно поели! Рыба, омары…

Она упомянула еще несколько заведений, где они с мамой приятно поели. Генерал на этих ужинах так и не появился.

Мой спутник договорился с Ноной Сергеевной, что едва Вова вернется из Франции, он покажет нам остальную семейную недвижимость, выставленную на продажу.

Мы вернулись в квартиру. Теперь, когда я познакомилась с хозяйкой дома, у меня не было вопросов о целесообразности золотых унитазов и мраморных подоконников. Мой спутник устало опустился на желтый диван и сказал:

– Как же она меня утомила: омары, гей-клубы…

– Гольф-клубы, – поправила я. – И справедливости ради нужно заметь, что он был всего один.

Мой спутник равнодушно махнул рукой и отправился охотиться на кухню.

Я проследовала за ним. Мне не давала покоя одна мысль. В отличие от меня, он явно знал таких женщин, и вообще, все сегодня показанное было ему прекрасно знакомо, это был совершенно очевидный для него мир. Это, в общем, неудивительно для человека, который размышляет о покупке недвижимости за рубежом. Все логично, кроме одного.

При всех этих домах, омарах и слугах он оставался самым простым и спокойным в мире человеком. Я не могла вспомнить случая, когда бы мой спутник важничал, а ведь это было легко, и многим казалось бы правильным… Тем временем он задумчиво достал из холодильника морковь и задумчиво ее чистил. Потом начал задумчиво ее жевать. Какой уж тут пафос. Потом спросил меня:

– Хотите?

И я подумала, что очень хочу – хочу понять, как ему это удается.

8.

Но пока играть было некогда. Последние дни мы напряженно трудились в роли покупателей испанской недвижимости. Это лишало сил, и наши веселые вечера просто перестали существовать.

Завтраки проходили в форме бизнес-совещания. Я даже поставила на стол маленький глобус, который случайно обнаружила в квартире. Мой спутник диктовал мне план на день, осведомлялся об отчетах и варил кашу. Я чистила в кашу манго и объявляла, кто из агентов на какое время назначил очередную встречу.

Утро следующего, после Ноны Сергеевны, дня проходило как обычно. Мой спутник моделировал контакты с агентами по недвижимости.

– Напишите нашим русским девушкам, что мы свободны на выходных, и, если это возможно, посмотрим оставшиеся дома, которые они нам подобрали.

– Все? Даже те, которые вам не понравились по описанию?

– Да, все. Пока я буду смотреть все. И еще – сходите прямо сейчас в агентство к Иисусу. Нам понадобится карта местности. Нужно распечатать ее из Google. Спросите у него, где это можно сделать. Возможно, в его офисе, но пусть он сам это предложит. Скажите также, что я зайду к нему на днях… – мой спутник на секунду прервал свою речь. Потом уточнил: – Вы сможете все это ему объяснить на английском?

– Да, Иисус меня понимает, – уверила я.

День предстоял суетливый. Я с радостью вышла на улицу.

Дом престарелых, так мы окрестили ультрамодный Playas del Duqe, был почти пустым. Казалось, что консьержа за стойкой беспокоим только мы вдвоем да дикие попугаи, орущие в саду. Погода упорно не желала портиться. На улице было плюс двадцать. Каждое утро гостиная наполнялась солнцем. Я имела привычку завтракать, глядя на море, искрящееся в лучах. Казалось, не было ничего, что способно меня огорчить.

Из всех наших агентов Иисус нравился мне больше всех. Он скучал в небольшом офисе, который находился на той же улице, что и наша квартира. В офисе была большая стеклянная дверь. На двери висели объявления о продаже недвижимости.

С ним, как и с другими агентами, мой спутник познакомился, пока я была в Малаге. И сразу после моего прибытия все агенты были переключены на меня. Все, кроме Иисуса. Множество раз мой спутник заходил к нему в офис просто так, когда это было по пути. Он задавал Иисусу общие вопросы о климате, местности, влажности воздуха и здешних обитателях. Тот совершенно не возражал, с радостью общался, и, кажется, полюбил моего спутника и его проблемы всем сердцем. Думаю, еще немного и они заговорили бы о Господе нашем, но языковой барьер все-таки не давал Иисусу проникнуть в душу пытливого собеседника.

Постепенно я поняла, что Иисус являлся альтернативной точкой зрения по всем вопросам. С ним мой спутник сверял данные, полученные от других агентов. Иисус охотно высказывался по любому поводу.

В недвижимости у него были свои предпочтения. Он специализировался на так называемых финках – домах в глуши, путь к которым лежал вдоль пропасти и – если немного в сторону – там мог бы и закончиться… Смотреть эти домики было очень любопытно, но всерьез рассматривать такие предложения мой спутник не решался. Совершенно не обидевшись, Иисус подключил к процессу отбора домов своего коллегу Роджера. С Роджером, как и с остальными, общение координировала я. Вот так Иисус и мой спутник исключили себя из решения конкретных вопросов и сосредоточились на более философских вещах.

Иисус любил повторять моему спутнику:

– Не гарантирую на сто процентов, что мы найдем дом вашей мечты, но мы сделаем для этого все возможное.

Я решила, что просьба распечатать карту относиться к разряду возможного.

Иисус принял меня на высшем уровне. Даже пододвинул ко мне вазочку, из которой таскал печенье.

Я поведала просьбу моего спутника, и мы с Иисусом стали корпеть над картой. В итоге их получилось даже две. Любовно отдавая распечатку мне в руки, Иисус спросил, как дела у моего мужа. И, пока я въезжала в вопрос, уточнил, когда же мой муж зайдет к нему лично.