Текст книги "Русская инфанта"

Самое удивительное, что мой спутник не имел к русским девушкам никакого человеческого интереса. Я поняла это не сразу, но разрозненные доказательства сложились в крепкую систему. Он относился к ним еще циничнее, чем они к нему, просто делал это виртуозней, поэтому получалось не столь заметно.

Русских девушек было двое, но в работе они так ловко сливались в одну, что в итоге я переставала их различать. Они были очень ловкой рабочей парой, как две прекрасные лошадки. Цокая перед нами испанскими словечками, как копытцами, они везли нас на осмотр очередного объекта недвижимости.

Мой спутник покорно садился на заднее сиденье их белого «БМВ», и мы все вчетвером пытались выстроить некое подобие беседы. Беседа часто не клеилась. Мой спутник на все прямые вопросы о том, когда он наконец что-то у них купит, прямо отвечал: «Не знаю». На все сложносочиненные предложения он реагировал не менее витиевато. Но было в нем что-то, что заставляло русских женщин в него верить, звонить и писать длинные деловые письма.

В этот раз они заявили для показа два дома.

«БМВ» съехал в низкий каменный двор объекта номер один. На крыльце нас приветствовал сам хозяин.

– Вениамин, – по-русски сказал он.

Как и всегда, это была экскурсия по чужой жизни, и все детали дома красноречиво молчали о том, кто и как здесь проживал. Во время осмотра кухни русские девушки издали неприличный звук, который обычно издают все довольные женщины. Я поняла, что они не симулируют. Здесь было полно всевозможной техники, а со стен свисали полотенчики, картиночки и тарелочки. Это бытовое совершенство было способно тронуть даже искушенных женщин.

– Мечта хозяйки, – пропела одна из девушек.

Потом наша многочисленная компания ввалилась в подсобку со швабрами, ведрами и дополнительной морозильной камерой. Реакция была все той же восхищенной:

– Мечта хозяйки…

Я вежливо кивала, но, как всегда молчаливо, исследовала что-то свое. Например, заглянула в подвальчик под лестницей. Там, на площади метр на метр, располагался рабочий кабинет хозяина. В центре гостиной у дивана был припаркован велосипед. Его хозяйка, красивая девочка лет четырнадцати, смотрела на огромном экране молодежный российский телесериал.

Мы осмотрели второй этаж, потом третий и добрели до четвертого. Все запыхались и немного даже задыхались. Русские женщины, понятное дело, от восторга.

– Море, горы и гольф-поле – вот объекты, вид на которые считается самым престижным, – тем временем авторитетно сказал нам хозяин и распахнул дверь в главную спальню. – И, как вы видите, в этом доме они присутствуют все.

Мы робко прошли в спальню и остановились, подавленные восторгом. Кровать смотрела на окнище, вид из которого был ослепительным. Все, как и сказал хозяин: море, горы и гольф-поля. Я вышла на лоджию, не в силах оторвать глаз от горизонта. И тут мое внимание зацепилось за аккуратно устеленную софу в углу лоджии. Хозяин дома, проследовавший за мной, поймал этот взгляд и коротко сказал:

– А здесь сплю я.

– Свежий воздух?

– Нет, просто мне тут уютнее. Спальня слишком огромная для одного, – спокойно пояснил он.

Я подумала, что кабинет под лестницей – это не ошибка в проекте, а попытка хозяина дома обрести в этом огромном пространстве хоть немного личного покоя.

Я с пониманием посмотрела на владельца четырехэтажного особняка. Он в это время отвечал на вопросы моего спутника об отоплении и горячей воде.

Говорил он немного и скромно. Мне кажется, он сам не понимал, почему его дом такой большой. Но русские девушки не хотели замечать этой интеллигентской рефлексии. Им тут все очень нравилось. И если бы они могли купить этот дом, они бы его купили. Но Вениамин, несмотря на всю скромность и интеллигентность, назвал такую цену, что нам оставалось только поблагодарить его за познавательную экскурсию. Но для русских девушек не было ничего невозможного.

– Крепко подумайте, – посоветовали они моему спутнику. – Очень хорошее предложение.

– Подумаю, спасибо, – ответил мой спутник, и мы отправились дальше.

11.

Белый «БМВ» рассекал автостраду. Впереди сидели русские девушки-агенты. Сзади – я и мой спутник. Мы направлялись к дому еще одного нашего соотечественника.

– Много земли, сад авокадо, дом для садовника, грязная история с разводом и желанием скорейшей продажи за сниженную цену, – сказала одна из русских девушек и протянула нам листочек с характеристиками дома.

– Что ж, – посмотрим, сказал мой спутник, даже не взглянув на лист.

Хозяина этого дома на месте не было. Нас приветствовал иссиня-черный толстый негр, его слуга. Негра сопровождали псы-волкодавы. Мой спутник аккуратно пододвинул меня к себе со стороны животных. Я победно улыбнулась: ага, испугался! В это время один из псов зевнул, обнажив слюнявые зубы, и я малодушно спряталась за моего спутника. Негр догадался убрать собак, оставив нас осматриваться. Я посмотрела вокруг.

Все очень походило на релиз, предоставленный русскими девушками: сад авокадо и дом, одиноко торчащий на плоской огромной земле. В углу участка ютилось что-то похожее на охотничий домик, вероятно, оно же в бумагах называлось домом садовника.

Территория между домом и домиком была похожа на дачу одного моего однокурсника, где мы только и делали, что выпивали или жарили шашлык. Даже удивительно, как четко хозяин этого дома в южной Испании воспроизвел дачу моего однокурсника…

Внутреннее содержание дома не отставало по своему замыслу от территории. На первом этаже во всю стену висела шкура медведя. Судя по раскрытой пасти, последние слова медведя оказались не очень приличными. В гостиной было не прибрано, словно хозяин отошел, но вот сейчас возьмет из бара бутыль и вернется в свое протертое кресло. Мы тактично переступили через небрежно накиданные на пол вещи и поднялись на второй этаж.

Весь второй этаж занимала спальня. Угол спальни, в свою очередь, занимала массивная ванна-джакузи. Я испуганно оглянулась в поисках сортира в центре комнаты, но его, к счастью, не было. Зато там стояла кровать. Вид у нее был наиразвратнейший. Это было необъяснимо, потому что кровать это всего лишь кровать и не может у нее быть никакого вида.

Наша толпа смущенно засуетилась и начала спускаться. На первом этаже нас уже поджидал негр. Он пригласил осмотреть еще одну комнату на первом этаже, которую мы, оказывается, пропустили.

Это была истинная комната хозяина этого дома. Я сразу догадалась об этом, хотя комната была маленькая и темная. В ней помещалась только койка да полка со спиртными напитками. На полу валялись красочные глянцевые журналы. Мой спутник кинул взгляд на полку. Его лицо, как всегда, ничего не выражало. Я спросила, какие из представленных здесь напитков знакомы ему не понаслышке.

– Не так уж много, как вы себе вообразили, – спокойно сказал он. – Хотя вот такого виски однажды зимой мы выпили несколько коробок…

Мы вышли на улицу.

Иссиня-черный негр зазывал нас смотреть охотничий домик, в котором проживал вместе с собаками. Мой спутник отправился осматривать хижину негра, а я осталась в саду.

Прохаживаясь вдоль авокадовой рощи, я четко представила себе, как жена уважаемого владельца этого дома, вылезает из джакузи, прыгает в койку или спускается к завтраку и ненавидит своего славного мужа хуже горькой редьки. И всю эту Испанию вместе с ним. Как же он достал ее своим разгульным пьянством и суровыми барскими замашками! И до чего же бессмысленны для нее в хозяйстве иссиня-черный негр и килограммы выращенных авокадо!

Кажется, я знала, почему они разводились.

Мы все собрались у входа, чтобы поблагодарить иссиня-черного слугу русского барина. Собаки приветливо шли за нами до ворот.

12.

Как известно, основу благополучия европейских стран составляет средний класс. Он имеет свои традиции и эстетику, которые определяют отношения между людьми. Средний класс, образовавшийся среди наших соотечественников, никакой истории, традиций и эстетики не имеет. Будучи затоптанным в землю пролетарской революцией, он вылез из-под земли как итог нереально высокого курса цен на нефть. В это же самое время, лет десять назад, вместе с нефтью, вырос, возмужал и стал реальной валютой российский рубль.

И все, кто прежде платил им за «ол инклюзив» в турецких и египетских отелях, поняли, что теперь способны купить весь мир. И русские начали приобретать участки земли в разных частях света, а на них возводить дома. Они были огромны, дороги и безвкусны. Ими наш человек пытался врасти в новую землю. Он не понимал еще, что в мире, и особенно в Европе, совсем другие традиции и понятия среднего класса. Этими домами он отвечал на вечный русский вопрос…

– Какой вопрос? – спросила я у моего спутника. – «Кто виноват» или «Что делать»?

Мы сидели с ним на заднем сиденье «БМВ» русских девушек. Мой спутник сделал экскурс в историю, чтобы объяснить мне, почему никогда не купит дом в Испании, построенный русскими.

– Так что за вопрос? – спросила я.

– Девушки, вы когда-нибудь видели тайский бокс? – неожиданно сказал мой спутник. Он всегда оставался джентльменом и старался в любую беседу вовлечь максимальное количество участников.

– Нет, – радостно загалдели девушки. Ехать было еще минут двадцать. Девушки любили, когда их развлекали отвлеченными беседами.

– Сейчас расскажу, – радостно им в тон ответил мой спутник. – Заодно и вам отвечу, – добавил он в мою сторону.

13.

Вы представляете себе остров в Тайланде, где снимался фильм «Пляж»? Тот самый, где Леонардо Ди Каприо с «Титаника» убивает акулу… – начал он. – Так вот, на этот остров ездит молодежь со всей Европы. Здесь собираются хиппи, буддисты, все расслаблены и довольны. Целый остров живет как один ночной клуб под открытым небом, обстановка здесь как на вечеринке студентов европейских университетов. Там кидают факелы, крутят кольца с огнем, все танцуют и пьют крепкие напитки из одного ведерка.

Это Тай без трансвеститов и проституток, зато тут есть огромный бар, в центре которого стоит ринг. Здесь смотрят тайский бокс. Его колорит тот же, что в американских фильмах про Сайгон. Вы представляете себе эти залы, полные зрителей, орущих во время драки между двумя ловкими крепкими тайцами… А после настоящего боя устроители поединков предлагают любому желающему из зрителей надеть перчатки и выйти на ринг.

По залу ходят девицы с плакатом, призывая публику попробовать свои силы. И представление завершается шуточными зрительскими поединками. Обычно никто толком не боксирует, все просто кривляются и шутят.

Вы представляете себе, как европейцы соревнуются, кто больше выпьет пива или съест чипсов? Вот ровно с таким же настроем они выходят на тайский ринг. В бой идут заплывшие жирком подвыпившие англичане. Они носятся друг за другом, пытаясь задеть противника. Хохма. Зрители, уставшие от хохота, покидают свои места.

Так вот, я однажды наблюдал там одну историю…

Во время зрительского поединка драться собрался молодой щуплый француз. Француз был кривой и нескладный. Снял очки и вышел драться. Он был пьян, задирист, ему долго шнуровали перчатки, и он, покачиваясь, вышел на ринг. Публика продолжала веселиться, а французик веселился еще больше, подзадоривая выйти с ним сразиться. У канатов стояла его девушка, такая же нескладная и немного нелепая, с красными обгорелыми на солнце плечами.

И ему нашелся соперник.

В баре сидела весьма неприветливая компания русских. И там был один парень с резиновым лицом. И ему очень не нравилось это легкомыслие на ринге. Я видел, что он ненавидит эту европейскую молодежь, которая берется за такое серьезно занятие. Похоже, парень служил в ВДВ или еще где похуже. Я понял это, видя, как привычно он затянул перчатки и сделал пару ударов «по тени».

Стало ясно, что его противнику несдобровать. Француз продолжал радостно скакать по рингу, даже не догадываясь об опасности. Судья повязал французу на плечи яркие тайские повязки, магический амулет воина, от чего тот стал выглядеть еще комичнее.

Русский парень перескочил через канаты. Наверху забили барабаны, задающие ритм бою, протяжно завыла бамбуковая флейта, тайцы спрыгнули вниз, унося складные стулья.

Противники двинулись навстречу друг другу.

Русский парень в первую же секунду сделал выпад вперед и хлестко стукнул открытой перчаткой улыбающемуся французу по лицу. Это была скорее пощечина, чем удар. Улыбка француза сменилась гневом, и он с пьяным возгласом бросился вперед. Стало видно, что в прошлом у него были уроки бокса.

Первые несколько минут нападал один француз. Зал хохотал над пьяной яростью его ураганных атак. Он думал, что обрушивает на противника лавину ударов, хотя на деле он просто махал руками. Парень не отвечал. Он не нанес ни одного серьезного удара, только прикрывался, блокировал, нырял, легко спасаясь от нападения. Ни один из бессчетных ударов противника не попал в цель. Парень полностью контролировал ситуацию, и казалось, он просто танцует на ринге под звуки флейты и бой барабанов. Иногда, обманными движениями руки или корпуса, он принуждал француза отскакивать назад, но после этого тот еще с большим восторгом и яростью кидался вперед. Француз так увлекся боксом, что не останавливался ни на минуту.

И вот среди смешных беспорядочных ударов мало кто увидел коротко мелькнувшую правую руку русского парня. Лицо француза исказилось от боли, колени дрогнули, и он, прикрываясь руками, попятился к канатам.

Сильный удар в корпус бывает очень коротким и практически незаметным, он вызывает резкую сильную боль, но не приводит к нокауту и не оставляет следов. От такого удара у человека подкашиваются ноги и темнеет в глазах. Так бьют в милиции или армии, обвернув руку полотенцем.

Ситуация изменилась. Теперь ответы парня становились все сильнее и жестче. Он бил в ребра, в грудь, в живот, но только не в голову, понимая, что этот удар будет последним.

Несколько раз француз падал на колени, скрючившись. Потом он сидел на корточках, согнувшись и зажмурив от боли глаза.

Его удаль сменилась животным страхом. Страх поплыл по накуренному воздуху, публика начала свистеть. Его перекошенное лицо было в крови. Публика осуждающе гудела, организаторы боя не знали, как унять бравого парня, по очереди подскакивая к канатам и что-то ему вопя. Парень продолжал двигаться по рингу с ловкостью дикой кошки. Его лицо по-прежнему ничего не выражало.

Француз отдышался и опять отчаянно кинулся вперед, размахивая руками в перчатках. Парень легко увернулся и, отступив на полшага назад, резко ударил его снизу вверх под ребра согнутой для жесткости в локте рукой.

Это был апперкот, страшный удар для неподготовленного человека. Француз согнулся пополам, повалился на пол и завертелся на ковре, хрипя и хватая ртом воздух.

И тут лицо его соперника в первый раз исказила полуулыбка. Тревожный гул в заде полностью перешел в свист и негодующие крики разных языках. Один из устроителей боев, самый отважный, все-таки проник на ринг и попытался договориться с непроницаемым парнем. Тот едва заметно кивнул и, не торопясь, покинул поле боя.

К французу бросилась обслуга с полотенцем. Его девушка вытирала кровь с его лица и держала за руку. Он стучал чудом уцелевшими зубами, губа была разбита, в глазах были слезы и ужас.

Парень вернулся к своей компании…

14.

… – мой спутник замолчал на секунду.

Мы тоже испуганно молчали. Я сказала:

– Какой мерзкий тип. Избил младенца из-за того, что сам юмора не понял.

– Да, – согласился мой спутник. – Для европейцев все происходящее было дикостью. Как можно избить человека, который заведомо слабее тебя на глазах у всех? Любой, сидящий в зале, мог оказаться на месте француза. И каждый понимал это.

– Да, для русских людей ты не человек, если не можешь ударить, – со знанием дела сказала одна из девушек в «БМВ». – Твое место будет там, где тебе скажут. В отличие от европейцев, которые тебя посадят в любой ряд, хоть ты на каталке приедь. Этот парень хотел европейца на место поставить. Потому что француз был ботаником, а ботаник должен быть придавлен, по понятиям нашего парня, у которого эти детсадовские комплексы сидят до пенсии в голове.

– У нас если человек напился и куда-то полез – значит надо ему врезать, – поддержала ее вторая. – Пусть пойдет с разбитым носом. Пусть его девушка это видит! Этот парень, может, не дурак и не злюка, просто у наших мужчин нет ни капли великодушия, они всегда готовы самоутвердиться за счет кого-то. В отличие от европейца, которому от того что он кого-то обидел, будет плохо. А нашему – будет хорошо.

– Не все так просто, русские очень даже великодушны, – возразил мой спутник. – И в отличие от европейца русский снимет с себя последнюю рубаху, если ты в беде. Рискуя жизнью, вытащит друга из-под пуль и закроет собой амбразуру. На все это мы готовы во имя великой идеи. В скучное мирное время мы вообще не знаем, как жить. Уважение человеческого достоинства, толерантность, политкорректность – это не наши понятия.

– Не совсем понятно, почему же он избил его… – сказала я.

– По понятиям этих русских, француз не должен был идти на ринг, – ответил мой спутник. – Он там был не на своем месте и ему объяснили это. Как определяют у нас, кто на своем месте, а кто нет? Трудно сказать. В России практически нет общепринятых правил поведения кроме неписаного права сильного поставить на место слабого. В наших головах гремучая смесь каких-то понятий тюрьмы, армии и великой русской литературы, да и вообще черт знает чего, национальных коррупционных традиций, что ли…

По-моему, его уже слушала только я. И то по привычке.

– «А ты кто такой?» – это ключевой вопрос в жизни русского человека, – увлеченно продолжал тем временем он. – И ответ должен соответствовать понятиям того, кто спрашивает.

Хуже всего, что ты никогда не знаешь, где и когда будут тестировать на прочность твое место в мире: в кабинете, в дорожном конфликте, на сложных переговорах или на вечеринке…

Поэтому лучше всего, чтобы этот вопрос вообще не задавали. Чтобы достаточно было просто на тебя посмотреть. Чтобы твой статус был максимально представлен в твоем внешнем облике.

Поэтому мы обвешиваем себя статус-символами. Если машина, то черная и чем больше, тем лучше. Подруга на выходе – фотомодель. Дорогие часы, «корочки», жаргон… И даже соответствующее выражение лица.

Дома, которые мы сегодня посмотрели, тоже построены так, чтобы исключить наш русский вопрос: «Кто ты такой?». Но в Европе его не задают. И получается, что эти дома – такой громоздкий ответ в никуда и никому.

Конечно, мы такие же, как и остальная Европа, у нас есть умные люди, есть не очень, есть сильные и честные, а есть другие. Дело в пропорциях, в том, каких людей больше. Пропорции очень важны, если в обществе не десять процентов агрессивных и тупых или нечистых на руку, а, допустим, уже пятнадцать, то они могут замкнуть порочный круг из глупости и воровства и разложить все общество.

Войны, революции и террор еще больше нарушили и без того сложные пропорции русского народа.

И выглядим мы сейчас так: либо вор, либо дурак. Хотя это неправда, просто воров и дураков у нас немного больше, чем в Европе, но они умудрились задать основной тон всей стране.

Это все сейчас тоже меняется не в лучшую сторону. За два десятка лет в Россию стал перебираться кавказский криминал и гастарбайтеры из Средней Азии. А умные и порядочные парни до сих пор продолжают уезжать в ту же Европу. А за ними и красивые девушки. Что с этим делать? Как разорвать этот порочный круг?

Я долго думал над этим и решил, что единственное, что может спасти нашу страну, это возрождение монархии! – вдруг неожиданно закончил мой спутник.

Повисла торжественная пауза, но аплодисментов не последовало. Кажется, мой спутник тоже говорил в никуда и никому. Одна из девушек, та, что сидела за рулем и была поумней, в тишине сказала:

– Эээ… Похоже, мы уже приехали. Вот вы и дома.

Рождественский подарок. Пуэрто Банус

1.

Прошел уже месяц нашего совместного путешествия. Мой спутник продолжал являть собой больше вопросов, чем ответов. Вопросы касались в том числе того, что он будет делать через год, через месяц или завтрашним днем. Иногда я боялась, что он спросит меня, а как он, собственно, здесь оказался. Разговор с ним о планах на будущее плавно переходил на Великую Отечественную войну или древнегреческую философию.

Он много знал и мог долго рассуждать, что будет с мировой экономикой, с ценами на недвижимость, а про себя он не знал ничего.

Но я могла сказать совершенно точно, что в данный момент он был на набережной Пуэрто Бануса, одной из самых красивых и белоснежных в мире. Он шел по волнорезу в сопровождении девушки подросткового вида. Вдалеке торчала скульптура авторства господина Церетели, злодея и гения современности. Скульптура представляла собой многометрового человека с приветственно поднятыми руками, обращенного к морю. Голова казалась неродной. Да и тело вызывало вопросы. Официально скульптура называлась «Победа». Над чем – не совсем было понятно. Может, как и многое у автора, над здравым смыслом.

Мы уже давно не отвлекались на эту скульптуру, когда гуляли по набережной. Мы провели здесь почти месяц. Еще немного, и мы перестанем замечать морской пейзаж.

На носу было Рождество. У дверей прибрежных ресторанов стояли игрушечные Санты, как и положено, в красно-белых колпаках, с колокольчиками в пухлых пальцах. Санты смотрели на слепящий морской горизонт. Зима была далеко.

Рестораны и магазины, мимо которых мы шли, были пусты. Рождественские каникулы еще не начались, и мертвый сезон был в разгаре. Легкий ветерок гонял меж пустых столиков одинокую смятую салфетку.

Это было чудесное время, солнечный декабрь. Почти месяц мой спутник покупал здесь дом. Он занялся этим, потому что жена, которую он любил, мимоходом сказала ему, что здесь неплохо.

Но пока он искал для нее дом, он ни разу не упомянул про нее. У него появилась новая страсть – испанские виллы. Какие уж тут женщины…

Впрочем, своей жене он был исключительно верен. Мне ли не знать…

И вот, мой спутник замыслил какой-то проект. Но с ним тоже все было непонятно.

Мы шли вдоль моря по волнорезу. День был ясным. Не ясно было только, что будет дальше.

– Так что же дальше? – спросила я. – Вы купите дом? Останетесь в нем? Или вернетесь со мной в Россию?

Вопрос был не праздный. Срок действия моей визы подходил к концу. С каждым днем все ближе была пропасть реальности, и я знала, что мой спутник стоит на другом ее берегу.

Пару дней назад мы ездили в горы, в маленький испанский городок под названием Ронда. Ронда висит на краю скалистых гор, и ее средневековые домики отражаются в воде на дне ущелья. Там я стояла на краю и смотрела на мелкие домики и посевы, игрушечно расположившиеся вдалеке. Под деревом испанский гитарист щипал натянутые струны.

В Ронде я думала только о любви. Абстрактно. Здесь все провоцирует вас на острое любовное чувство. Маленький городок, висящий на краю обрыва, где однажды придумали корриду, и, кажется, любовь тоже придумали именно здесь, просто намного раньше. Здесь хочется танцевать на булыжных мостовых и клясться в чем-нибудь навеки. Я бродила вдоль обрыва и старалась не смотреть вниз. Раньше в подобных местах рядом со мной всегда был Макс. В этот раз его не было. Мне было очень этого жаль. Так романтично было бы, стоя на краю пропасти, прошептать ему: «Дорогой, я тебя отпускаю».

Но вообще проблема была в другом: моя виза. Скоро, совсем скоро мне нужно будет покинуть эту прекрасную страну. Я вздохнула. Рядом, как всегда, о чем-то своем вздохнул мой неизменный спутник… Он не держал меня за руку. И не смотрел страстно. И, наверное, не любил испанской гитары, и боялся высоты. Но он был моим другом. И мне было жалко его покидать.

Теперь, стоя на волнорезе, который уходил далеко в море, я спросила его:

– Так что же дальше? Мы будем грустить из-за моего отъезда или праздновать его?

С берегов Африки дул теплый ветер, и ее очертания проглядывали на горизонте. Как я уже говорила, день был ясным. Пора было сделать ясным все остальное.

И тут мой спутник сказал:

– А вам не нужно уезжать.

Я недоверчиво на него посмотрела.

– Да, знаете, я тут подумал: мы уже столько вместе… Зачем нам расставаться? Я хочу сделать вам предложение…

Я почувствовала себя очень странно.

Так чувствуешь себя, когда в детстве на Рождество получаешь подарок, о котором мечтал. Мечтал, но точно знал, что тебе его не подарят. И вот ты стоишь, вертишь его в руках и не веришь в происходящее. И только если закроешь глаза, а потом распахнешь их, но ничего не исчезнет, только тогда ты поймешь, что это правда.

На всякий случай я так и сделала. Резко закрыла глаза, а потом открыла их. Но ничего не исчезло. Ни блестящее море, ни холодное солнце, ни мой спутник со своим предложением.

– Я решил купить дом Одри Хепберн и попробовать пожить немного тут. Постепенно количество моих дел здесь может увеличиться, так что мне понадобится человек, которому я доверяю. Пока единственный такой человек во всей Марбелье это вы. И не только в Марбелье… Я поговорил с Сережей, он готов взять вас к себе на работу. Он построил здесь комплекс вилл и сдает их. Ему сейчас нужен кто-то, кто будет следить за арендой.

– Но я… Я не знаю языка, – это все, что пока пришло мне в голову.

– Потенциальные клиенты – наши с вами соотечественники, – невозмутимо продолжал мой спутник. – Вы будете вести переговоры и следить за процессом. Вам сделают рабочую визу. А потом, как только я оформлю дом, я заберу вас к себе. Мне понадобится помощник. Кажется, я уже говорил вам это… Так что вам необязательно уезжать. Соглашайтесь. Вам же нравится в Испании?

– Очень… Очень нравится, – подтвердила я, все еще находясь в шоке от услышанного.

– Работа, в общем, не пыльная, – продолжал мой спутник. – Будете сидеть в уютном офисе с видом на пальмы. Вечерами я подучу вас водить машину, потому что без машины здесь никуда…

– А вдруг я не справлюсь?

– Не справитесь с чем? Все же просто. Нужно помочь богатым клиентам потратить как можно больше денег. Понятно?

– Да, это мне будет легко, – улыбнулась я.

– Так что? Согласны? – спросил мой спутник.

Таким был мой подарок на это Рождество.

2.

После судьбоносного разговора в Пуэрто Банусе прошло несколько дней. Пока все шло строго по плану. Жизнь была прекрасна и полна перспектив. Я снова начала водить машину. Среди прочего, впереди маячила яхта Ивона.

Мой спутник был сосредоточен и занят. Он практически не бывал дома, и мы здорово отдалились за эти дни.

Мне не очень нравилась перспектива сидеть под пальмами в офисе Сереги, но зато мне открывали рабочую визу в Испании. За исключением этого, все остальное было хорошо. Впереди нас ждали праздники, после которых я должна была приступить к работе.

Пока же я сидела в нашей квартире с желтыми диванами и видом на беспечное море. Мой спутник был на встрече по поводу покупки нашего любимого дома Одри Хепберн. Он взял мой блокнот для солидности, сел в белый BMW к русским девушкам и уехал вести переговоры.

Он проделал большую работу, и дом был практически куплен. Был нанят адвокат, который проверял юридическую сторону покупки. Дом обследовал инженер из строительной компании, были открыты счета в банках для совершения сделок. Оставалось только немного поторговаться с хозяйкой.

Поджав ноги, я сидела на желтом диване и рассеянно смотрела в планшет. На столе лежали папки с делами, которые мне следовало, как это говорят, принять. Одна из них была открыта. Мне нужно было изучить пару экселевских таблиц, свести данные и заполнить пару рядов. Я честно углубилась в записи и смотрела в них несколько минут. Потом до меня дошло, что, во-первых, все данные здесь на испанском. А во-вторых, я держу папку вверх ногами. Как же я не люблю все эти формальности.

Вчера я ходила перенимать дела в офис к Сереге.

Самого хозяина не было. Меня встретила приятная блондинка в деловом костюме, русская. Она провела меня в крошечный офис, из окна которого был виден райский сад. На этом Эдем заканчивался. На столе стоял компьютер, и лежали распахнутые серые папки. Я опасливо заглянула внутрь одной из них. Очень похоже на отчеты, которые я ненавижу. Причем, на испанском. Блондинка усадила меня за компьютер и нависла надо мной всей грудью. Я испугалась, что ее арбузы прижмут мою головушку к экрану и ее раздавят. И не было рядом моего спутника, чтобы привычно меня спасти.

Блондинка с нескрываемой радостью в голосе передавала мне дела, жонглируя данными, как собственными арбузами. Каждую минуту у нее звонил телефон. Это были клиенты, поэтому она терпеливо отвечала. Разговор выдавал в них людей не слишком сообразительных.

«Да, вам нужно переслать мне ваши паспортные данные, если вы хотите, чтобы я прислала вам подтверждение брони… Данные – это фамилия, имя и номер паспорта… Да, фамилия латинскими буквами. Конечно, номер паспорта заграничного… Нет, еще раз вам говорю, номер российского, к сожалению, не подойдет», – и так далее.

Мне быстро надоело слушать эти разговоры, хотя для меня они были бы полезны.

Я с печалью смотрела на маленький душный кабинет, обилие офисных принадлежностей, деловой костюм блондинки и даже ее большую аппетитную грудь. Все эти дела, папки, документы, звонки, отчеты… Все то, что я испокон веку перекладывала на других. И при этом возвышенное выражение моего лица становилось брезгливым. Считалось, что такой творческий работник, как я, не должен заниматься подобной суетой. Такой была официальная версия избавления меня от офисных дел, и только я знала истинное положение вещей. Я никогда не бралась за подобную работу, потому что просто бы ее провалила.

Нет у меня данных, чтобы ею заниматься. Не приспособлена я к ней. Могу сочинять интервью, могу придумывать действительность, а заполнять экселевские таблицы не могу. И, слушая блондинку, я убеждалась в этом все больше. На что способен бык, то не под силу Юпитеру. Такова обратная сторона высокого творческого начала.

Все это было печально. Но что поделать, у меня не было другого пути остаться в Испании. Тем более, скоро начнется купальный сезон…

И тут я поняла, что сезон начнется, а я буду обязана оставаться допоздна в офисе в деловом костюме, и все будут попрекать меня за отсутствие пышной груди и хотя бы капельки сообразительности.

Сегодняшний день был так же уныл, как вчерашний. Я сидела на диване и листала серые папки, выданные мне блондинкой на дом, дабы я могла «получше вникнуть в суть вещей». Куда уж лучше…

Привычно завибрировал телефон. Я улыбнулась и с радостью углубилась в переписку. На телефон продолжали приходить разнообразные сообщения.