Текст книги "Только с тобой. Антифанатка"

Глава 13

Я проснулся через час или полтора после того, как закрыл глаза, от противного писка телефона. На мой личный номер, который был известен ограниченному количеству людей, пришло сообщение. И я вслепую стал шарить по кровати, не поднимая головы с подушки.

Веселились мы вчера долго – я вырубился часа в три, не раньше. Часто я засыпал с какой-нибудь красивой девочкой в обнимку, но вчера никого к себе не подпускал, даже Элизабет. Почему? Не знаю. Все казались мне неинтересными. Пресными. Слишком развязными. Я задумчиво смотрел на приватный танец стриптизерши, и мне было все равно, что она почти обнажена, что зазывно улыбается мне, вертя задом, что хочет меня – это было видно невооруженным взглядом.

Мне было скучно. Все надоело. То ли из-за рыжей чертовки, которая так расстроила меня своим поступком. То ли из-за того, что где-то в этом сером городе жила моя Катя.

Катя – моя любовь[3]3
  Подробнее об этом читайте в цикле «Музыкальный приворот».


[Закрыть]. Обычная девушка из необычной семьи. Нежная, светлая, чистая. Но выбрала она не меня, и как бы я ни пытался сделать ее своей, она не поддавалась. Встречалась с другим. Любила другого. Парня из группы, которую я продюсировал. Парня, которого я сделал знаменитым. Парня, которого считал кем-то вроде своего брата.

Я привык, что всегда и все выбирают не меня. Это был мой любимый комплекс, и мой психотерапевт (в Лос-Анджелесе модно иметь своего психотерапевта) говорил мне, что это все комплекс неполноценности, идущий из детства, который я должен прорабатывать. Я возражал ему. Что прорабатывать, извините? Я успешный. Я суперзвезда. Я состоялся как личность. У меня есть деньги, есть слава, есть все, о чем другие только мечтают.

«И нет любви», – сказал мне Итэн как-то, тонко улыбаясь. Итэн – это, собственно, и есть мой психотерапевт. Порекомендовал мне его Октавий, у которого, в отличие от меня, реально в голове понос.

Меня действительно никто особенно не любил. Ну, за исключением фанатов, конечно же. И друзей. А вот женщины – мать, первая любовь, моя Катя… Они все выбирали любить кого-то другого.

Ладно, признаю. Если у Октавия в голове был понос, который нужно было вычерпывать ложками, то у меня – темный лес, в котором легко можно было заблудиться. Даже Итэну было со мной сложно, хотя он вел много звездных клиентов.

В общем, заснул я один. И проснулся через час, когда на город наступили сиреневые сумерки. Нашарил этот проклятый телефон, зачем-то приложил к уху, потом понял, что это не звонок, а новое сообщение, и только тогда разблокировал экран.

Это было сообщение от Кея – катиного парня. Остатки сна моментально слетели с меня. Почему он мне пишет? Что хочет?

Ничего хорошего Кей не хотел. Он приглашал меня на свадьбу, скотина. Его свадьбу с моей Катей.

«Дорогой Кирилл! Рады сообщить, что мы приглашаем Вас на нашу свадьбу, которая состоится ** августа. Ждем Вас на нашем первом семейном празднике. Катрина и Антон».

Следом прилетело еще одно сообщение

«Извини, что не прислал приглашение по почте, не знаю адрес».

Он знал, что я не приеду. Знал. Не потому, что буду занят. А потому что Кате не захочу портить праздник. И изгалялся надо мной. Вот тварь, а.

Я беззлобно ухмыльнулся. Чему я удивляюсь? Он такой же, как я, только без чувства юмора и со скорпионами в голове. А такие, как мы, не прощают легко и просто. Я чуть не увел его девушку. Я всячески пытался сделать это! И он еще много лет будет на меня зол. А может быть, будет зол до конца жизни. Из-за моей игры Катя чуть не пострадала.

«Да пошел ты», – напечатал я в ответ и стер. Нет, ничего не отвечу. Коз-з-зел.

Я сидел на кровати и, прищурившись, смотрел в окно. Прямо передо мной сияла большая звезда. Наверное, Полярная.

Заснуть я так и не смог. И решил, что должен еще раз увидеться с Катей. Пока я в этом городе, мне нужно сделать это. Нужно.

Утром я не улетел вместе со всеми – тупо сбежал. И написал Стиву, что прилечу в Нижний Новгород самостоятельно. Концерт там будет завтра вечером. Я успею. Стив позвонил мне и орал как сумасшедший, но поделать ничего не смог – им пришлось улететь без меня.

«Запомни, – сказал он мне, – если ты, старик, не успеешь, хрен тебе, а не гонорар за тур. Понял?»

Я понял – прекрасно понял. Но знал, что успею. Куда больше проблем доставил звонок Гектора, который был зол, как тысяча горилл, которым не досталось самки. Он столько нецензурных слов сказал, что меня даже на смех пробило – на нервный, разумеется.

– Ты из группы хочешь вылететь, – в конце концов сказал мне Гектор с холодной ненавистью. Наш фронтмен знал, на что давить.

– Нет, что ты, – услужливо ответил я.

– Ты во второй раз срываешь турне, придурок.

– Не спорю – я придурок, но я не срываю. В первый раз успел, и во второй успею. Серьезно.

– Я тоже серьезно. Твои выходки достали. Из-за тебя рискует вся команда.

– Я просто хочу встретиться с Катей. Последний раз. Перед ее свадьбой, – признался я. Сообщение Кея все еще стояло перед глазами.

Гектор замолчал. Он был суровым мужиком с ледяным взглядом, и у него внутри словно дух жил, который просыпался на сцене, но любовь – настоящая, разумеется – его трогала. Черт знает, как это работало. Он реально был человеком-скалой, и порою я думал, что он настоящий психопат, не способный на чувства. Но любовь значила для него нечто большее, чем страсть или нежность. Я знал.

– Если ты опоздаешь хотя бы на час, я тебе лично кости переломаю, – пообещал Гектор. – Это был последний раз, когда мы с парнями простили тебя.

– Окей, мамочка, – улыбнулся я. – Твой сынок тебя не подведет.

– Иди ты.

– И вообще, главное – это уметь прощать, – пафосно изрек я.

– Главное – это быстро бегать, когда встретишь меня, – с этими словами Гектор кинул трубку, а я вышел из такси, на котором ехал к дому Кати. Вчера я видел издалека район, в котором она жила, и на душе так тоскливо стало. А рыжая рядом сидела и болтала без умолку – рассказывала Окту о городе. Сначала она бесила меня, а потом я и сам заслушался. Отвлекся от тупых мыслей. Интересно, откуда она так хорошо знает английский – даже акцент не такой заметный, как у остальных соотечественников.

Я снова вспомнил камеру, которую нашли в ее кармане. Маленькая Наташа, ну зачем ты так дешево поступила?

Доезжать до дома Кати я не стал – попросил остановиться за квартал и шел, чувствуя за спиной легкую тяжесть рюкзака. Чемодан ждал меня в гостинице, которую я забронировал, но я не собирался ночевать там – так, пересидеть пару часов, чтобы потом поехать в аэропорт и тусоваться в очередном безликом ВИП-зале.

Катю я ждал до самого вечера, сидя на лавке в ее заросшем зеленью дворе. Позвонить я ей не мог, но знал, что она дома. Скучая, я листал инстаграм – подумать только, как весело. У меня миллионы подписчиков, для которых я то ли бог, то ли падший ангел, живущий в роскоши и творящий шедевры. Прямо сейчас мне заваливают директ очередными сообщениями, которые я никогда не открою, ставят лайки на последнее фото, о котором позаботился кто-то из менеджеров, имеющий доступ к аккаунту, оставляют комментарии быстрее, чем стучится мое сердце. Но все не так. Я не такой, каким они меня видят. На самом деле я сижу в солнцезащитных очках и кепке в каком-то российском дворике, пью дешевую воду, и дети на площадке передо мной играют в мяч, который однажды в опасной близости пролетел над моей головой.

Я сфотографировал ноги – так, чтобы были видны только кроссовки, и выложил в сторис, подписав, что концерты – просто чокнутые, и я, мать вашу, тоже ненормальный.

Я развлекался с социальными сетями до заката – медного и тягучего. Именно тогда, когда солнце наполовину зашло за дома, появилась Катя. Она вышла из дома – воздушная, нежная, в светлом свободном платье и с темными распущенными волосами, которые теперь спускались до самой талии, и я поспешил к ней.

– Катя! – окликнул ее я, чувствуя, как часто начинает биться сердце. Часто и немного испуганно.

Она оглянулась, и глаза ее округлились. Она не ждала меня.

– Кирилл? – изумленно спросила Катя, и от звуков ее плавного голоса захотелось улыбаться. – Ты что здесь делаешь? Чего ты хочешь?

– Я хочу поговорить, – приблизился к ней я.

– О чем? Кирилл? О чем ты хочешь поговорить? – спрашивала она, ничего не понимая, а я не отвечал – смотрел на нее и улыбался. Безумно хотелось заправить отливающие на солнце темной карамелью волосы ей за ухо. Коснуться тонкой руки. Вдохнуть запах. Но я не мог этого сделать. Просто стоял и смотрел, как дурак.

– Кирилл! – повысила Катя голос, и только тогда я пришел в себя.

– Мы так давно не виделись, – все так же глупо улыбаясь, сказал я.

– Не уверена, что видеться сейчас – лучшее решение.

– Прости. Я просто хочу поговорить с тобой. Да, я понимаю, что выгляжу как идиот. Но мне есть что тебе сказать.

– Что же? – нахмурилась Катя, вцепившись в ручку сумки, что висела на ее плече.

– Я знаю, что ты выходишь замуж, – вздохнул я.

– Откуда? – еще сильнее нахмурилась она и сделала шаг назад, стоило мне попытаться подойти к ней ближе.

– Твой жених сказал. Поздравляю.

– Зачем он тебе это сказал? – изумилась она.

– Решил добить, – горько усмехнулся я, любуясь ее лицом. – Но я рад за тебя, Катя. Правда.

– Спасибо. Это все, что ты хотел мне сказать, Кирилл?

– Нет. Нет, конечно! Я хотел просто увидеть тебя еще раз и понять, простила ли ты меня за то, что я сделал, – признался я. Решил не юлить. Я знал, что не украду ее у Кея.

Катя в недоумении убрала волосы с лица назад – жест, от которого дух захватывало. Какой же женственной она стала за это время.

– Ты серьезно? Ты сбежал с гастролей, чтобы понять… это? – недоверчиво спросила она.

– Да. Ты ведь не простила меня? Катя. Мне жаль, что так вышло. Правда, жаль. Я чувствую себя уродом. Вспоминаю о том, что сделал, и мне не по себе становится. Я не такой ужасный, как ты думаешь.

– Я ничего не думаю. Можно, я уйду? Пожалуйста, давай прекратим это? – вздохнула Катя. – Ради всего того, что между нами было. Хорошо?

Между нами была только дружба. А так прозвучало, словно мы встречались!

– Прости меня, хорошо? Прости. Мне жаль, что я так поступил. Я люблю тебя до сих пор, – отпустив голову, признался я, чувствуя себя ничтожным.

Да, у меня было все, кроме любви.

Я хотел сказать Кате что-то еще – напоследок, но не получилось. Откуда-то позади меня нарисовалась тонкая девичья фигурка с рыжими волосами, собранными в задорный хвост.

– Антон, вот ты где! А я тебя обыскалась, малыш! – услышал я знакомый голос, и даже глазом моргнуть не успел, как ко мне в объятия бросилась Наташа. И не просто бросилась, а буквально впилась своими губами в мои. Болезненно и вместе с тем горячо.

Все это произошло за одно мгновение.

Меня никто и никогда так бесцеремонно и вместе с тем дерзко не целовал.

Я видел, как ошалело смотрит на меня Катя, но позволял целовать себя этой наглой рыжей девице.

⁂

Я собрала свои немногочисленные вещи быстро – привыкла к этому за последние пять лет, да и вещей у меня было немного. Было ужасно обидно – и не из-за злых слов Марины, и не из-за того, что Вадим не хотел меня больше видеть, а из-за того, как разрушилась моя жизнь. Еще несколько дней назад я была довольна жизнью, несмотря ни на что. У меня была работа, жилье, мечты о Вадиме и о большой любви с ним. Надежда на то, что дальше теперь будет лучше. Вера в себя и в людей. Но после встречи с Кезоном-Антоном все пошло наперекосяк.

Всё.

Превратилось.

В пыль.

У меня почти не было денег, разбитый телефон перестал работать, нужно было срочно искать комнату – только на что я буду ее снимать? За красивые глаза и улыбку в квартиру меня никто не пустит, а ведь еще и залог потребуют. Жить на улице не очень хотелось – мне хватило ночи, проведенной на улице, когда мачеха выставила меня из их с отцом дома. Я стала свидетельницей драки двух бомжей, а после убегала от какого-то нетрезвого мужика, зовущего меня к себе выпить. Повторять опыт не хотелось.

Наверное, нужно было попросить помощи у отца – связываться с мамой и рассказывать ей обо всем, что произошло, я не могла. Для нее я всегда жила хорошо, без бед и проблем. Для нее я имела хорошее образование и замечательную работу. Для нее я была счастливой, и не имела права разубеждать.

Я даже поехала к отцу. Думала, что займу у него немного денег и сниму комнату, хотя знала, что это ему не очень понравится. Как дочь он меня не очень-то и воспринимал. Для него я была скорее помехой, вечным воспоминанием о том прошлом, которое он не любил. Думаю, он сто раз проклял тот день, когда приехал на отдых в Галаз и познакомился там с моей мамой – молодой и красивой девушкой, которая работала официанткой в кафе. Всего лишь две недели курортного романа, и появилась я.

Приехала я к семье отца совершенно не вовремя – дома у них было много народу. Оказывается, одна из моих сестер, Ася, выходила замуж, и именно в этот день должно было состояться знакомство с родителями жениха. Атмосфера была праздничной и веселой, и я со своим неожиданным визитом совершенно в нее не вписывалась. Мачеха не выгнала меня только потому, что поняла – родственникам жениха это покажется странным.

– Вечно она приходит, когда не нужно, – тихо, но зло выговаривала мачеха отцу, когда мы втроем стояли в прихожей – гости в это время шумно рассаживались за стол в просторной гостиной с эркером.

– А я что сделаю? – развел руками тот. То, что я стояла рядом, их не волновало. Мачеха вздохнула и перевела на меня раздраженный взгляд:

– Мы не скажем, что ты внебрачная дочь. Это некрасиво. Скажем, что двоюродная сестра.

– Если я вам мешаю, то уйду, – спокойно ответила я и посмотрела на отца. – Поговорю с тобой и уйду.

– У нас совершенно нет времени на разговоры с тобой! – прошипела мачеха. Кажется, она хотела сказать мне что-то еще, но из гостиной вышла Ася. Она терпеть меня не могла еще больше, чем мать.

– Вы скоро? Вас гости потеряли, – тихо сказала Ася. Ее глаза – точно такие же, как и у меня, малахитово-зеленые, сверкнули. – Ты уходить не собираешься?

– Я пришла поговорить с отцом, – ответила я все так же спокойно, хотя внутри все кипело.

– Ему некогда, – отрезала Ася. – Ему нужно познакомиться с родителями моего жениха.

– И скоро свадьба? – ухмыльнулась я. Ася была младше меня на три года и уже выходила замуж. Я не завидовала. Я просто не понимала, почему мне не везет с мужчинами.

– Скоро, – отрезала сестра.

– И ты даже меня не пригласила, – еще шире ухмыльнулась я.

– А должна была? – нахмурилась Ася. – Ты мне никто, девочка. И звать тебя никак. Была бы хоть при деньгах, я бы подумала. А так… Оборванка. Приехала со своего Галаза и…

– Ася, перестань, – поморщился отец и взглянул на меня со смущением. – Наташа, давай с тобой потом поговорим. Видишь, сегодня никак.

– Хорошо, – улыбнулась я ему. Хотелось добавить «папа», но я не смогла. Какой он мне папа, если подумать?

И я ушла, так и не сказав ему того, что собиралась. Не попросив помощи, которая так была мне нужна.

Я слышала, как мачеха облегченно вздохнула, когда закрывала дверь, и, проигнорировав лифт, пешком стала спускаться с последнего этажа. На сердце было тяжело.

Разумеется, я упала – оступилась и грохнулась со ступени вниз. При этом больно ударила руку, и на ней стал расплываться большой синяк. Оставалось лишь благодарить небо за то, что кости остались целы.

Дома я решила продать ноутбук – это была единственная ценная вещь. Ноут был неплохим и выглядел как новенький, ибо я всегда бережно обращалась с ним. Продавать его было безумно жалко, но что поделать? Мне действительно нужны были деньги. Однако все же в итоге продавать я его не стала – вернее, мне не разрешили этого делать.

Меня выручили подруги. Пять моих прекрасных подруг по интернету. Мы все жили в разных странах и городах: Алиса – из Новосибирска, Даша – из Киева, Божена – из Минска, Айгерим – из Алматы, Ира – из Владивостока. И никогда не виделись, хотя планировали однажды встретиться. Познакомились мы года три назад в какой-то группе, посвященной турецким сериалам, которые нежно любили, случайно оказались в общей беседе и стали общаться. Та беседа давно уже прекратила свое существование, а мы вшестером крепко сдружились, часто переписывались и иногда звонили друг другу. Мы были разными – абсолютно разными! – но общались. Кто-то был замужем, у кого-то были дети, а кто-то только заканчивал университет. Разные национальности, религии и благосостояние. Разное мировоззрение. И одинаковая энергетика, как бы странно это ни звучало. В общем, компания наша была разношерстной, но веселой.

Не выдержав, я поделилась с подругами своими несчастьями – так стало немного легче. Сначала девчонки утешали меня, а потом вдруг велели сходить в банкомат и проверить счет на своей карте. Сначала я ничего не поняла, затем стала подозревать неладное, а потом проверила карту и снова чуть не расплакалась. На счету были деньги, которых хватило бы и для аренды комнаты, и на жизнь на некоторое время. Оказывается, эти дурочки решили помочь мне и скинулись, а после перевели мне деньги.

Я не хотела их брать. Серьезно, я хотела вернуть их, потому что мне было стыдно до горящих щек, но они сказали, что не будут со мной общаться, если я так поступлю.

«Это порыв души, не смей отказываться, или мы реально обидимся», – написала мне Айгерим, пока я сидела перед ноутом, по привычке сжав кулаки на коленях. Она была негласным лидером нашей маленькой компании и все время зазывала в гости.

«Но это выглядит так, словно я специально наныла!» – напечатала я в ответ, то и дело сбиваясь, делая ошибки и спешно поправляя их.

«Нет, это твой отказ выглядит так, словно ты не ценишь нашу дружбу и поддержку», – отрезала Айгерим, и остальные горячо поддержали ее. В итоге я клятвенно заверила девчонок, что отдам им эти деньги, как только найду нормальную работу. Я не могла брать их просто так – мне действительно было стыдно, но, если честно, на сердце стало светлее – и не из-за того, что страх остаться на улице пропал. А из-за того, что у меня все-таки оставались люди, которым я могла довериться. Они были далеко, но рядом. В моем сердце.

Я вдруг вспомнила Кезона. Его слова. Его взгляд. Он ни в чем не нуждался – жил так, как могут позволить себе жить лишь единицы. И он посмел указывать мне на то, что я неправильно поступаю. Посмел мне сказать, что я жалею себя. Уверена – у него никогда этого не было. Не было чувства безысходности, когда не знаешь, что делать и как выжить. Не было желания взять и исчезнуть.

Мне хотелось обвинять его во всех своих несчастиях. И ненависть, что теперь жила в моем сердце, была такой ярой, что лишь воспоминания об этом человеке заставляли меня скрипеть зубами.

Подруги помогли мне не только деньгами – у Иры из Владивостока в городе жила подруга, чья бабушка сдавала комнату. Она прислала мне контакты этой бабули, и вечером я поехала смотреть квартиру, надеясь, что все будет хорошо. Бабушку звали Глафира Фроловна, и мне представлялось, что это божий одуванчик в платочке и с палочкой. Как же я ошибалась – это была бодрая и довольно злобная старушенция, от которой прямо-таки исходила аура ненависти ко всему живому. Она была стопроцентной альфой и смогла бы подавить любого одним только взглядом.

Глафира Фроловна осмотрела меня с ног до головы, пробормотала, что на шалаву я не похожа, и пустила в квартиру. Командным тоном велела разуться, надеть тапочки, вымыть руки и только потом разрешила пройти мне в зал – чистый и заставленный добротной массивной мебелью из семидесятых. У окна, правда, высился огромный новенький телевизор с плоским экраном. Видать, телевидение бабуля уважала. Я так и представляла, как она вечерами смотрит «Кривое зеркало» или «Поле чудес». Еще я углядела кондиционер и современную хрустальную люстру с кучей режимов. Видать, Глафире Фроловне помогали родственники.

Пожилая женщина усадила меня в массивное кресло, застеленное цветастым покрывалом, пытливо уставилась мне в лицо, просканировала каждый квадратный миллиметр и спросила командным голосом:

– Зачем комнату снимаешь?

– Жить негде, – честно ответила я.

– А раньше где жила? Чай, не по помойкам шлялась, – сощурилась бабка. Я потупила взгляд – не рассказывать же ей обо всем, что со мной случилось! Мое молчание Глафира Фроловна расценила по-своему.

– Бил, что ли? – прямо спросила она.

– А? – не поняла я, кто там может меня бить. Судьба, что ли?

– Хахаль твой, – заявила старушка. – Вон синячище какой на руке.

Я скосила глаза на собственную руку – на предплечье цвет свежий синяк. Вот блин. Я хотела было возразить, что никто меня не бьет, но мне не позволили этого сделать.

– Енто ж какая ты дура! – громогласно сказала Глафира Фроловна, сделав свои, одной ей известные выводы. – Ей богу, ума нет, раз такого хахаля выбрала. Правильно, что уходишь. Ты ж вон какая худющая – тебе твой хахаль в следующий раз хребет переломит.

– Но я…

– У меня тоже такой по молодости был, – не слушая меня, продолжала бабка. – Красивый, статный, частушки пел – аж сердечко замирало. Партийный был. А как жить стали вместе, так руку поднимать начал.

– Он что, вас бил? – спросила я с удивлением.

– Попытался. Я ему по хозяйству мужскому мешком картошки дала, перестал, – пояснила Глафира Фроловна. – Он к бабам-то потом еще долго не подходил, черт окаянный. – Тут она почему-то захихикала. Наверное, вспомнила, как била по причинному месту своего возлюбленного картошкой. И добавила:

– Мне его потом и к врачу тащить на себе пришлось.

– Что, так сильно его приложили? – изумилась я, едва сдержав смех. Бабка была не промах.

– Голову рассекла, – невозмутимо ответила она.

– И вы расстались, да?

– Убег он, – нехотя отозвалась Глафира Фроловна. – Обходил меня тремя дорогами. Что, комнату-то смотреть будешь али лясы-балясы точить пришла? – неожиданно поменяла она тему для разговора. И я кивнула.

Комнату она сдавала небольшую, с окнами во двор, но уютную, несмотря на советскую мебель и ковер – слава богу, не на стене, а на полу. В ней было все необходимое: кровать, письменный стол, стул, платяной шкаф, комод. И я решила, что первое время перекантуюсь здесь – искать комнату или квартиру дело небыстрое, и что-то лучшее, да еще и по такой невысокой цене, я вряд ли найду.

– Нравится? – спросила меня пожилая хозяйка квартиры.

– Нравится, – кивнула я. – Согласна снимать комнату у вас.

– Тогда паспорт дай, – потребовала она. Пришлось подчиниться. Глафира Фроловна долго изучала его и даже сфотографировала на телефон-раскладушку, которых я ни у кого давным-давно не видела. После чего заявила:

– Значит, так, беру тебя только потому, что внучка за тебя поручилась. Посторонних в жилище свое не пускаю. Мужиков никаких не води – иначе выкину ко всем чертям сразу. Позднее одиннадцати домой не возвращайся. Где гуляла, там и спи – я ложусь рано. Кухней пользоваться можешь, но не дай бог попортишь мне что, я из тебя душу вытрясу.

Сказано это было так, что я поверила – вытрясет.

Мы обговорили детали, дату, когда я смогу заехать с вещами, сумму коммуналки и я, наконец, пошла в прихожую, чувствуя, что жить с этой бабкой под одной крышей – настоящее безумие. С другой стороны, условия не самые плохие, а сумма за комнату небольшая.

– Глафира Фроловна, а почему вы берет так мало? – не удержавшись, спросила я, уже стоя на пороге.

– Больше бы брала, да соседи у нас сатанисты, – поморщилась та.

– Как? – округлились мои глаза.

– А вот так, чтобы их перекочевряжило, – ответила Глафира Фроловна и сплюнула. – Позорят наш дом, окаянные. И всяких к себе таскают в притон свой.

Отлично, где-то в этом подъезде есть притон сатанистов, которые наверняка еще и наркоманы. Но ничего, я как-нибудь это переживу. Я все переживу. Я сильная!

Квартиру Глафиры Фроловны я покинула в несколько приподнятом настроении – самая главная проблема решилась, и я нашла крышу над головой. Завтра утром уеду из старой квартиры, раз Марина так сильно этого хочет.

Все по чуть-чуть наладится.

Я вышла из подъезда с боевым настроем, готовая биться за свое счастье. И сразу же заметила на дороге неподалеку парочку – высокого парня в кепке и длинноволосую девушку в светлом свободном платье в стиле бохо. Я сразу поняла, что они выясняют отношения, но решила, что это совершенно не мое дело. Однако чем ближе я подходила, тем больше понимала – что-то не так. Этот парень слишком странный… И такое чувство, что я знаю его.

Я поняла, кто он такой, когда до них оставалось метров пять.

Кезон.

Антон.

Сволочь, из-за которой разрушилась моя жизнь.

Вот кто это был!

Откуда он только взялся здесь? Что забыл? Боже, Кезон не улетел с «Лордами» в другой город. Он стоял перед девушкой в светлом платье и говорил такое, от чего мне хотелось злорадно хохотать в голос.

– …Я хотел просто увидеть тебя еще раз и понять, простила ли ты меня за то, что я сделал, – сказал он, глядя на брюнетку жалким взглядом. То, что она нравилась ему, было понятно даже идиоту. Он сох по этой девушке. Он обидел ее. И она, наверное, не знала, прощать его или нет.

– Ты серьезно? Ты сбежал с гастролей, чтобы понять… это? – тихо спросила она, и я точно поняла, что это он, Кезон. И эта девушка знает, кто он такой.

На его лице промелькнула растерянность, которая меня порадовала.

– Да. Ты ведь не простила меня? Катя. Мне жаль, что так вышло. Правда, жаль. Я чувствую себя уродом. Вспоминаю о том, что сделал, и мне не по себе становится. Я не такой ужасный, как ты думаешь.

Такой, такой, Катя! Он именно такой! И, кажется, девушка была согласна со мной. Она попыталась слиться.

– Я ничего не думаю. Можно, я уйду? Пожалуйста, давай прекратим это? Ради всего того, что между нами было. Хорошо?

Я мысленно поаплодировала ей. Так его, скотину, так! Пусть мучается!

– Прости меня, хорошо? Прости. Мне жаль, что я так поступил. Я люблю тебя до сих пор.

Я чуть не заорала в голос от этих слов. Этот неадекватный придурок был влюблен в эту девушку, но, видимо, сильно обидел ее. И она не собирается его прощать. Хотя… вдруг простит? Он все-таки не редька с огорода бабы Гали, а известный музыкант. Вдруг Катя возьмет его и простит?

Шестеренки в моей голове заработали с невероятной скоростью. Сейчас эта Катя простит его, и у них снова будет все хорошо. Тогда Кезончик будет доволен и счастлив, и у него все будет хорошо… Но это несправедливо после того, что он сделал со мной! Он должен понести заслуженное наказание!

Я решила стать богиней возмездия. И моментально придумала план – нехитрый, но действенный.

– Антон, вот ты где! А я тебя обыскалась, малыш! – закричала я, не узнавая собственный голос. А после безрассудно кинулась в объятия Кезона. Обвила шею руками и впилась губами в его губы. Пусть Катя видит, что у него есть другая. И не прощает его.

Пусть он тоже страдает!

Я хотела отомстить – всей душой хотела! – но поняла, что не чувствую ног, когда держусь за его плечи и целую, встав на носочки, как школьница.

Он ответил мне. Приоткрыл рот и завладел инициативой. Клянусь, я обалдела от такого и действительно чуть не упала, но, слава богу, это длилось пару секунд, не дольше. После он вырвался из моих объятий и ошалело перевел взгляд с моего лица на лицо своей подружки. Она улыбалась. Черт возьми, она улыбалась, а не злилась из-за того, что ее парня целует какая-то непонятная рыжая девица!

Если бы кто-то поцеловал моего парня у меня на глазах, я бы оттаскала нахалку за волосы. А потом воспользовалась бы методом доброй бабушки Глаши – только вместо мешка с картошкой схватила бы палку с земли.

– Любимый, я так по тебе скучаю, – продолжила я игру. Может быть, эта Катя какой-то тормоз? И еще не поняла, что произошло?

– Какой я тебе любимый? – уставился на меня с яростью Кезон. – Ты вообще откуда здесь взялась?! Какого дьявола, а?!

– Антон, не кричи на меня так, – покачала я головой. – Ты же сказал подождать в машине, а мне там скучно сидеть… А ты кто? – спросила я у девушки.

– Да так, в общем-то, никто, – вынуждена была ответить она. – А ты?

– Катя, – протянула я ей руку и кивнула на Кезона, который, кажется, вот-вот должен был взорваться. – Девушка Антона. Вернее, невеста. – И я погладила свой живот.

У Кати, которая пожала мне руку в ответ, округлились глаза.

– Она от тебя беременна? – спросила она потрясенно. Да, да, наконец-то хоть какая-то реакция!

– Что ты творишь? – злобно зашипел Кезон, которому я обломала всю малину. Так сказать, с корнями вырвала.

– А что я творю, Антош? – промурлыкала я. – Кстати, ты меня когда в гинекологию отвезешь – УЗИ надо сделать… Надеюсь, у нас будет мальчик, – доверительно сообщила я Кате. – Назову в честь папочки. Антон Антонович. Звучит, да? Слушай, а ты его бывшая, что ли? Антоша часто мне про бывшую говорил, которую тоже Катей звали. Рассказывал, что она ему изменила, и теперь он страдает. Но я его успокоила. Чисто по-женски так.

Я вела себя нагло – у меня даже голос наглый был. И я надеялась, что Катя взбелениться. Однако она почему-то лишь улыбнулась уголками губ.

– Я все понимаю, но это понять не в силах, – раздался позади нас спокойный мужской голос. Глубокий и холодный. Я обернулась – к нам неслышно подошел широкоплечий молодой человек со светлыми волосами и высокомерными серыми глазами. Этакий ледяной принц.

– И этот здесь, – улыбнулся Кезон. Да так, что у меня от его фальшивой злой улыбки, которая напоминала оскал, мурашки побежали по рукам.

Обстановка мгновенно накалилась. Между этими двумя явно были какие-то недомолвки.

– И этот, – любезно подтвердил блондин и по-хозяйски обнял Катю. Так обычно парни обнимают своих девушек – словно давая понять всему миру, что она принадлежит только ему. Видимо, подружка Кезона предпочла ему другого. Понятно, почему он так бесится. Аж в лице своем смазливом переменился. Что ж, не все любят суперзвезд.

– Катя и Антон, значит, да? – спросил ледяной принц.

– Да, именно, – подтвердила я зачем-то и положила Кезону руку на грудь, словно хотела вырвать его сердце. А он взял и резко убрал мою руку. Фу, грубиян. Впрочем, я прощаю тебя, милый. Тебе неприятно видеть ту, которой ты в любви признавался, с другим парнем, понимаю.

Я с трудом удержалась, чтобы не захихикать, а вот Кезону было не до смеха. Он грязно выругался на английском.

– Ох, Антон-Антон, – насмешливо покачал головой блондин, не сводя с него пристального взгляда. – Я боюсь спросить, что все это значит?

– Боишься – не спрашивай, – огрызнулся Кезон.

– Мне кажется, твоя психопатология достигла предела, приятель. Такое ощущение, что ты возомнил себя мной, – чуть склонив голову на бок, продолжал блондин все тем же глубоким холодным голосом, в котором появилась опасная вкрадчивость. – И нашел девушку по имени Катя.