Текст книги "Только с тобой. Антифанатка"

– Я на вас в полицию заявлю! – пообещал первый.

– Что ты там заявишь, окаянный? Что тебя, взрослого мужичину, старуха избила? – довольно-таки ехидно спросила Фроловна, давая возможность передохнуть и себе, и журналистам.

Я не удержалась от улыбки. Несмотря на идиотизм всей этой ситуации, мне стало смешно.

– Отойдите от меня и не смейте трогать! – завопил журналист.

– Убирай и не трону! Умеешь плеваться, умей и убираться! – мастерски перефразировала известную пословицу бабушка, вновь пуская в ход палочку. Разумеется, убирать за собой мужики не стали – они позорно сбежали вниз по лестнице. Фроловна было погналась за ними, однако сумела преодолеть лишь несколько ступеней. Потом о себе дал знать радикулит и она, охнув, остановилась и стала орать, грозя при этом кулаком. В ее речи я расслышала «спуску не было», «в наше время» и «Сталин», а также пару матерных выражений. Впрочем, слушать мне ее было некогда. Я поняла, что сейчас хозяйка вернется в квартиру. Она и так не в духе, а если увидит в собственном доме Кезона, то выгонит меня до того, как я успею ей хоть что-то сказать. Она ведь запретила приводить домой парней. А соврать, что это мой брат, я не смогу. Фроловна ведь видела Кезона, и даже решила, что это мой бывший. Тот самый, который меня якобы бил.

– Фроловна идет! Что же делать? – в панике зашептала я, пытаясь понять, как поступить.

– Кто? – не понял Кезон, рассматривая вешалку на стене. Ему, наверное, казалось, что он попал в музей СССР. Господи, какой же он странный! Только что молил меня о спасении, а теперь ведет себя как ни в чем не бывало.

– Хозяйка квартиры! Которая на тебя мусор выкинула. Она запретила водить домой парней, – скороговоркой ответила я.

– А я думал, что это твоя бабушка, – улыбнулся музыкант.

– Да мне плевать, что ты думал, и умеешь ли думать вообще! Мы давно поняли, что это у тебя получается хуже всего, – прошипела я.

В замке повернулся ключ. Еще один оборот на верхнем и два на нижнем, и она войдет… Увидит этого идиота, который застыл перед вышитой картиной в раме, и уже не мусор с балкона швырнет, а нас обоих. Терять комнату я не хотела. И подводить подругу, которая мне нашла ее в сложный период, – тоже.

– Так, за мной! – я схватила Кезона за руку и буквально потащила в свою комнату, которая располагалась неподалеку.

– Ну в тебе и силищи, – уважительно заметил он и словно невзначай коснулся моих волос. А потом почему-то улыбнулся. Какой же он все-таки придурок.

– Сиди здесь и не смей вякать, – велела я. – Моя хозяйка не должна тебя видеть. Я вернусь, и мы поговорим. Понял?!

– Понял, – улыбнулся Кезон, осматриваясь и почему-то глядя на комод, в верхних ящиках которого у меня хранилось нижнее белье. Я хотела сказать ему, чтобы он не смел лазить по моим вещам и совать в них свой длинный любопытный нос, но не успела. Входная дверь начала открываться, и я метнулась в прихожую.

Глафира Фроловна ввалилась в квартиру и уселась на стул, тяжело дыша.

– Что случилось? – спросила я, сделав невинный вид.

– «Корвалолу» мне, – велела хозяйка. Лицо ее так раскраснелось, что я даже испугалась. И быстренько организовала ей лекарство, то и дело прислушиваясь к звукам в прихожей – вдруг она нашла Кезона? Но нет, не нашла. Когда я вернулась с кружкой в руках, хозяйка так и сидела на стуле, нервно постукивая палочкой по полу.

– Все хорошо? – осторожно спросила я. – Может быть, вам врача?

– Какого врача, сейчас пройдет, – рассерженно махнула рукой Фроловна.

– Я слышала какой-то шум на площадке, – продолжила я расспросы, и она с чувством поведала мне историю о двух наркоманах, которые обхаркали весь подъезд. Она, мол, вежливо просила их за собой убрать, едва ли не умоляла, а они обложили ее нехорошими словами и убежали.

– Вот так и живем, – заключила бабушка, закончив рассказ, забыв упомянуть о том, что отходила мужиков палочкой.

– Слов нет! Бывают же такие люди! – воскликнула я. В разговоре с Фроловной всегда нужно было поддакивать.

– Да не люди это, – махнула она рукой. – Черти сущие. Нет, ну надо же так было, а?! Плеваться около моей двери-то? Бессмертные они али как? Ну ничего, – кровожадно пообещала она. – Увижу их еще, участкового вызову. Пущай он с ними разбирается.

– Вы отдохните, – посоветовала я.

– На том свете отдохну, – проворчала Глафира Фроловна. – Дел еще куча. И сериал мой по второму каналу сейчас начнется.

К моему облегчению, она отправилась в зал – смотреть сериал про очередную бедную девочку из села, которая переехала в столицу, где ее обманывал каждый второй. Значит, можно будет незаметно выпроводить Кезона. Нет, придется уйти вместе с ним – пусть рассказывает мне про то, что узнал. Ради этого я его и пустила.

Я взялась за ручку двери, ведущую в мою комнату, однако открыть ее не успела. Из зала раздался голос Фроловны.

– Наташка! – заорала она. – А это что?

Я ураганом влетела в зал. Фроловна сидела в любимом кресле и с недоумением смотрела на корзину роз, которую Кезон оставил в зале.

– Это… мне… – Потупила я взор. – Кавалер прислал.

– Чай, богатый? – прищурилась хозяйка квартиры.

– Не бедный, – вздохнула я.

– Ничего, обеднеет, – обрадовала меня Глафира Фроловна. – Столько деньжищ на цветочки спустить, тьфу! Лучше бы еды какой привез, картошки там, крупы, конфет хотя бы, а он веник этот презентовал. И че с ним делать? Ждать, пока сгниет? Только корзина и хорошая. Ты мне отдай ее потом.

– Отдам, – вздохнула я, а Фроловна достала записку из цветов и с выражением прочитала:

– «Мой лапуле. Достану для тебя все звезды. С нежностью, твой К.»

Я едва не закатила глаза. Он вообще нормальный или прикидывается таким?

– Ты за него не выходи, Наташка, – со знанием дела сказала мне Фроловна. – Алкоголик он, этот твой Кэ. Плюнь на него.

– Почему? – с трудом сдержалась я от смеха.

– Да только алкаши своим невестам звезды с неба достать обещают. Нормальные мужики защищать клянутся. Не изменять. Ну или там зарплату отдавать всю жене. А у алкашей все «звезду достану» да «на руках носить буду».

– Поняла, спасибо! – поблагодарила я Глафиру Фроловну и вдруг поняла, что в зале тупой Кезон оставил не только свой веник, но и кроссовки – они скромно стояли за креслом, на котором сидела хозяйка квартиры. Я едва не взвыла. Вот же гад! Разулся в зале и не убрал обувь, потому что началась эта катавасия с журналистами, пришедшими по его душу. Если она у него, конечно же, есть.

Фроловна, не будь дурой, проследила за моим взглядом, повернулась и заглянула за кресло. И тоже увидела мужские кроссовки. Зрачки ее расширились, ноздри затрепетали, как у гончей. Она схватила один кроссовок и стала вертеть его, зверея на глазах.

– Это еще что такое, а?

– Это… – Я на мгновение задумалась и выпалила: – Я кроссовки купила. И оставила их тут случайно, извините, пожалуйста.

– Мужские? – сухо спросила Фроловна, заподозрив неладное.

Я прикусила губу.

– Мужские, правильно.

– И зачем это тебе кроссовки мужские? – сверлила меня подозрительным взглядом бабушка. Ну вот, сейчас она поймет, что я прячу мужика.

– Я брату в подарок купила, – жалобно ответила я.

– А коробка где? Что ты меня за дуру держишь, Наташка? Ношенные они, – глаза Фроловны блеснули опасным огнем. Я и пикнуть не успела, как она вскочила с кресла и резво помчалась в мою комнату. Сейчас она найдет Кезона, и все, конец. Ладно, жилье потеряю. Найду другое… Но как же стыдно перед ней будет – я ведь обещала никого не водить. И перед подругой неловко – я подведу ее. И снова все из-за Кезона, чтоб его…

Я побежала следом за Фроловной – она широко распахнула дверь и сканировала мою комнату. Кезона в ней не наблюдалось. Спрятался, что ли?

– Показывай его сама, – велела хозяйка, с прищуром глядя на платяной шкаф, одна из дверок которого почему-то была приоткрыта. – Или ты хочешь, чтобы я сама нашла? Найду, ей богу, вышвырну из окна! Я тебя в квартиру свою пустила, а ты тут притон решила устроить?!

Фроловна распахнула шкаф, и я на мгновение зажмурилась – думала, Кезон стоит там, но там его не оказалось. С некоторым удивлением пожилая женщина захлопнула дверки. А потом заглянула под стол и зачем-то – в комод, словно там мог поместиться взрослый мужчина. Больше нигде спрятаться Кезон не смог бы, и Глафира Фроловна озадаченно почесала голову.

– Никого нет, – как-то даже растерянно сказала она и проверила ванную, туалет и кухню. Заглянула на балкон, в шкаф в прихожей. Проверила, не висит ли кто под окнами, как в фильмах. Даже свою комнату, которую запирала на ключ, осмотрела. Кезона нигде не было. Он словно испарился.

– Погорячилась я, Наташка, – вынуждена была признать Фроловна, остыв.

– Говорю же, брату купила, – всхлипнула я, радуясь тому, что погода стояла сухая, и кроссовки Кезона не выглядели грязными. – У приятеля одного, он тоже из Галаза переехал. Только оказалось, что с размером прогадала. В зале линейкой измеряла, оказалось, что у брата нога больше. Так расстроилась, что и оставила там кроссовки, простите. Просто хорошие они. Фирменные. Кожаные. Почти не ношенные.

– Почем брала? – оживилась Фроловна, вертя кроссовки в руках.

– Две тысячи, – соврала я, чувствуя себя последней сволочью.

– Может, мне за тысячу перепродашь? Я председателю нашему презентую. Ему как раз обувь на дачу нужна, а кроссовочки выглядят хорошо. Смотри, кожа какая качественная – такая на обуви в Союзе была, не то, что сейчас… Ну чего? Согласна?

– Согласна, – некуда было деваться мне. Пусть Кезон ходит босиком.

– Тогда на тысячу меньше за комнату платишь, – ловко убрала от меня подальше кроссовки Фроловна.

– Хорошо, спасибо, – кивнула я. – Пусть председатель носит с удовольствием.

Настроение Фроловны поползло вверх. Она поболтала со мной, пообещала в качестве компенсации испечь пирожки, и, спохватившись, включила сериал. А я, гадая, куда делся Кезон, пошла в свою комнату. И едва не взвизгнула, когда увидела его в прихожей. Он стоял, сунув руки в карманы джинсов, и с улыбкой смотрел на меня. Я снова схватила его за руку и потащила в свою комнату, усадила его на диван и, уперев руки в боки, спросила громким свистящим шепотом:

– Ты где был? Живо отвечай.

– Телепортировался, – пожал он плечами, и я тотчас закрыла ему рот ладонью – этот дурак говорил вслух, а не шептал, как и я. Фроловна могла услышать его в любой момент!

Кезон стал пытаться отлепить от своего рта мою руку, и между нами завязалась короткая борьба. Не знаю, как так вышло, но в результате я упала прямо на него. Оказалась на его коленях, чувствуя на своей спине чужие руки.

– А ты горячая, лапуля, – прошептал мне на ухо Кезон и зачем-то поцеловал в щеку, от чего у меня моментально вспыхнуло лицо. Да что он себе позволяет!

«Поцелуй его, поцелуй, поцелуй», – зашептал внутренний голос, а память стала подбрасывать фрагменты из нашего общего недавнего прошлого, где мы с упоением целовались. Я силой воли заставила себя переключить внимание. И с трудом, но все-таки пересела на диван.

– Говори шепотом, – велела я. – Мне не нужны проблемы.

– Окей, понял.

– Где ты был?

– Услышал вопль твой хозяйки, понял, что сейчас она будет искать меня, и благоразумно вышел за дверь, – невозмутимо ответил Кезон. – Аккуратно ее прикрыл. А потом вернулся.

Я выдохнула. Продуманный какой!

– А если бы тебя обнаружили журналисты? – спросила я сердито.

– Они на улице, в серой машине. Я из окна видел, как они в нее садились, – спокойно отозвался музыкант. – Так что все в порядке.

– В порядке? – зашептала я в ярости. – Нет, милый мой, ничего не в порядке! Быстро говори мне, зачем приехал и как узнал правду! Рассказывай мне все.

И он рассказал.

Глава 15

Это произошло за день до последнего концерта турне. Мы летели в Нью-Корвен на нашем частном самолете, потому что были дофига мажорами, и если кто-то думает, что рок-группа в своем самолете веселится до потери пульса, бухает и устраивает оргии, тот в корне не прав. Мы спали. Просто спали, развалившись на креслах, которые легко трансформировались в кровать. Все – музыканты, менеджеры и их помощники, охрана, команда техников и инженеров. За эти долгие месяцы гастролей устал каждый. И каждый хотел поскорее вернуться домой, к семье. Ну, кроме меня, потому что «Лорды» и были моей семьей. Зато Феликс пропустил день рождения и жены, и ребенка, и на самом деле это было грустно, потому что я видел, как он переживал. Я бы тоже переживал, но сомневаюсь, что у меня будут жена и дети. Это для нормальных людей, не для таких, как я.

Перелет был долгим, и я успел выспаться. Не знаю, как так вышло, но в итоге я разговорился с Эдди – помощником Стива. Мы сидели на диванчике, лениво жрали снеки и болтали о какой-то фигне. Он впервые полетел с нами в турне.

– Сначала я думал: «Вау, турне с “Лордами”, я увижу весь свет, круто», – говорил Эдди, посмеиваясь. – Думал, типа мы побываем в тридцати странах. Я буду гулять и снимать достопримечательности в каждом городе, чтобы мои друзья на фейсбуке и в инстаграме обделались от зависти. А в итоге устал как пес. Сейчас вообще пофигу, куда летим – все равно будет одно и то же. Аэропорт, отель, концерт, отель, аэропорт. Последний раз сторис делал месяц назад, в Риме, и мои друзья все еще думают, что я там. Еще и пить нельзя.

Я прекрасно его понимал. Наш стафф получал немало, но и работали они не меньше нашего, а то и больше. Кроме того, Стив ставил серьезные ограничения на алкоголь и наркотики. Все это было под жестким запретом и было даже прописано в договоре, где также упоминалось и то, что вся полученная во время работы информация строго конфиденциальна. Стив умел подбирать правильных людей, и у нас никогда не было проблем с тем, что кто-то сливал информацию о нас.

– Ничего, дружище, это последний концерт, и после него ты отправишься домой, – дружески похлопал его по плечу я. Я умею быть дружелюбным и внимательным. И потом люди почему-то думают, что мы реально становимся друзьями. Но это не так. Чтобы стать моим другом, надо хотя бы получить кружкой по голове, как Марс. У меня вообще есть правило трех лет. Только после трех лет общения я могу назвать человека другом. Может быть. Если звезды сойдутся.

– Вы должны зажечь в Нью-Корвене, – кивнул Эдди, и мы чокнулись бокалами с соком вместо пива. Стив постарался, чтобы и музыканты могли пить только в гримерных. И то заставлял следить стаффа, чтобы это было в пределах нормы.

– Зажжем, чувак.

– Главное, чтобы там не было такого же мужика, который поставил камеру, – хохотнул Эдди и добавил с заговорщицким видом: – Его, кстати, нашли на днях. Я случайно услышал.

– Какого мужика? – не понял я.

– Ты что, забыл? Того, который был в том городе, в России… Не помню названия, – отозвался Эдди. – Он пробрался в гримерку Октавия, с которым ты потом поменялся, и поставил камеру.

У меня пересохло в горле.

– Подожди. Это же была девушка. Рыжая, – нахмурился я.

– А, нет! Рыжая ни при чем, – беззаботно махнул рукой Эдди. – Там же охрана открыла запись после того, как рыжая убежала, а ты ушел. И они увидели, что камеру мужик ставит. Из местного концертного агентства. Но он, правда, слинять успел. Сначала думали, что рыжая его соучастница, а потом чувак один признался, что он в гримерку пришел, чтобы найти кольцо, а рыжая его застукала и выгнала. Сама стала искать. А тут и ты появился. Короче, рыжая крошка невиновна.

– Что ты сказал? – переспросил я, чувствуя, как сердце пропустило удар.

Невиновна. Мне захотелось найти Стива и придушить его. Какого дьявола он молчал все это время?!

– А ты не знал? – удивился Эдди.

– Нет. Не знал. – Мой голос больше не звучал дружелюбно. Он был холоден, и внутри меня тоже был холод. Холод ярости. У меня руки дрожали от этой ярости. Перед глазами стоял образ рыжей, по щекам которой катились слезы.

«Пусть извинится. Мне не нужны деньги – мне нужна искренность», – услышал я свой голос, пропитанный ядом.

«Простите меня за то, чего я не делала, – сказала Наташа. – Если вам удобнее свалить на меня чужой проступок, пусть будет так. Мне не привыкать. Я часто остаюсь виноватой в том, чего не делала. И сейчас тоже побуду козлом отпущения. Ведь так будет легче для всех, верно? Ах, да, за пощечины извиняться не стану. Заслужил».

У меня перед глазами запрыгали алые искры. Вот же черт! Я реально унизил ее! Заставил признать вину за то, чего она не делала!

Мне словно сигарету о сердце затушили.

– Да об этом мало кто знал, – махнул рукой Эдди, не понимая, что со мной творится. – Главное, что морда Октавия не засветилась, а на остальное плевать… Стой, ты куда?!

Не слушая его, я вскочил с места и погнал в другой конец салона, едва не сбив с ног симпатичную стюардессу с подносом.

Стив спал у иллюминатора, надев наушники. И когда я схватил его за грудки и слегка приподнял, он испуганно заорал, разбудив всех, кто спал рядом.

– Вставай! – крикнул я, скрывая с него наушники и кидая их на пол. Правда, получилось не на пол, а в Визарда, который сидел рядом. Он невозмутимо поймал их, положил рядом и снова закрыл глаза, будто ему было все равно.

– Мы что, падаем? – заорал Стив спросонья.

– Ты возможно и упадешь, потому что я выброшу тебя, понял? – прошипел я ему на ухо, не отпуская ворот футболки.

– Какого черта, Кезон? – рявкнул Стив. – Обкурился?

– Рыжая.

– Что – рыжая?

– Ты не сказал мне о ней, – выдохнул я ему в лицо.

– О какой рыжей? Отпусти меня, идиот! – попытался тот оттолкнуть меня. Не получилось. Если я вцепился, то больше не отпускал. И он знал это.

– Рыжая, которую мы обвинили в том, что она повесила камеру в гримерке Октавия, – ледяным тоном сказал я.

В глазах менеджера отразилось недоумение. И только потом, пару секунд спустя, появилась искорка понимания.

– А-а-а, эта… Да я сам об этом уже забыл, – искренне ответил он. – Охрана включила запись и увидела, что камеру принес другой человек. Помощник шефа в том агентстве. И ты бы узнал об этом, если бы не свалил сразу, как истеричка!

– А потом ты почему мне не сказал? Почему? Почему, а?

– Потому что ваше высочество сбежало из отеля, – неприятным голосом напомнил Стив. – И решило, что в следующий город прилетит само. Отпусти меня, Кезон, клянусь, иначе я разозлюсь сейчас.

Я нехотя отпустил его и выпрямился. Сказать в ответ было нечего.

– А потом? Почему потом не сказал? – спросил я тихо.

– Потому что я забыл, – нахмурился Стив, поправляя одежду. – Разве это так важно? Главный в агентстве обещал сам во всем разобраться. Найти этого урода. Не в полицию же я должен был обращаться? Да мне вообще плевать на всех них. Главное, Октавий в безопасности. И вы все – тоже. Если мы снова полетим в Россию, я больше не буду связываться с ними. Найдем другое агентство.

– А то, что обвинили невинного человека черт знает в чем, – на это тебе тоже плевать? – спросил я, все так же видя перед собой ее заплаканное лицо.

– Честно? Плевать, – жестко ответил Стив. – Но я распорядился дать ей денег и принести извинения. Ее шеф сказал, что все сделает. Так что думаю, твоя подружка не в обиде. Забудь об этом.

Разве я мог забыть?

Я был козлом. Я реально был козлом. Я такое делал, что меня могли заклеймить моральным уродом.

Но я ненавидел несправедливость.

Мне было стыдно перед рыжей. Если бы не я, она бы не испытала все те унижения.

Несколько хлестких и грубых фраз – я сказал их громко и с чувством.

– Слушай, Кезон, – заткнись, пожалуйста, я спать хочу, – раздался голос Марса. – Иначе я тебе вломлю.

– А я буду держать, – сонно добавил звукорежиссер.

– Понял-понял. Ухожу. Прости, Стив, – улыбнулся я менеджеру улыбкой Моны Лизы и ушел.

Эта Наташа была мне никем.

Обычной девчонкой, которая к тому же хейтила мою группу.

Наглой, раздражающей и высокомерной.

Но, несмотря на это, чувство вины грызло меня. Как будто бы это я подставил ее!

С помощью Эдди я попытался связаться с ней через ее шефа, того качка, на которого она заглядывалась. Но оказалось, что она пропала. Просто взяла и растворилась среди людей, словно дым, так и не узнав правду и не получив денег Стива как компенсацию за унижение.

Но было нечто, что знал я и не знали другие. Дом, возле которого я встретил рыжую. Катин дом. Я помнил балкон, с которого сумасшедшая бабка вывалила на меня мусор. И не знал, поехать ли мне самому к Наташе или попросить кого-то другого извиниться от моего имени.

Я не хотел унижаться перед ней сам, но чувство несправедливости грызнуло изнутри. Из-за какой-то обычной рыжей девицы. И в конце концов выбрал второй вариант.

Ее найдут, извинятся и дадут денег.

⁂

Почти сразу после финального концерта в Нью-Корвене все улетели. У нас начинался небольшой отпуск, который мы по праву заслужили. Октавий остался – Нью-Корвен был его родным городом. А я остался с ним – хотел поближе узнать его. Город, а не Октавия. Его я и так знал как облупленного.

Мы приехали в его квартиру, потому что мне не хотелось оставаться в очередном пятизвездочном отеле, которые за эти годы меня достали. Однако его квартира мало чем отличалась от шикарных номеров, где мы жили. Их все словно один дизайнер обставляет, и атмосфера пустая, разряженная, не заполненная уютом. Потому что в этой квартире Октавий бывает раз в году.

Что могут устроить два уставших мужика в начале своего выстраданного отпуска? Правильно, напиться. И насвинячить, естественно.

– Как аутсайдер, что вы думаете о человеческой расе? – спросил Окт, развалившись на диване с бутылкой виски в руках.

– Я думаю, что она обречена на вымирание, – важно изрек я, сидя на полу рядом.

– Согласен, – кивнул друг. – Почему?

– Мы уродуем планету и растеряли остатки души… Стоп, а почему я аутсайдер? – спохватился я.

– Ты дважды чуть не сорвал нам выступления в своей России, – заявил Октавий. – Без обид, друг, но твоя голова пустая, как у этой… У matryoshka, – с некоторым трудом выговорил он одно из тех русских слов, которые знал.

Я заржал. Октавий не обладал способностью к языкам. Я сначала вообще думал, что он тупой. Знаете, есть такие люди – сколько не учи, а их ай кью понижается. Но нет, у Окта он оставался стабильно низким.

«Матрешка», «водка», «Калашников», «борщ» и «бабушка» – типичный набор русских слов у иностранцев. Я заметил еще в первые годы. А еще заметил, что те, кто знает, откуда я, любят иной раз вставить исковерканное слово на русском. Может быть, думают, что это смешно. Но это не смешно, а довольно тупо. И если я смеюсь, то не над словом, а над тем, как его произносят. Однажды неисповедимыми путями Марс узнал о существовании Чебурашки и решил, что я буду плакать от восторга, если он будет меня так называть. Cheburashka. Он называл меня так неделю и не реагировал ни на какие замечания. В итоге я рассек ему голову. Нет, сначала мы стали драться, я повалил его на пол, а потом уже разбил о его голову кружку, так что все вокруг было в крови. Ему потом эту голову зашивали, меня в очередной раз чуть не поперли из группы, но в итоге Марс стал меня уважать. Он уважал тех, кто давал ему отпор.

– Ты такой тупой, приятель, – сообщил я Октавию, поднимая свою бутылку высоко над головой. Я больше не мог пить, поэтому просто решил полить себя сверху. Освежиться, так сказать.

Алкоголь попал на волосы, но шампунь за десять тысяч долларов меня не порадовал. Он заструился по моим плечам и спине, попал в джинсы.

– Такое чувство, что ты обделался, – захохотал Окт. Я ответил что-то едкое, и завязалась дружеская пьяная перепалка. Из разряда: «Ладно, ты можешь говорить мне это, потому что я твой друг, и прощаю тебя».

С ним было легко и весело с самого начала.

Из комнаты мы переместились на лоджию с офигенным видом на центр Нью-Корвена. Огней в ночи было так много, что казалось, будто город парит в небесах в окружении звезд. Я облокотился о перилла, смотрел вниз, словно в пропасть, и думал о том, как славно будет, если я прыгну вниз. Славно и смело. Встреча с пустотой – это всегда смелость.

– Ты так вниз смотришь, словно прыгнуть хочешь, – сказал Окт, вставая рядом со мной и глядя вниз. В отличие от меня он боялся высоты. Многие боялись. А я – нет.

– Было бы круто, – ответил я, делая фото для сторис.

– Было бы глупо. Давай-ка отойдем назад, чувак. Серьезно.

– Знаешь, почему люди испытывают неосознанное желание прыгнуть вниз, стоя на высоте? – задумчиво спросил я, не слушая друга.

– Потому что тупые? – хмыкнул он.

– Потому что в каждом из нас есть кусочек пустоты. Пустота, которая внизу, большая и страшная, притягивает нас к себе как магнитом, – ответил я.

– Философ, – хмыкнул Окт и все-таки утащил меня в кресла.

В эту ночь мы курили и много говорили. Ни слова о работе впервые за долгое время. Зато много слов о женщинах и отношениях. Сначала мы просто ржали, пускали сальные шуточки, потом стали серьезными.

Октавию надоело прятать лицо. Ему надоели одноразовые девушки. Ему надоело чужое лицемерие. Он хотел, чтобы его принимали таким, какой он есть. И он хотел нормальных отношений.

Я понимал его. Я тоже хотел этого. У меня не было семьи, и долгое время я считал ее совершенно ненужным элементом в жизни такого, как я. А в последнее время изредка меня накрывало. Хотелось после тура вернуться домой не в пустую квартиру, а к тем, кто ждал бы меня.

Я вдруг представил, что я прилетаю домой, а на шею мне бросается рыжая. Наверное, я просто был пьян.

Окт зачем-то опять вспомнил Катю – случайно ударил по самому больному. А я уверенно заявил ему, что нормальные отношения я смогу иметь, а вот он – точно нет. Слово за слово мы с ним закусились.

– Слабо с одной больше двух недель? – зачем-то предложил я, проводя пятерней по мокрым от виски волосам.

– Мне? Нет. А тебе слабо, – ответил друг.

– Спорим?

– Спорим.

С этого спора все и началось.

– На что? – прищурился я. Пустые споры меня не прельщали.

– Гитары? – предложил Октавий. И он, и я собираем редкие инструменты.

Я согласился.

– Говорю сразу, – сказал я. – Заберу «Элис».

«Элис» – именная гитара великого Кеннета Шоу. Октавий перекупил ее у меня перед носом. Помнится, я был в ярости. Зачем вообще барабанщику гитара, а?

– Идет, – кивнул Октавий и сказал, что в случае победы отожмет у меня «Мартин» двадцать девятого, на минуточку, года.

– Это подарок от Джея, – возмутился я. Джей – чувак из старой метал-банды, с которым мы однажды славно потусили во Флориде.

– Так не уверен в себе? – хмыкнул Окт.

– Не бери меня на слабо. Уверен. Девчонок выбираем друг другу. Согласен? – спросил я, не зная, что меня ждет. А потому улыбался словно Чеширский кот.

– Окей, – согласился Окт и первым протянул руку. Я крепко пожал ее.

– Давай непростые варианты. Например, тех, кто больше всего бесит? – хитро спросил я, потому что знал, кого загадаю. Есть одна тян, которую Окт боится как огня. Говорит, что она просто ненормальная. И она живет в этом городе.

– Лилит, – объявил я. Она узнала тайну Окта. И поняла, почему он носит маску. Отличная претендентка.

– Что? – рявкнул Октавий. – Ты в своем уме?! Эта ненормальная?

– А что? – невинно улыбнулся я. – Ты говорил, она красивая.

– Но неадекватная!

– Сдаешься, не начав?

– Нет уж. Лилит так Лилит[4]4
  Историю Лилит и Октавия можно прочитать в цикле «Небесная музыка».


[Закрыть], – внезапно согласился Октавий и долго смотрел на меня, явно перебирая в уме барышень похуже. Я уже думал, что он назовет Сэм – девушку их охраны, которую сложно отличить от парня. И тогда я точно потерплю фиаско, потому что Сэм, кажется, предпочитает женский пол, а не мужской. Но Октавий торжественно выдал иное:

– Рыжая.

– Кто? – не сразу дошло до меня.

– Рыжая, которую из-за тебя обвинили во всех грехах, – заржал он.

Октавий уже знал о том, что произошло – я сам рассказал ему. Вот же придурок, а! Знал, на что давить. Знал, что я чувствую вину перед ней.

– Ты серьезно? – недоверчиво спросил я. Лучше бы Сэм… С Наташей у меня нет шансов. И, если честно, я боюсь встречаться с ней.

– Более чем. Не нравится? Сдаешься?

– Не дождешься, урод, – рявкнул я, понимая, что мне все же придется ехать к Наташе, извиняться и… очаровывать.

– Криповый спор. Но за него мы должны выпить! – объявил я.

И мы подняли бутылки.

Часа полтора мы обсуждали детали спора и срок действия, а после легли спать. Всю ночь я думал о рыжей. Я мог бы представлять ее лицо, когда она бы была подо мной, царапая спину ногтями. Но я все это время видел ее слезы. Как когда-то видел глаза Кати, в которых было столько разочарования и немного укора, что сжималось сердце.

Я покинул Нью-Корвен утром, оставив крепко спящему Окту записку, как сбежавший любовник. Он лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку, и я, не удержавшись, обложил его бутылками, написал на пояснице «Лузер», сфотографировал и выложил в инстаграме. Друга ждет большой сюрприз, когда он проснется.

Так началось мое очередное путешествие. Сначала я добрался до Москвы, а потом – до города, который хотел забыть. Перелет был хоть и внезапным, но каким-то удачным, что ли. Мне везло с рейсами и билетами, будто бы так все и должно было быть. Будто бы я все делал правильно. Будто бы все было предначертано.

Я был искренним. Я действительно хотел загладить свою вину перед рыжей. И спор был лишь поводом сделать это.

Промашка произошла один раз – в местном аэропорту я потерял бдительность – забыл надеть бейсболку и солнцезащитные очки. И когда выходил из здания, поймал на себе пристальный взгляд смутно знакомого мужика, который ждал кого-то. Он смотрел на меня так, словно узнал. Впрочем, я тоже узнал его. Это был журналист, который пытался взять интервью у «Лордов» с таким рвением, что охрана просто утащила его. Я запомнил это лицо.

– Кезон! – крикнул он вдруг, все так же глядя на меня, и я занервничал. Склонив голову, ускорил шаг по направлению к стоянке, где меня ждала арендованная машина. Мужик поспешил за мной, но я быстро нашел нужную тачку, сел в нее, резво завел и рванул вперед. Благо что офис прокатной компании находился в аэропорту, и я уже получил ключи.

Когда я подъезжал к знакомому дому, внутри появилась гордость. Я смог перебороть себя, свою гордыню и свои страхи. Например, страх снова встретить Катю и ее белобрысого ублюдка. Они ведь решат, что я приехал к ним. Забрать их счастье, помешать свадьбе и все такое. А я не хотел этого. Я просто хотел, чтобы Катя меня простила. И чтобы Наташа перестала чувствовать себя униженной.

Я усмехнулся. Такое чувство, блин, что я всем что-то должен. Не человек, а сплошной должник.

Высчитать номер Наташиной квартиры было делом техники. И я, быстро попав в подъезд, поднялся на ее этаж и просто позвонил в дверь. На удачу. Не зная, кто откроет: моя рыжая бестия или сумасшедшая бабка.

Повезло. Когда дверь распахнулась, передо мной стояла Наташа. Удивленная так, будто бы увидела не меня, а Гарри Поттера. Хотя, наверное, я бы и сам удивился.