Текст книги "Только с тобой. Антифанатка"

Должно быть, слишком много думал о Кате – она бы никогда так не поступила. Она – квинтэссенция чистого света. Света, которого мне так не хватает в себе.

Глава 11

«Ледовый дворец» я покидала в гордом одиночестве. Униженная, оскорбленная, но несломленная. По крайней мере, я упрямо твердила это себе, шагая по темным улицам – незаметно на город наступила ночь. Тьма мягко окутала дома и заполнила тихие улицы. Пробралась в сердце и проникла в самую душу. Я не хотела бороться с этой тьмой – не могла больше. Не было ни страха, ни злости, ни боли – все вдруг прошло. Меня будто заморозили изнутри. И я шла, шла, шла вдоль ночных безразличных улиц. Денег с собой не было – я потратила все на то, чтобы урегулировать конфликт с водителем. Телефон разбился – кажется, навсегда. И домой пришлось возвращаться пешком через весь город.

Было прохладно и вместе с тем душно – как перед грозой. Луна пропала – она скрывалась за высотками, и мое небо – то, что раскинулось над головой, – освещала лишь яркая сверкающая точка. Раньше я думала, что это Полярная звезда. Однако несколько лет назад узнала, что это Венера. Когда она всходила перед солнцем, древние греки называли ее Фосфор. Когда после солнца – Эосфор. А вечернюю они называли Геспер. Не знаю, почему, но я считала Венеру своей звездой, хотя и знала, что это планета. Мне казалось, что она помогает мне, поддерживает своим светом, подбадривает в трудную минуту, но сегодня даже Венера была бессильной.

Я стала козлом отпущения. Виноватой в том, чего не делала. Предательницей.

Мне никто не поверил – даже Вадим, которому я сама доверяла на все сто процентов. Но оно и понятно – сложно поверить той, которую застали в раздевалке Октавия, той, у которой в кармане нашли камеру, той, чьи слова никто не подтвердил. Не понимаю, почему Саша и Павел Аркадьевич повели себя так, хотя… Нет, конечно, понимаю. Прекрасно понимаю! Скорее всего, они и установили камеру, а виноватой выставить хотели меня. А может быть, в сговоре были не только они – кто знает?

Я не знала. Я уже ничего не знала. Я просто шла.

Наверное, я поступила глупо, раз сразу не сказала о камере – но я растерялась. Растерялась, когда поняла, что Антон и Кезон – один человек! Я смотрела на него и думать ни о чем другом не могла. А о камере вспомнила лишь тогда, когда Стив велел меня обыскать. Тогда я и поняла, что это всё.

Возможно, я должна была бороться до победного конца. Кричать о своей невиновности с пеной у рта, биться в истерике, настаивать, чтобы посмотрели запись с карты памяти. Но после горьких слов Вадима о том, что он доверял мне, меня будто заколдовали. Нет, злая магия началась раньше – после того как я поняла, что известный музыкант Кезон оказался моим Антоном. Человеком, которому я доверилась и о котором позволила себе мечтать.

Мне было стыдно. Безумно стыдно.

Не из-за того, что не сразу поняла, что это один человек. А из-за того, что позволила себе быть откровенной с ним. Из-за того, что позволила себе мечтать. Из-за того, что целовала его так, как много лет никого не целовала.

Он видел меня настоящую. Он видел меня уязвимой. И он не просто выставил меня посмешищем – он растоптал меня. Унизил перед самой собой.

Проклятый Кезон. Всё из-за него. Из-за того, что он подслушал мой разговор с Олей. Специально сел рядом со мной в самолете. Узнал, что хотел, и бросил. А я искала его. Искала и плакала. И думала о нем весь день.

Люди, которые устали от одиночества, слишком наивны. Тянутся к свету и обжигаются. А то и вовсе сгорают.

Мои крылья тлели. Еще немного, и они бы стали прахом, а я бы упала на землю – бабочка по имени Наташа.

«Ты не можешь себя жалеть», – сказала я себе и ускорила шаг.

Я ужасно устала – весь день была на ногах, и шла уж больше часа, а дом все еще был не близко. Венеру скрыли низкие хмурые тучи, в лицо бросал пыль неожиданно поднявшийся ветер. Пахло озоном. Где-то вдалеке яростно гремел гром, и я надеялась дойти до дома до того, как хлынет ливень. Однако мне не повезло – как бы быстро я ни шла, я не успела. Ветер вдруг поднялся такой, что затрещали деревья. Прямо над головой сверкнула яркая тонкая молния – небо словно лезвием ранили, и его края разошлись. А после громыхнуло так, что я сжалась – казалось, что надо мной стреляют из пушек.

Ливень начался внезапно – хлынуло как из ведра. Я почти моментально промокла. Косые струи хлестали меня по щекам – словно мстили за Кезона, которого я ударила, а резкий ветер холодил кожу. Заметив впереди пустую автобусную остановку, я побежала к ней, чтобы спрятаться от дождя под хлипкой стеклянной крышей. Я села на лавочку, которая была сухой, сжалась, дрожа от холода, и закрыла лицо руками. Опять появились слезы, которые я так сдерживала в гримерной. Мои чувства разморозились как по щелчку пальцев, и я плакала навзрыд, зная, что меня никто не услышит – гроза заглушит мой голос, а капли дождя скроют слезы.

Как же обидно мне было! Как больно! В который раз я столкнулась с несправедливостью и в который раз осталась виноватой. Я снова все потеряла. Людей, которыми дорожила. Работу, которую любила. Свою гордость, которую берегла.

В глазах Вадима и коллег я стала мошенницей. Воровкой. Сукой, которой было плевать на коллектив. Беспринципной девкой, мечтающей разбогатеть за чужой счет. Вадим никогда больше не улыбнется мне так, как раньше. Для него я ничтожество, а не женщина.

Боже, ну почему же охрана «Лордов» не просмотрела записи? Может быть, там было бы видно, кто принес эту проклятую камеру в гримерку? Хотя… Что это решит? Если это сделали Саша или Павел Аркадьевич, они легко солгут вновь. Скажут, что я была сообщницей, и все снова поверят в это. Павел Аркадьевич ненавидит меня, а Саша слишком трусив, чтобы спорить с ним.

Я вдруг вспомнила наш последний разговор. Он ведь тоже хочет денег. Хочет выбиться в люди, стать богатым. Ему не нравится быть в должности «принеси-подай». Он мечтает о другой жизни. Мне вспомнилось и то, как смотрел на меня Павел Аркадьевич в офисе, и меня передернуло.

Он сразу придумал это. Придумал план, как заработать вместо меня. Поэтому и попросил сказать данные Оли! Боже, я знала, что он не засуживает доверия, но не думала, что все настолько плохо.

«Правильно, что отказалась. Эти деньги не всем по зубам», – вот что он сказал тогда, странно улыбаясь. Лицемерный урод. Но хитрый, очень хитрый. И он тоже хочет денег. Их все хотят. Только не все хотят работать. Кто-то надеется на богатых мужей, кто-то – на помощь родственников, а кто-то – на легкие нечестные деньги.

А ведь я ничем не лучше – тоже едва не клюнула на это. Тоже доказывала Кезону в самолете, что моя жизнь ужасна и бедна, а от Октавия не убудет. Из чувства противоречия спорила с ним. Представляю, что он думает обо мне. А ведь я даже понимаю его – он защищал своего друга, используя меня. Но, боже, как обидно. Никто не поверил мне, никто!

Злые слова. Взгляды, полные презрения. Ощущение несправедливости. Я задыхалась от всего этого, и казалось, будто кто-то затянул мне на горле веревку.

Я всегда виновата в том, чего не делала.

Я не заслужила любви.

Вся моя обида, все моя ярость обрушились на Кезона – он так весело ухмылялся, когда меня опускали ниже плинтуса. Так развязно себя вел. Так хотел прилюдно наказать меня. И, в конце концов, у него это получилось.

– Я тебя ненавижу, – шептала я, зная, что меня никто не услышит. – Как я тебя ненавижу, Кезон. Ненавижу, ненавижу.

На самом деле я ненавидела и себя тоже. И от этого было больнее всего. Я снова не защитила себя.

Домой я возвращалась по лужам – кеды настолько промокли, что их можно было смело выбрасывать, футболка и джинсы липли к телу, а волосы можно было хоть выжимать. Наскоро приняв теплый душ, я завалилась в кровать и мгновенно забылась тревожным сном.

Всю ночь я убегала от человека с ножом, а потом поняла, что этим человеком была я сама. У него было мое лицо и холодные голубые глаза – чужие. Того, от кого я сбежала в этот город.

⁂

– Ну что? – нервно спросила Ольга по телефону. – Получилось?

– Нет, – резко ответил Павел Аркадьевич, вцепившись в руль. Он гнал по ярко освещенным дорогам домой. Нужно было собрать вещи и сваливать. И успеть сделать это до того, как придурки из охраны «Лордов» все-таки просмотрят запись камеры. Иначе будет плохо. Очень плохо. Хорошо, что он успел незаметно сбежать, пока шли разборки между Вадимом и менеджерами музыкантов.

– В смысле?! – закричала Ольга. – Ты же обещал, что добудешь фото или видео с мордой Октавия! Люди ждут!

– Не повышай на меня голос! – рявкнул Павел Аркадьевич. – Все из-за твоей подружки. Ее благодари. Эта мразь сунула свой длинный нос в гримерку, пока охраны не было. И нашла камеру.

– Что-о-о? – выдохнула Ольга. – Как так?!

– Вот так. Она все испортила. Все!

Он коротко рассказал обо всем Ольге и, кинув, чтобы она забыла о его существовании, отключился. А после в ярости ударил кулаком по панели приборов.

Павел Аркадьевич был вне себя. Он все рассчитал идеально. Идеально! Но все пошло наперекосяк.

План возник у него, как только Наташа рассказала ему о предложении некой подруги-журналиста тайно сфотографировать Октавия и упомянула огромную сумму – полмиллиона долларов.

Полмиллиона долларов.

Это были большие деньги. И они решили бы все проблемы Павла Аркадьевича.

Во-первых, он отдал бы огромный долг за игры в незаконном казино, куда частенько заглядывал. Во-вторых, смог бы купить квартиру – старую пришлось из-за этих самых долгов продать. И дом у моря. И поменять тачку. И сыну, который с бывшей женой остался, купить квартиру. И последний айфон. И шмотки. Что еще там современные подростки хотят? А потом бы открыл свой бизнес. И жил бы счастливо.

Сделав вид, что разговаривает с Вадимом, Павел Аркадьевич выпроводил Наташу и позвонил этой самой Ольге. Представился, по-деловому объяснил ситуацию и предложил свои услуги. А после поинтересовался о том, сколько это будет стоить.

– Изначально мы договаривались так, – ни секунды не думая, ответила Ольга. – Наташа получает двадцать процентов как исполнитель, а я – восемьдесят как организатор. Но для вас я повышу ставку. Тридцать процентов.

– Ты там не охренела ли, дорогая? – усмехнулся Павел Аркадьевич. – Шестьдесят на сорок. Сорок, разумеется, тебе. С заказчиком связываемся вдвоем – я и ты. И номера счетов предоставляем два – мой и твой. А то знаю я вас. Это своей тупой подружке ты могла напеть все что угодно, а потом кинуть. Со мной так не прокатит.

Ольга коротко рассмеялась – платить подружке она, видимо, вообще не собиралась.

– Окей, дядя. Но тогда половина наполовину.

– Будешь спорить, получишь двадцать процентов, – жестко ответил Павел Аркадьевич. – Или я обойдусь без твоих услуг.

– Тогда хотя бы тридцать пять! – заныла Ольга, поняв, что с ним спорить не сможет.

– Окей, по рукам. Буду держать тебя в курсе. А подружка твоя дура, – усмехнулся мужчина. – От таких бабок отказалась.

– Принципиальная, – фыркнула Ольга. – Такие всегда в нищете живут. И в ней же умирают.

На этом они и попрощались.

Павел Аркадьевич сразу понял – надо сделать не фото, а видео. Поставить где-нибудь нелегальную скрытую камеру и снять Октавия без маски – в гримерке он наверняка от нее избавится! Правда, в столь сжатые сроки камеру получилось достать дурацкую – она не передавала видео по вай-фаю, только записывала его на карту памяти. Но времени искать у Павла Аркадьевича не было – каждая минута была на счету.

Забрав камеру у приятеля, он полетел в «Ледовый дворец», куда как организатор, разумеется, имел пропуск. Незамеченным проник в гримерку и установил камеру. Его, правда, этот олух Саша заметил, когда приносил воду, но Павел Аркадьевич наорал на него из-за пустяка, и тот вообще ничего не понял. Забрать камеру мужчина планировал после того, как музыканты уедут в клуб.

Но ничего не вышло. Саша за каким-то хреном поперся в гримерную Октавия, а это заметила Наташа. Увидев, что девка заходит внутрь следом за Сашей, Павел Аркадьевич напрягся. Он тоже хотел зайти в гримерку после того, как оттуда выбежал Саша, однако не успел. Откуда-то взялись Кезон и развязная девица, с которой они целовались. И все закрутилось…

Как назло, ситуация разрешилась самым скверным образом – Наташа сняла камеру. И Павел Аркадьевич был уверен – как только ее просмотрят, ему будет плохо. Вадим прикончит его на месте. А если не прикончит, то заставит платить огромный штраф за нарушение договора. К счастью, Павел Аркадьевич сумел оттянуть время – заявил, будто Наташа ничего ему не говорила, и Сашу заставил сказать то же самое. А после незаметно улизнул. Кучка идиотов узнает правду, но когда это произойдет, он уже будет далеко. И плевать ему будет на все. Пусть Вадим разбирается.

Если он когда-нибудь встретит Наташеньку, он ей отомстит. За все. За то, что оттолкнула его – явно ведь сохла по Вадиму. И за то, что лишила денег.

Глава 12

Я проснулась в слезах из-за того, что мне снилось. Чужие глаза на собственном лице – настоящий сюрреализм. Особенно если эти глаза принадлежат убийце. Я подскочила на кровати, вся мокрая от пота. Сердце испуганно колотилось в груди, спина похолодела от страха.

Чтобы избавиться от этих злых ледяных глаз, мне пришлось бы убить себя во сне. В вещие сны я не верила, да и к мистике была не склонна, но всегда толковала сновидения с точки зрения символизма, начитавшись трудов по психоанализу. Ужасные воспоминания, от которых я бежала, остаются со мной – внутри меня. Чтобы избавиться от них, я должна встретиться с ними лицом к лицу. Глазами к глазам. А я не могла. Я не хотела. Я продолжала убегать.

Встав с кровати, я распахнула окно, впуская в комнату утренний солнечный свет и влажный после вчерашней грозы воздух. Я потянулась, вдыхая его, думая, что нужно собираться и ехать на работу, но… Меня словно пыльным мешком по голове ударили. Я все вспомнила. Все, что произошло вчера.

– Ты не сдашься, – громко сказала я себе. – Ты пойдешь вперед.

Я сделала чай и доела печенье. Ужасно болела голова – она часто раскалывалась из-за нервного перенапряжения, но я точно знала, что не заболела после вчерашней прогулки под ледяным дождем. У меня всегда был отличный иммунитет – сказалось то ли детство и юность на море, то ли гены отца, который, как и всего его родственники, отличался отменным здоровьем. Моим сестрам – дочерям отца от другой женщины – этого не досталось. Они были слабыми и болезненными, и за это мачеха меня особенно недолюбливала. Я слышала, как она выговаривала отцу, что этой девице (мне то есть) он дал все самое лучшее, а их девочкам – ничего. Странная она была, моя мачеха.

Выпив обезболивающее, я снова легла в кровать и стала думать о том, что произошло вчера. Мне нужно было что-то сделать. Поговорить с Вадимом. Узнать, не смотрели ли видео с этой проклятой карты памяти. В какой-то момент я почувствовала, что обязана позвонить шефу прямо сейчас, но вспомнила, что телефон разбился. Его нужно нести в ремонт. Или покупать новый. Но сейчас, после отпуска, нет денег.

Я вновь вспомнила полный разочарования взгляд Вадима, и до боли прикусила губу. А потом – взгляд Антона, то есть Кезона. Насмешливый, наглый, мерзкий… Он словно играл со мной – он наверняка любит играть с людьми. И от накатившей волны боли крепко зажмурилась. Боже, как же это отвратительно!

В дверь вдруг позвонили, и я подпрыгнула от неожиданности. Я боялась внезапных гостей. На цыпочках прокравшись в прихожую, я заглянула в глазок и с облегчением выдохнула. За дверью стояла Марина в деловом костюмчике небесного цвета. И меня вдруг опалило надеждой, словно солнечными лучами – а вдруг они все-таки просмотрели видео и поняли, что его устанавливала не я?!

Я моментально открыла дверь.

– Привет.

– Привет, – хмуро сказала Марина. – У меня для тебя новости. Шеф понял, что ты ни в чем не виновата, извиняется перед тобой и просит срочно приехать на работу.

– Что?.. – прошептала я, чувствуя, как на лице расплывается улыбка.

– Это ты хотела услышать? – злобно рассмеялась коллега. – Наташа-Наташа, ты вроде бы не ребенок, а в сказки веришь!

Улыбка моментально погасло, и внутри тоже что-то погасло – последний тот свет, который я хранила в себе.

– Что ты сказала? – спросила я, чувствуя, как изнутри грозовой тучей поднимается гнев.

– Что слышала. И вообще, я пришла сказать тебе, чтобы ты освободила квартиру, – заявила Марина. – Не хочу, чтобы такая мерзавка, как ты, жила в доме моих родителей. И да, я все проверю – вдруг ты что-то сломала или украла. Даю тебе день, чтобы уехать. Шмоток у тебя немного – сама говорила. Так что проваливай. И за те три дня можешь не платить – мой подарок тебе.

Она оттолкнула меня и прошла в квартиру, осматривая мебель.

– У нас договор, – четко проговорила я, подавляя в себе желание схватить Марину и встряхнуть несколько раз. А еще лучше – ударить лбом по стене.

– Да всем плевать на этот договор! Не уедешь до вечера, я вызову полицию. Я же сказала – не желаю видеть тебя в доме родителей после всего того, что ты сделала! Знаешь, какой штраф нужно выплатить Вадиму?! – повернулась она ко мне с криком. Лицо ее перекосило от злости.

– Но Кезон же сказал, что штраф платить не нужно, – растерялась я. – Ему хватит извинений.

– Ему-то, может, и хватит, а его менеджерам – нет! – крикнула Марина. – Ты просто не представляешь, какие там разборки! Теперь наше агентство под угрозой закрытия! Ты представляешь, что ты наделала? А ведь сначала ты мне понравилась, Наташа. Я отнеслась к тебе по-человечески! Помогала тебе во всем! Подсказывала по работе! Узнала, что ты ищешь квартиру и по дешевке отдала родительскую! А ты?! Чем отплатила ты, а? Решила заработать деньги на фотке знаменитости! Ты знала, как важен концерт «Лордов» для агентства! И ты все равно подставила тех, кто дал тебе работу и кров! Ты просто отвратительная.

Гнев подавил стыд. Я не делала ничего плохого, но все равно осталась виноватой.

– Я должна поговорить с Вадимом! Неужели карту памяти никто так и не посмотрел? – закричала и я.

– Посмотрели! Сто раз ее смотрели! Ты ее в темноте устанавливала! Предусмотрительно – ничего не видно!

– Это не я!

– Не ври! Это ты! Боже, я тебя заклинаю – не приближайся к Вадиму, – на глазах Марины появились слезы. – Он в ужасном состоянии. Разочарован и зол. Еще и с дочкой проблемы.

– Что с малышкой? – тихо спросила я.

– Аппендицит, но с какими-то осложнениями. Сейчас все хорошо, – нехотя ответила Марина. – Но вчера он перенервничал. Из больницы поехал на стадион, а там ты устроила… Ладно, я не хочу больше ругаться. Наташа, просто уезжай и не попадайся никому на глаза. Хорошо, я дам тебе два дня. Уезжай. Перестань все портить. Мы все настрадались.

Ее слова были словно нож, которым резали на живую без наркоза, и я лишь кивнула.

– Хорошо, я уеду.

Я привыкла уезжать.

Марина вернулась в прихожую, на ходу вытирая выступившие слезы на глазах.

– Скажи ребятам, что мне жаль, – сказала я ей. Просить ее передать, что я не виновата, я не стала. А смысл? Все равно не поверят, раз не видно, кто устанавливал камеру.

– Хорошо.

– И еще кое-что, – добавила я. – Почему ты стала относиться ко мне иначе? Ведь сначала мы сдружились. А потом…

– Потом ты увела у меня моего мужчину, – зло бросила Марина. – Когда у него начались проблемы с женой, я утешала его. Я. Ходила с ним в бары, приглашала на обеды, выслушивала, успокаивала. Как мамочка. Иногда мы спали – но без обязательств, ведь у него развод, скандалы с женой, дочка! А потом появилась ты. Вся такая молодая, красивая, энергичная. И он обратил внимание на тебя. Хорошая подруга – увела у меня мужика.

– Ты никогда не говорила, что он тебе нравится, – нахмурилась я. Слышать это было неприятно.

– Мы с Вадимом договорились никому об этом не говорить. А потом он и вовсе ко мне охладел. Хотел серьезных отношений после развода. И, видимо, не со мной, – фыркнула Марина. – Но хорошо, что ты показала истинную себя. И он все понял. Два дня, Наташа. Я приду через два дня, и ключи должны быть у соседей.

Она ушла, громко хлопнув дверью, а я осталась одна. Прислонилась к стене и тяжело вздохнула.

⁂

Марина выбежала из подъезда и села в такси, которое уже ждало. На ее лице сияла победная улыбочка. С комфортом устроившись на заднем сидении, она достала телефон, прочистила горло и стала звонить Вадиму. Сейчас он находился в детской больнице рядом с дочкой, которой вчера сделали операцию. Бывшая жена не сразу спохватилась, дала ребенку обезболивающие, вместо того чтобы сразу вызвать скорую. Возникли осложнения, но все закончилось хорошо – врачи постарались. Бывшая жена перенервничала и упала в обморок, и с ребенком остался Вадим. По мнению Марины, он вообще относился к этой стерве незаслуженно хорошо. Она всячески использовала его, а он разрешал ей это делать. Сама бы Марина берегла Вадима, будь он ее мужем.

Пошли гудки.

– Ты была у нее? – раздался его голос. Низкий и чуть грубоватый – Марина считала его идеальным и буквально таяла от него.

– Да, только что вышла, – ответила она тихо, стараясь не выдать своей радости.

– И что? Поговорила с ней? Поговорила? – воскликнул мужчина.

– Вадим, Наташа уехала.

– Что? В смысле? – растерялся он.

– Собрала вещи и уехала. Еще ночью. Соседи сказали, что спешно покинула квартиру и обронила, что уезжает в другой город, – легко солгала Марина.

– Черт! Нет! – Вадим выдал несколько крепких слов – таких, что в коридоре больницы, где он находился, ему сделала замечание проходящая мимо медсестра. – Ты уверена, что она уехала?

– Уверена, – ответила Марина. – Видимо, Наташа очень обиделась, что ее во всем обвинили. И я ее понимаю – такое унижение пережить…

Она услышала, как Вадим тяжело вздохнул, и нахмурилась. Ему не нужно было так беспокоиться об этой рыжей девке. Нет ее – и слава богу.

Конечно же, все было не так – совсем не так.

После громких разборок в гримерной музыканты уехали на афтепати вместе с Лешей и Оксаной, а охрана, которая, наконец, проверила файлы с карты памяти – увидела, что камеру вешала вовсе не Наташа, а Павел Аркадьевич. Однако он каким-то чудесным образом исчез – будто испарился. Видимо, понял, что сейчас его раскроют, и сбежал. Наташа оказалась невиновной. И едва поняв это, Вадим стал звонить ей, но трубку она не брала. Тогда он решил ехать к девушке, чтобы извиниться и все объяснить. Бросив все, он примчался на машине к ее дому, стучал в дверь, но никто ему так и не открыл. Прождав Наташу два часа, Вадим вынужден был уехать в больницу. А с утра отправил в квартиру девушки Марину – вернее, та сама напросилась. Сказала, что это дом ее родителей и она сможет съездить и во всем разобраться. Вадим все еще находился в больнице, поэтому согласился.

Марина все перевернула по-своему. Солгала Наташе о камере, о том, что из-за нее Вадиму придется платить огромный штраф. Заявила, что той не стоит появляться на бывшей работе. И шлифанула все словами о том, что Наташа все портит. Марина была неплохим психологом и знала болевые точки той, которую сначала считала подругой. Но дружба дружбой, а мужики врозь. Отдавать Вадима рыжей нахалке Марина не собиралась. Он будет ее, и точка. И она родит ему другую дочь, которую он будет воспитывать вместе с ней.

Конечно, она рисковала. Наташа могла починить телефон и позвонить Вадиму, но что-то подсказывало Марине, что она этого не сделает. Рыжая не была принципиальной, но она была честной и гордой. Раз ей сказали, что не желают видеть ее и слышать, навязываться не станет. Да и вообще, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Да и замуж за классных мужиков не выходит.

Поговорив с Вадимом и убедив его в том, что Наташа уехала, Марина откинулась на заднее сидение с чувством выполненного долга. Сегодня будет хороший день. Слава Богу, «Лорды» улетели рано утром, хотя планировали сделать это только ночью. Видимо, в этом городе им совсем не понравилось, несмотря на шикарный концерт. Впереди их ждали еще несколько российских городов.

«Вечером Вадим освободиться, – думала Марина, глядя на проносящиеся мимо дома и деревья. – И мне нужно будет успокоить его. Ужин, массаж, ночь вдвоем – мой хороший точно не устоит. А ты, Наташенька, найдешь себе кого-нибудь другого».