Текст книги "Только с тобой. Антифанатка"

Надо было сразу вручить ей цветы и все сказать, но этого не получилось. Включилась защитная реакция – так говорит мой психоаналитик. Я начал нести чушь, угорать и добился того, что Наташа тупо закрыла передо мной дверь и открывать отказывалась.

Наверное, я бы плюнул на все и ушел, но в подъездном окне увидел знакомого журналюгу, да еще и не одного. Видимо, они меня выследили, но как, я понятия не имел. Арендованную машину я оставил неподалеку – не стал парковаться рядом с домом. Возможно, пробили через прокатную компанию. У них ведь на каждой тачке «маячки» стоят.

Рыжая мне все же открыла – когда я пообещал рассказать ей правду. Я попал в машину времени и перенесся во времена СССР, года этак в семидесятые или восьмидесятые – так выглядела квартира, в которой она жила.

Мне пришлось пережить пару-тройку стрессов.

Послушал, как избивают моих журналюг.

Потом оказался в спальне Наташи и случайно порвал ее платье. Случайно – это потому, что я увидел, как из дверок шкафа выглядывает что-то голубое и кружевное. Я сначала подумал, что это нижнее белье, обрадовался и полез смотреть, но оказалось, это нарядное платье. Простое, как у колхозницы, но при этом милое. Я решил его поправить, но как-то неудачно дернул, зацепил обо что-то и порвал по шву. Почесал голову и запихал обратно.

А затем мне и вовсе пришлось выбежать из бабкиной квартиры в одних носках, чтобы спрятаться от ненормальной бабки с садистскими наклонностями. По-моему, это только в этой стране возможно. Funny farm. Дурдом, короче, если по-русски.

Когда я во второй раз оказался в спальне Наташи, которая сумела скрыть мой приход, я с облегчением выдохнул. И улыбнулся, глядя на нее, растерянную и яростную одновременно. Ее рыжие волосы выбились из хвостика, словно были возмущены вместе с ней. А зеленые глаза блестели. Надеюсь, этот блеск – не предвкушение моей скорой кончины. Такие, как рыжая, и задушить могут. Ну или расцарапать лицо, как кошки.

Я поведал ей обо всем. Честно. Без утаек. Ну ладно, одна утайка была – я не говорил, что мне стыдно. Такие вещи терпеть не могу говорить.

И знаете, что она сказала первым делом?

Не «спасибо, мой хороший Кезон» и не «ты мой спаситель, Кеззи». Трагическим шепотом она выдала:

– А Вадим? Вадим знал, что я не виновата, и все равно выгнал меня?..

– Вадим – это мужик с анаболиками? – снова припомнил я качка. Не очень-то он мне и понравился. Так смотрел на рыжую, как будто бы это была его невестушка.

– Сам ты с анаболиками, недоумок, – шепотом огрызнулась Наташа и глянула на меня с неподдельным отвращением, хотя я надеялся, что теперь она будет смотреть на меня, как на героя. Черт возьми, я ради нее из Нью-Корвена прилетел! Алло, Наташа, какого лешего ты это не ценишь?

– Знал все твой Вадим, – пожал я плечами. – Я связался с ним. Он тебя искал, между прочим. Но ты сделала ноги, красотка. Никто не знает, где ты, в сети не появляешься, а по телефону дозвониться не могут.

– Мне пришлось поменять квартиру. В сеть я захожу только с фейка. Номер телефона поменяла. И вообще телефон поменяла, – кивнула Наташа на допотопную модель, лежащую рядом на диване. Такими, наверное, в доисторические времена пользовались. Ладно, ладно, я избалованная скотина.

– Но ведь Марина приходила ко мне и сказала… – выдохнула рыжая, видимо, сложив, наконец, в своей красивой голове все пазлы воедино. – Она мне соврала! Вот же дрянь.

Тут она столько выдала нецензурной лексики, что у меня уши стали в трубочку сворачиваться – столько в ее словах было экспрессии. Она снова раскраснелась и с ненавистью сжимала кулачки. Кажется, даже ее волосы стали ярче – а может быть, на них просто падали лучи алого заходящего солнца. Настоящая богиня войны.

– Воу, воу, воу, а ты виртуоз, – тихо, чтобы не услышала бабка, поаплодировал ей я.

– Заткнись, недоделанный, – велела Наташа. Ее просто бомбило – не столько с обмана некой Марины, а сколько с того, что она ей поверила.

– Стоп, а где благодарность, лапуля? – рассердился я. – Я обо всем тебе рассказал. Ты вообще осознаёшь это? Осознаёшь, что человек сорвался из другой страны и прилетел к твоему высочеству, потому что этому человеку не нравится несправедливость?

Мои слова осадили ее. Она крепко стиснула зубы и свела к переносице брови.

– Да, извини. Я не поблагодарила тебя, Антон-Кирилл-Кезон. Сначала ты сделал меня виноватой во всех грехах, опозорил, лишил всего, но потом прилетел, как добрый волшебник на голубом вертолете, и сказал, что ошибся. Прости, что не кланяюсь в пояс, поясницу прихватило.

– Язва.

– Придурок.

– Придурок приехал не просто рассказать тебе правду, но и помочь, – поджал я губы. Помогать ей хотелось все меньше, и только спор с Октавием держал меня в этой нафталиновой квартире.

– Как же? – ухмыльнулась рыжая.

– Если я предложу тебе деньги в качестве моральной компенсации, ты их не возьмешь, – рассудительно ответил я. – Слишком ты гордая, верно? Я хотел предложить тебе стать моей девушкой…

Договорить я не успел.

– Наташка! – раздался за дверью голос противной старушенции, и мы моментально запаниковали. Если она сейчас войдет, то увидит меня. И, наверное, убьет.

– В шкаф, – велела мне рыжая. – Спрячься там.

– Нет. Не хочу, – заартачился я.

– Больше негде! – зашипела Наташа и буквально затолкала меня внутрь, как-то совершенно позабыв, что я, вообще-то, суперзвезда, а не булочка с маком.

Едва я оказался в шкафу, как дверь распахнулась, и в комнату вошла бабка. Я притаился. А что мне еще оставалось делать?

Глава 16

Только ненормальный спрятался в шкафу, как в комнату зашла Фроловна, нацепив на лицо самую добрую улыбочку, на которую только была способна. Видимо, ей было стыдно за то, что она обвинила меня в нарушении ее священного закона не приводить в квартиру мужиков. А мне, в свою очередь, было неловко ее обманывать.

– Что такое, Глафира Фроловна? – нервно спросила я, стараясь не смотреть на шкаф и не выдать себя.

– Пироги печь буду, – заявила она. – И тебя научу. Девка-то взрослая, а готовишь так, что свиньи есть не станут.

Мне показалось, что из шкафа кто-то тихо хрюкнул – наверное, как раз-таки одна наглая свинья. Но хозяйка, на счастье, ничего не услышала.

– Нет, спасибо, я не хочу, – тут же отказалась я. Как мне оставить Кезона одного?! Мало ли что он еще вытворить сможет? Мне нужно его выгнать и ехать к Вадиму, а не это все.

– Идем, говорю! – рявкнула Фроловна, которая не любила, когда ее не слушаются. Она схватила меня за руку и буквально поволокла за собой. Откуда в бабушке было столько сил, я понятия не имела. – Щас я тебя научу пироги делать. Рецепт теста мне еще от прабабки достался. Секретный. После таких пирогов на тебе любой и женится.

Она просто уволокла меня на кухню, на ходу рассказывая историю о том, как женщины в ее роду хоть особой красотой не отличались, зато готовили так, что за них пол деревни мужиков билось. Улизнуть мне не удалось, и часа полтора я вместе с Фроловной месила тесто, а потом ждала, пока оно поднимется, слушая историю за историей. Хозяйка квартиры настолько была уверена, что их семейные пироги – нечто невероятное, что заставила меня записать рецепт. Я покорно записывала его на листке бумаге, пока Фроловна ставила в духовку первую партию пирогов, как вдруг почувствовала на себе взгляд. Я подняла голову и увидела, как из-за угла выглядывает Кезон. Меня едва не подбросило на месте.

Я кивнула ему, спрашивая, что нужно. В ответ он потыкал пальцем в сторону Фроловны, согнувшейся у духовки, и нарисовал в воздухе знак вопроса. Наверное, спрашивал, когда я освобожусь. Я замахала рукой, пытаясь сказать ему, чтобы убирался.

Он подмигнул мне и послал воздушный поцелуй, вроде как имея в виду, что уходить не намерен. Я вспылила, замахала обеими руками, а Кезон потыкал пальцем в себя, в меня и стал целовать тыльную сторону ладони. Намекал на то, что поцелует меня. У меня помутилось перед глазами. Да что он творит-то! Из-за таких детских выходок его поймают! Какого лешего он все еще не убрался из квартиры?

Я показала ему средний палец, вложив в этот жест все свое отвращение, и стала делать вид, что меня тошнит. Вышло это довольно артистично, но я не заметила, как Кезон исчез. А рядом раздался задумчивый голос Фроловны:

– Вот смотрю я на тебя, Наташка, и думаю, дурная ты девка или нет?

Я моментально успокоилась. Села прямо. Расправила плечи. Замерла. Перевела взгляд на угол, за которым только что торчало Его звездное высочество. Потом ошалело взглянула на Фроловну. И поняла, что она все-таки не увидела его. Слава богу.

– Я просто… баловалась, – несчастным тоном прошептала я, чувствуя себя маленькой девочкой.

– Надеюсь, ты на учете-то не состоишь, – подозрительно посмотрела на меня Фроловна. – С психичкой жить не буду.

– Нет-нет, все в порядке, – поспешила заверить ее я.

– Или тебе стрепня моя не угодила? – нахмурилась она.

– Мне очень нравится, как вы готовите, Глафира Фроловна! – заверила я ее. – Просто я смешную песню вспомнила!

Она покачала головой и больше не спускала с меня глаз. Впрочем, и Кезон больше не появлялся. Я искренне надеялась, что он ушел. Но вырваться в спальню и удостовериться, так ли это, не могла.

Готовить мы закончили часа через два. Фроловна не обманула – пироги у нее действительно вышли замечательные: румяные, пышные, вкусные. А в воздухе витал умопомрачительный запах свежей сдобы.

– Запомнила, как делать? – спросила меня она сурово. Я кивнула. – В следующий раз солянку тебя научу делать. Тоже семейный рецепт. Или борщ. Найдем тебе мужика, чай уже пора замуж. Вон у председателя внук взрослый совсем. Димкой звать. Бизнесмен. У него своя есть… Эта… Будка.

– Какая будка? – удивилась я.

– Где бездельники кофе пьют, – объявила Фроловна. – Нет бы, чтобы дома в термосе сделать да с собой носить, они в таких будках в бумажных стаканах берут втридорога. Хлебают да радуются. А Димке денежки тикают.

Спорить с Фроловной я не стала. Незаметно стащила пирожок с картошкой и убежала в свою комнату. Я распахнула дверь и облегченно выдохнула – Кезона нигде не было. Значит, хватило ума уйти. Однако я рано радовалась. Дверца шкафа распахнулась, и он выглянул оттуда, недовольный и сонный.

– Что так долго? – спросил музыкант. – Я умираю.

– В смысле? – сглотнула я, склоняясь. А вдруг с ним что-то случилось? Вдруг ему плохо?

– Хочу есть… – слабым голосом сказал Кезон и выхватил у меня из руки пирожок. Я и глазом моргнуть не успела, как пирожок исчез в его пасти.

Это была какая-то совершенно сюрреалистическая картина. В моем шкафу сидел знаменитый музыкант и ел мои пирожки.

– Фкуфно, – жуя, заявил Кезон. – Принефи ефе!

– Ты офигел? – злобно спросила я. – Может быть, мне тебе еще борщ сварить? И котлеты нажарить?

– Было бы неплохо, – справился с пирожком Кезон и стал вылезать из шкафа. – Я весь день ничего не ел.

– Проваливай, – велела я. – Ты мне надоел.

– Да я бы с радостью, – раздраженно ответил он. – Думаешь, мне нравится сидеть в нафталиновом шкафу в квартире какой-то бабки и ждать, пока она меня веником отходит? У меня своих дел по горло.

– Наверное, Катеньку увидеть хочешь, – ангельским голосом сказала я, и глаза Кезона изменились. Потемнели еще сильнее и сузились. Мне стало не по себе. Видимо, та девушка была для него табуированной темой.

– Нет, лапуля. Я прилетел не к ней, – холодно улыбнулся музыкант. – А к одной маленькой дерзкой рыжеволосой дряни, которая не понимает, что такое хорошее отношение.

– Это ты чего-то не понимаешь. Ты завалился в мой дом и все портишь, – моментально вскипела и я.

– Порчу? Я? Да это ты со свой бабкой в невменозе.

– Не делай проекции своего состояния на других.

– Какая ты бесячая! Зачем я вообще с тобой связался? – выдохнул Кезон. Теперь его глаза искрили ненавистью. Неразбавленной. Яркой. Терпкой.

– Ну прости, милый, какая есть! – всплеснула я руками. – Я не из тех, кто будет бегать вокруг тебя с воплями: «О, это тот самый великий Кезон!» Не собираюсь падать в обморок при виде тебя. Так что извини. Ты для меня никто. Давай ты просто уйдешь? Мне нужно съездить к Вадиму.

Он рассмеялся. Тихо, без веселья, но со скрытой угрозой в голосе.

– Если бы мне нужно было потешить свое эго, я бы приехал в свой фан-клуб. А я приехал к тебе, идиотка. Потому что мне было стыдно. Потому что я думал – черт, это так несправедливо, что эту девушку обвинили во всех грехах. Потому что хотел все исправить. И что в итоге? В итоге меня встречают, как врага. Вот зачем мне все это надо было, а? Я ведь все равно для тебя моральный урод, которому нужно лишь поклонение. Даже после того как я рассказал тебе правду, я остаюсь куском дерьма. Зато Вадим, который даже пальцем о палец не ударил, чтобы тебя найти, опять на коне. Классно. Потрясающе!

Кезон умел быть убедительным. Его слова, тон, взгляд – все это говорило о том, как он зол и разочарован. Я занервничала – не хотела чувствовать себя виноватой. Но и не хотела быть неблагодарной.

– Ладно, я не хотела тебя обидеть. Спасибо, что рассказал правду. Но я больше не хочу видеть тебя. Ни минуты. Просто уйди, – попросила я, садясь на диван.

– Стоп. Ты так и не выслушала, зачем я приехал, – нахмурился Кезон. Было видно, что каждое слово дается ему тяжело. – Я хочу, чтобы ты была моей девушкой…

– Я же сказала – нет! – громче, чем нужно, сказала я. В то, что он влюбился в меня, я не верила. Бред.

– Да дай мне уже договорить, психопатка, – вспылил Кезон.

– Ох, ну давай. Выдай.

– Сыграй роль моей девушки, чтобы я выиграл спор, – сквозь зубы сказал музыкант. – За деньги.

– Что? – своим ушам не поверила я. Да у него вообще все винтики из головы вылетели, что ли? Закрутил он их плохо или как?

– Тебе плохо слышно или мой русский совсем непонятен? – процедил Кезон. – Я попросил тебя за деньги сыграть роль моей девушки перед другом. У нас спор. Завоевать и продержаться с одной девушкой некоторое время. На кону – крутые гитары. Только я нарушаю правила. Хочу тупо заплатить тебе за это. Потому что не хочу обманывать тебя.

Если бы не последняя его фраза, я бы, наверное, взбесилась окончательно. Но он так это сказал… Так искренне и прямо, что я растерялась.

– Ты серьезно? – спросила я.

– Да. Ты сама говорила, что тебе нужны деньги. Там, в самолете. Я дам тебе достаточное количество, поверь. Я помогу тебе, а ты – мне. Все честно.

– Нет, – нахмурилась я. – Не хочу в этом участвовать.

– Ты слишком категорична.

– Я сказала – нет.

Наверное, это было неправильно, но что-то во мне буквально уперлось. Я не хотела играть роль девушки человека, который сначала так сильно понравился мне, что я плакала, поняв, что потеряла его. Этого нельзя было делать. И я не хотела помогать Кезону после всего того, что пережила. Пошел он… Не нужно мне ничего от него.

– А деньги, Наташа? – мое имя, произнесенное его неожиданно глубоким и мягким голосом, заставило вздрогнуть. – Ты ведь жаловалась мне, что тебе нужны деньги. Что ты хочешь жить другой жизнью. Я готов помочь тебе. Я твой счастливый билет. Просто побудь некоторое время рядом. Сделай со мной несколько фото и видео. Ничего особенного. Я не собираюсь спать с тобой.

– Нет, – уперлась я. – Нет, извини. После всего того, что произошло, я поменяла отношение ко многим вещам. Если два месяца назад я готова была пойти на многое, чтобы заработать деньги, то сейчас мое отношение к легким деньгами поменялось. Я была не в себе, когда согласилась с предложением Ольги. Вообще не понимала, что делаю. Мне казалось, что это какая-то игра. Но сейчас все иначе. Поэтому спасибо еще раз. И просто уйди.

Воцарилась тишина, и мне казалось, что я слышу, как бьется сердце – то ли мое, то ли его. Кулаки Кезона крепко сжались, по лицу заходили желваки. Но он все же сумел взять себя в руки.

– Ты уверена?

– Да. Уверена.

– Окей. Я уйду. Только принеси кроссовки. Кажется, я оставил их в большой комнате.

Внутри меня все похолодело. О его обуви я и думать забыла.

– Кроссовки я отдала, – ответила я нехотя. – Вернее, продала…

– Кому? Когда? – Одна бровь Кезона выразительно поднялась. В нем неуловимо что-то изменилось. Из опасного он стал дурашливым. Король превратился в шута.

– Фроловне, – призналась я. – Она их нашла, и мне нужно было выкрутиться.

– И за сколько? – поинтересовался Кезон.

– За тысячу. – Я снова была честна. А куда мне было деваться?

– Мало, – вздохнул он. – Надо было хотя бы две взять.

– Две бы Фроловна не дала. А так она мне на тысячу плату за комнату снизила.

– Подожди, – наморщил лоб Кезон. – Сколько ты вообще платишь за эту убогую комнатку?!

Я назвала сумму ежемесячного платежа, и у него глаза на лоб полезли.

– Когда это в России стало так дорого платить за жилье? В Нью-Йорке за эти деньги можно люкс неделю снимать в крутом отеле! Ну или на сутки президентский номер.

– Эммм, не думаю, – промычала я, не зная, что сказать. Наверное, у Кезончика в очередной раз поехала крыша, весело гремя шифером. – Может, ты рубли в доллары перевел неправильно?

– Так. Не понял. Ты продала мои кроссовки за… тысячу рублей?! – потрясенно Кезон.

– Ну не долларов же! – всплеснула я руками.

Он захохотал и, чтобы приглушить собственный смех, закрыл рот тыльной стороной ладони.

– Ты, вообще в курсе, сколько они стоят? – спросил он сквозь смех.

– Без понятия.

– Три тысячи баксов, лапуля. Это лимитированная серия одного крутого спортивного бренда. И ты отдала их бабке. Поверить не могу!

– Сам виноват! – уперла я руки в боки. – Надо было унести с собой.

Кезон хотел поспорить со мной, но этого не получилось.

– Наташка! – снова раздался голос Фроловны, и он по привычке моментально скрылся в шкафу. А я подорвалась с дивана, но тотчас опустилась обратно, подумав, что это будет подозрительно.

– Да, Глафира Фроловна, – вздохнула я, когда хозяйка оказалась в комнате.

– Я спать пойду, – объявила она. – Дверь закрыла на ключ. Доброй тебе ночи. Я с председателем говорила. Завтра пойдешь с его внуком знакомиться. Со мной вместе. И пироги возьмем. Выдам я тебя замуж, не боись!

Я и пискнуть не успела, как Фроловна захлопнула дверь и ушла к себе. Мне оставалось лишь закрыть лицо ладонями. Вот что такое настоящее невезение…

– Ты чего? – удивился Кезон.

– Фроловна дверь на ночь закрывает, – потерянно прошептала я. – На ключ. Изнутри.

– И что? – его бровь снова поднялась вверх. Да как он ее так выгибает?

– А ключ у нее остается, – призналась я. – Она все боится, что воры залезут.

– То есть мне тут на ночь придется остаться? – спросил Кезон. Я кивнула, а он заржал, как ненормальный, зажимая рот рукой.

Вот что значит не везет так не везет!

Глава 17

Итак, мы остались вдвоем в моей спальне – я и конь педальный. Кезон, то есть. У меня на душе все кипело от возмущения, а он развалился на диване, как принц, и весело смотрел на меня. С вызовом – мол, ну что, выдержишь ли ты и это испытание, лапуля?

Подозреваю, что на лице у меня появилось презрение.

– Что? – тотчас пытливо спросил Кезон. – Ну что ты так на меня таращишься?

– Думаю, как от тебя избавиться, – мрачно ответила я.

– Ты же знаешь, что никак не избавишься, – хмыкнул он. – Мы связаны на веки и все дела. Выход отсюда только один – в окно. Но туда сигать я не буду. Надо было раньше, пока я мог попасть в «Клуб 27».

Я нахмурилась. Мне не нравились слова про этот клуб, слишком уж часто я слышала про него от Сережи. «Клуб 27» – негласное название знаменитых музыкантов, умерших в двадцать семь лет. Курт Кобейн, Джими Хендрикс, Джим Моррисон, Эми Уайнхаус и многие другие музыканты «входили» в этот клуб. И Сережа всегда говорил, что если уходить из жизни, то как они – на пике популярности. Я ужасно бесилась из-за этих слов, ругалась с ним, кричала, плакала даже. Меня буквально трясло, когда он рассуждал, как это круто. Я ненавидела разговоры на такие темы.

– Я не заставляю тебя выпрыгивать из окна, – холодно ответила я. – Останешься до утра. Рано утром Фроловна открывает дверь. Откроет – и ты уйдешь. Понял?

– Понял.

– Давай постараемся провести эту ночь без эксцессов.

– Тогда ты спишь на полу, – заявил Кезон, вытянув на диване ноги.

– Ага, сейчас, – хмыкнула я. – Держи карман шире. Это ты там спишь.

– Но я твой гость, алло, – весело возмутился он.

– Ты незваный гость. А незваный гость, как в горле кость, – парировала я. – Кину тебе одеялко, приткнись к стене.

– Я не могу спасть на полу, лапуля, – закапризничал Кезон. Впрочем, а что еще я ожидала?

– Что, звездный статус трескаться начинает? – усмехнулась я.

– У меня больная спина. Как-то в марте мы репетировали, я упал с трехметровой высоты и…

– Всё-всё-всё! – подняла я руки к верху. – Ты спишь на диване, а я – на полу.

Какой нытик, а! Неужели все звезды такие?

Я застелила диван новым постельным бельем, а сама взяла подушку и старенькое одеяло, чтобы лечь на пол. Ничего страшного не происходит, нужно просто пережить эту ночь. Мы выспимся, а рано утром я отправлю Кезона прочь.

– Я есть хочу, – заявил мой незваный гость, сидя на диване, как на персональном троне.

– А я что сделаю? – прошипела я.

– Смею напомнить, что на кухне есть пирожки, а ты мне должна три тысячи баксов, – лукаво улыбнулся он. Я внимательно посмотрела на него и молча выскользнула за дверь. Оказавшись в темной прихожей, я застыла и прислушалась. Фроловна спала, зато где-то у соседей внизу громко работал телевизор. Я на всякий случай подергала входную дверь, удостоверилась, что хозяйка действительно закрыла нас, после чего покралась на кухню за едой. Пирожков мы с Фроловной сделали на целую роту – если возьму пару штук, она и не заметит. Кроме них я прихватила овощной салат, который делала себе, и сделала кофе. Водрузив все это на поднос, я вернулась в комнату.

– Это что? – хмуро спросил Кезон, глядя на еду.

– Твой поздний ужин, – ответила я, понимая, что сейчас он опять начнет капризничать, как ребенок.

– А почему он такой стремный?

– Какой ты, такой и ужин. Ешь или унесу.

От салата Кезон брезгливо отказался – видимо, капуста с огурцами его не прельщала. Кофе у него тоже восторга не вызвало – он его отхлебнул и подавился, а потом долго кашлял в кулак, стараясь приглушить звук. И заявил, что такого пойла не пробовал никогда.

– Это обычный растворимый кофе, – пожала я плечами. Сама его недавно покупала в супермаркете по акции.

– Видимо, растворимый – потому что он растворяет желудок, – хрипло ответил Кезон. – Кофемашины у вас, думаю нет, верно?

– О, как ты догадлив.

Я мечтала о кофемашине, которая могла бы делать и капучино, и латте, и американо, но стоили они дорого. Так дорого, что оставалось только вздыхать.

– Тогда сделай мне в кофеварке, – велел Кезон.

– Кофеварки у нас тоже нет, – ответила я, стоя у стены со сложенными на груди руками.

– А что есть? – расстроился он. – Турка-то хоть есть?

Турка была – моя, любимая, медная, с деревянной ручкой. Я часто варила в ней кофе, но для себя. Для этого идиота ничего варить мне не хотелось. Он испортил все, что можно.

– Я заплачу, – словно угадав мои мысли, улыбнулся Кезон. – Пятьсот долларов за кофе. И по пятьсот за каждый пирожок. У тебя есть шанс выплатить долг.

– Какой долг?! – вытаращилась я.

– За мои кроссовки из лимитированной серии, которые ты втюхала бабке, – невозмутимо ответил он. – Ну что, по рукам или кэш отдавать будешь?

– Черт с тобой, золотая рыбка, – отлепилась я от стены. – Жди.

Я пошла на кухню, мысленно кроя его на чем свет стоит. Тихонько сварила кофе, набрала пирожков на пять тысяч долларов по валюте Кезона и хотела было выйти из кухни, как нос к носу столкнулась со вставшей Фроловной. Она окинула меня изумленным взглядом и вдруг заулыбалась, хотя я готовилась к худшему и внутренне сжалась.

– Молодец, Наташка, – похвалила она меня. – Правильно, ешь, а то худющая, как палка. Мужикам надо, чтоб было за что подержаться. А у тебя за что там держаться? За кости твои? На вот еще печенья. – И Глафира Фроловна жестом фокусника вытащила откуда-то пакет с угощением и поставила на поднос.

– Спасибо, – пробормотала я, получила пару наставлений на счет завтрашнего знакомства с внуком председателя и только потом была отпущена в свою комнату, куда вошла с великой осторожностью, чтобы Фроловна ничего не заметила. Вернее, никого. Однако все прошло спокойно – она отправилась к себе в комнату спать дальше.

Кезон ждал меня с нетерпением. Забыв про звездные манеры, он выхватил поднос и принялся за свой ужин. Ел он с таким наслаждением, что я на него засмотрелась.

– Вкусно? – спросила я.

– Очень, – признался он. – Сто лет пирожков не ел. Мне их в последний раз мама пекла, когда мы еще в России жили.

– Осторожнее ешь…

– Какая ты милая, спасибо.

– …А то подавишься и задохнешься.

Кезон перестал жевать и скорбно покачал головой, явно давая понять, какого он мнения о моих шуточках.

– Наелся? – ласково спросила я, когда он закончил.

– Ага. Кстати, кофе ты приготовила неплохой. Может быть, в тебе есть дар баристы? – лениво поинтересовался Кезон, лежа на диване.

– Во мне вообще много талантов скрыто, милый. Теперь ты мне должен две с половиной тысячи долларов, – ангельским голоском сказала я, забирая поднос.

– За что?!

– Ну смотри, ты съел пирожков на пять тысяч. И кофе выпил за пятьсот долларов. А я должна тебе только три тысячи.

– Кажется, я ошибся, – мрачно отозвался Кезон. – В тебе есть дар ростовщика.

Он полез в карман джинсов и достал несколько смятых купюр. У меня глаза на лоб полезли – зачем носить с собой столько налички?!

– Не надо мне ничего, я пошутила, – отмахнулась я. – Просто давай спать. Переживем эту ночь и расстанемся навсегда.

Кезон лишь пожал плечами в ответ и велел сопроводить его в уборную. После он устроился на диване, бесконечно охая и вздыхая – видите ли, диван был ему недостаточно удобен. Слишком короткий, слишком жесткий, слишком узкий, слишком неровный… В общем, не диван, а страшная пытка. И бедная-бедная его спина наверняка снова начнет болеть.

Слушая его причитания, я пододвинула к двери стол – хотя бы так нужно было обезопаситься от внезапного появления Фроловны, которая, правда, не имела привычки по утрам залетать ко мне в комнату. Но кто ее знает?..

Я легла на пол, мечтая, чтобы эта нервная ночь поскорее закончилась. Утром я выпровожу его и полечу к Вадиму, чтобы все рассказать. А потом увижусь с Мариной – и не для того, чтобы посмотреть в ее глаза, а чтобы хорошенько врезать.

За окном шел мелкий противный дождь. Мелко и нехотя он барабанил по стеклу, и я с головой укрылась одеялом – мне не нравился этот звук. Капли стучали и стучали, и мне казалось, что так в окна стучится беда. А я не хочу впускать ее в свою жизнь.

Меня не пугали ливни и грозы, молнии и гром не вызывали трепета, но звук мелкого дождя, бьющего по стеклу, вызывал не самые приятные воспоминания.

8 лет назад, Галаз

На шикарной лоджии с видом на море находились двое: рыжеволосая девушка в изумрудном сарафане, который подчеркивал ее тоненькую хрупкую фигурку, и молодой человек со светлыми волосами, чье лицо было довольно привлекательно, но при этом отталкивало высокомерием.

Девушка сидела в кресле, скрестив ноги и выпрямив спину – она была напряжена и, кажется, даже немного испугана. Парень же выглядел расслабленным – он развалился в своем кресле, закинув ногу на ногу. И смотрел на нее с ухмылкой. Между ними стоял стеклянный столик с бокалами.

– Почему молчишь? – спросил парень вальяжно, явно подражая кому-то из взрослых.

– Не знаю, что сказать, Альберт. Я думала, у тебя день рождения, и будут еще люди, – тихо ответила девушка.

– Наташа, не тупи. Не разочаровывай, а? У меня действительно день рождения. И люди еще будут, – отозвался парень. – Только не здесь. Зачем мне звать всех этих свиней к себе домой? Отпразднуем в клубе. Ты же знаешь, что у моего дяди есть несколько клубов?

Наташа кивнула. Про семью Альшевских в Галазе знали все. Отец Альберта был главным прокурором, который собирался баллотироваться на пост мэра, а мать была депутатом и занималась бизнесом. Вся их родня занимала высокие посты или владела чем-либо в городе. И все знали, что Альшевские – хозяева Галаза. Но все делали вид, что это было не так.

Альберт был сыном Альшевских. Учился в одном классе с Наташей, хотя и был старше – он пропустил год из-за проблем со здоровьем. По крайней мере, так говорили взрослые. Но подростки знали, что это за проблемы. Зависимость. Наркотическая. Альберта отправили учиться в Лондон, но он там не учился, а тусовался и вел разгульный образ жизни. Поэтому его вернули на малую родину. Заставили пройти программу реабилитации и пойти в обычную школу. Для Альберта это было унижением, но он ничего не мог поделать. Пришлось ходить.

Наташу он приметил сразу. Хрупкая, женственная, с копной рыжих волос – она сразу ему понравилась. И он попытался заигрывать с ней, но просчитался. Несмотря на деньги и статус родителей, Альберт Наташе не нравился совершенно, и все его ухаживания она игнорировала, потому что любила другого парня. На какое-то время Альберт затаился, перестал ее замечать, а после позвал на день рождения – как и весь класс. Наташа не хотела идти, но подружки уговорили ее. В итоге она пришла, но в доме Альберта никого не оказалось. Как потом оказалось, Альберт сообщил всем, кроме нее, что празднование переносится в клуб, где все будет за его счет.

– Я не понимаю, – сказала Наташа, глядя не на Альберта, а на море, которое казалось серым, под стать низкому тяжелому небу. Весь день то и дело моросил дождь. Местные прятались по домам, а отдыхающим было все равно – они продолжали плавать.

– Чего ты не понимаешь? – насмешливо спросил Альберт.

– Почему я одна, – нахмурилась Наташа, пытаясь не показывать страх. Откуда-то знала, что этого не нужно делать. Все, что нужно, – это просто уйти.

– А ты подумай, – сказал парень, поднялся и подошел к ней. Стал позади и собрал волосы, рассыпавшиеся по плечам. – Подумай, крошка.

– Не трогай меня, пожалуйста, – резко ответила Наташа и встала. Альберт улыбнулся.

– Мне нравятся недотроги. Ты ведь еще ни с кем не мутила?

– Что ты от меня хочешь? – спросила девушка.

– Да так. Предлагаю тебе встречаться со мной, – улыбнулся Альберт.

Она нахмурилась.

– Встречаться?

– Ну да. Будешь моей девушкой. Официальной типа. Я щедрый, не обижу. Айфон, шмотки, косметика – все получишь. Будешь хорошо себя вести – получишь тачку, – продолжал Альберт самовлюбленно, не видя, как меняется лицо Наташи. – Главное, делай, что я хочу, крошка. Делай так, чтобы мне было хорошо.

Он подошел к ней вплотную и коснулся ее лица. Наташа отшатнулась. Ей не нравились его прикосновения.

Альберт хрипло рассмеялся, буквально раздевая ее взглядом.