Текст книги "Блародство и страсть"

Глава 26

С тех пор как Грейс убежала из поместья, прошло уже две недели, и теперь она просто не находила себе места от беспокойства. Она и предположить не могла, что неизвестность может стать таким страшным испытанием. А она ничего не знала о Мэтью.

Поправился ли он после своей болезни? Жив ли он вообще? Наказал ли его лорд Джон? Он ведь, несомненно, догадался о том, что они с Мэтью вместе разработали план ее побега. Вполне вероятно, что лорд Джон снова принялся истязать своего пленника. Шрамы на спине Мэтью наглядно демонстрировали, каким жестоким мог быть лорд Джон и как добивался своих целей.

Интересно, искал ли ее лорд Джон? Как она поняла, он так просто не сдавался, а уж если дело касалось его безопасности и репутации, то становился и вовсе железным человеком.

Она сейчас была в безопасности. Дом дяди Френсиса стал для нее настоящей крепостью. Но как обстояли дела с Мэтью? Не отравился ли он, когда принял ту таблетку? А может… снова потерял рассудок? И теперь уже навсегда?

Она плакала каждую ночь, заливая шелковую подушку слезами. Если с ним что-нибудь случится, она просто умрет.

А если она уже никогда с ним больше не встретится? Что, если все предпринятые ею усилия напрасны?

Днем ей было легче поддерживать в себе оптимизм. Вулфрам находился почти всегда рядом с ней, и эта тонкая ниточка между ней и ее любимым помогала Грейс переносить тяготы неизвестности. Ночью же на нее наваливалось ощущение тоски и безысходности, надежда превращалась в призрачное облачко, готовое вот-вот раствориться. Лорд Джон был умным и безжалостным, и трудно сказать, чем могла закончиться схватка с ним.

Иногда днем Грейс садилась в кресло и дремала. Тогда ей начинали сниться кошмары. Ей все время виделся Мэтью, как он лежал на земле. Лицо его было бледно, лоб покрыт капельками пота, глаза открыты, но взгляд неживой, застывший на одной точке где-то в пространстве. Грейс пугалась этого и сразу же просыпалась. И потом долго никак не могла прийти в себя.

Правда, бывало, что ей снились и приятные сны. Например, как они с Мэтью занимались любовью. Она физически ощущала его прикосновения и его поцелуи, но потом, когда сон уходил, оставались горечь и разочарование.

Его с ней не было…

«О, Мэтью, Мэтью, возвращайся ко мне поскорее».

Герцог Кермонд находился в Лондоне. Грейс прекрасно знала, что он занимается делами Мэтью, но ожидание превратилось для нее в пытку. От герцога регулярно приходили письма, но все они были написаны секретарем. Последнее письмо дядя Френсис написал своей рукой, так как, по всей видимости, самые интересные новости ему хотелось сообщить Грейс лично.

Прочитав это письмо, Грейс почувствовала себя почти счастливой. Она узнала, что один из докторов Мэтью, составлявший на протяжении многих лет медицинские заключения о здоровье лорда Шина, был выведен на чистую воду. Как оказалось, у доктора Грейнджера не имелось даже документа, подтверждающего медицинское образование. Доктор Грейнджер оказался шарлатаном. Более того, этот так называемый доктор пустился в бега и теперь его разыскивала полиция. Его обвиняли в получении взяток, которые он брал в обмен на заключения, подтверждающие душевное нездоровье лорда Шина.

Теперь появилась надежда.

Теперь в темной комнате вспыхнула маленькая свечка.

Грейс перечитала письма, и в сердце ее затеплилась надежда.

Неожиданно за ее спиной затрещала ветка. Грейс обернулась и увидела одну из служанок герцога.

– Прошу прощения, миледи. – Девушка присела в реверансе и затем бросила через плечо испуганный взгляд.

– Да? Что такое, Айрис? – Грейс убрала письмо. Никто из слуг обычно не подходил к ней и ничего не спрашивал – это было распоряжение герцога. Если же ей что-то требовалось, то она сама обращалась к прислуге.

– К вам посетитель, мадам.

– Посетитель? – Очень удивившись, Грейс встала со скамьи: Возможно, это пришел Вир, но ему не нужно было так церемониться. – Это мой кузен?

– Нет, это твой отец, – послышался голос, который она не слышала вот уже девять лет. Из-за спины служанки появился высокий джентльмен в строгом черном костюме.

Грейс прижала дрожащую руку к груди. Ее сердце вдруг сильно забилось. Что это значило? Может, отец хотел сказать ей, что она не должна дольше оставаться в доме герцога Кермонда? Сделать ей выговор?

Стоящий перед ней мужчина уже не напоминал того, кто часто являлся к ней в ночных кошмарах. Граф стоял, с трудом, опираясь на трость и чуть сутулясь, его лицо покрывали глубокие морщины, а волосы сделались совсем седыми.

Она так отвыкла от него, что в первую минуту он показался ей чужим человеком. Но вот на лице графа появилась на мгновение робкая и такая знакомая ей улыбка, сразу убравшая все чужое и незнакомое из его облика.

Грейс выпрямилась и смело встретила его взгляд. Она имела право находиться здесь, и он не мог ей этого запретить. Эта показная смелость и независимость не могли, разумеется, скрыть того горя, той неуверенности и чувства вины, которые гнездились в ее сердце. Но в ней была жива и любовь. Да, несмотря ни на что, она продолжала любить отца.

Несколько мгновений отец и дочь молча смотрели друг на друга. Их разделяли лишь несколько шагов, но сейчас для них это была почти непреодолимая пропасть.

– Ты не хочешь поздороваться со своим отцом, девочка? – В голосе графа не ощущалось ни гнева, ни осуждения, а только желание понять, что сейчас происходит с его дочерью и что у нее на уме.

Грейс присела в реверансе.

– Добрый день, сэр, – проговорила она дрожащим голосом.

Подняв голову, она, к своему ужасу, увидела слезы в темно-синих глазах отца, точно таких же, как и у нее, но только уже выцветших. Раньше ее отец был настоящим красавцем, статным, с темными волосами.

– Сэр? – насмешливо переспросил граф. – И это все, на что я могу рассчитывать, Грейс? – Его лежавшие на набалдашнике трости руки заметно дрожали. Раньше его движения всегда отличались быстротой и уверенностью.

Сейчас, увидев его таким, Грейс испытала настоящий шок.

– Вир написал мне в Марлоу-Холл, – прервал молчание граф. – И слава Богу, что он сделал это. Я сразу же поехал сюда, как только получил письмо. Я разыскивал тебя последние пять лет.

Неужели это правда? Когда он прогнал ее из дома, Грейс была уверена, что их разрыв – это навсегда. Отец никогда не менял своих решений.

И вот теперь он говорит, что искал ее.

Он изменился… Но что же послужило толчком к этому? Смерть Филиппа? Хотя отец даже не упомянул имя ее брата, призрак Филиппа присутствовал где-то здесь, совсем рядом.

Впрочем, нет, дело не в Филиппе. Ведь он сказал, что начал искать ее пять лет назад, а Филипп был тогда еще жив и куролесил в Лондоне.

Нет, он искал ее ради нее самой, а не потому, что погиб его любимый сын.

– Ты сказал, что больше не хочешь меня видеть… – В ее голосе сквозила горечь, которую Грейс так и не удалось скрыть.

Ее замужество было самой большой глупостью, которую она сделала в жизни. И жалеть теперь об этом бессмысленно. Ей оставалось лишь одно – признать, Что она поступила безответственно, и постараться в будущем не повторять подобных ошибок. Но рана в сердце ее отца уже не зарастет. В трудную минуту он отверг своего ребенка, и забыть это ему уже не удастся никогда.

Услышав эти слова, граф побледнел.

– Я многое сказал в тот день. И я действительно так чувствовал в ту самую минуту. Но когда ты ушла, я сразу же пожалел, что так обошелся с тобой. Через год разыскал Паджета и предложил ему стать управляющим одного из моих поместий, но он не захотел и слушать меня. Я хотел помочь, хотел сделать что-нибудь, чтобы ты хотя бы не голодала.

– Но почему ты тогда не захотел увидеться со мной?

– Твой муж сказал, что ты больше не хочешь иметь никаких дел со своей семьей, что теперь у тебя началась совсем другая, «светлая и чистая», жизнь с ним. Еще он сказал, что ты презираешь Марлоу и все то, что является для нас незыблемыми ценностями.

О, Грейс без труда представила себя самодовольное лицо своего мужа в тот момент, когда он говорил эти лживые слова ее отцу.

– И ты поверил ему?

Граф пожевал губами, и уголки его рта уныло опустились.

– А что мне оставалось? Ведь ты так ни разу и не написала нам, с тех пор как ушла из дому.

Грейс была уверена, что если она попытается возобновить отношения с Марлоу, отец тут же впадет в неистовство и сделает все, чтобы пресечь любые ее попытки вернуться в семью. Но на деле оказалось, что он сам делал какие-то шаги к сближению, хотя и не слишком удачные. Отчаяние, досада, печаль превратились в большой, тяжелый и холодный камень в груди.

– Ты велел мне больше никогда не появляться на пороге дома, – проговорила она сдавленным голосом, борясь с желанием немедленно обнять и успокоить отца.

На его губах появилась слабая улыбка, хотя печаль по-прежнему глубоко пряталась в глазах. Как она любила в детстве его шутки и вот эту озорную улыбку, способную растопить любое недоразумение и обиду.

Граф снова посмотрел на Грейс и вдруг заговорил с такой горячностью, какой она никак не ожидала:

– Пять лет назад я снова решил предпринять попытку сблизиться с тобой. Я надеялся, что твой гнев со временем уляжется, что ты смягчишься. Но ты исчезла. Магазина в Йорке уже не существовало к тому времени, никто из соседей не мог мне вразумительно объяснить, куда ты уехала. Мои люди обыскали все вдоль и поперек, все книжные магазины в Британии. Искали даже в Америке.

– Я жила в Райпоне, – сказал Грейс. – Практически до последнего времени.

– В Райпоне? – Лицо графа сделалось белым как мел. Он пошатнулся и поспешно оперся на свою трость. – Значит, ты была всего в тридцати милях от Марлоу-Холл? Все это время?

– Да, на ферме. Разводила овец. – Грейс усмехнулась и протянула вперед ладони, чтобы отец мог взглянуть на них: – Вот и руки мои погрубели.

– Господи милостивый, что ты с собой сделала, девочка! – Его лицо по-прежнему было покрыто неестественной бледностью, сухие губы дрожали, а голос срывался. – Господи, что я наделал! Что я наделал! Как мне вымолить у тебя прощение, моя дорогая?

Грейс смутилась, ей не хотелось видеть отца таким. И, в конце концов, она сама во всем была виновата.

– Я думаю… – собрав все свое мужество, сказала она, – я думаю, ты все-таки должен простить меня, отец. Пришло время. – На этот раз слово «отец» Грейс сумела выговорить.

Его лицо исказилось.

– Но, девочка, я уже давным-давно простил тебя. Я надеюсь, что и ты простишь меня. Я был таким глупцом, но время прибавило мне разума. Я стал совершенно другим человеком. Горе сделало меня мудрым. – Он протянул к ней руки. – Возвращайся домой. Я хочу забрать тебя с собой.

У отца был такой умоляющий взгляд; он сомневался, что она захочет его послушаться. А ведь раньше граф Уиндхерст был самим олицетворением уверенности и высокомерия.

Грейс глубоко вздохнула. Да, она допустила в свое время большую глупость. Отец тоже совершил ошибку. И оба поплатились за свои грехи.

– Твое приглашение – честь для меня.

В спальне матери, когда туда на цыпочках вошла Грейс, стоял полумрак, шторы были задернуты, ставни закрыты. Теперь она почти не выходила из своей комнаты. Все время принимала успокоительное и спала. По дороге в Сомерсет граф рассказал Грейс, что ее мать ведет такой образ жизни вот уже много лет. Видеть эту раньше такую живую и общительную женщину в подобном состоянии было больно.

Осторожно прикрыв за собой дверь, Грейс окинула взглядом комнату. Жаркий спертый воздух, полумрак и запах лекарств почему-то мгновенно воскресили в памяти Грейс лорда Джона. Одетый в меховое пальто с поднятым воротником, он так и стоял перед ее мысленным взором. Ее сердце застучало быстрее, дыхание участилось.

Подойдя к кровати, на которой лежала мать, Грейс почувствовала и другой запах – роз и пчелиного воска. Этот запах она знала с детства. Мгновенно на глаза навернулись слезы. О, теперь она уже не была той избалованной своевольной девчонкой; ее настоящую и ту, что когда-то жила здесь, разделяли сотни и сотни миль.

– Кто здесь? – неожиданно послышался голос матери. Но теперь он был совсем другим – высоким, взвинченным и раздраженным. Ей исполнилось только пятьдесят, но казалось, с ней говорит глубокая старуха.

Грейс душили слезы.

Господи, какую ужасную ошибку она совершила. Как неправильно все то, что с ней случилось.

Зашелестели простыни, тихо и печально скрипнула кровать, беспокойно шевельнулась лежавшая на ней женщина.

– Кто тут? Это ты, Элис? Я не хочу есть. Можешь унести обед.

Мать больше не спускалась вниз к обеду. Грейс прикусила губу, с трудом сдерживая подступившие к глазам слезы. Сначала ее глупое замужество, а потом смерть Филиппа заставили мать оставить мирскую жизнь и затвориться в своей комнате.

Грейс на мгновение растерялась. Она не хотела больше стоять немым соглядатаем у постели матери.

– Элис?

– Это… – Грейс тихо кашлянула и начала снова: – Это не твоя служанка, мама.

Женщина на кровати вдруг замерла и лежала теперь так тихо, что внезапно воцарившаяся в комнате тишина оглушала.

– Грейс?

На ватных ногах Грейс подошла к матери.

– Да, мама, это твоя Грейс.

– О, моя маленькая Грейс… деточка… – Снова послышался шелест простыней. – У меня опять бред. Или это сон…

Грейс заставила себя снова заговорить.

– Н-нет. Я на самом деле здесь. – Она порывисто опустилась на колени и с горячностью прошептала: – Это я, мама. Это не снится тебе. Я на самом деле здесь, около твоей кровати.

– Не могу поверить. – Перевернувшись на бок, женщина вытянула вперед руку и прикоснулась к лицу Грейс. Мать не доверяла своим глазам, ей были нужны еще какие-то подтверждения того, что перед ней действительно ее дочь, а не плод воображения.

Грейс судорожно втянула воздух. Даже в полумраке было видно, как постарела ее мать, каким болезненно бледным и осунувшимся выглядело ее лицо. Выпавшие из чепчика длинные пряди волос казались седыми и безжизненными. За последние девять лет эта женщина испытала много горя. Ничего уже не осталось от той блистательной красоты, которая притягивала к ней восхищенные взгляды мужчин в светском обществе.

– Я думала, что уже никогда не увижу тебя, – прошептала внезапно охрипшим голосом графиня.

– Но вот я здесь, – ответила Грейс сквозь слезы.

– Почему ты не приехала, когда… когда Филипп умер? – Ее лицо на мгновение сделалось сердитым. – Ты так нужна мне, Грейс.

Почему она не приехала? Она считала, что будет здесь лишней, что ее не захотят видеть. Она думала, что отец ненавидит ее. Но она могла хотя бы попытаться.

Как она ошибалась. И в глазах всех окружающих она выглядела жестокой, эгоистичной и… трусливой. Сейчас ее мать казалась такой маленькой и хрупкой… Сев на край кровати, Грейс заключила ее в объятия, стала качать, словно эта женщина была беззащитным, обиженным ребенком.

Сначала тело графини оставалось напряженным, простые человеческие объятия, казалось, были для нее чем-то непривычным и неестественным. Но потом она положила голову на плечо Грейс, как-то сразу вся обмякла и, судорожно вздрагивая, залилась слезами.

Грейс прижалась щекой к виску матери. Ей столько хотелось рассказать ей, о стольком спросить, но внутренняя скованность мешала Грейс проявить эмоции и показать чувства. Она молчала.

Она всегда любила мать и свою семью, хотя, наверное, эта любовь была бездумной, эгоистичной. Но любовь, настоящая любовь – это прежде всего умение отдавать, жертвовать чем-то в себе ради другого человека. И Грейс была готова утешать свою мать – ведь именно это требовалось ей сейчас.

Неожиданно мать перестала плакать и подняла голову. И хотя в комнате по-прежнему царил полумрак, Грейс увидела, что на лице этой несчастной пожилой женщины, видевшей в жизни немало горя, было написано умиротворение и спокойствие.

– Открой шторы, Грейс. Я хочу видеть свою дочь.

– Да, мама. – Грейс поднялась с кровати, подошла к окну и раздвинула тяжелые портьеры. В комнату ворвался дневной свет.

Глава 27

Карета герцога Кермонда подъехала к поместью, которое Грейс покинула четыре месяца назад. Грейс в маске сидела напротив герцога, рядом с ней сидел ее отец и с задумчивым видом смотрел в окно. Сумерки становились гуще с каждой минутой. Все трое молчали.

Грейс нервно постукивала затянутой в перчатку рукой по колену. Ее сердце оглушительно стучало, и этот стук сливался со скрипом колес. Темное грозовое небо и ряды деревьев с пышными черными кронами создавали какое-то неприятное Давящее ощущение, грозили неизвестностью, таили в себе неясную опасность. Грейс почувствовала, что дрожит. Что ждало их там, в темноте?

Сколько времени прошло с тех пор, когда она последний раз видела Мэтью? Жив ли он? Не случилось ли с ним чего-нибудь страшного? Господи, сделай так, чтобы они не опоздали. Ведь четыре месяца для человека, который страдает и мучается каждую минуту, – большой срок.

Когда доктор Грейнджер был, наконец обнаружен, он не стал запираться и тут же выложил, что недавно осматривал Мэтью. Читая его медицинское заключение, Грейс чувствовала дурноту и была близка к тому, чтобы потерять сознание. С какой тщательностью было засвидетельствовано наличие всех повреждений, кровоподтеков, рубцов и ран на теле страдающего душевным расстройством маркиза. Грейс поморщилась – так было каждый раз после его побега, да и не только. Жизнь Мэтью давно превратилась в сплошной кошмар.

Доктор Грейнджер утверждал, что он только осматривал Мэтью. Но похоже, после осмотров он давал Монксу и Файли советы, как «правильно» обращаться со своим пациентом. И все это делалось, разумеется, по указке лорда Джона.

Грейс хотела отправить кого-нибудь наблюдать за поместьем лорда Джона, но герцог был против такого плана. Он боялся, что их человека обнаружат и тут же перевезут Мэтью в какое-нибудь другое место, и тогда шансов на спасение у него не останется.

– Спокойствие, дорогая, только спокойствие. Все завершится в свой срок и так, как нам нужно. – Отец накрыл ее руку своей узкой холодной ладонью. Он наблюдал за дочерью постоянно и видел, в каком взвинченном состоянии та находилась.

– Грейс, тебе лучше остаться в карете. Так будет безопаснее, – сказал герцог, схватившись за бархатную петлю, когда карета подскочила на очередной рытвине.

Свои действия они обсудили раньше, и сейчас дядя Френсис не преминул напомнить об их уговоре. Грейс ждала столько дней, сгорала от нетерпения, ей хотелось как можно скорее увидеть Мэтью собственными глазами, но она была вынуждена подчиниться требованию герцога. Даже в целях безопасности согласилась надеть маску. Ни один человек не должен знать о постыдной ошибке, в результате которой леди Грейс Марлоу приняли за продажную шлюху.

– Френсис, позволь девочке присутствовать при разговоре. – Отец покрыл ладонью ее руку. – У нас больше людей, чем было у Веллингтона перед Ватерлоо. Разве ты не видишь, в каком она состоянии?

Позади кареты герцога следовал целый отряд вооруженных всадников, а сразу за ними ехала еще одна карета с двумя придворными врачами. Узнав о том, что случилось с лордом Шином, король Георг пришел в ярость. Покойный отец Мэтью не раз помогал монарху приобретать предметы искусства и выступал советником в делах подобного рода.

Грейс снова отметила про себя, что ее отец изменился до неузнаваемости. Он был готов открыто защищать ее интересы. На глаза Грейс снова навернулись слезы, затем они протекли под маску и намочили ее. На мгновение щеки Грейс сделались горячими. Но теперь она плакала от радости. Мать и отец приняли ее, и теперь появилась возможность спасти Мэтью и остаться с ним навсегда. Она так хотела заглянуть в его глаза…

Грейс пребывала в смятении и страхе. Она выпрямилась, ее пальцы с силой впились в ткань юбки. Она должна быть сильной, она должна выдержать все. Ради себя. Ради Мэтью.

Карета подъехала к воротам, и Грейс приготовилась встретить свое будущее.

– Куда подевалась эта сука?

Мэтью даже не потрудился повернуть голову в ответ на злобное шипение своего дяди. «Я не знаю» уже навязло в зубах от бесконечного повторения. Теперь его держали в кандалах, и он чувствовал себя очень уставшим, измученным и совершенно опустошенным.

Скоро с него снимут кандалы и разрешат поспать несколько часов на столе на веранде. Правда, снова привяжут. И так повторялось каждый день после побега Грейс.

А Грейс, выходит, все-таки спаслась, думал Мэтью. Но лорд Джон по-прежнему искал ее, хотя с момента ее исчезновения прошло уже много времени.

Мысль о том, что Грейс на свободе, поддерживала в Мэтью жизнь и присутствие духа, несмотря на все происходящее с ним. Ее не смогли найти даже легендарные сыщики уголовного полицейского суда.

– Ты просто дурак, мой дорогой мальчик, – изрек лорд Джон из своего кресла, стоящего напротив Мэтью. В его голосе ощущалось нечто холодное и безжизненное. Дядя снова кутался в меховое пальто, хотя в доме топили, а все окна были плотно закрыты. На Мэтью же были только рубашка и легкие брюки, и все равно ему было очень жарко.

Вот уже четыре месяца он задыхался в удушливой атмосфере. И только утром и вечером, когда его ненадолго выводили в сад, он мог подышать свежим воздухом. Три раза в день его кормили, и он послушно ел, хотя аппетита у него никогда не было. Мэтью должен был поддерживать в себе жизнь любой ценой, так как дал обещание Грейс прожить шесть месяцев. И вот теперь он сдерживал это обещание. Оставалось только восемь недель и два дня, и после этого он, наконец, убьет своего дядю. Что произойдет потом, Мэтью не волновало.

– Эта шлюха давно забыла тебя, у нее уже есть о ком позаботиться. – Лорд Джон сложил руки на набалдашнике трости. – Она прехорошенькая. Настоящий персик. Когда мы найдем ее, я попробую ее сам, а потом дам Файли, Монксу и всем остальным своим людям. – Дядя слегка запрокинул голову, и в его ледяных глазах появилась дымка мечтательности. – Возможно, я позволю тебе посмотреть. Чтобы освежить твою память. Может быть, даже ты получишь свой лакомый кусочек, прежде чем я отправлю ее в лучший мир.

По своему опыту Мэтью знал, что таким образом его дядя мог развлекаться часами. Без сомнения, это ему доставляло удовольствие.

– Но мы можем сделать и по-другому, дорогой племянник. – Дядя вытянул одну руку вперед и самым внимательным образом стал изучать свои ногти. – Скажи, где она, и я распоряжусь доставить ее прямо к тебе в постель.

– Я не знаю, где она, – в сотый раз проговорил Мэтью, хотя прекрасно понимал, что нет никакого смысла повторять эту фразу.

За стеной послышалось какое-то шевеление, а потом шаги. Это, по всей видимости, пришли охранники, чтобы узнать у лорда Джона, не нужно ли ему чего. В последнее время он не часто прибегал к услугам Файли и Монкса, и они скучали, слоняясь без дела.

Когда открылась дверь на веранду, Мэтью даже не повернул головы, лишь торопливо втянул глоток свежего воздуха.

– Немедленно освободите этого человека!

От неожиданности Мэтью чуть не подскочил на месте.

Что все это значит? Он тряхнул головой, поморгал, снова посмотрел на входящих в комнату людей. Нет, они не исчезли, это не было видением. Мэтью нахмурился – он все никак не мог прийти в себя от удивления.

Но что это за хрупкая женская фигурка там, у двери позади двух мужчин? Она казалась такой знакомой… И этот запах жасмина… Его ни с чем невозможно спутать.

Грейс…

Черт, черт, черт.

С неподдельным ужасом Мэтью смотрел на женщину, которая молча смотрела на него. На лице ее была маска.

– Ты жив. Ты жив. – Эти слова она шептала совсем тихо, словно повторяла про себя молитву. Глаза Грейс светились радостью.

Как бы и ему хотелось почувствовать такую же радость.

– Что, черт возьми, ты делаешь здесь? – в отчаянии воскликнул Мэтью. Как она могла подвергать себя такой опасности? Чего же ради он мучился столько дней, недель и месяцев?

Грейс шагнула к Мэтью и опустила руку ему на плечо. Прикосновение ее руки было настоящим благословением. Она была рядом, и от этого Мэтью сразу сделалось хорошо. Но почему она здесь? Она должна немедленно уйти отсюда.

– Грейс, почему…

Она чуть наклонилась к нему и мягко проговорила:

– Я вернулась, чтобы спасти тебя. Смотри. – Грейс показала Мэтью на дверь – в комнату вошли еще несколько человек, и на веранде вдруг стало тесно. Но лорд Шин видел перед собой только Грейс.

Вооруженные люди герцога Кермонда втолкнули в комнату Монкса и Файли и заставили их встать к стене. Файли сильно дрожал, и было видно, что от страха у него просто подкашиваются ноги. Из угла рта у него текла струйка крови, которую он тут же размазывал рукавом по лицу. Монкс закрывал лицо руками и отворачивался в сторону.

Мэтью рассматривал пожилого джентльмена с вытянутым худым лицом и седыми волосами, и что-то ему в этом человеке казалось до боли знакомым. В нем было что-то от Грейс. Рядом с ним стоял другой мужчина, высокий, статный; его вид мгновенно внушал уважение и даже некоторый страх. И этот человек тоже как-то отдаленно напоминал Грейс. Чуть дальше, за спинами этих двух джентльменов, стояли еще два человека. По всему было видно, что это врачи.

– Ваша светлость? – Лорд Джон вскочил с кресла как ужаленный. – Что все это означает, позвольте вас спросить?

– Это означает, что мы пришли освободить лорда Шина, – сказал герцог.

Уже успев прийти в себя после шока, лорд Джон расправил плечи и гордо приподнял подбородок:

– Вы не имеете права находиться здесь. Лорд Кермонд Уиндхерст, я протестую против вашего вторжения.

Мэтью с удивлением наблюдал за происходящим. Значит, это граф Уиндхерст собственной персоной? Он родственник Грейс? Да, Грейс упоминала, что происходит из благородной семьи. Но эти люди принадлежали к кругу самых знатных семейств Англии.

– Можете протестовать сколько вам заблагорассудится. – Герцог посмотрел на Файли и Монкса: – Я приказываю освободить лорда Шина.

Файли вытащил из кармана ключ и заковылял к Мэтью и Грейс. Когда он наклонился к кандалам, в нос Мэтью ударил резкий запах пота и гнилых зубов. По его телу пробежала дрожь отвращения. Грейс тоже отпрянула назад и прижала ко рту ладонь.

Когда с Мэтью сняли кандалы, он сразу же попытался подняться, но его ноги оказались такими слабыми, что не могли даже выдержать вес тела. Мэтью покачнулся и оперся о плечо Грейс, голова у него закружилась, перед глазами все поплыло.

– Мужайтесь, друг мой, – пробормотал Уиндхерст и шагнул к Мэтью, чтобы тоже поддержать его.

Мэтью с удивлением посмотрел на графа. Раньше он никогда не встречал этого человека. Почему же он проявлял такую заботливость, почему вмешивался в его судьбу? Пока у Мэтью не было ответа на этот вопрос.

– О, Мэтью, что они с тобой сделали? – сдавленным голосом пробормотала Грейс.

– Миледи, вы обещали хранить молчание, – коротко сказал герцог.

Мэтью окинул взглядом Грейс. Как ему хотелось поцеловать ее в губы, скрывавшиеся под черной маской, как хотелось бесконечно долго смотреть в ее глаза. Но почему она должна молчать? Почему на ней эта маска? Кем приходятся ей эти люди?

Разумеется, она не могла быть любовницей герцога. Кто бы и что бы там ни говорил, Мэтью чувствовал, что Грейс все еще любит его. Он слышал это в ее голосе, видел в ее взгляде.

– Нам нужно осмотреть пациента, ваша светлость, – сказал официальным тоном один из докторов.

Граф и Грейс продолжали поддерживать Мэтью, когда он снова попытался сделать шаг. Потом еще один. Мэтью распрямил плечи. Постепенно скованность и онемение уходили из его тела.

– Маркиз нездоров, он сумасшедший! – выкрикнул лорд Джон.

Граф наградил его презрительным взглядом:

– Ерунда. Я уже и сам вижу, что маркиз не более сумасшедший, чем мы с вами.

– Уиндхерст, вы вряд ли можете считаться компетентным судьей, – снова запротестовал лорд Джон, и его подбородок гордо приподнялся. – Я настаиваю, чтобы этого опасного маньяка снова заковали в колодки.

– Милорд, вы уже не можете ни на чем настаивать. – На лице герцога появилась гримаса отвращения. – Мы здесь по приказу короля. И по приказу короля мы должны вас арестовать.

Кровь мгновенно отлила от лица лорда Джона, высокомерное выражение сменилось маской ужаса.

– Я не понимаю… Но в чем же меня обвиняют?

– Похищение человека, насильственное удержание под стражей, мошенничество, кража, разбой. Мне продолжать?

– И вы поверили этой шлюхе? – Лорд Джон, без сомнения, узнал Грейс даже под маской. – Я не понимаю, как такое могло случиться, как можно полагаться на измышления этой… женщины. Я готов доказать свою невиновность. Не думаю, чтобы эти глупые обвинения дошли до короля. Это просто самоуправство.

– Приговор не подлежи пересмотру, – холодно проговорил герцог. – Доктор Грейнджер и доктор Бойд в тюрьме. У нас есть доказательства вашей нечестности. И у нас есть свидетель – это лорд Шин.

– Этот сумасшедший? – пораженно воскликнул лорд Джон. Его лицо сделалось белым как мел, а сложенные на янтарном набалдашнике руки судорожно подергивались. Над тонкой сухой губой лорда Джона поблескивали капельки пота.

Лицо герцога по-прежнему оставалось бесстрастным.

– В юности маркиз перенес лихорадку и на этом основании с тех пор находится в заключении. Мы привезли с собой придворных докторов, которые и поставят лорду Шину правильный диагноз. Но как и граф Уиндхерст, я не вижу никаких признаков сумасшествия у вашего племянника. А вот все признаки того, что было совершено преступление, – налицо.

– Здесь нет никакого преступления, черт возьми! Я был заботливым опекуном своего племянника столько лет!

Мэтью обвел взглядом всех присутствующих – ему все еще с трудом верилось, что он наконец-то получил эту долгожданную свободу. Ведь еще несколько минут назад он не мог и мечтать об этом. Он думал о смерти как об избавлении.

– Я не сумасшедший, дядя, и ты это прекрасно знаешь, – насмешливо сказал Мэтью. – Ты просто хотел добраться до наследства Лансдаунов, и тебя погубила твоя жадность. Все очень просто. Примитивно просто.

– Не нужно ввязываться в сражение, которое вами уже проиграно, лорд Джон, – спокойно проговорил герцог. – Давайте сделаем все тихо, без лишнего шума. Это ради вашей семьи. Могу пообещать, что для вашей жены и дочерей я сделаю все, что в моих силах.

– Черт возьми, я не позволю обращаться со мной как с каким-то преступником, как с негодяем! – Руки лорда Джона так тряслись, его трость отбивала по полу нервную дробь.

Герцог внимательно посмотрел на трость, затем перевел взгляд на лицо лорда Джона.

– Вы и есть негодяй и преступник. И лучшего обращения не заслужили.

– Прежде чем меня схватят, я отправлю вас в ад. – Глядя на герцога, лорд Джон отскочил к Мэтью и проворно вытащил из своего кармана маленький изящный пистолетик, инкрустированный серебром.