Текст книги "Соль и серебро"

Остается только…

Райан кладет руку мне на плечо. Я почти не чувствую ее вес.

– Аманда, – произносит Райан.

Я выдыхаю:

– Аманда.

– Кто такая Аманда? – спрашивает Рокси. – Та, которая призвала Дверь вместе с тобой?

Я так устала.

– На самом деле это была ее идея. Мы думали, это просто шутка… – Я уставилась в землю. – Дерьмо! Это так похоже на нее. Если она поняла, что может передвинуть Дверь, проводить с ней двадцать четыре часа в сутки…

– Элли, – говорит Рокси, – сначала проверь. Ты же раньше находила Двери, да? Поищи свою Дверь сейчас.

Я моргаю. Закрываю глаза и зову: «Дверь, где ты?»

Элли!

Похоже, она действительно рада меня слышать. Я получаю видение большого дома на холмистом лугу, переходящем в пляж со сверкающей синей водой, легкие волны бьются о берег. Я вижу бассейн за домом и домик около бассейна, с коричневыми и бежевыми полотенцами и подобранным по цвету постельным бельем.

И посреди всего этого – Дверь. Я знаю этот дом. Я знаю этот пляж. И я знаю этот пляжный домик.

Дверь огромна. Она стала как минимум в три раза больше с тех пор, когда она бытовала в подвале закусочной, она раздулась от желаний и булькает от счастья.

– О черт! – Я открываю глаза. Выступили слезы, поэтому я тру глаза – плохая мысль, с учетом того, что у меня соль на руке. Теперь глаза еще и печет. – Дерьмо!

– Плохие новости? – спрашивает Райан.

Я киваю:

– Дверь у Аманды, на Лонг-Айленде. – Я хихикаю, хотя не собиралась этого делать. – Думаю, это на самом деле была рука Франклина, угу? Она показывала в сторону океана.

– Элли, – говорит Рокси, и я проглатываю свой смех и пытаюсь снова.

– Она круче, чем мы трое, – говорю я, затем взмахиваю головой в сторону Нарнии. – Четверо, если считать Толкиена.

Нарния, кажется, сейчас начнет выдыхать огонь. Интересно, она на самом деле это умеет? Это было бы одновременно круто и пугающе. Спрошу Райана попозже.

Райан снимает шляпу и проводит рукой по волосам, оттуда вываливаются травинки. Я живо вспоминаю, чем мы занимались в траве.

Я на миг закрываю глаза.

– Вот что я думаю, – говорит Райан, возвращая шляпу на место. – Нарния, ты сможешь нас прикрыть?

Она вздыхает.

– Я знаю, куда вы собираетесь. И это будет утомительно, – отвечает Нарния.

Она поворачивает руки ладонями вверх, слегка расставляет ноги, ее глаза вспыхивают. Я слышу, как она воспламеняется, чувствую ее магию, овладевающую нами, касающуюся каждого охотника. Но она не касается меня, что я считаю несправедливым, – я формирую маленький крючок из моего внутреннего синего огня и накидываю его на ее чары.

Послушай, терпеть не могу, когда меня игнорируют. К этому моменту это должно стать очевидным.

Вот только вместо того, чтобы привлечь внимание к себе, я заканчиваю тем, что следую за ней повсюду, куда она направляется, и «встречаю» всех охотников. Нарния знает их всех по именам – не по настоящим, а по охотничьим. Здесь Фэйги – кому захочется зваться Фэйги? – и Моше, Тереза, Смит, Курлик и Стар (вот это уже на что-то похоже). Они прибывают и прибывают, федоры, и стетсоны, и бейсболки; они на работе, дома, занимаются сексом, ужинают.

«Иди сюда», – зовет Нарния.

Это похоже на зов моей Двери, но он вовсе не пахнет Дверью. Тем не менее он властный и обращен ко мне. Я крепко хватаю ее за руку и показываю ей изображение дома, дорог, ведущих к заливу Нойак и гавани Сэг, деревья, пляжи, бесконечный синий океан. Потом, поскольку она никогда там не была, я показываю ей свою закусочную, все, что помню о ней. Красные виниловые кабинки, зеленые пластиковые стулья и синий блестящий пластик на барных стульях. Столы, украшенные старыми газетными вырезками о протестах хиппи, в которых Салли участвовала в свои лучшие годы. Я показываю ей Уильямсбург, ту часть, где я живу, – сплошной бетон, метро и ряды старых многоэтажных домов.

– Вели им встретиться там, – говорю я голосом моей Двери.

И Нарния вздрагивает. Она вырывает у меня свою руку и блокирует свою магию от моей синевы. Все темнеет.

Открыв глаза, я обнаруживаю себя в объятиях Райана, а Нарнию, с откинутой головой, поддерживает Рокси.

– Я хочу чашку кофе, – невнятно бурчу я, и глаза снова закрываются.

Когда я их снова открываю, я лежу в микроавтобусе. По одну сторону от меня – арбалеты, по другую – Нарния. Она выглядит ужасно: пепельное лицо, бледные губы под слоем помады от Элизабет Арден, темные круги под глазами.

Пока я разглядываю ее, она открывает глаза и смотрит на меня.

– Спасибо за помощь, – хрипло говорит она. – Я не смогла бы сделать это без тебя.

– Я просто следовала за тобой, – поясняю я.

Она поправляет меня:

– Ты одолжила мне свою силу. И у тебя ее много. Ты никогда ею не пользуешься.

Что за черт!

– Я сказала всем идти в закусочную.

Нарния делает недовольную гримасу:

– Я знаю. Не лучшая идея, но я мало что могла сделать, чтобы остановить тебя. – Секунду она молчит, потом добавляет: – Жаль, что твой друг погиб. Стэн, верно? – Она не ждет моего ответа. – Аманда тоже может умереть. Думаю, Дверь знает ее настоящее имя.

Глаза Нарнии закрываются, а я храню молчание.

Дверь действительно знает настоящее имя Аманды. У Аманды никогда не было прозвища, она его никогда не хотела. Это я всегда терпеть не могла свое имя и с детства заставляла всех звать меня Элли. И Стэн всегда был Стэном, потому что его отца звали Чарльз, и так было проще, и мы не путали Чарльза Стэндиша Третьего с Чарльзом Стэндишем Четвертым. Чарльз Стэндиш Второй был дедушкой Чарли. А Чарльза Стэндиша Первого я никогда не знала.

Из нас троих, тех, кто открыл Дверь, – троих непосвященных, проживших дольше недели, – Стэн погиб от укуса оборотня, Аманда – пленница Двери в Ад, знающей ее подлинное имя, а я… я даже не знаю, кто я.

Пока мы едем, я смотрю, как горизонт и здания скрываются за деревьями. Солнце садится, и небо розово-оранжевое.

До того как мы приезжаем в закусочную, Нарния достаточно проснулась, чтобы немного объяснить, что она будет делать, когда мы поедем к Аманде. Это будет что-то магическое, а охотники придержат демонов, чтобы мы смогли войти внутрь, а мы каким-то образом должны заставить Дверь вернуться в закусочную, извергнуть назад желания или просто уменьшиться, или мы должны лишить ее власти…

Большую часть времени, пока она держит речь, я пытаюсь вздремнуть, небрежно нацепив очки на нос. Я знаю, что мне следовало бы слушать, потому что то, что она будет делать, важно для того, что надо сделать мне, но… На самом деле я не думаю, что есть какой-то способ подготовиться.

Микроавтобус еще не успел припарковаться, а я уже выскакиваю. Никогда в жизни я так не радовалась при виде своей крохотной закусочной на первом этаже. На улице стоят вампиры и уже темно, но я рычу на них, и они не трогают меня. Я их тоже не трогаю, позже у меня будет достаточно времени, чтобы поохотиться на них и убить их с помощью железа.

Войдя внутрь, я останавливаюсь. Закусочная полна охотников. От запаха ламиевой одежды меня подташнивает. Я проталкиваюсь сквозь них, предоставляя Райану, Рокси и Нарнии объясняться.

Дон в задней части дома. Я рада видеть и ее тоже. Сегодня в ее волосах оранжевые пряди, а подводка для глаз смешана с блеском и размазана по векам. Она слегка напоминает безумного енота, и у меня сердце сжимается. Я очень ее люблю, она чудесная, и я рада, что она жива.

– Черт, Элли, ты видела этих?..

Она умолкает при виде моей одежды, грязных волос и криво надетых солнечных очков.

– Я не могу сейчас разговаривать, Дон, правда не могу, – говорю я ей. Голос у меня хриплый. И я не потрудилась снять очки.

– Л-ладно, – отвечает она, продолжая смотреть на меня выжидательно.

– Я даже не обещаю объяснить тебе все позже, потому что, скорее всего, не смогу, – продолжаю я. – Мне надо идти.

Я взлетаю по лестнице в квартиру, не ожидая, пока она мне ответит. Здесь душно и пахнет застоявшимся воздухом. Я просто делаю глубокий вдох и беру то, что мне надо, – Печать Соломона и новый гвоздь.

Это Аманда подарила мне Бетси. После того как мы познакомились с Райаном, она купила мне через Интернет гвозди для гроба на каком-то викканском[20]20
  Викка – неоязыческая религия, основанная на почитании природы.


[Закрыть] сайте. Она без конца смеялась, когда их доставили, но Райан сказал, что значение имеет только то, что они из настоящего железа. С тех пор я с помощью Бетси нанесла раны многим демонам.

Но теперь Бетси нет, она осталась со Стэном где-то в потустороннем мире, и мне нужен новый гвоздь.

– Я назову тебя Дэн, – говорю я гвоздю. – Стальной Дэн.

Я хихикаю. Может, я становлюсь истеричкой, не знаю. Я засовываю Стального Дэна в карман и достаю из-под подушки Печать Соломона, давным-давно подаренную мне Райаном. Надеваю ее на старую цепочку из нержавеющей стали, предварительно сняв подвеску. Это колье у меня с тех пор, когда мы с Амандой были совсем юными и еще не познакомились со Стэном, когда мы пообещали друг другу, что навсегда останемся лучшими подругами, и на карманные деньги купили одинаковые украшения. Это не совпадение, что я выбрала эту цепочку. Это самая старая сталь, которая у меня есть, и Печать Соломона – мое самое ценное серебро.

Не знаю, имеют ли значение такие вещи, но на всякий случай хочу подготовиться.

Печать Соломона оттягивает шею, у меня от нее скоро голова разболится. Но не сейчас. Может быть, не раньше, чем это все закончится. Я на секунду прижимаю ладонь к талисману, потом делаю глубокий вдох и иду к лестнице. Очень жаль, что у меня нет оружия, например меча или…

У меня есть нож – вот что у меня есть. Я вбегаю в кухню и хватаю свой лучший нож с магнитной ленты, прикрепленной вдоль стены. На ней полно ножей: для хлеба, для овощей, для мяса, для суши – все виды ножей, которые можно представить. Я коллекционер. Я ценитель. Но нож, который я беру, – это тот самый слишком дорогой нож, который Салли подарила мне перед отъездом.

Я заворачиваю его в кухонное полотенце и засовываю во внутренний карман плаща под любопытным взглядом наблюдательных глаз Дон.

– Серьезно, я тебе никогда не расскажу, что происходит, – говорю я ей. – Если я не вернусь, я хочу, чтобы закусочной управляла ты.

– Я понятия не имею, как управлять закусочной, Элли. Меня этому не учили.

– У тебя получится. У меня же получилось.

Я целую ее в щеку и возвращаюсь в зал, где количество охотников уменьшилось. Они все сжимают клочки бумаги.

– Мы сказали им, куда идти. Твое сообщение было немного неясным, – говорит Райан.

Он долго смотрит на меня, как будто хочет сказать что-то еще, но затем уходит.

Рокси хватает меня за руку:

– Пойдем. Мы поедем на микроавтобусе.

Я напоследок окидываю взглядом помещение, диковинные образчики искусства на стенах (Дон убедила меня, что они хороши). Это какой-то местный художник, рисовавший деревья в стиле Боба Росса[21]21
  Боб Росс (1942–1995) – американский художник и телеведущий.


[Закрыть]. Замечательные деревца. Эти картины не очень сочетаются с декором в стиле пятидесятых годов, который предпочитала Салли, но делают людей счастливыми. И меня тоже.

Эта закусочная делает меня счастливой. Я очень надеюсь, что увижу ее снова, что безумие Аманды не разрушит мою жизнь, не убьет меня.

Я очень-очень-очень не хочу умирать сегодня.

20

Прошло два часа, и я ощущаю, что мы приближаемся. Я чувствую запах Атлантики, соли, рыбы и гнили.

Подъездная дорога к дому Аманды длинная и извилистая, хотя дом ее родителей стоит не так далеко от дороги. Это классический макособняк[22]22
  Макособняк (от Макдоналдс + особняк) – неодобрительное название огромных частных домов, которые смотрятся вызывающе на фоне соседних домов.


[Закрыть], построенный из соображений показного блеска, не для практичности. Им приходится вставлять новые окна и менять ковры каждый раз, когда случается ураган и дом затапливает.

Райан открывает заднюю дверь микроавтобуса, и до нас доносится запах хлорки. Бассейн рядом с океаном. Это так по-декадентски. И я совсем не тот человек, которым была шесть лет назад, потому что шесть лет назад я считала, что океан – это вульгарно, а вот бассейны – это для богачей. Теперь я скорее пойду искупаюсь в океане, коснусь песка, чем полезу в огромную бетонную емкость с хлоркой.

Повсюду тихо. Мне не хочется говорить «слишком тихо», но это так и есть. Мне следовало бы слышать океан. Мне следовало слышать самолеты, пролетающие над головой. Чаек, слишком громко включенный телевизор в домике у бассейна, катера, рассекающие темную воду и невидимые за симпатичным белым забором, окружающим нас и бассейн.

Ничего.

Сегодня я была в Аду, и теперь я в ужасе.

Я не знаю, о чем думает Райан. Имею в виду буквально – я ничего не слышала с тех пор, как последовала за Нарнией, чтобы призвать охотников. Может, я выгорела.

Райан не смотрит на меня, и уверена, он думает об Аманде – об Аманде, которую он знает шесть лет и с которой, наверное, ни разу не переспал, об Аманде, которую я знаю с тех пор, как мне исполнилось два года. Я сжимаю свое оружие и думаю, увижу ли я еще Аманду живой.

Окна домика у бассейна будто смотрят на меня.

Человек в бейсболке, несущий что-то под мышкой, поднимает руку, и мы все останавливаемся. Это Оуэн. Он все еще в форме. Он призывно машет нам с противоположной стороны бассейна; его группа, по-видимому, собирается делать что-то непонятное, но выглядит это как размахивание руками а-ля пропеллер. Не понимаю эти сумасшедшую военную жестикуляцию. Однако остальные понимают, потому что некоторые охотники кивают, а остальные начинают перемещаться.

Позади я слышу цоканье каблуков. На миг я думаю, что это Аманда, но это всего лишь Нарния.

Райан слышит ее цоканье и морщится. Нарния делает гримасу, увидев, что я смотрю на нее. Не могу поверить, что она до сих пор в Баленсиаге.

Но она снимает сапоги – на самом деле она крошечная, когда не на шпильках, – и, разумеется, на ней чулки, которые она скатывает и убирает в сапоги. Затем она расстегивает жакет, снимает блузку, юбку и оказывается обнаженной. У нее великолепное тело. Ни одного шрама, в отличие от меня.

Некоторые охотники пялятся на нее. Рокси тоже. Райан – нет. Райан наблюдает за домиком, не обращая внимания на нас.

Я смотрю на Нарнию, наблюдаю, как она обнаженная спускается в бассейн, и я должна признать, что она набирает очки. Я знаю, что случалось в этом бассейне; я делала компрометирующие фотографии на этих вечеринках.

Мне нет дела до людей, которые на нее пялятся. Райан так очевидно не обращает внимания, что я начинаю чувствовать себя ничтожной. Иисусе! Обнаженная Нарния в бассейне, полном бог знает чего, собирается делать что-то загадочно-колдовское, чтобы спасти мою подругу (и, ладно, может быть, заодно и весь мир), и все, о чем я могу думать, – это: «Выкуси, сука, он мой, а не твой».

Наверное, я хуже, чем следовало быть.

Когда Нарния по-собачьи подплывает к середине бассейна, половина группы Оуэна сдвигается к забору справа, другая половина уже перебралась через забор и, по всей видимости, направляется к фасаду дома. Я думаю о доме, как будто касаюсь нёба языком, чтобы проверить, что там болит, но ничего. Он не… неплохой, в отличие от домика у бассейна. Но он мог быть, полагаю. Он мог стать таким.

Группа Райана направляется вдоль левой стороны забора, ближе к бассейну. Мы все занимаем свои места. Я держусь неподалеку от Нарнии, наблюдая за происходящим.

Райан и Оуэн, во главе своих групп, обмениваются долгим взглядом. Кивают и оба двигаются, чтобы открыть входную дверь пляжного домика. По пути сюда много говорилось о магической защите, входах-ловушках и тому подобном. Каждый принес что-то с собой, но особенно отличился Райан, с солью и железными пулями, и Оуэн, с – я не шучу – выбеленным лошадиным черепом, обвязанным цветными ленточками. Вот это он принес с собой. Как он умудрился провезти эту штуку в электричке? Наверное, сказал, что это реквизит для современной интерпретации «Сна в летнюю ночь». Может, кто-то из федор сказал, что это потому, что Оуэн иностранец. Может, они все оборачивались и громко шептались: «Думаете, это странно? Тот парень считает, что у него волшебное ружье».

Жаль, что Стэна больше нет. Я изложила бы ему свои предположения, а он хихикал бы над охотниками, их костями и пистолетами. Жаль, что Аманда не в безопасности где-то на другом конце телефона, стервозная и привычная. Я даже жалею, что Дон не здесь, вот только она на самом деле не замешана в это и, вполне вероятно, могла погибнуть.

Жаль, что мои мечты полны кошмаров. Это дает мне повод для беспокойства о моем будущем психическом здоровье.

Я ничего не слышу из головы Райана, но от Оуэна доносится шепот. Он укачивает лошадиный череп:

– Agorwchydrysau, gadewchinichwarae, mae’noerynyreira…

Это не по-английски.

Рокси мысленно напевает колыбельную. Шестнадцатилетняя охотница-панк с металлическими скобками на зубах размышляет, не следовало ли ей написать то письмо Нилу Гейману[23]23
  Нил Гейман – знаменитый английский писатель-фантаст.


[Закрыть]. Парень постарше, где-то позади меня, жалеет, что не позвонил матери. Думаю, у каждого есть своя история.

Что касается меня, я умолкаю, освобождаю голову. Надеваю очки на нос. В руке у меня Стальной Дэн, на шее – Печать Соломона, вокруг пояса – железная цепь. Я была в Аду. Во мне серебро. Я готова к делу.

Фасад пляжного домика взрывается.

Райан и Оуэн, находившиеся ближе всего к Двери, отброшены дальше всех – коняшка Оуэна улетает в бассейн, обрез Райана падает на землю и от удара стреляет в воздух, потому что, знаете ли, в присутствии Двери надо быть готовым стрелять немедленно, а не беспокоиться о безопасности. Если мы выживем, я его замучу поддразниваниями. Если…

Остальные либо упали на землю, либо стоят на коленях – это был не взрыв, это было что-то. Я тянусь туда.

– Я знаю тебя, – говорю я Двери.

Я знаю тебя, – соглашается Дверь, голос у нее странный. – Не приближайся ко мне.

– Не подходите! – кричу я, но охотники слегка оглохли от взрыва, они переговариваются и не слышат меня. – Что ты хочешь? – в отчаянии спрашиваю я, но ответа нет.

Рокси приходит в себя первой, ругаясь, выхватывает ножи и бежит туда, где была лепнина.

Из дыры вырывается волна черноты, злобы и тумана и пчелы. Рокси прыгает прямо в эту тучу, она кричит; я ничего не вижу, кроме мелькания ее ножей.

События ускоряются.

Охотники бегут к домику, кто-то что-то выкрикивает, у кого-то идет кровь из полученных ран. Мне кажется, там есть берсерк. Я стою спокойно и наблюдаю. Кроме меня, не двигается только Нарния. Потому что она сидит на трехфутовой струе воды в центре бассейна. Глаза у нее ввалившиеся и абсолютно пустые. Когда облако пчел приходит в бешенство и «хвост» его взлетает над забором, поднимается водяной хлыст и чувствуется запах горелого. Не помню, полезно ли дышать горелой хлоркой. Если я выживу, то побеспокоюсь об этом позже.

Я взглядом ищу Райана. Он поднялся на ноги и ищет свой обрез. Из его носа течет кровь. Он не смотрит на меня. Он не смотрел на меня с тех пор, как мы сюда приехали. Мне кажется, он думает, что я умру.

Я могу умереть. Из домика появляются еще какие-то создания. Вампиры с распростертыми крыльями беспорядочной кучей набрасываются на охотников, но они погибают легко, потому что все охотники несут с собой железо. За ними следуют оборотни. Высокие, шелудивые, с длинными когтями и черными многофасетчатыми глазами. Их убить сложнее, и я вижу, как охотники – мои охотники – начинают гибнуть. Против оборотней нужно серебро, а не железо; требуется время, чтобы достать соответствующее оружие. Но они это делают и…

Дверь, или что там внутри, предпринимает другие действия.

Элли!

Я слышу нежный, почти девичий голосок. Это Дверь.

Элли!

Вот и все, что она делает, – произносит мое имя. И все. Но я оглядываюсь по сторонам, и некоторые охотники… они не просто приходят в замешательство и затем продолжают свое дело. Они останавливаются. Я скольжу по разумам охотников, проверяя, потому что это ненормально. И в каждой голове я слышу другое имя.

Томми!

Рейнард!

Нокс!

Джессика!

Некоторые имена звучат бессмысленно, потому что, если помните, они ненастоящие. Они пахнут не так. Но не все. Например, Джессика. Она примерно в тридцати футах от меня, она сражалась с парой вампиров, умудрившихся выжить в первой схватке. Теперь она стоит смирно, глядя в сторону дома, а вампиры набросились на нее, вонзив хоботки ей в шею и окутав ее крыльями.

Джессика, должно быть, это ее подлинное имя. Она однажды назвала его перед Дверью, а что знает одна Дверь – знают все. Моя Дверь использует все имена, которые знает, чтобы вывести хотя бы часть нас из строя.

Она делает все, чтобы не пустить нас внутрь.

Сражение теперь идет на равных, если на равных – это значит пятеро на одного охотника, но они, по крайней мере, удерживают позиции. Я просто стою, как и Нарния стоит в бассейне. Ее водяные хлысты продолжают летать вокруг, удерживая большую часть нападающих на нашем маленьком пятачке. Не знаю, что случится, если она больше не сможет это делать, – думаю, мир на самом деле погибнет. Но по крайней мере она что-то делает. А я просто стою.

Не то чтобы я была трусихой. И не то чтобы я думала, что это не моя битва. Правда заключается вот в чем: я крайне прагматична. Я должна оставаться в живых как можно дольше, потому что я единственный живой человек, который знает Аманду. И это важно. Ад – это то, что ты приносишь с собой; Дверь – это то, чем ты хочешь, чтобы она была.

Готова поспорить, я знаю, что нужно Аманде.

Черный туман резко отступает и втягивается в пляжный домик. Я не вижу Рокси. Он выглядит почти нормальным, имею в виду домик, за исключением той части, где был взрыв, разрушивший гостиную изнутри, и где кровь стекает по стенам. Оборотни и вампиры продолжают драться, но они умирают, и теперь некоторые охотники перевязывают свои раны и смотрят на домик. Мы все знаем, что должны войти внутрь. Вопрос в том, сколько из нас умрет, пытаясь войти.

Один из старших охотников – не Райан, слава богу, не Райан – сердито ругается и совершает бросок к домику.

Нет-нет-нет-нет – я осознаю, что напеваю это, но не в его голове, не тем голосом, который может спасти его. На бегу он выхватывает гигантский двусторонний топор, он несется мимо охотников, демонов и трупов – трупов так много. Он бежит до тех пор, пока не достигает гостиной.

Стены пляжного домика ненастоящие.

Я думала, мы смотрели на взорвавшийся домик, но нет. Я не уверена, что это вообще еще дом. Крыша резко падает, чтобы вобрать в себя кусок, который дом откусывает от охотника. Его тело распадается на полдюжины кусков, и, упав на землю, они начинают разлагаться.

Похоже, попасть в дом сложнее, чем я думала. Остальным тоже пришла в голову эта мысль, потому что уцелевшие собираются в маленькие группки, продолжая объединяться по фракциям, идиоты, но они объединяются. Я чувствую, что-то происходит, но я не часть этого.

«Эй, – мысленно окликаю я Нарнию, – ты здесь?»

«Очередной прикол?» – произносит ее голос в моей голове.

«Это ты говоришь о приколах, растяпа, – говорю я. – Я могу что-то сделать?»

«Да», – отвечает она. Но не продолжает, и я начинаю испытывать нетерпение:

«И что же это?»

Я слышу, как она посмеивается в моей голове, и это даже почти не ужасно. Отчасти приятно, что удивляет.

Ты охотница или нет? Отправляйся к ищейкам, маленькая охотница, – говорит она. – Ад – это то, что ты приносишь с собой. Помни.

Я почти слышу, как она выключает свое внутреннее радио и возвращается к размахиванию кнутами, восседая на струе воды.

Жаль, что Райан не рядом, чтобы обсудить безумный ведьминский совет Нарнии и найти в нем здравое зерно. Потом я вспоминаю, как Аманду, Стэна и меня поймал за курением новый преподаватель английского в школьном туалете и мы попытались избежать наказания, а преподаватель нам сказал: «Если бы желания были лошадьми, нищие ездили бы верхом». Я много размышляла об этом. Желания, которые я загадала бы, если бы могла исключить лошадей. Не обращайте внимания на мое невежество.

Если бы желания были лошадьми… Я не собираюсь желать лошадь, особенно у Двери вроде этой. Но уверена… уверена, я могу найти, на чем прокатиться верхом.

Я вспоминаю, как Райан говорил мне, что большой пурпурный демон с щупальцами пришел, потому что чувствовал определенное родство со мной или потому что что-то во мне призвало его. Я вспоминаю, как он в метро сказал, что мы уже пахнем, как демоны, поэтому другие демоны нас не тронут. Я вспоминаю, как львица говорила мне, что у меня был опыт любви к тому, что приносит вред, не осознавая этого.

И я вспоминаю, как однажды, когда нам было по семнадцать лет, Аманда заперлась в ванной и плакала без конца и я не могла понять, в чем дело. Она была такой одинокой, хотя я была рядом. И я хотела только добраться до нее через дверь ванной и обнять ее.

«Ты одинока? – Я посылаю зов в дом. – Я хочу помочь одиноким».

Я вижу, в доме что-то движется.

Вскоре двигаться начинает все.

Огромный круглый синюшный монстр выбирается из домика. Он величиной с два дивана, поставленные один на другой. У него есть щупальца с волосинками на концах, и он пользуется ими, чтобы ползти по земле ко мне.

Это очень-очень большая Дверь-гончая. И я очень-очень надеюсь, что я рассчитала все правильно.

Воображаемый кролик, который был у меня в шесть лет? Его звали Черепашка. Он совсем не был похож на этот круглый кошмар. Я тянусь мыслями и говорю: «Привет, Черепашка. Я так рада видеть тебя».

Щупальца движутся быстрее, тело приближается. Я буду считать это хорошим знаком, потому что альтернатива – верная смерть. Я рассовываю почти все, что у меня в руках, по карманам, и, когда монстр оказывается на расстоянии прыжка, я говорю:

– Доставь меня внутрь.

Оно даже не останавливается подумать – на самом деле я не уверена, что оно может думать, – просто тормозит передо мной и ложится. Если я не против идти по чему-то податливому, то можно забраться на самый верх.

Поскольку в этом и заключалась идея, я так и делаю. И оно омерзительное, я не могу даже выразить насколько. Мои туфли проваливаются, и весь демон воняет гниющей рыбой.

Однако, забравшись наверх, я довольна. «Иди в домик», – думаю я, и оно встает и отправляется обратно. Я сажусь, когда толчки становятся слишком сильными, и мой зад слегка погружается в кожу Черепашки. Все наблюдают за мной, но я не вижу Райана, хотя ищу его взглядом. Может, он на грани смерти и слишком занят, чтобы следить за мной.

Полагаю, я могу умереть весьма неприятной смертью через минуту, но сейчас это грозит всем – и если это их устраивает, то это устраивает и меня.

Черепашка скользит по патио, и мы оказываемся у места взрыва. «Какой хороший мальчик. Давай в дом», – повторяю я и крепко зажмуриваю глаза, потому что, если я умру, я не хочу видеть, как мое искалеченное тело разлетится на куски, хорошо? У меня мало желаний в жизни, но это официальное.

Черепашка не собирался останавливаться. Он просто катится прямо внутрь. И домик не набрасывается на меня.

Я внутри.