Текст книги "Когда луна окрасится в алый"

На постоялом дворе были зажжены не меньше десятка факелов и фонарей. Владелец стоял перед зданием, скрестив руки и хмуро глядя в сторону леса. Тревоги и скорби на его лице не было видно, но сохранилось некое подобие напряжения, что Аямэ расценила как отголоски привязанности к жене. Пара мальчишек, оба не старше четырех лет, цеплялись за штанины отца и непонимающе посасывали пальцы, глядя то на лес, то на родителя.

– Они больше не побеспокоит вас, – вместо объяснений сказала Аямэ, чем испугала хозяина и детей.

Мальчики зарыдали, и Аямэ не смогла скрыть своего отвращения. Отец тут же отправил их в дом, откуда мгновение спустя донесся старческий голос. Возможно, сиделка, а может, и мать хозяина.

Тигр бесшумно подошел к настороженному, застывшему от непонимания и напряжения мужчине, который заметил на спине животного свою раненую жену.

– Она?..

Он не договорил, а только посмотрел на Аямэ, пытаясь найти ответы на ее бесстрастном лице.

– Жива. Может быть сильно напугана, когда проснется, и точно пару дней пролежит с горячкой, но в остальном в порядке.

Мужчина, не сводя глаз с тигра, аккуратно снял супругу с его спины и отступил к дому. Тигр тотчас растворился в слабом свечении, став бумажным листом, который плавно подлетел к Аямэ и тоже скрылся в рукаве.

– Оммёдзи! – наконец понял мужчина.

– Позаботься о жене, она все же пострадала. Я вернусь ночью, надо побеседовать с местным оммёдзи, – бросила Аямэ и, развернувшись, решительно направилась в центр города, совершенно не обращая внимания на сгущающиеся сумерки.

Тьма приветливо встретила Аямэ, как старого друга, пока она шагала вперед. За спиной раздался стон Нобуко, а следом стук резко открывшейся двери. Семья сама разберется, а вот Аямэ предстояло побеседовать с тем, кто допустил демона на земли, которые должен был оберегать.

Глава 8. Гости и новости

Озему был мелким божеством горной реки. Спокойный и тихий, уравновешенный и рассудительный – о лучшем товарище и мечтать не приходилось. Генко не помнила, как они познакомились. Это было, кажется, незадолго до ее изгнания или сразу после него. В любом случае он оказался первым ками, с которым Генко встретилась в Сиракаве.

Сейчас Озему спокойно сидел напротив Генко, попивая чай с элегантностью ученого мужа, и всем своим видом демонстрировал осуждение.

– Прекрати, – не выдержала Генко, наливая себе чай здоровой рукой. – Лучше я буду лично знать своего возможного врага, чем потом растеряюсь во время сражения с ним.

– Я не злюсь…

– Ты недоволен. В твоем случае это почти одно и то же, – покачала головой Генко.

Озему недовольно поджал губы, но смолчал, предпочтя сделать еще один глоток чая, чем убеждать лису в ее ошибках.

– Мне не нравится не то, что ты решила больше узнать об оммёдзи, а что позволила его сикигами прийти сюда. Неужели ты не заметила, что его духи на порядок сильнее, чем у любого другого оммёдзи? – Поставив чашу на стол, Озему сложил руки на коленях и встревожено посмотрел Генко в глаза.

Она спокойно выдержала его взгляд и принялась за данго, которые принесла дзасики-вараси. Дух переехал к ней из префектуры Иватэ не так давно, весьма быстро обосновался в новом доме и почти моментально заручился поддержкой всех маленьких духов и лис. После сражения дзасики-вараси не только присматривала за домом, но и выхаживала раненых, и Генко стала одной из ее подопечных. Генко купалась в заботе и моментально получала все, чего желала.

Ее устраивало все, кроме редких ссор, которые возникали у дзасики-вараси с убумэ, которая появление домашнего духа приняла как личное оскорбление. Но Генко могла с этим смириться.

– Я не глупа, как тебе, должно быть, кажется, – произнесла Генко и повела раненым плечом. Глухая боль отозвалась в мышцах, но не шла в сравнение с агонией, которая мучила вчера. В таком состоянии Генко вполне могла вернуть жизнь в привычное русло.

– Тогда что это, если не глупость? Почему позволила оммёдзи подступить к себе так близко? Хочешь держать врага рядом, чтобы увидеть момент его атаки?

– Озему-кун, откуда столько недоверия к людям?

Ками промолчал, сделал еще один глоток чая и внимательно посмотрел на плечо Генко, которое вчера собственноручно вправлял. Как и любой ёкай, Генко обладала поистине удивительной способностью к самоисцелению, так что прошлым вечером Озему пришлось сначала заново выбить начавшие неправильно становиться на место кости, а после уже должным образом лечить Генко. Теперь она сидела в наполовину распахнутом кимоно, открыв взору туго замотанное плечо, тонкую шею и часть косодэ[52]52
  Вид кимоно, которое надевается под хакама. Наибольшую популярность обрело в период Эдо (1603–1867), после того как косодэ прекратили считать нижним бельем.


[Закрыть], но не более. И все равно вид был чувственный и откровенно соблазнительный.

Генко было все равно, да и Озему она не воспринимала как потенциальную жертву женских чар. Благо, что и он ею не интересовался.

– У меня нет причин любить или ненавидеть ни богов, ни людей. Я к ним равнодушен, – спустя довольно продолжительное время ответил Озему. – Если ты помнишь, в моем роду имеются люди: бабка по отцу была обычной женщиной.

– Кажется, одна из дочерей императора? – нахмурилась Генко, пытаясь восстановить в памяти эту историю.

Если она правильно помнила, тогда разгорелся невиданный прежде скандал: Иё-но-Футана, покровитель маленьких островов и подданный бога-дракона морей Ватацуми, влюбился в человека. Это не было неожиданностью. Поразила ками новость о том, что девушка понесла. Если бы Иё-но-Футана был простым ёкаем, никто бы не сказал ни слова. В конце концов, порой люди обликом и характером действительно походили на богов и тем самым привлекали к себе внимание. Но он был мелким божеством при могучем ками, слыл рьяным защитником людей, подобно своему господину, и возлюбленной его оказалась младшая из дочерей императора. Полукровка от незначительного ками при дворе Ватацуми? От той, что считалась потомком детей Аматэрасу и любимой дочерью владыки людей? Словно смешали масло и воду.

Небеса шумели вплоть до рождения ребенка. Мальчик больше походил на отца: ки его была чистой и мощной, наполненной силой воды, потому ребенок в итоге остался с Иё-но-Футана, покинув мать. Вскоре боги успокоились, приняв мальчика, хотя и не могли относиться к нему как к равному. Впрочем, по прошествии нескольких сотен лет полукровка выбрал себе супругу из молодых ками, и так в мир пришел Озему – божество с каплей человеческой крови.

Потому Генко никогда не могла понять, отчего же бог реки столь нейтрально настроен ко всем, но ни к кому в итоге не испытывал истинной привязанности. Озему не привечал ками, стараясь держаться от них подальше. Не стремился и к людям, не помогая им, но и не вредя. Казалось, что все его существование сводилось к тому, чтобы просто быть и не привлекать к себе внимания. Словно, будь на то его воля, он бы предпочел раствориться во времени и не существовать вовсе.

Попахивало малодушием и слабоволием – отсутствие высоких порывов и желаний, только безвольное существование были для Генко совершенно не ясны. Но она не имела права оценивать.

– В любом случае сейчас мы с тобой обсуждаем не моих предков, а то, что ты вновь связываешься с человеком, так еще и несущим угрозу, – произнес Озему, возвращаясь к изначальному разговору. – Оммёдзи опасны, ты знаешь это, но все равно решила с ним сблизиться.

– Ты говоришь так грубо, будто я решила его соблазнить! – усмехнулась Генко, переводя все в шутку, но ками не желал в этот раз так легко прекращать обсуждение.

– Не важно, что ты решила, ты…

– Я не ты, Озему-кун, – отбросив показное веселье, прервала его Генко и мягко поставила на стол пустую пиалу. – Я никогда не сбегаю от неприятностей, даже если они готовы обернуться реальной опасностью.

– Генко-чан[53]53
  Чан (вар. – тян) – суффикс, используемый только между близкими друзьями / знакомыми; если говорящие имеют одинаковое социальное положение. В основном употребляют по отношению к маленьким детям, девушкам, между подругами, родители к своим детям.


[Закрыть], ты можешь считать меня трусом, но я просто стараюсь обезопасить тебя.

– Я не считаю тебя трусом, скорее излишне осторожным, но и ты забываешь, кто я по своей сути. Инари-сама создала меня воительницей, способной сражаться с богами. Так что я предпочту ринуться в огонь, чем греться у костра.

Озему промолчал, пригубил еще чая и посмотрел в сторону гэнкана. Лисы вились у двери, тихо поскуливая, словно ожидали прихода гостя. Генко же делала вид, что никого не ждет.

Ками, как и подавляющее большинство духов, обычно передвигались бесшумно. И приближение их выдавали только наполняющие пространство аура и ки. Но нынешний посетитель не таился. Его шаг был слишком тяжелым, дыхание – слишком громким, а песня, которую он напевал, – слишком уж похабной и исполненной столь плохо, что богиня-покровительница песен и танцев Удзумэ наверняка прокляла неудачливого певца.

– Ты пригласила Кагасе-о-сан? – спросил Озему, вскинув брови и с любопытством глядя на Генко.

– Будто он когда-то нуждался в приглашении, – выразительно закатила глаза она, быстро допила чай и поманила к себе убумэ.

Этого призрака Генко, вопреки всем правилам, не отправила на тот свет, а позволила ему жить у себя. Женщина, умершая при родах, столь отчаянно хотела видеть свое дитя, что приняла помощь ненавистной кицунэ и не только осталась в мире на правах духа, но даже согласилась служить Генко. Такой союз был выгоден обеим. Генко заполучила себе призрака, который заботился о гостях, а убумэ могла наблюдать за жизнью своей семьи.

Убумэ уже давно знала пристрастия каждого гостя своей покровительницы. Она быстро и ловко убрала со стола сладости и чайный набор, принесла закуски и пиалы для саке. Напиток оказался на столе ровно в тот момент, когда неожиданный посетитель бесцеремонно распахнул сёдзи и оглушительно прокричал строки песни:

– Когда ты спишь с двумя сестрами, то сначала ты должен лечь со старшей…

– Ты не будешь петь подобные… песни в моем доме, Кагасе-о-кун! – буквально прорычала Генко, так громко ударив ладонью по столу, что посуда задребезжала, а лисы поспешили выскочить на улицу.

– Генко-чан, я только пришел, а ты…

– Никогда не смей в моем присутствии исполнять что-то… такое. – Генко не дала гостю оправдаться. Хвосты за ее спиной угрожающе метались по полу, предупреждая о том, что провоцировать их хозяйку не стоит.

– Ладно, – понуро пробормотал Кагасе-о и, скинув обувь, прошел в комнату и грузно опустился за стол.

Убумэ разлила саке и беззвучно исчезла.

Генко окинула гостя острым взглядом, ожидая, что он затянет новую пошлую песню, но Кагасе-о молчал. Взял кувшин с саке и за пару глотков осушил его наполовину. Генко поморщилась от такой вульгарщины, но смолчала. Менять поведение богов, что пытаться сдвинуть Фудзи-сан, – бесполезно и бессмысленно.

Порой Генко не понимала, как можно, живя рядом с людьми, перенять у них худшее. Лично она обучилась искусству чайной церемонии и каллиграфии, любви к сладостям и расписанным вручную веерам, в то время как ее божественный друг предпочел вульгарные песни, крепкий алкоголь и компанию гейш.

Хотя Генко и не оставляла попыток приучить Кагасе-о к чаю и потому порой приглашала его в гости, предлагая на пробу новые сорта.

Ну а что касается Озему… он перенял от людей облик ученого, страсть к чтению и стремление к новым знаниям.

«Странная получилась у нас компания», – мельком подумала Генко, взяла второй кувшин саке и налила алкоголь Озему.

– Что привело тебя?

– Я был на той стороне горы последние пару недель, так что поздно узнал, что в Сиракаве разгулялись они. Стало любопытно, вот и решил посмотреть, как ты. – Кагасе-о небрежно вытер рукавом рот и подцепил толстыми пальцами кусочек сашими.

Генко поморщилась и решила, что в этот раз обойдется только овощами в качестве закусок. Зная, где могли быть эти пальцы и что делать…

– Больше они меня не беспокоят.

– Она связалась с оммёдзи, – внезапно проговорил Озему.

От удивления Кагасе-о закашлялся, подавившись рыбой, и ошарашенно посмотрел на Генко, которая в ответ только безразлично пожала плечами. Возвышавшийся над ней Кагасе-о нисколько не пугал, а выражение его лица и вовсе было забавным. Впрочем, злить Кагасе-о не стоило, сгоряча он мог отправиться на встречу с Йосинори, а Генко чувствовала, что ничем хорошим это не закончится.

Кагасе-о был одним из младших ками и славился крайне вспыльчивым нравом, что прекрасно характеризовало его как покровителя сражений. С тех пор как бог грома и меча Такэмикадзути в поединке одолел Кагасе-о и взял к себе в подчинение, он стремился влезть в как можно большее количество боев. И не всегда это были демоны, злобные ёкаи или они. Кагасе-о бросал вызов равным по статусу божествам, а порой и людям, которых считал особо сильными воинами. Все в нем выдавало опытного бойца, начиная от внешности и заканчивая поведением и даже манерой шага, потому многие отказывались от битвы с Кагасе-о, но ками был неумолим и добивался своего. И выходил победителем из большинства сражений.

– Он мешает тебе, Генко-чан? – грозно спросил Кагасе-о.

– Нет, так что нет и нужды в твоей помощи, – ровно ответила она и бросила на Озему раздраженный взгляд, на что тот никак не отреагировал.

– А остальные деревенские? Люди тебе не докучают?

– Ничего нового, все так же меня недолюбливают.

Генко отмахнулась от вопроса как от незначительного, с чувством смиренного покоя и даже некоторого пренебрежения. Озему же внимательным взглядом окинул Генко и нахмурился. Кустистые брови сошлись в одну, что сделало его лицо старше и суровее, но в то же время и забавнее, из-за чего Генко едва не прыснула от смеха.

– Раз люди настолько против тебя, почему ты все равно стараешься им помогать? Загоняешь животных в силки, даришь благодать землям, чтобы та плодоносила, уводишь паводки в сторону… – пробормотал Озему, непонимающе посмотрев на Генко и бросив обеспокоенный взгляд на Кагасе-о.

– Ох, мой дражайший друг, – протянула Генко с таким видом, будто уже слишком давно познала жизнь и теперь вряд ли ее удивит хоть один вопрос, – такова моя природа. Несмотря на то что люди жестоки, я не могу быть такой же в ответ. Это противоречит тому, кем я являюсь.

– Но ты уже пару столетий не слуга Инари! – вскинулся Озему, из-за чего пиалы с закусками на столе угрожающе зазвенели второй раз за вечер.

– Моя богиня тут ни при чем. – Генко решительно покачала головой, одним махом осушив саке. – Я более тысячи лет только и делала, что служила людям. Одно событие, каким бы болезненным ни было, не изменит моей сути.

– Но… ты могла хотя бы забрать у них то же, что они забрали у тебя…

– Не путай меня с жестокими ногицунэ, которым нравится издеваться над людьми. Или с лисами из Чосона – им только дай волю порезвиться с человеческими мужчинами и полакомиться их печенью! – возмутилась Генко, громко поставив чашу на стол и гневно глядя на Озему. – Я не просто так стала посланницей Инари и даже в изгнании не намерена пятнать имя своей богини!

Кагасе-о разразился громким хохотом.

– Вот почему мне нравится находиться в твоей компании, лиса! – пробасил Кагасе-о. – Ты так свято веришь, что все еще нужна своей богине, и не замечаешь очевидного: от тебя просто избавились!

Генко застыла. Взгляд ее был устремлен на пустую чашу, рука с хаси зависла над тарелкой с овощными закусками, а в комнате повеяло таким холодом, словно зима вновь вернулась в эти края.

– Кагасе-о-сан! – потрясенно воскликнул Озему. Его растерянный и напряженный взгляд метался между Генко и Кагасе-о, словно он ожидал сражения этих двоих, не зная, как продолжить, и при этом пытаясь понять, чего стоит ждать от Генко.

– Неужто я не прав? – Кагасе-о повернулся к нему. – Тебя самого выкинули, совсем как люди вышвыривают своих собак, когда те становятся старыми да бесполезными. И за что? Потому что тебе понравилась одна из дочерей Ватацуми? Дракон слишком бережет своих наследниц или просто искал повод избавиться от тебя, потому что в твоем роду намешана человеческая кровь, а он излишне гордый?

Теперь уже замер Озему. Ни для кого из ками не было секретом, почему некогда изгнали одного из свиты бога-дракона в столь захолустное место, но тема все равно оставалась неприятной и даже болезненной. Озему действительно пытался ухаживать за Тоотама-химэ[54]54
  Химэ – с японского можно перевести как «принцесса».


[Закрыть], но был сослан Ватацуми подальше от морей, в которых его родили. Точных причин никто не знал. Дракон был слишком гордым, чтобы что-то объяснять, дочери его молчали по указу отца, а Озему только опускал голову и говорил, что это его вина, ведь он не смог достойно ухаживать за великой наследницей бога морей.

Изгнание Озему стало одной из причин, почему Генко так быстро нашла с ним общий язык. И сейчас, когда Кагасе-о решил отчего-то вспомнить о неприятном прошлом, оба они растерялись.

– Прежде ты не был столь резок в своих речах, – произнесла Генко, придя в себя.

– Но разве я не прав? – хмыкнул Кагасе-о. – Озему-куна изгнали за попытку сблизиться с девицей, а он просто молча принял это. Тебя выкинули из свиты Инари, у которой ты была генералом и лучшим воином. От вас просто избавились. Небеса устроили уборку, и вы стали мусором. Как бы меня не решили куда сослать или вовсе отправить в Ёми. Хотя я скорее сам кого угодно туда отправлю!

Угольные брови Генко сошлись на переносице, пока Кагасе-о смеялся над своими же речами. И все же странные слова он выбрал. Будто сказанное уже происходило, сейчас. Словно ками действительно изгоняли неугодных им богов и ёкаев.

– О чем ты? – Озему задал мучивший Генко вопрос.

– Вы что, не слышали? Пропадают мелкие божки, как раз как ты, Озему-кун, – недобро улыбнулся Кагасе-о. – В один день были, а в другой – как растворились. Будто утонули в Сандзу[55]55
  В буддизме река, разделяющая мир живых и мертвых.


[Закрыть]! Наверняка наши великие ками решили убрать своих слуг, чтобы молитвы доставались только им. Пропал бог – люди тут же о нем забыли и кланяются теперь другим покровителям битв да жизни, остальных же забыли. Кому нужны ками песен? Или танцев? Или еще чего-то такого же неважного?

Генко стиснула палочки для еды так крепко, что древесина не выдержала и треснула. Сломанные половинки палочек разлетелись, оказавшись в закусках, из-за чего Кагасе-о негромко выругался, но продолжил есть рыбу, словно это не он только что ошарашил своих знакомых неожиданными и довольно пугающими новостями.

Генко не могла дождаться, когда гости покинут ее дом. И если Озему благоразумно откланялся весьма скоро, то Кагасе-о успел выпить еще несколько кувшинов крепкого саке и лишь потом, едва ворочая языком, ушел, предварительно затянув очередную похабную песню, которая заставила Генко поморщиться.

Лисы вновь вернулись в дом и теперь взволнованно взирали на свою госпожу, которая встревоженно ходила из угла в угол и покусывала большой палец. Она редко позволяла себе такие эмоции, но сейчас не могла иначе. Она ведь знала, что война между даймё задела и богов. Меньше подношений, меньше молитв, меньше почитателей, а значит, меньше сил для ками. Каким бы грубым и жестоким ни казался Кагасе-о, он был прав в одном: боги без последователей – мертвые боги.

Даже если Генко изгнали, она не могла не думать о благополучии своей богини. Скорее всего, Инари мало пострадала. В конце концов, она была ками урожаев, риса и плодородия, главный ее храм находился в столице, где влияние битв не слишком ощущалось, но это не отменяло того факта, что Генко волновалась о своей госпоже.

Кагасе-о никогда не понимал ее любви к Инари, той преданности, которую Генко испытывала, но для нее ками была всем. Инари спасла и вырастила осиротевшую лису, научила ее всему, назначила своим генералом, подарила свою благодать. Инари буквально создала Генко, и изгнание было первым и, пожалуй, единственным суровым наказанием, которому ее подвергли. Да и виновата она была сама. Так что стоило ли злиться и обижаться на свою богиню?

Солнце клонилось к земле – Аматэрасу-омиками завершала день. Идти в храм сейчас было неуместно, хотя обсудить произошедшее хотелось.

Одна из лисиц-сорьо нерешительно залаяла, привлекая внимание.

– Ты права, – тяжело вздохнула Генко. – Подожду до утра, а там уже встречусь и с Джуничи-куном, и этим оммёдзи.

Исчезающие ками… Бьякко упоминала, что несколько богов пропали, после того как в их честь не провели мацури, якобы обидевшись. Не исключено, что эти события связаны.

Не в первый раз Генко посетовала, что людям приходилось спать ночами. Хотя когда она была еще маленьким лисенком, то тоже спала. И много. Но с тех пор прошло так много времени, что не стоило и упоминаний.

Завтра она встретиться с каннуси и оммёдзи. Узнает, чувствуют ли служители богов изменения в мире, и будет думать, может ли помочь. И если да… То она обязана дождаться Обона, вернуться к своей богине и защитить ее. Пусть сейчас и пропадали мелкие боги, но вдруг следующими станут старшие ками?

Она обязана возвратиться к Инари любой целой.