Текст книги "Когда луна окрасится в алый"

Глава 10. Оскорбление

Дорога в Хэйан заняла на порядок меньше времени из-за почти сошедшего снега, и уже к вечеру того дня, как Йосинори выехал из Сиракавы, он был на месте. Лошадь забрал знакомый мальчик-конюх и рассказал, что этим утром в Бюро оммёдо вернулась Аямэ в весьма скверном настроении. Она пару дней была в Сендае, разбиралась там с демонами, которые убили несколько человек, а заодно и силой притащила в Хэйан местного оммёдзи, намереваясь судить его по всей строгости.

Йосинори поблагодарил конюха и направился к названой сестре. Поговорить с учителем и каннуси он все равно сможет не раньше, чем завтрашним утром, а увидеть Аямэ стоило. Хотя бы ради того, чтобы узнать, что случилось за время его отсутствия и в насколько плохом она расположении духа. Достаточно ли просто поговорить с ней, чтобы успокоить, или же дать ей что-то разрушить?

Сестру он нашел на тренировочной площадке, где она методично выпускала стрелу за стрелой, безошибочно метя в цель. Лицо ее было сосредоточенно, расслабленно, и только глаза выдавали раздражение. Стоявший рядом с ней младший ученик, державший запасные стрелы, ежился и явно желал сбежать как можно дальше от Аямэ.

– Ты пугаешь младших, – заметил Йосинори вместо приветствия. Рука Аямэ не дрогнула, и стрела вновь попала в центр мишени.

– Они никого не должны бояться: ни меня, ни демонов, – отрезала Аямэ и опустила лук. Кивком головы освободив ученика, она повернулась к брату и внимательно посмотрела на него уже привычным оценивающим взглядом, пытаясь определить, не ранен ли он, сильно ли устал, но Йосинори, кажется, выглядел вполне хорошо, разве что запыленным после долгой дороги. – Ты разобрался с лисой?

Она не дождалась ответа, вместо этого отнесла лук на оружейную стойку и взяла два тренировочных меча, один из которых тут же бросила Йосинори, а значит, настроение ее было действительно ужасным. Каждый раз, когда в жизни Аямэ происходило что-то, выбивающее ее из колеи, она шла сражаться. Хорошо, когда рядом был Йосинори и мог перетянуть внимание на себя. Но порой под удар попадали ученики, иногда даже младшие. В таком случае с тренировочной площадки их уносили ранеными или слишком потрясенными влиянием чужой ки. Аямэ наказывали, но она была слишком сильной оммёдзи, чтобы запирать ее надолго.

Йосинори ловко подхватил брошенный меч и сразу отбил удар Аямэ. Она, как и всегда, никого не жалела, напала неожиданно и резко, метя в жизненно важные точки. Очевидно, что в этот раз накопленную злость выплеснуть наружу быстро не получится.

Глухой удар дерева о дерево разнесся по площадке, вспугнув нескольких ворон. Йосинори ушел от еще одного выпада и поспешил нанести ответный, но был встречен уверенным блоком. Аямэ пыталась избавиться от накопленной злости, а тренировка с Йосинори всегда помогала ей освежить голову.

Они разошлись по разным сторонам площадки и закружили по ее периметру, внимательно следя за каждым шагом противника. Йосинори с легкой озабоченностью отметил, что Аямэ напряжена больше обычного. Движения скованны, пальцы слишком крепко сжимают рукоять боккэна[57]57
  Боккэн – деревянный макет японского меча, который используют для тренировок.


[Закрыть]. Маска расслабленности на лице могла обмануть лишь тех, кто плохо знал Аямэ.

– Что случилось в Сендае? – начал разговор Йосинори, приподняв меч и приняв правильную стойку. Аямэ повторила его движение и наконец показала свои настоящие чувства: губы сжались в тонкую полосу, желваки заходили – такое происходило очень редко.

– Оммёдзи там решил стать властителем мира, – зло отчеканила Аямэ, бросаясь в бой. Йосинори легко отбил удар, но контратаку не смог провести: сестра уверенно вела сражение, не допуская промашек.

– Что он сделал?

– Мы обязаны оберегать людей от зла, а он сам наводил проклятия, а после снимал их, якобы спасая от нечисти. Догадываешься, кто обычно становился пострадавшим? А на пожертвования от «спасенных» он хотел построить дом с пагодой[58]58
  Пагода – буддийское, индуистское или даосcкое сооружение культового характера.


[Закрыть] в свою честь. – Возмущение Аямэ достигло предела, но даже это не заставило ее допустить ошибку. Вместо этого ярость только распалила ее.

Аямэ атаковала резко и безжалостно. Она не стеснялась использовать все доступные ей средства. Низкий рост позволил ей проскальзывать под атаками Йосинори, натренированная скорость – избежать удара, а дар крови, который Аямэ унаследовала от предков, – бить в ответ с силой, недоступной обычным женщинам. Она даже не преминула использовать ки, распространив ее густым слоем по всей тренировочной площади.

Йосинори еще какое-то время позволял сестре наносить удары, а после решительно пошел в наступление. Но если она и дальше будет так злиться, то тренировка закончится плохо. Если Аямэ не сумеет сдержаться, то выпущенная ею ки может кого-то ранить. Пару раз ее энергия уже разливалась, и только то, что никого не было рядом, позволило избежать неприятностей.

Резкий выпад заставил Аямэ отступить, и Йосинори тут же завершил заранее выстроенную серию ударов и последним выбил из рук Аямэ меч, который взлетел высоко в воздух и с глухим стуком рухнул на землю.

Аямэ тяжело дышала, пытаясь восстановить дыхание. Грудь высоко вздымалась, руки то сжимались в кулаки, то расслаблялись, а глаза были крепко зажмурены. Злость ее медленно сходила на нет, выплеснутая в коротком поединке, и Йосинори ждал, когда же она окончательно успокоится.

Он догадывался, что, помимо ярости на оммёдзи Сендая есть что-то еще, но не спешил задавать вопросы, иначе Аямэ бы и вовсе замкнулась в себе. Вместо этого Йосинори позволил ей собраться и постепенно прийти в себя.

Аямэ была не простой оммёдзи. Если Йосинори отличался от всех тем, что был полукровкой, сыном человека и кицунэ, то особенностью родословной Аямэ была их тесная связь с Сусаноо-но-Микото, богом бурь, морей и штормов.

Клан Сайто считался одним из древнейших кланов оммёдзи в стране и на протяжении столетий взращивал сильных духовных воинов, которые боролись с демонами. Отличительной чертой их были голубые глаза – первый из даров ками – покровителя клана. Второй дар заключался в способности сражаться с демонами едва ли не с рождения. Даже те члены клана, кто не выбирал путь оммёдзи, могли противостоять ёкаям. Третий дар – и большинство, кто так или иначе сталкивался с оммёдзи Сайто, называли его нежелательным – был в проявлении божественного характера. Почти все члены клана оказывались столь же вспыльчивыми и темпераментными, как и Сусаноо.

В Аямэ все три благословения ками проявились особенно сильно.

– Мне следует больше тренироваться, – произнесла она, подняв боккэн с земли и вернув его обратно на стойку для оружия.

– Ты очень сильна, нет никого, кто смог бы тебя одолеть, – возразил Йосинори, но Аямэ только зло фыркнула.

– Есть ты. И ты всегда побеждаешь меня, а значит, наверняка найдется какой-то демон, который сможет меня одолеть.

Ах, так вот в чем причина.

Аямэ всегда крайне остро воспринимала злодеяния ёкаев, и наверняка во время выполнения поставленной миссии что-то произошло.

– Я слышала, что на северной окраине города видели они, собираюсь проверить, так ли это. Если хочешь – присоединяйся, – сказала Аямэ и требовательно посмотрела на брата. – Ты не ответил, что с лисой.

– Я ее не тронул.

Она громко цокнула языком и сморщила аккуратный носик, будто действия Йосинори нанесли ей личную обиду. Вопросов Аямэ больше не задавала, а только развернулась и, вскинув подбородок, скрылась в жилом доме. Йосинори слышал тихие, приглушенные голоса молодых и нижестоящих по рангу оммёдзи, которые приветствовали старшую сестру, но ни разу она не ответила им. Наверняка уже к утру разойдутся разговоры, что наследница клана Сайто стала еще более заносчивой и невыносимой.

Убрав меч, Йосинори направился в сторону своего дома. Как сильнейшему оммёдзи страны, о чем свидетельствовали двенадцать генералов-сикигами, ему позволили иметь отдельное жилище. Домик был небольшим, даже крошечным, но руководство Бюро оммёдо не желало взращивать в своем лучшем ученике гордыню. Йосинори подозревал, что таким образом ему указывали на его место – рядового оммёдзи, но он относился к этому спокойно. До тех пор, пока никто не проявлял открытой вражды и притеснения.

Да и в любом случае иметь собственное жилье было большим преимуществом. В то время как остальные ученики занимали большой дом и соседствовали друг с другом в весьма аскетичных комнатах, Йосинори имел возможность обустроить свои комнаты в соответствии со своим вкусом и без вмешательства в личные практики посторонних. Он прекрасно помнил, какими шумными порой оказывались некоторые ученики, а стены общего дома всегда были слишком тонкими, так что сконцентрироваться на собственных занятиях часто не представлялось возможным.

Дом встретил Йосинори прохладой и чистотой. Служанки, нанятые Бюро, всегда поддерживали порядок, вне зависимости от того, на какое время уезжали оммёдзи. И неважно, когда они вернутся, их жилища всегда были аккуратными и готовыми к пользованию.

Закрепленная за жильем Йосинори служанка почтительно и глубоко поклонилась, когда он вошел внутрь. Она не произнесла ни слова, а только кивнула и указала рукой на стол, на котором уже стояли пышущие паром блюда: несколько онигири[59]59
  Блюдо из пресного риса треугольной или круглой формы, часто с начинкой внутри.


[Закрыть], лапша удон с овощами. Холодные закуски также присутствовали, но ничто из предложенного не привлекало Йосинори, хотя поесть следовало. Он все же намеревался присоединиться к Аямэ на охоте, чтобы в случае необходимости остановить от безрассудного поступка. Прежде такого не случалось, но если в дело был замешан они, то стоило проявить осторожность и предусмотрительность.

– Благодарю, Нагаи-сан, вы можете идти, – поклонился в знак признательности Йосинори. Он видел, как недовольно она осмотрела его испачканную одежду и наверняка отметила его равнодушный взгляд на блюда, но промолчала, как и всегда. Равно как и любая другая служанка Бюро или любого храма, где останавливались оммёдзи. Работа служанок заключалась в том, чтобы следить за состоянием молодых господ и их жилья, а не комментировать то, что они делают. И каждая женщина беспрекословно следовала этому правилу.

После смены одеяние на чистое Йосинори все же заставил себя поесть. Силы ему понадобятся. Врожденное чутье подсказывало, что ночью может произойти что-то неожиданное. Это чувство всегда посещало его перед действительно плохими происшествиями.

Быстро разобравшись с едой, Йосинори проверил снаряжение. Клинок легко вынимался из ножен, в складках оби были спрятаны несколько офуда для быстрого к ним доступа. Йосинори прислушался к себе: ки текла по телу ровно и спокойно, так что проблем с призывом сикигами не возникнет. Еще раз окинув взглядом дом, в котором пробыл не так много времени и который придется снова покинуть, пусть и ненадолго, он ощутил уже привычную тоску. Сможет ли он когда-то осесть на одном месте без нужды всегда куда-то спешить?

Перед глазами возник образ Генко, которая, как раз наоборот, была прикована к одному месту на долгие годы. Но даже не зная, что ее связали с конкретным местом, она все равно оставалась там, столетиями не двигаясь дальше окружающих ее гор. А ведь раньше она вместе со своей богиней путешествовала по всей стране. Интересно, каково это – неожиданно остаться на одном месте? Возможно, стоит спросить ее об этом в следующий раз…

Лошадь Йосинори решил не брать, отдав предпочтение пешей прогулке. Аямэ наверняка прибудет лишь ближе к полуночи, потому пока что можно было не спешить, а заодно и осмотреться.

Город жил даже ночью. Пьяницы горланили песни, большую часть из которых составляли либо героические баллады, либо похабные куплеты. Несколько продажных женщин ошивались по темным переулкам, слишком бедные, чтобы идти в юкаку[60]60
  Загородный квартал в Японии, в котором работали разрешенные правительством публичные дома.


[Закрыть] и работать там юдзё[61]61
  Собирательное название для проституток, но не гейш в Японии.


[Закрыть]. Из какого-то дома разносился женский плач, крики и звуки ударов.

Это была обратная сторона города и мира людей. Та, на которую Йосинори хотелось бы закрыть глаза и о которой он предпочел бы думать, что ее нет, но вместо этого он заставлял себя идти прямо и напоминал себе, что защищает всех. Даже столь падших людей.

Он не мог помочь пьянчугам избавиться от их зависимости, но посылал им немного ободряющей ки, чтобы освежить их разум, когда видел, что те пытаются добраться до дома. Он подал несколько монет двум испуганным женщинам, которые тут же спрятали их за пояс и поспешили скрыться из виду. И он выловил нескольких мелких духов и отдал им приказ позаботиться о тех, кто пострадал от побоев супругов или родителей.

Если бы этого хватало… Возможно, этой ночью в Хэйане и будет чуть спокойнее, но Йосинори понимал, что завтра все вернется на круги своя. Но хотя бы сегодня кому-то станет легче.

Когда он все же добрался до окраины города, то понял, что опоздал. Атмосфера была пугающей и угнетающей, ки буквально давила своей силой, и окажись на месте Йосинори кто-то другой, он бы не рискнул приблизиться к месту происшествия, а может, и не смог бы.

В значительном отдалении от ветхих домов – в трехстах шагах, если двигаться вглубь леса, – стояла Аямэ и с видом собственного превосходства смотрела на развернувшуюся перед ней сцену. На земле, катаясь из стороны в сторону и безуспешно пытаясь отбиться от крупного сикигами, находился они. Совсем молодой – на голове только показались рога, – но уже пожелавший напасть на людей. Однако место он выбрал неудачное. Все знали, что в Хэйане находится Бюро оммёдо, не говоря уже о десятках храмов с по-настоящему сильными каннуси, способными изгнать практически любого демона.

Сверху на они напал сикигами-ястреб, яростно вскрикнув, и демон заревел в ответ, лишенный одного глаза. В это время второй из призванных духов, от которого прежде пытался избавиться демон, наконец, смог добраться до своего противника.

Йосинори поморщился. Жестокость, на его взгляд, была излишней.

– Ты стал слишком мягким, брат. И из-за кого? Неужели из-за кицунэ? – Аямэ заметила выражение лица Йосинори, презрительно сморщила маленький носик, после чего перевела взгляд на стонущего перед ней они. Ёкай извивался, царапал горло до черной, как тушь, крови, но не мог избавиться от сикигами-змеи, которая все туже и туже затягивала кольца своего тела, лишая воздуха.

– А ты стала более безжалостной. – Йосинори нахмурился, но в очевидно жестокую расправу лезть не стал. Это был не его они. Не его охота. Даже если сейчас он об этом жалел, ведь приди он чуть раньше…

– Кицунэ – чудовища. Такие же ёкаи, как и этот безмозглый монстр, который верит, что если освободится от моего сикигами, то убьет меня. – Аямэ вздернула подбородок и презрительно улыбнулась. – Этот рогатый уродец думал, что сдирать кожу заживо весело. Кицунэ думают, что выпивать жизнь мужчин весело, так что…

– Ты забыла, что моя мать была кицунэ. И именно она привела меня в храм к Нобуо-сенсею, – прервал ее разглагольствования Йосинори, и Аямэ так резко закрыла рот, что клацнули зубы. – Я верю, что везде нужно искать причину поступков. И это всегда было со мной, а не только из-за кицунэ, за которой я сейчас присматриваю.

– Люди не просто так говорят…

– Люди часто говорят действительно просто так. Тебе ли не знать?

Аямэ отвернулась столь резко, что ее шея щелкнула, будто гэта ударили об пол. Или словно эту самую шею переломили. Аямэ нахмурилась, внимательно следя за сикигами, который уже почти закончил свою работу. Они едва хрипел, руки его безвольно повисли вдоль тела, глаза налились кровью, а булькающий звук из горла вырвался в последний раз, и ёкай окончательно затих.

– Даже если люди ошибаются – каждый из демонов хуже любых человеческих пересудов! – упрямо воскликнула Аямэ, и глаза ее вспыхнули от убежденности в своей правоте. – И я убью каждого, кто станет на моем пути!

Змея отползла в сторону, и они тут же судорожно втянул воздух. Существо из иного мира не могло погибнуть от удушения, но это выводило его из битвы на достаточное количество времени, чтобы можно было воспользоваться священным пламенем. Огонь охватил тело мгновенно, даруя очищение и освобождение от скверны. Сожжение не продлилось долго, и уже через несколько минут стало оглушающе тихо.

– Брат, я уважаю тебя, но вряд ли в мире есть хоть один демон или дух, которого я смогу понять и который сможет понять меня. – Аямэ гордо вскинула подбородок, с вызовом глядя на Йосинори.

Он промолчал. У каждого всегда своя правда, а навязывать кому-то собственную было совершенно неправильно, поэтому он и решил пока промолчать. Аямэ поймет, что ошибалась, вот только прийти к этому она должна сама, без чьей-либо подсказки.

– Ты закончила? Не было ли еще каких-то происшествий? – спросил Йосинори, но Аямэ только покачала головой в ответ. – Тогда пойдем. Тебе следует отдохнуть, выглядишь уставшей.

Она хотела было возмутиться, но ее прервали.

Тонкий, как звон колокольчиков, смех разнесся по лесу, заставив оммёдзи замереть и медленно, осторожно повернуться.

Пока Аямэ разбиралась с они, на ветвях деревьев появились сгустки тьмы. Они не были заметными, легко сливались с темнотой ночи, их ки едва прослеживалась, а потому никто и не обратил внимания на то, что в лесу появились зрители. Аямэ тихо выругалась и тут же достала офуда, готовая в любой момент отразить атаку. Йосинори напрягся и внимательно осмотрел появившуюся тьму.

Сгустки постоянно были в движении, словно не могли определиться, что им стоит делать, но когда стало ясно, что оммёдзи следят за ними, то успокоились и застыли, постепенно формируясь в более четкие силуэты.

– Что за мерзость?! – закричала Аямэ таким тонким голосом, который Йосинори никогда от нее не слышал.

Аямэ стояла с перекошенным лицом и в ужасе смотрела на копошащихся на ветвях пауков. Их пухлые тела с покрытыми жесткими волосками лапами нависали над оммёдзи, пауки не сводили с врагов многочисленных, пылающих алым глаз. В разы крупнее своих сородичей, которые встречались повсеместно, эти демоны явно были порождениями Ёми.

– Аямэ? – Йосинори не смог сдержать тревоги в голосе.

Он впервые видел ее в таком состоянии. Аямэ ловко расправлялась с любыми демонами, изгоняла духов, что овладевали человеческими телами, жестоко уничтожала они, но сейчас он видел только испуг на ее лице. Она застыла каменным изваянием и так крепко сжала офуда, что еще немного – и бумага бы порвалась.

– Аямэ?!

Она не отреагировала, только смотрела, как приближаются пауки, медленно перебирая лапами, а из глубины леса разносится все тот же смех. Аямэ, казалось, даже не дышала, а только переводила взгляд с одного дерева на другое. Опасалась, что кто-то из пауков в любой момент нападет.

– Кто бы мог подумать, что маленькая оммёдзи так испугается моих детей?

Голос был женским, с нотками игривости. Такой голос пленял обещаниями блаженства, завораживал своей мелодичностью, пробуждал желание слышать его снова и снова. Но Йосинори чувствовал покой, который часто сопровождал его во время встречи с опасными противниками. Эмоции вдруг перестали существовать, и остался только холодный разум.

– Ты – цутигумо? – прямо спросил Йосинори, всматриваясь в темноту леса, туда, откуда доносился голос.

– Какой умный мальчик. Да еще и красивый, – проворковал голос, а после показалась и его обладательница. – Только ты не совсем прав. Я дзёрогумо, милый.

Большие темные глаза на бледном маленьком лице, яркий румянец, мягкая улыбка, струящиеся длинные волосы. Она была бы идеальна, если бы не нижняя половина тела – полностью паучья, раздутая, угольно-черная и держащаяся на восьми длинных, тонких лапах, которые влажно блестели в лунном свете. Точного цвета не было видно, но Йосинори был уверен, что это кровь.

– Лучше смотри на мое лицо, разве оно не прекрасно? – соблазнительно произнесла дзёрогумо, немного склоняясь вперед.

Йосинори отвел взгляд, словно задумался, а потом ровно и весьма уверенно произнес:

– Я видел и прекраснее.

Демоница зашипела. Ее дети вторили ей раздраженным и возмущенным шумом, так что воздух наполнился пробирающим душу шелестом их передвижений.

Аямэ шумно втянула воздух, и Йосинори аккуратно, чтобы не привлекать лишнего внимания, приблизился к ней.

– Маленький лжец! – оскорбленно воскликнула дзёрогумо, в ее голосе прорезалась ярость. – В мире живых и мертвых нет никого, кто был бы прекраснее меня!

– Я виделся с кицунэ, мне она показалась красивее, – упрямо произнес Йосинори.

– Не зли ее. Нет никого более жестокого в своей мести, чем женщина, чью красоту подвергли сомнению, – раздался за спиной дрожащий голос Аямэ.

Она еще не окончательно пришла в себя, но пыталась пересилить страх. Руки прекратили крепко сжимать офуда, но пальцы все еще казались напряженными. Змея-сикигами, которая прежде уменьшилась и которую Аямэ не отозвала, угрожающе зашипела, не сводя сияющих в темноте желтых глаз с пауков.

– Кицунэ? Одну из этих лживых лисиц?

Дзёрогумо поджала губы – и они стали походить на тонкую нить. Верхняя половина ее тела оставалась спокойной, поэтому Йосинори не сразу понял, что демон приблизилась. И только резкий вдох Аямэ подсказал ему, что что-то не так.

Тонкие лапы изгибались под немыслимыми углами, когда дзёрогумо медленно продвигалась вперед. Пауки на деревьях продолжали шевелиться, темными пятнами перемещаясь с ветки на ветку, из-за чего было неясно, остаются они на месте или же вслед за матерью наступают на оммёдзи.

– Эти лисицы влюбляют в себя мужчин, а после безжалостно их бросают, и ты, жалкий человек, смеешь говорить, что кто-то из них красивее меня? – На последних словах голос дзёрогумо стал звеняще-оглушающим, а движения паучьих лап – дергаными и резкими. Аямэ оказалась права. Самолюбие и гордость демоницы были задеты, и теперь она смотрела на Йосинори как на личного врага.

– Но разве ты не делаешь то же самое? – Голос Аямэ дрожал, но она все равно пыталась прийти в себя, чтобы отразить атаку в случае необходимости.

– Я никогда не оставляю мужчин с разбитым сердцем! – возмутилась дзёрогумо и приблизилась к Аямэ так быстро и близко, что она невольно отступила, становясь рядом с Йосинори, и вновь крепко сжала офуда. Тело ее казалось деревянным, и Йосинори не покидало ощущение, что Аямэ может сглупить в любой момент, ее острый язык был быстрее холодного рассудка.

– Ты просто сжираешь их после того, как развлечешься. – Такому упрямству можно было позавидовать. Даже в страхе перед пауками Аямэ не могла позволить ёкаю выиграть спор.

– Но разве так не лучше? – Казалось, что дзёрогумо искренне удивилась. – Перед смертью они всегда счастливы. Они были со мной, окруженные любовью и вниманием, купались в удовольствии…

– Я предпочел бы остаться живым, – заговорил Йосинори, перетягивая внимание на себя.

Дзёрогумо резко обернулась и зашипела, словно один только его вид вызывал в ней неконтролируемый гнев. Лицо ее искривилось и, казалось, пошло трещинами, но на деле это проявлялся истинный облик демоницы. Ее рот раскрылся так широко, что уголки губ теперь заканчивались почти у самых ушей, а из пасти торчали блестящие клыки. Прежде румяное лицо стало мертвенно-серым, с глубокими морщинами, но вскоре стало ясно, что это не складки, а веки. Дополнительные две пары глаз разместились на лице дзёрогумо: два глаза на лбу и еще два на щеках, так что теперь на Йосинори смотрели шесть абсолютно черных блестящих, как обсидиан, вытянутых бусин.

Тело дзёрогумо изменилось всего за несколько коротких мгновений. Прежде стройная верхняя человеческая половина теперь выглядела болезненно худой, иссушенной, серая кожа туго обтягивала торчащие кости, кимоно вышитой тряпкой свисало с тощих плеч. Пальцы удлинились и беспорядочно двигались, напоминая паучьи лапы.

Аямэ рядом с Йосинори судорожно втянула воздух и часто задышала, отчаянно пытаясь побороть надвигающуюся панику.

Стоило дзёрогумо окончательно принять демонический облик, как пауки, что прежде сидели на деревьях, неожиданно ринулись вперед. Аямэ коротко вскрикнула и сразу призвала еще трех сикигами. Ястреб, тигр и волк ринулись на пауков, перехватывая тельца в воздухе и вгрызаясь в них. Пауки издавали тонкий писк, когда пасть или когти сикигами впивались в лапы или брюхо. Ночной воздух наполнился их воплями, что отдавали звоном в ушах.

– Агукё: басси сикигами – Тода, – громогласно произнес Йосинори.

Объятый пламенем крылатый змей издал оглушающий рев и ринулся в самую гущу леса. Паутина, которой были оплетены ветви, тут же тлела, пеплом осыпаясь на землю, древесина нехотя, но занималась от соприкосновения с крыльями сикигами, из-за чего загорались и пауки, добавляя в и без того наполненный криками воздух еще больше шума.

Все происходило так быстро, что дзёрогумо не сразу поняла, что случилось. Завизжав так, что у оммёдзи заложило уши, она ринулась на противников.

– Судзаку!

Красная птица тут же набросилась на дзёрогумо, но демоница скрылась за пауками, которые бросились прикрывать свою родительницу. Перья Судзаку, опадая, превращались в искры и, коснувшись любого существа, тут же обращали того в столп пламени.

В воздухе разливался кислый запах яда, что стекал с паучьих клыков, жженых волосков с их лап и пепла от паутины. Дзёрогумо продолжала реветь и пыталась пробиться хотя бы к одному из оммёдзи, но тех, окружив плотным кольцом, защищали сикигами.

Йосинори направлял Тоду и Судзаку на пауков, чтобы не дать им и дзёрогумо приблизиться к Аямэ. Пусть она и отбивалась, но в глазах ее все так же читались страх и отвращение, а руки мелко дрожали. Огненные сикигами перехватывали и уничтожали врагов: Тода вился у земли, пока Судзаку сжигал пауков на деревьях.

Дзёрогумо не сдавалась. Вновь и вновь посылая собственных детей на оммёдзи, она и сама пыталась пробиться к ним. Она не была физически сильна, но многочисленные помощники не позволяли к ней подобраться.

Вдруг демоница застыла, а ее и без того обезображенное лицо искривилось еще больше. Губы растянулись в оскале, продемонстрировав полный рот острых зубов с выпирающими клыками. Она застрекотала что-то своим паукам – и они, ни на мгновение не останавливаясь, вдруг ринулись на Йосинори, которому не оставалось ничего другого, кроме как прикрыться Тодой. Змей сразу же сжег большую часть нападавших, но не смог защитить Аямэ, чем и воспользовалась дзёрогумо.

Все замерло. Йосинори смотрел на сестру, которая оказалась в плену у демоницы. Тонкая лапа насквозь пробила плечо Аямэ, подняв над землей почти на три сяку[62]62
  Японская мера длины, равная 30,3 сантиметра.


[Закрыть]. Страх перед пауками и боль от ранения отражались на лице Аямэ.

– Это дитя столь невинно… И так испуганно. – Нежный голос дзёрогумо никак не вязался с ее кошмарным обликом и безжалостной улыбкой. – Посмеешь ли ты сейчас напасть на меня?

– Более чем, – вместо Йосинори ответила Аямэ и бросила в дзёрогумо офуда.

Демоница закричала, пытаясь снять с себя священные обереги, что прожигали ее кожу, но тонкая, казалось бы, бумага намертво прикрепилась к телу. Дергаясь и во все стороны размахивая паучьими лапами, дзёрогумо сбросила Аямэ на землю. Та всхлипнула от боли и глухо застонала. Тигр-сикигами принялся отгонять пауков, которые попытались напасть на беззащитную хозяйку.

– Судзаку!

Птица мелодично вскрикнула и увеличилась в размерах. Ей было мало места, ветви деревьев не позволяли развернуться во всю мощь, но жаркого сияния ее пламени было достаточно, чтобы осветить лес и пауков.

– Бьякко, Рикуго!

Белоснежный тигр и человекоподобный сикигами появились рядом с Йосинори, и если первый сразу бросился на пауков, помогая духам Аямэ, то второй остался на месте и только широко раскинул руки, будто желал обнять кого-то.

Деревья затрещали, ветви пришли в движение, хотя ветра не было, и принялись сбрасывать пауков вниз – способность Рикуго, духовного воплощения покровителя деревьев, часто была бесполезна в бою, но сейчас оказалась весьма уместна. Тода носился вдоль земли огненной лентой, сжигая всех, кого видел, треск объятых пламенем паучьих тел стал еще более громким. Дзёрогумо все пыталась снять с себя офуда, рыча и шипя, но никак не могла этого сделать. Она была столь сосредоточена на своей задаче, что не заметила, как песчаная змея, огромная настолько, что ее тело не смог бы обхватить ни один взрослый мужчина, обвилась вокруг дзёрогумо и принялась опутывать демоницу.

Аямэ аккуратно придерживала раненую руку, с трудом стояла на ногах, опираясь на тигра-сикигами, и с ненавистью смотрела на дзёрогумо. Стоило только паучихе полностью оказаться во власти змеи, как Аямэ криво улыбнулась и едко произнесла:

– Йосинори был прав. Не такая уж ты и красавица.

Дзёрогумо закричала, но священное пламя уже объяло тучное тело, добавляя еще больше смрада в прежде свежий запах леса. Огонь быстро пожирал демоницу, и вскоре от нее осталась лишь небольшая горка золы, которую поутру окончательно уничтожит солнце. Пауки же, учуяв смерть матери, принялись бежать, но сикигами не дали им скрыться.

В лесу воцарилась оглушительная тишина.

Йосинори тяжело дышал. Пусть он не пострадал физически, но призыв сразу четверых генералов, двое из которых еще и использовали пламя, истощил его духовно. После помощи Генко, пути в Хэйан и тренировки с Аямэ энергия в теле не успела полностью восстановиться. Потому нынешнее сражение далось не так легко, как могло бы.

– Твое упрямство и гордость однажды тебя погубят. Если бы дзёрогумо смогла вырваться, она бы бросилась на тебя. Не твои ли слова, что не стоит оскорблять женскую красоту? – глядя на пошатывающуюся Аямэ, произнес Йосинори и подошел к сестре.

– Я знала, что она уже никуда не денется, – устало ответила Аямэ, позволяя брату взять себя на руки и отнести домой. Пусть она боялась этих тварей, но это вовсе не значило, что она будет только дрожать от страха.

Какое-то время Йосинори нес ее в тишине, но в итоге Аямэ не удержалась и весьма раздраженно спросила:

– Значит, ты посчитал кицунэ, с которой должен бороться, красивой? И даже не пытайся убедить меня, что это удачно пришлось к слову. Я знаю, когда ты лжешь, а когда говоришь правду. Ты действительно считаешь лисицу привлекательной!

В голосе Аямэ звучало ничем не прикрытое обвинение. Йосинори не знал, как следует на это отреагировать. Считал ли он Генко красивой? Конечно. В конце концов, у него были глаза и вбитое в процессе обучения понимание прекрасного, так что глупо отрицать очевидное.

Но отчего-то казалось, что Аямэ подразумевает нечто другое, и сейчас Йосинори меньше всего хотел об этом думать. Он желал вернуться домой, смыть с себя грязь, кровь и пепел после сражения и выспаться. Так что вместо ответа на вопрос сестры он задал встречный:

– Пауки?

Аямэ яростно посмотрела на брата и ударила его в грудь здоровой рукой, из-за чего он тихо охнул. Удовлетворенно усмехнувшись, она устроилась удобнее, отозвала наконец своих сикигами и предупредила: