Текст книги "Воспоминание о настоящем"

Глава IV: В любой непонятной ситуации – ложись спать

Евреи, несомненно, народ мудрый, плохого не посоветуют, поэтому безоговорочно следуя этому правилу, встречаю утро нового дня в отличном расположении духа. Хорошо, когда то, что тревожило вчера, сегодня не имеет значения. В моём случае это, безусловно, не так, но, ещё раз подумав о своей судьбе и весьма призрачных перспективах развития событий, решаю внимательно выслушать Макса и серьёзно рассмотреть предложение о работе. Обстоятельства складываются так, что я не в силах ничего изменить, кроме своего отношения к этим обстоятельствам. В разговоре с Максом мне необходимо расспросить обо всех деталях, уточнить нюансы и степень общественной опасности предлагаемой работы. Если предложение с откровенно криминальным подтекстом? Даже думать об этом пока не хочу.

Приятным сюрпризом оказывается наличие ванной комнаты. Начать день с позитивным настроем помогает душ. В комнате, предназначенной для моего проживания, стены выкрашены в приятный глазу зелёный цвет. Это придаёт помещению, в избытке наполненному ярким естественным освещением и морским воздухом, дополнительную свежесть и лёгкость. Подхожу к окну, распахиваю шторы. Прекрасный вид радует глаз. Решёток нет. Неужели так просто? Становится спокойнее. Значит, есть шанс на побег. Тянусь рукой, желая открыть окно. Осторожно прикасаюсь к стеклу. Неожиданно раздающийся неприятный громкий звук пугает, заставляя резко отдёрнуть руку. На окне появляется неуклюжая решётка. Хоть током не бьёт, и на том спасибо. Убираю руку от окна, решётка исчезает. Видимо, в том числе и об этом говорил Макс, упоминая о «мощном охранном комплексе».

Из мебели в комнате большая кровать с кованым изголовьем, прикроватная тумбочка бежевого цвета и маловместительный шкаф. Жаль только, что складывать в него решительно нечего, поскольку во время похищения мне не предложили взять с собой хотя бы минимальный запас одежды. Справедливости ради отмечу, что в шкафу меня всё же ожидает бонус в виде кипы аккуратно сложенных бесформенных футболок неопределённого размера. Можно предположить, что вещи представлены здесь в качестве дежурного набора, что-то вроде одноразовой зубной щётки или расчёски. Не думаю, что мне может пригодиться что-либо из этого. Отдельного внимания заслуживает стоящий на тумбочке ночник крайне необычной формы. Моя боль. Это чудо дизайнерской мысли представляет собой бесчисленное множество светящихся металлических нитей, будто застывших в форме столпа. Словно дождевые черви, переплетаются нити между собой, производя тоскливое впечатление. Идентичной формы, но гипертрофированного размера и основной источник искусственного освещения в комнате. Странный тандем несколько обескураживает, хотя, возможно, я просто ничего не смыслю в современном искусстве.

Комната просторная и достаточно уютная. Если абстрагироваться от мысли, что за дверью в круглосуточном режиме дежурит Семён Викторович, то можно чувствовать себя вполне комфортно. Специально для секьюрити рядом с дверью в комнату установлена кушетка, габариты которой абсолютно не соотносятся с параметрами пользователя. И представить боюсь, как Семён Викторович располагается на этом маленьком диванчике… Нечто из области научной фантастики. Ещё раз окидываю взглядом помещение. Самодовольно улыбаюсь. Надеюсь, удивительное свойство психологии – способность привыкать к любым условиям – не подведёт меня и на этот раз. Теперь спешка ни к чему, и так уже наломала дров в торговом центре. Крайне опрометчиво себя повела… На данный момент моя основная цель – остаться в живых.

Ровно в восемь сорок пять раздаётся стук в дверь.

– Пора, – робко заглядывая в комнату, произносит Семён Викторович.

Он вновь безукоризненно выбрит, в свежей рубашке и идеально сидящем костюме. На руке те же несуразные часы, что и вчера. Часы явно портят весь вид, но, кажется, секьюрити нет до этого дела. Он бодр и полон сил, на лице ни следа от проведённой на тесной кушетке ночи. Либо он супермен, либо всё же не дежурил под дверью ночь напролёт.

Проходим коридор и вновь оказываемся в просторной светлой зале с выходом на балкон. Макс действительно уже ждёт, как, впрочем, и завтрак. Доставив меня, Семён Викторович удаляется.

– Доброе утро, как самочувствие? – учтиво интересуется Макс, помогая мне присесть.

– Могло быть лучше, – язвительно замечаю я.

Макс отходит подальше. Правильно, так я чувствую себя комфортнее. Он засовывает руки в карманы брюк, смотрит на воду. Я так голодна…

– Завтракай, нам нужно серьезно поговорить, – кивает он на стол.

Окидываю взглядом стол. Кофе, выпечка, фрукты. Всё в лучших традициях.

– О вчерашнем инциденте? – вполне серьёзно уточняю я.

– Вчера обсудили вчера. Сегодня поговорим о завтрашнем дне. Возможно, я понимаю твоё негодование по поводу спектакля с кражей… – едва заметно пожимая плечом, говорит Макс, затем холодно добавляет, – мне жаль, что так вышло.

– Искренне в этом сомневаюсь.

– Как мы уже выяснили, ты совершенно права в том, что я стремился спровоцировать у тебя видение, – игнорируя моё замечание, продолжает он. – Моя основная роль в нашем вынужденном общении – научить тебя не только верно толковать свои видения, но и самостоятельно провоцировать их появление. Кроме того, я помогу тебе систематизировать видения.

– Одна только польза для меня, – произношу я чуть слышно.

– Действительно, эти знания и в будущем будут тебе полезны.

– Макс, ты второй день основываешься на теориях, употребляешь общие фразы, избегая конкретики и чёткой формулировки сути моей деятельности. Скучно… Что именно тебе от меня нужно?

– Плохо слушаешь. Для выполнения моей работы от тебя требуется предельная откровенность и честность.

– Какой работы?

– В ближайшие два месяца ты должна научиться управлять своими видениями.

– Для чего?

– Чтобы…

Следует затяжная пауза. Я решаю не пренебрегать предоставленной возможностью и откусываю кусок ароматной выпечки.

– Скажи откровенно, ты знаешь, для чего мне нужно управлять своими видениями, или нет?

– К сожалению, я не могу обсуждать это с тобой, – кажется, вполне откровенно признаётся он. – Скажу лишь, что для тебя это будет совершенно безопасно.

– Знаешь, мне стало намного легче, – улыбаюсь я.

– Да? – изумляется он.

– Нет, – отрицательно покачиваю головой.

Продолжаю усердно пережёвывать булку с корицей и полученную информацию.

– Если за два месяца я ничему не научусь?

– Это ударит по моей репутации.

– А как это ударит по мне? – о том, что мне нет дела ни до его репутации, ни, собственно, до него самого, решаю деликатно умолчать.

Макс подходит ближе. Берёт со стола книгу или толстую тетрадь в мрачной твердой обложке. Сердце замирает, давно я такого не видела. Немного повертев в руках предмет, Макс вновь кладёт его на стол обложкой вниз и присаживается в кресло.

– Не думала, что после того скандала тетради, как и остальную печатную продукцию, ещё производят. – Киваю на пережиток прошлого.

– Не производят.

– Где взял?

– Из старых запасов.

– Мы в школе в тетрадях писали, попробуй нынешним детям объясни, что это такое… – усмехаюсь я.

– Тебе придётся вспомнить… Возможно, я не упомянул о самом главном, – указывая на тетрадь, говорит Макс.

Смотрю ему в глаза и даже не пытаюсь предполагать, чем сейчас этот массовик-затейник решил меня удивить. Осторожно двигаю тетрадь к себе, затем медленно поднимаю её со стола. На обложке известная картина Сальвадора Дали, только, к своему стыду, я забыла название…

– Что это? – ошеломлённо смотрю на обложку.

– «Постоянство памяти» Сальвадора Дали.

Смущённо пожимаю плечом. Не люблю демонстрировать недостаток осведомлённости. Переворачиваю несколько страниц.

– Я чего-то не замечаю или это чистые пронумерованные листы белой бумаги? – спрашиваю, удивленно приподняв бровь. – Будем записывать лекции?

– Ты будешь записывать. И не совсем лекции. Для того чтобы наша совместная работа оказалась более плодотворной, тебе необходимо вести дневник. Ежедневно будешь вносить в тетрадь записи о своих чувства, эмоциях, снах и всех, особо подчеркиваю, всех видениях.

– Отлично, только давай без диковины… Где нормальный электронный блокнот? Кому в век информационных технологий может прийти в голову использовать бумагу? – насмешливо произношу я, небрежно размахивая тетрадью. – Отвыкла…

– Нет. Так ты писала в детстве. Кроме того, собственноручное написание текста является эффективным упражнением, тренирующим память, помогающим систематизировать свои ощущения. Этот метод принесёт несравнимо больше пользы.

Внимательно смотрю на Макса. Даже пытаюсь изобразить на лице улыбку, чтобы он не понял, как сильно меня раздражает.

– А ты эти записи потом будешь читать? – выдержав паузу, скромно интересуюсь я.

По сути, вопрос формален. Знаю, что сейчас Макс даст отрицательный ответ, но позже непременно найдёт возможность проверить сделанные мной заметки.

– Нет…

Видимо, он тоже знает, что вопрос носит формальный характер.

– В прикроватную тумбочку встроено хранилище для твоего дневника. На ближайшие два месяца оно запрограммировано только на твои отпечатки. Поэтому в данный период времени я смогу получить доступ к дневнику, только если ты мне позволишь. Кстати, там ты найдёшь ручку и карандаш. Надеюсь, не забыла, как ими пользоваться?

– Не знаю, – неопределённо отвечаю я.

– Вспомнишь, если забыла. Ирэн, сегодня второе августа, это означает, что второго октября я буду вынужден дать заключение о твоей способности и готовности к работе. Отнесись к этому серьёзно, пожалуйста.

– От этого зависит чья-то жизнь? – иронично замечаю я.

– Да. Твоя в первую очередь, – парирует Макс.

Он подходит к обеденному столику, достаёт из кармана ручку и делает первую запись в тетради. Канцелярская принадлежность выглядит агрессивно, чем приковывает моё внимание. Перьевая ручка из металла жёлтого цвета, корпус и колпачок обвивают два воинственно настроенных мифических существа. Не ожидала, что Макс настоящий ценитель раритетов.

– Думаю, это тебе понравится гораздо больше, – произносит он, заметив мой заинтересованный взгляд, затем аккуратно разворачивает тетрадь и медленно двигает её ко мне. – Взгляни.

Смотрю на листок и вижу длинную цифру с несколькими нолями.

– Что это? – меняя высокомерие на искреннее изумление, спрашиваю я.

– Сумма гонорара в том случае, если второго октября я решу, что ты готова.

– Моего гонорара?

– Только твоего. Специально написал на первом листе дневника, чтобы, периодически смотря на цифру, ты вспоминала, зачем всё это нужно. Отличная мотивация.

Никогда не считала себя алчным человеком, но сумма производит на меня неизгладимое впечатление.

– Лишать жизни никого не стану, – говорю, немного придя в себя.

– Теперь за убийство столько не платят, – смеётся Макс.

– Для меня это астрономические деньги, – прикрывая ладонью правый глаз, нижнее веко которого начинает непроизвольно нервно дёргаться, признаюсь я.

– Уверен, ты сможешь найти им применение. В любом случае, этих средств будет достаточно, чтобы несколько лет не задумываться о работе.

Мне больше нечего сказать, ему, видимо, тоже. В попытках осмыслить происшедшее, я замираю.

– Почему именно я, Макс?

– Сначала мы планировали предложить работу практикующему экстрасенсу, человеку, умеющему считывать знаки судьбы, развившему в себе сверхспособности и умело ими пользующемуся длительное время.

– Что же вам помешало? – преисполнившись удивления, широко открываю глаза.

– Деликатность работы. В данной ситуации нельзя сначала предложить сотрудничество, конкретно объяснить смысл деятельности, разъяснить все тонкости, уточнить нюансы, а затем ждать согласия.

– За такие деньги любой бы согласился.

– А если бы отказался, начал паниковать, сопротивляться, шантажировать?

– Предложили бы другому.

– Это вызвало бы лишние проблемы, – равнодушно замечает Макс.

По телу пробегает холодок, страх сковывает движения.

– Чрезмерно рискованно было проверять, сможет ли человек после отказа сохранить всё в тайне, – заметив мою растерянность, добавляет он.

– При таких обстоятельствах у вас был шанс похитить настоящего экстрасенса.

– Не было.

Едва успокоившись, пытаюсь сосредоточиться.

– Почему?

– Для этой работы подходило три профессионала, но, увы, их отсутствие невозможно скрыть.

– Как вы нашли меня?

– Учитывая специфику…

– Макс, мне сейчас не до твоих пространных речей, – заметно нервничая, прерываю я.

– Конфиденциальная информация…

Макс замолкает. Его лицо приобретает ещё более серьёзный вид. Я не специалист в этой сфере, мне трудно определить намерения человека по мимике лица. Не могу разобраться, изображает ли его серьёзная мина реальное опасение за мою судьбу, либо эта напускная тревога лишь прием манипулятора.

– Безусловно, было рассмотрено много кандидатур, – деловито произносит он. – Твоя анкета оказалась не единственной в списке. Однако у остальных претендентов есть семьи, родственники и друзья, которые в случае пропажи поднимут шум, организуют активные поиски. В этом отношении ты идеальный вариант. Признаюсь, раньше мне не доводилось встречать молодых людей, столь тщательно и осознанно изолирующих себя от окружающих.

Он говорит об этом словно о забавном факте или занятном происшествии, а не о реальной жизни конкретного человека. Не о моей жизни.

– Как тебе удаётся во всех сферах своей жизни свести общение к минимуму? Испытываешь страх перед людьми? Боязнь нахождения в социуме? Эгоизм? Нежелание нести ответственность за собственную жизнь? Эскапизм?

Остановись наконец… Есть желание выразить принципиальное несогласие с ним, но возразить определённо нечего. Если отбросить излишнюю эмоциональность оценки, суть проблемы обозначена верно. Нежелание общения с себе подобными… Эскапизм? Знакомое слово, но не могу вспомнить, что оно означает. Может, спросить у Макса? Стыдно. Хотя почему мне должно быть стыдно? Может, Макс пытается меня оскорбить? Стиснув зубы, бросаю взгляд в его сторону. Не похоже… На секунду отвлёкшись от собственных мыслей, Макс напряжённо смотрит на меня. Он ведь не думает, что я планирую отвечать хотя бы на один из заданных вопросов? Видимо, выражение моего лица говорит ему значительно больше, нежели я наивно полагаю. Осознав, что чрезмерно увлёкся психоанализом, Макс опускает глаза.

– Извини, я не хотел углубляться…

– Ты можешь продолжить, – спокойно произношу я, сосредоточенно смотря вдаль. – Значит, моя кандидатура на роль экстрасенса идеально подошла лишь по той причине, что…

– Что ты ведёшь затворнический образ жизни, – решает Макс помочь мне подобрать слова.

– Я немного замкнута…

– Немного? – изумляется он.

– Значит, только потому, что моё отсутствие останется незамеченным?

– Не только, – уверенно отвечает он. – В первую очередь, я вижу в тебе потенциал и верю в то, что за два месяца смогу сделать практически невозможное. Люблю непосильные задачи.

– Игра в амбиции…

– Почему игра?

– Потому что ты ошибаешься.

– Возможно, только помни, что моя ошибка может стоить тебе жизни.

Становится невыносимо грустно.

– Мягко стелешь. Не придётся ли жёстко спать? – тихо говорю я.

– Ещё что-нибудь хочешь? – дружелюбно улыбаясь и делая вид, что не расслышал моего вопроса, спрашивает Макс.

– Хочу уехать отсюда.

– Я имел в виду завтрак. Может, есть какие-то пожелания?

– Нет, – равнодушно отвечаю, отрицательно качая головой.

– У тебя всё получится, я помогу. Потом заберешь деньги, уедешь из города или даже из страны, начнешь новую жизнь.

– Меня мучает ещё один вопрос, – наконец сформулировав мысль, произношу я. – Если твой работодатель столь влиятелен, то почему у него нет доверенного человека, наделённого экстрасенсорными способностями и оказывающего ему услуги постоянно, дающего советы во всех жизненных ситуациях и владеющего всей необходимой информацией? Простой и эффективный метод принятия решений. Так делали раньше, когда цари и знатные вельможи держали при дворе магов и колдунов, так практикуют и сейчас политики, бизнесмены и люди, у которых есть на это средства.

Смотрю на Макса, имеющего весьма растерянный вид. Искренне сожалею о неумении читать чужие мысли. Сейчас этот дар сослужил бы добрую службу. Молчание продолжается несколько секунд, которые кажутся мне вечностью. Затем его лицо приобретает заговорщическое выражение.

– Вновь убеждаюсь в том, что не ошибся в выборе, – наклонившись ко мне, полушёпотом признается он.

Забавно…

– Очень интересно, – шёпотом, но с большим энтузиазмом говорю я.

Ещё не решила, действительно ли столь ценная информация представляет для меня особый интерес.

– Ты считаешь, что ответил на мой вопрос? – спрашиваю, выдержав эффектную паузу.

– Нет, – замешкавшись, произносит он. – Но это всё, что я могу сказать.

Макс отвечает неохотно, будто боится проронить лишнее слово. Всё происходящее представляет собой невообразимую историю. Словно я стала частью другого, недостижимого ранее мира. Здесь всё иначе: другие деньги, другие правила и условия, влиятельные олигархи и не менее влиятельные экстрасенсы, умеющие считывать знаки судьбы. Передо мной стоит мужчина. Он приглашает меня в этот чудный, манящий, волшебный мир. Прижимаю руку ко рту, щурю глаза. Не верю, Макс… Я тебе не верю… Просто знай, что я тебе не верю…

– Не понимаю, для чего нужно доверять столь ответственное дело неопытному самоучке вроде меня? – спрашиваю я.

– Значит, на то есть весомые причины…

Такое ощущение, что от избытка информации мозг сейчас закипит, словно электрический чайник.

– Тебе известно, кто и почему устроил похищение? Я имею в виду людей, похитивших меня первоначально, посадивших в машину и сопровождавших до аварии на перекрёстке?

– Известно, – улыбаясь, добавляет он, – очередной мини-спектакль, разыгранный специально для тебя.

Почему-то меня это не удивляет… Уже не удивляет…

– Цель? – будто из вежливости интересуюсь я.

– Во-первых, чтобы напугать, а затем грамотно сыграть на контрасте, продемонстрировав своё гостеприимство. Во-вторых, проверить твою готовность к критической ситуации. Ну и, безусловно…

– Спровоцировать видение… – не дав ему закончить фразу, говорю я. – Твоя идея?

Макс лишь самодовольно улыбается. Он явно горд проделанной работой и своим в ней участием.

– Ты не думал о том, что можешь до смерти напугать меня, ведь я принимала происходящее за чистую монету?

– Я решил, что ты справишься.

– Какая самонадеянность. Кто дал тебе право решать за других?

– Всё могло быть гораздо хуже… Помни об этом в следующий раз, когда захочешь повысить на меня голос.

Его благородство, безусловно, не знает границ. Только мне изрядно наскучили игры в порядочного и доброго спасителя.

– Если всё пройдет успешно, меня оставят в живых?

– Какой смысл что-либо менять? Получишь деньги и забудешь об этой истории. Ты ведь забудешь об этой истории? – он пристально смотрит мне в глаза.

– Я? Пока не думала об этом, но сомневаюсь, что заработанные непосильным трудом деньги захочется отдать полиции, – пытаюсь отшутиться я.

– Отлично. Думаю, смогу убедить работодателя в том, что ты не представляешь угрозы.

– А ты уверен, что он и в тебе не увидит угрозы?

– Уверен.

– Почему я должна тебе доверять?

– Ты ничего мне не должна. Доверие – это твоя внутренняя уверенность в моих положительных моральных качествах, в искренности и добропорядочности. Это как с тем тестом, когда человек становится к другому человеку спиной и падает. И тот, который падает, не может достоверно знать, что его поймают при падении. Человек верит или не верит, падает или нет, иных вариантов быть не может, – пытаясь наповал сразить меня глубокомысленным взглядом, произносит Макс. – Я с тобой предельно откровенен, Ирэн.

Предельная откровенность? Интересное словосочетание. То есть, у его откровенности всё-таки имеется предел, она отнюдь не безгранична… Девяносто девять процентов откровенности или восемьдесят пять? А может, всего двадцать процентов? Кажется, Макс сам уже запутался.

– Можно ещё один серьёзный вопрос? – спрашиваю, придав лицу крайне загадочное выражение.

– Попробуй.

Для создания эмоционального напряжения и концентрации внимания Макса делаю театральную паузу. Добившись нужного эффекта, продолжаю.

– Не считаешь бестактным столь стремительный переход на «ты»?

– Сугубо на период работы, для удобства. Потом, если пожелаешь, стану обращаться к тебе на «вы», – вздохнув с явным облегчением, смеётся он.

– Обещаю подумать…

Ещё не решив, насколько сильно верю в перспективу сотрудничества, и могу ли вверять свою жизнь Максу, я допиваю утренний кофе. Нескончаемый поток мыслей и сомнений буквально атакует мозг. Суждения противоречивы, поэтому выделить приоритетный довод становится непосильной задачей.

– Когда начнём тренировки? – решаю прервать молчание я.

– Уже начали, просто ты этого не заметила. Сегодняшний день предлагаю тебе провести в полном релаксе, единении с собой, своими мыслями и шумом волн. Тебе нужно максимально расслабиться, насколько это возможно в сложившейся ситуации, избавиться от чувства тревоги. Семён неукоснительно следует за тобой, поэтому научись абстрагироваться от его присутствия.

– Любопытно узнать, как?

– Попробуй просто не замечать его.

– Сам попробуй не замечать великана.

– Неужели он так грозно выглядит? – смеётся Макс. – Я знаю Семёна много лет, и, видимо, давно привык к его антропометрическим характеристикам.

– Поверь мне, он пугающе серьёзен.

– Представь его голым – это отличный психологический приём, очень помогает избавиться от страха перед человеком.

Удивил. Не можешь что-нибудь дельное посоветовать?

– Уже представляла, – и, тяжело вздохнув, добавляю, – не помогает.

– Тогда… – замешкавшись на секунду и внимательно взглянув на меня, продолжает Макс, – называй его по имени, без употребления отчества.

– Невежливо, он ко мне обращается исключительно на «вы».

– Свойственная ему манера, – качает головой он, – у меня больше нет вариантов.

– Это все рекомендации на сегодня?

– Пожалуй, выдели время для ознакомления с домом и начни ведение дневника. В общем, можешь считать, что сегодня я дал тебе задание как следует отдохнуть и набраться сил. Но, будь уверена, завтра трудный день.

Макс отрешённым взглядом смотрит в сторону моря. Создаётся впечатление, будто он пытается сконцентрироваться, вспоминая что-то весьма важное.

– Мне сейчас нужно уехать, и так потратил больше времени, чем планировал. Завтра в девять утра буду.

Безразлично пожимаю плечами. Попрощавшись, Макс удаляется. Остаться наедине с собой и собственным мыслями не удаётся ни на секунду. Почти бесшумно на балконе возникает фигура Семёна Викторовича. Делаю вид, что совершенно не замечаю его присутствия. Наслаждаюсь свежим воздухом и солнечным утром, ем фрукты и допиваю кофе. Минут через десять на балконе появляется Инна.

– Доброе утро, – улыбаясь, приветливо начинает она.

– Здравствуйте, – доброжелательно киваю.

– Макс сказал, нужно вас со всеми познакомить и экскурсию устроить, – смотря на меня широко распахнутыми глазами, почти стихами говорит она.

– Было бы неплохо, – замечаю я, пожав плечами.

Не знаю, как вести себя с Инной. Несмотря на внешнюю дружелюбность, от неё будто веет притворством. Словно за маской услужливой помощницы по дому скрывается властная, амбициозная и целеустремлённая особа, мечтающая о совершенно иной жизни. Хотя все мы надеваем маски и носим их в зависимости от настроения, целей. Причины у каждого свои, однако сути это не меняет… мы носим личины, скрывающие что-то очень важное, будь то ранимое сердце или алчная душа, зависимость, обида, скромность, комплексы, неуверенность в себе, душевная пустота. Кто-то пытается защититься от внешнего мира, кто-то желает казаться лучше. Чего хочет Инна? Что скрывает? Впрочем, не думаю, что действительно хочу это знать… Но вот что скрывает за маской самоуверенности Макс, крайне любопытно.

– Когда планируете начать? – прерывает Инна свободный полёт моего воображения. Действительно, мы же о чём-то разговаривали. О чём? Отвлеклась, задумалась, забыла…

– Как можно раньше желательно, – невпопад киваю я головой.

Инна ждёт. Я что-то должна сделать?

– Позавтракали или мне зайти позже? – несколько смущаясь, уточняет Инна.

– Уже закончила.

– Тогда, – говорит она, собирая со стола посуду, – начнём с самого главного места во всём доме. Пойдёмте.

Она указывает в сторону двери, решительно проходит мимо Семёна Викторовича. Я, забрав со стола тетрадь, незамедлительно следую за ней.

– Эту комнату видели, и будете видеть каждый день, несколько раз в день, каждый раз, когда будете идти, – отмечает она, проходя комнату с вишнёвыми портьерами. – Обычно буду накрывать стол на балконе, кроме дождливых и ветреных дней.

Инна пытается быть любезной, словно хозяйка дома, но, кажется, эта любезность даётся ей титаническим усилием воли.

– Я буду одна за столом? (не надо о себе «кушать» – это в данном случае ошибка, причем вульгарная)

– Это распоряжение Макса, он говорит, Семён составит отличную компанию, – с некоторым недоумением отвечает Инна, затем немного подумав, с горечью добавляет, – я ничего не решаю.

Это я успела заметить.

– Макс здесь часто бывает? – пытаюсь я поддержать разговор.

Инна запинается. Пытаюсь помочь ей, но она довольно резко отдергивает руку. Я в замешательстве. Она одаривает меня враждебным взглядом.

– Нет, – говорит негромко.

Смотрю на Семёна Викторовича. Он едва заметно машет головой. Либо у Инны расстройство личности, либо вопросы о Максе ей лучше не задавать.

– Остаётся в особняке редко, – после короткой паузы продолжает она. – Хозяин тоже приезжает редко, за три года видела его здесь один раз.

По тому, как произнесена первая часть фразы, понимаю, что Инне хотелось бы лицезреть Макса гораздо чаще и дольше. Сказав это, она замолкает, видимо поняв, что затронула недозволенную тему. А я почему-то начинаю испытывать явное облегчение.

Тем временем спускаемся по лестнице на первый этаж, проходим из основного корпуса в пристройку. Семён Викторович держится на расстоянии полутора метров от нас. Минуем длинный узкий коридор.

– Это кладовка, – указывая в сторону одной из дверей, поясняет Инна. – Овощи хранятся здесь и продукты разные.

Следуем дальше. Инна ловко держит в руках поднос с убранными со стола остатками завтрака и посудой. В аккуратных туфлях на низком каблуке и с маленькими белыми бантиками спереди, она ступает легко и беззвучно, словно играючи. Похоже, хрупкость этой девушки вряд ли соответствует характеру. Кажется, что ей приходится постоянно преодолевать внутреннее сопротивление. Подойдя к следующей двери, останавливаемся. Придерживаю дверь, помогая Инне войти.

– Сама, – издав странный звук, больше напоминающий шипение, с насмешкой замечает она.

Не нахожу, что ответить, слегка растеряна. Вряд ли это тот случай, когда нужно проявлять независимость. Проходим в кухню.

– Мариш, гости к нам, – громко извещает кого-то Инна, составляя на стол посуду.

Стоящая у плиты маленькая женщина в чем-то светлом на голове вытирает руки полотенцем, щурится, приглядываясь ко мне. Я немного напряглась. Неизвестно, то сулит встреча с ещё одним постояльцем дома.

– С Марины дом начинается, – заявляет Инна.

– Ой, ну ты скажешь тоже, – машет руками и весело смеётся Марина.

– Точно говорю, – настаивает Инна. – Это так. Дом всегда начинается с кухни, а кухня – с тебя.

Инна усаживается на высокий стул, кладёт ногу на ногу. Откровенно рассматривает меня, окидывая оценивающим взором с ног до головы. Я не теряюсь, наоборот, воспринимаю это как вызов. Усмехнувшись, щедро одариваю Инну высокомерным взглядом. Уж это я умею, это я могу. Ума много не надо. Марина, кажется, не замечает происходящего, подходит ко мне, открыто улыбается и протягивает руку. Будто невзначай слегка разворачиваю её руку, чтобы осмотреть запястье. Шрамов и рубцов нет, как и у Инны. Закусываю губу. Вредная привычка. Поняв, что рассматриваю руку женщины неприлично долго, перевожу взгляд на лицо.

– Очень приятно, – доброжелательно улыбаясь, киваю я головой.

Марине за сорок, выглядит хорошо. У неё очень живой взгляд, тонкие черты лица. Когда улыбается, проступают мимические морщинки. Она производит впечатление человека, буквально заражающего окружающих своей энергией.

– С завтраком угодила? – обращаясь ко мне, спрашивает Марина. – Рецепт булочек новый, тесто ну такое получается пышное…

Она явно умеет расположить к себе, делая это весьма органично, не желая угодить или понравиться.

– Да, очень вкусно, – охотно отвечаю, утвердительно кивая головой.

– Пальчики оближешь, – мечтательно произносит она. – Чего на обед?

Молчу. Вопрос Марины звучит так, будто обед предстоит готовить мне.

– У нас гости редко, а для меня ну прямо праздник, когда кто-то приезжает! – не дождавшись от меня ответа, продолжает она, в предвкушении потирая раскрытые ладони. – Готовьтесь к кулинарному марафону!

– Чечевичный суп… Безумно хочу чечевичного супа… Очень давно хочу, и если вы его приготовите сегодня или завтра или вообще когда-нибудь, то буду просто счастлива, – отвечаю, стараясь скрыть растерянность.

Конечно, мысль о чечевичном супе приходит в голову совершенно спонтанно, я вообще равнодушна к первым блюдам. Но читающееся в открытом взгляде Марины нескрываемое желание проявить кулинарный талант ставит меня в затруднительное положение. Нельзя разочаровать повара.

– Отличный выбор, – словно вдыхая аромат уже готового блюда, говорит Марина. – Итальянский чечевичный суп в моём исполнении – сказка. Училась его готовить у самого маэстро…

Марина начинает щебетать… долго и обо всём. Она без умолку рассказывает сначала историю возникновения блюда, затем про одного из её преподавателей кулинарного мастерства, про обучение в Париже, потом вспоминает, все ли ингредиенты есть для приготовления настоящего традиционного итальянского супа. Я нахожусь в эпицентре этого словесного потока. Она жизнерадостна и подвижна, при разговоре активно жестикулирует. Понимаю, что для меня Марины слишком много, она словно заполняет собой всё пространство. Уже начинаю уставать от общения. Я слушаю её, но будто не слышу. Меня восхищает простота и открытость этого человека, деятельность её натуры. С такими людьми легко общаться, быстро находить общий язык. При внешней тучности, Марина крайне активная, проворная, живая, всё у неё словно горит в руках, получается легко и быстро.

За несколько минут она успевает не только рассказать о себе, как минимум, третьей части своей жизни и предстоящем обеде, но и умудряется приготовить вкусный воздушный коктейль для всех присутствующих.

– Макс сразу сказал, что, несмотря на внешность, с тобой кашу сваришь, – заканчивает она свой монолог, положив мне руки на плечи.