Текст книги "Вояж по-турецки"

Наш разговор прервал телефонный звонок. Господин Керем ответил на него, примерно минуту он слушал собеседника, а затем поблагодарил и положил аппарат на стол. После недолгого молчания он сказал:

– Я так и думал. Озвучу то, что касается непосредственно господина Воронкова. Кенана Карталя убили ударом ножа, причём достаточно крупного. Убили его, судя по оставшимся следам, примерно в центре комнаты. Тело после убийства перенесли в контейнер для костюмов и закрыли там. При этом, простите меня за подробности, рана сильно кровила. Пол зачистили и замыли, видимо, с помощью нескольких рулонов туалетной бумаги (в комнате удалось обнаружить оставшиеся частицы крови, а вот обычного запаса бумаги как раз нет), после чего смыли это всё в канализацию. Одежда же, в которой Виталий был на новогоднем банкете, ни единого следа крови на себе не имеет. При этом её совершенно точно не стирали.

– Это значит… – начала я.

– Это значит, – продолжил шеф полиции, – что либо господин Воронков перед убийством предусмотрительно надевал какую-то спецодежду (которую, судя по записи с камеры, он с собой из комнаты точно не выносил, однако и в комнате ничего похожего обнаружено не было), либо он Карталя не убивал. И ещё. Самого орудия убийства – длинного ножа – тоже обнаружить пока не удалось. Его нет внутри, и его не выносил из гримёрки Виталий (нож слишком крупный, для того чтобы попытаться спрятать его под узкой одеждой, в которой подозреваемый был в ту ночь), его нет и в саду в пределах досягаемости броска с балкона.

– Да, задачка, – протянула я. – А вы уверены, что именно Виталик был последним, кто заходил к Карталю? Ошибки быть не могло? Может, убийце каким-то образом удалось на время отключить камеру?

– Как вы теперь уже понимаете, Люба, эта камера была у нас на особом контроле. Отключить её не удалось бы, не привлекая внимания наших сотрудников. Виталий совершенно точно был последним. Мы на всякий случай отследили, кто заходил перед ним. Две женщины из Сербии, пожелавшие лично засвидетельствовать, по их словам, своё восхищение талантом артиста.

Дверь в конференц-зал приоткрылась, и в проём просунулась голова заместителя шефа.

При виде меня голова скорчила, как мне показалось, недовольную гримасу. Ничего страшного, Капитану придётся смириться с моим присутствием в расследовании.

Господин Керем молча кивнул ему и, очевидно, желая провести разговор со своим человеком без посторонних, поблагодарил меня и отпустил к ребёнку.

Глава 13

Севку я обнаружила в детском клубе. Они с девушкой-барменом что-то увлечённо рисовали. Судя по количеству лежавших на столе густо закрашенных листов, занимались они этим уже довольно давно.

Я бочком протиснулась в полуоткрытую дверь и подошла к столу, за которым происходило действо, почти на цыпочках, чтобы не спугнуть.

Дело в том, что мой ребёнок, в отличие от большинства его сверстников, терпеть не может рисовать. Сколько бы я ни покупала ему, пытаясь привлечь к занятиям живописью, разнообразных карандашей, фломастеров, красок всех форматов, водяных картин, альбомов, блокнотов, журналов-раскрасок и прочей современной околохудожественной ерунды, так милой сердцу среднестатистического ребёнка, Севка обращал на них внимания не больше, чем на тополиный пух в июне.

Сколько-нибудь значительный интерес к рисованию он проявлял, на моей памяти, лишь дважды в жизни. Первый – года в три с половиной, когда я, поддавшись новомодному тогда течению, приобрела ему упаковку съедобных красок. Правда, интерес этот был, по вполне объективным причинам, недолгим. Во-первых, человек просто наелся. А кроме того, больше такие краски я ему всё равно не покупала из соображений беспокойства за детскую пищеварительную систему.

Второй же всплеск вдохновения случился в самом начале Севкиной карьеры школьника. Мучаясь на уроках от скуки и осознания невозможности вскочить и побежать заниматься своими делами, несчастный ребёнок открыл свежевыданные ему учебники и излил свои эмоции на бумагу, заполнив все внутренние стороны картонных обложек подобием наскальной живописи. Просто-напросто ничего другого, более для себя интересного он на уроке предпринять не решился, а к осознанию безысходности школьного бытия ещё не пришёл.

Меня тогда, помнится, вызывали к школьному психологу. Как выяснилось позже, с целью взглянуть лично и скрупулёзно оценить на предмет домашнего насилия, исходящего от меня или царящего в семье вообще.

Дело в том, что криворукий весь в меня Севка, не обладая к тому же врождённым талантом художника, изобразил героев своей любимой сказки про Чарли и шоколадную фабрику в стиле наивной живописи австралийских аборигенов. А именно «в разрезе» (с нарисованными внутри живота вкусными шоколадками и мармеладками, предварительно съеденными ими) и с подписями печатными буквами имён соответствующих персонажей.

Затрудняюсь предположить, отчего школьный психолог, долгие годы, по её словам, проработавшая с детьми, не была знакома с голливудской классикой детского кино (а между тем имена персонажей ребёнок написал очень чётко), но факт в том, что всполошилась она не на шутку, приняв Севкино творчество за изображение потенциальной расчленёнки.

С тех пор прошло уже полтора года. Севка давно смирился, хоть, признаться, и не до конца, с участью узника школы, исправно пачкает на уроках ИЗО свои альбомы произведениями прекрасной задумки и содержания, но сомнительного исполнения, получая за них от учительницы твёрдые четвёрки и даже иногда милосердные пятёрки, но собственного интереса к живописи, хоть в каком-то его ключе, не проявляет.

Отсюда понятно моё удивление по поводу обнаруженного в детском клубе увлекательного процесса.

Аккуратно присев на низкий стульчик рядом с сыном, я заглянула в листок, который Севка, высунув кончик языка, старательно заполнял размашистыми карандашными линиями. Ничего с ходу не поняв, я решила посидеть и подождать завершения работы над шедевром.

Севка закончил рисунок через пару минут, затем взглянул на меня важно и отложил листок.

– Мы тут рисовали немного, – улыбаясь, сказала девушка-бармен по-русски, но с сильным акцентом.

– А, мам, познакомься, это Гуль… Гуль…

– Гюльсерен, – назвала девушка своё трудное для восьмилетки имя.

– В общем, мам, это какая-то там роза в переводе с их языка, – сказал мой ребёнок и вопросительно посмотрел на свою вынужденную няню.

– Примерно так, – махнула рукой девушка и засмеялась. – У вас классный парень, необычный очень.

– Да уж, – вздохнула я и обняла Севку. – Скажите, а как у вас получилось усадить его за рисование? Мне этого сделать до сих пор толком не удавалось.

– Какое рисование, мам? – удивился Севка. – Мы батл устроили, кто больше героев из компьютерных игр знает и без слов и букв на столе изобразит. Первый тур был из пластилина, я выиграл. Теперь вот карандашами! Я тут вот ещё и новых персонажей придумал заодно.

Я с нескрываемым уважением посмотрела на гениальную девушку и мысленно пожелала ей шикарного мужа и долгих лет жизни в окружении роскоши и многочисленных потомков.

– Я няней и детским аниматором в большом клубном отеле раньше работала, – пояснила девушка скромно, переходя на английский. – Дети разноязычные попадались, разного темперамента и привычек, а занять надо всех сразу, вот и научилась постепенно.

Я с грустью подумала о тысячах несчастных педагогов, втайне ненавидящих, судя по их обращению с детьми, всех людей моложе восемнадцати, и брякнула бестактно:

– А почему же вы сейчас на баре? Ой, простите, это не моё дело.

– Нет, ничего. Здесь просто больше платят. – Гюльсерен улыбнулась, как будто слегка виновато.

– Всё как обычно, – вздохнула я. – Интересно, где-то бывает иначе? Хотя, по правде сказать, и коктейли у вас получаются прекрасными. Но в любом случае, у вас явный педагогический талант.

– Надеюсь, он мне очень скоро пригодится, – засмеялась девушка. – Я через два месяца замуж выхожу. А пока на вашем Севе дополнительно потренируюсь. Вот мой телефон, все ближайшие дни с восьми утра до восьми вечера я в отеле, сообщайте мне, когда нужно за ним присмотреть. Вы же полиции помогаете. Вот директор отеля и распорядился.

Я взяла протянутый милой девушкой листок с нацарапанным на нём телефонным номером, поблагодарила няню и обратилась к Севке:

– Ну что, пойдём поболтаем? Чаю заодно попьём с печеньем.

Ребёнок с готовностью засобирался. Судя по всему, пообедал он без моего присмотра неважно.

Гюльсерен догнала нас уже в коридоре и вручила мне пачку Севкиных рисунков:

– Посмотрите вместе с ним на досуге. У него получились очень любопытные персонажи.

В лобби царила иллюзорная атмосфера покоя и умиротворения. Судя по всему, шумная монгольская группа улетела на родину. Интересно, а этих ребят успела опросить полиция? Как минимум дети совали свои носы везде и всюду. Могли заметить что-то необычное. Надо будет уточнить сей любопытный момент у господина Керема.

Мы с ребёнком взяли десертные тарелки и наполнили их аппетитными рогаликами и песочными сердечками с кунжутом. Заказав чёрный чай, мы уселись в глубокие кресла и принялись, не дожидаясь заказа, поглощать содержимое наших тарелок. Видимо, придётся совершить с ними второй заход. Чай подоспел. Я разложила перед собой Севкины рисунки и принялась их разглядывать.

– Вот этот вроде мне знаком, – неуверенно ткнув пальцем в какую-то чёрно-желто-красную кляксу, сказала я.

– Так конечно! Это же… – и Севка назвал какое-то имя персонажа компьютерной игры, которое традиционно испарилось из моей памяти в тот же миг.

– А, вот и этот тоже!

– Ага, это… – та же история и с кляксой сине-зелёной масти.

– Ой, а этот похож на нашего артиста! Надо же! – Я держала в руках листок с нарисованным на нём ярко-синим треугольным существом на тонких, почему-то фиолетовых ножках и в огромной треугольной же шляпе. Существо обладало завидными голубыми кудрями, торчащими в разные стороны, и интенсивно-красной улыбкой в полстраницы.

– Красивый? – обрадовался Севка. – Только я ему ещё имя не придумал.

– Очень, – покривила я душой. – Пусть будет Синий Орёл, увековечим, так сказать, память артиста.

– Здорово, – согласился мой ребёнок, а я, размышляя, не рановато ли ему ещё знакомиться с чёрным юмором, принялась за свой чай.

В это время мне пришло сообщение от господина Керема: «Люба, вы мне будете снова нужны через тридцать минут. Если не возражаете, подходите в зал для конференций. До ужина я вас обязательно отпущу».

Я отправила «ок», достала из кармана бумажку с номером телефона нашей прекрасной няни и сбегала за новой порцией рогаликов.

Из конференц-зала навстречу мне вышел высокий красивый парень в небрежно наброшенной на плечи светлой замшевой куртке. Он улыбнулся как-то наигранно застенчиво и окутал меня тонким ароматом незнакомого и явно дорогого парфюма.

Уже взявшись за ручку входной двери в зал, я обернулась ему вслед, так как с удивлением поняла, что это был один из официантов ресторана. Тот самый, который обслуживал персонально Кенана Карталя. Надо же, как меняет внешнее восприятие человека наличие или отсутствие на нём униформы. Сегодня парень был однозначно чертовски хорош.

Господин Керем обрадовался моему появлению. Он улыбнулся, потер переносицу костяшкой указательного пальца и пододвинул мне кожаное кресло.

– Люба, давайте быстренько послушаем с вами сербок. Они дамы старой закалки, русским языком владеют гораздо лучше, чем английским. А потом взглянем на Валентину. И на сегодня вы будете свободны. Пойдёт?

– Да, конечно, господин Керем, я постараюсь всё-всё переводить очень точно.

– Спасибо, добрая девочка, – с удовольствием проговорил свёкор подруги и сделал приглашающий жест заглянувшему в зал полицейскому.

Через пару минут в кресле напротив шефа полиции сидела женщина мощной комплекции в бордовом платье-футляре с очень красивой вертикальной вышивкой по центру.

Я машинально отметила, что даме этот наряд шёл гораздо больше, чем виденная мною на ней до этого сильно декольтированная блуза в россыпи страз. А её короткая стрижка на этот раз была симпатично уложена аккуратными, но кокетливыми завитушками.

Дама представилась Иваной и на вопрос господина Керема о том, что существенного она помнит из событий новогодней ночи, только неопределённо пожала полными плечами:

– Ничего необычного, господин полицейский, я не запомнила.

– Ах, как жаль. Тогда не буду отнимать ваше драгоценное время. – Господин Керем был внешне спокоен, говорил тихим голосом, но глаза его при этом буравили свидетельницу из-под полуопущенных ресниц. – Позвольте лишь уточнить у вас, Ивана, для чего вы со своей подругой ходили в грим-уборную артиста Кенана Карталя в половине третьего ночи?

– Познакомиться хотели поближе. – Ивана надула ярко накрашенные губы. – Такой интересный артист, такой необычный. Мы с шампанским пришли, думали, что он согласится с нами выпить за встречу и знакомство.

– А он?

– А он не выпил, – грустно усмехнулась свидетельница, – просто выпроводил нас вон. Сказал, что очень устал или вроде того. Хотя по нему было видно, что ему наши комплименты понравились. Совершенно точно ему было приятно.

– На каком языке вы говорили с Кенаном Карталем?

– На английском, русского же он не знает. – Гордо вскинула подбородок женщина, и её обширная грудь заколыхалась под платьем. – Да он и не отвечал особо. Просто поблагодарил за комплименты и сказал про усталость.

– Не заметили ли вы, Ивана, был ли кто-то ещё тогда в комнате кроме артиста? – господин Керем, думаю, особенно не надеялся на внимательность данной свидетельницы, но между тем вопрос этот он обязан был задать.

Однако Ивана неожиданно поделилась с ним ценной информацией:

– Нет, господин полицейский, он точно был один. Я даже в ванную заходила, потому что шампанское на себя пролила. Пришлось руки ополаскивать, чтобы не липли. Сладкая гадость оказалась. Ни в самой комнате, ни в ванной совершенно точно никого больше не было.

– А как выглядел Карталь? Ничего необычного вы не заметили? Возможно, он был напуган, или подавлен, или… – Шеф полиции дал возможность сербской даме самой оценить состояние мужчины незадолго перед печальным происшествием.

– Да обычный, немножко надменный артист, – пожала плечами свидетельница. – Они почти все такие вроде. Когда звёздная болезнь уже напала, но пока ещё не совсем проглотила. Вот разве что он торопился слегка.

– Торопился?

– Я не уверена, возможно, мне просто показалось. Да, наверное, мне всё же это показалось. Мы когда в номер к нему вломились, он как раз наряд свой в руках держал, точнее, пиджак от него. Костюмерку свою открыл нараспашку и стоял перед ней задумчиво так, видимо, повесить туда этот костюм собирался. Догола не успел ещё раздеться, – женщина хихикнула. – И запереться перед этим тоже не догадался. Тут в нескольких номерах на первом этаже двери надо принудительно изнутри запирать, простым захлопыванием не закрываются. Мы сначала тоже в такой попали.

– Да-да, мне говорили это, – сказал полицейский, – двери некоторых номеров для гримерки на первом этаже имеют такую особенность. Чтобы обеспечить экстренный доступ медиков к гостям с хроническими болезнями. И особенно к людям с ограниченными возможностями. Карталю как раз предоставили такой номер из-за расширенного дверного проёма в нём. Чтобы контейнер прошёл. Скажите, Ивана, а вы с подругой ведь проживаете в номере по соседству с местом преступления?

– Нет, неверно, господин полицейский. Нас с подругой действительно сначала поселили через номер от этой гримёрки. А потом мы с ней переехали в отдельные номера на втором этаже.

– Что же, позвольте полюбопытствовать, заставило вас с соседкой разъехаться? – господин Керем при этом нахмурился, явно недовольный оплошностью своих подчинённых, выдавших ему неточные сведения, и сделал пометку в своих бумагах.

– Да ничего особенного, – отводя глаза в сторону, ответила Ивана. – Просто цены в отеле сейчас низкие, нам обеим захотелось простора и тишины.

– Понятно, понятно. Ну да, согласен, так спокойнее. Так что вы там говорили, артист, вам показалось, торопился?

– Я уже в этом не уверена, господин полицейский. Может, он и правда устал, поэтому так спешно нас и выставил, вот только дверь запереть снова не успел. Следом за нами сразу ввалился этот сумасшедший русский.

– Да, мы видели на видеозаписи этот момент, – проговорил господин Керем и тихонько застучал пальцами по столешнице.

– А что, правду говорят, что тот русский артиста и кокнул? – Глаза Иваны зажглись, мне показалось, плотоядным огнём.

Я зажмурилась, затем заново взглянула на неё. Нет, всё в порядке, женщина проявляет чистое любопытство.

– Пока ничего не понятно. Мы разбираемся, – уклончиво ответил господин Керем и задал следующий вопрос: – Скажите, пожалуйста, уважаемая Ивана, когда артист, как вы сказали, выставил вас за дверь, закрыл ли он предварительно контейнер?

– Он прикрыл его, кажется, сразу, как мы вошли. Но вроде не захлопнул. И при нас к нему больше не подходил.

– Ну что ж, Ивана, большое вам спасибо за весьма ценную информацию. Если вы нам ещё понадобитесь, мы обязательно вам сообщим. А пока пригласите, пожалуйста, к нам на беседу свою подругу.

Вторая женщина, представлявшая собой более стройную копию подруги, но обладавшая в отличие от неё ещё и густой светлой косой, явно приобретённой в парикмахерском салоне, оказалась не совсем сербкой. Она назвалась Еленой и поведала нам, что русская, хотя уже давно живёт в Сербии.

– Это очень долгая и очень романтичная история, – закатив глаза, принялась было она за изложение своей биографии.

Но господин Керем изящно пресёк изливавшийся из неё поток совершенно не относящейся к делу информации, пообещав непременно выслушать её жизнеописание в свободное время за стаканом чая в лобби.

Затем он задал Елене по порядку те же вопросы, что и её подруге. Женщина почти с ювелирной точностью повторила показания Иваны, с той лишь разницей, что её почему-то отказ Карталя выпить с ними шампанского страшно лично оскорбил.

Я с немалым удивлением слушала монолог женщины, перемежаемый почти открытыми проклятиями в адрес убитого артиста, и думала: отчего все люди такие разные?

– Сам небось напросился, вот его этот русский красавчик и пристрелил. И поделом ему. Тоже мне звезда, – фыркнула, повернувшись ко мне, Елена, зафиналив таким образом нашу беседу и одновременно обдав меня ароматами всего отельного бара разом.

После этого я многое поняла и перестала удивляться и проявлениям крайней обидчивости и мстительности дамы, и тому, что она назвала Виталика, обладавшего, на мой взгляд, вполне заурядной внешностью, красавчиком. Любопытным осталось здесь для меня лишь то, каким образом обросли столь замечательными подробностями слухи, распространившиеся по отелю. Оказывается, Кенана Карталя теперь не только зарезали, но дополнительно ещё и застрелили.

Когда за Еленой закрылась дверь, шеф полиции достал из кармана пиджака носовой платок и промокнул им лоб. Эта женщина его явно утомила.

Помолчав с минуту, он сказал:

– Люба, большое вам спасибо. Просто огромное. И… простите, мне сейчас очень нужно привести в порядок свои мысли.

Думаю, я правильно поняла эту фразу, и потому поспешно встала, чтобы оставить господина Керема в одиночестве.

Однако почти тотчас вернулась на своё место и, собравшись с духом, озвучила просьбу, которая уже больше получаса вертелась у меня на языке.

Глава 14

– Вы?! Участвовать в расследовании? – брови полицейского в недоумении поползли вверх.

– Позвольте мне, пожалуйста. Я лишь хотела бы знать больше о деле. Мне кажется, я могла бы быть полезной.

– Но вы и так полезны. Вы мне очень помогаете.

– Да, но сейчас это всего лишь бездумный перевод! Без понимания ситуации я могу упустить что-то важное, – уверенно ответила я. – Знаю, я не сыщик, не умею снимать отпечатки пальцев и стрелять из пистолета. Но зато я умею рассуждать, строить логические цепочки, обращать внимание на детали.

– Умеете, – улыбнулся шеф. – Но, с другой стороны, если у вас сложится какая-то собственная версия (а я, знаете, даже и не сомневаюсь), это сильно помешает в вашем труде. Как моя невестка говорит, будете тянуть за уши факты, пытаться вылавливать из показаний лишь ту информацию, что подходит к вашей версии. А я этого не хочу.

– Господин Керем, – хитро сощурила я глаза. – Как вы думаете, из того, что я уже слышала и знаю, может ли зародиться какая-нибудь собственная версия?

Шеф полиции внимательно посмотрел на меня, а затем осторожно произнёс:

– Похоже, что у вас может. Ибо знаете вы уже немало.

– Ну вот! – заметив признаки колебания и лёгкой досады на его лице, продолжала я. – В такой ситуации дефицит данных только мешает. Господин Керем, вспомните, ведь вы уже и так сегодня вынужденно поделились со мной сведениями об операции, которыми до этого владели только ваши сотрудники.

– Так и есть, – после паузы ответил Керем Мевланоглу, и при этих словах его лицо, мне показалось, на мгновение исказила горькая гримаса.

Отбросив остатки нерешительности, я заявила:

– Тогда что вам терять? Ничего секретного больше, я думаю, в отеле не происходит. Обычные мероприятия, опросы, досмотры. Верно?

– Да, это так, – неохотно подтвердил полицейский, понимая, что я в целом права.

– Поверьте, вся эта информация и так будет передаваться из уст в уста среди отельного персонала, – сказала я. – Мне просто потребуется чуть больше времени, чтобы её узнать.

– Ну и зачем вам это нужно, Люба? – господин Керем снова смотрел на меня с удивлением.

– Уверена, что Оля вам об этом уже говорила. – Я пожала плечами. – Просто очень люблю детективные истории.

Полицейский чуть снисходительно, но добродушно улыбнулся и покачал головой.

Окончательно осмелев, я выпалила:

– Считайте, что это будет компенсацией за мою работу переводчиком.

Господин Керем воспринял это совершенно спокойно. Он закрыл глаза и, казалось, задумался.

Я ждала.

Через минуту он произнёс:

– Ну, раз уж вы так хотите погрузиться в настоящий детектив, извольте выслушать всё, что я скажу, и до поры не перебивать. Мои умозаключения по этому убийству на данном этапе следующие.

Подавив возникшее в душе ликование и превратившись вся целиком в одно большое ухо, я приготовилась слушать.

Чем глубже господин Керем вникал в обстоятельства произошедшего, тем твёрже становилось его убеждение, что это преступление было тщательно спланированным. И мотивом его были определённо деньги. Крупная сумма в наличной валюте, находившаяся под защитой двух кодовых запорных механизмов в объёмном сейфе (который и представлял собой, по сути, контейнер для концертных костюмов Кенана Карталя).

Сейф-контейнер не был взломан, он был открыт с помощью набранного кода, равно как и кейс, который по какой-то причине был оставлен злоумышленником на месте преступления. Причём артист вводил код самостоятельно. Полицейские эксперты подтвердили это. На всех механизмах его собственные отпечатки, очень чёткие. И лишь на большой кнопке открытия контейнера был обнаружен детский отпечаток указательного пальца. Думаю, нет необходимости гадать, чей именно.

Если Севка смог простым нажатием кнопки открыть контейнер, значит, преступник оставил диски запорного механизма на делениях, соответствующих коду.

Почему? Вряд ли причиной явилась спешка. Иначе бы пол в гримёрке не был так тщательно вымыт от крови, а убитый Карталь не перемещён в дальний угол своего контейнера и не прикрыт там аккуратно концертными костюмами. На всё это нужно было время. Преступник явно не особенно спешил.

Вероятный ответ вырисовывался сам собой при попытке повернуть диски кодового механизма контейнера. Здесь у преступника, очевидно, произошла неувязка. Диски, как выяснилось, поворачиваются достаточно туго, требуют изрядного усилия при нажатии. Действуя в перчатках, а тем более пытаясь использовать подручные средства, оказывается очень трудно их даже просто зацепить.

Судя по всему, убийца столкнулся с этой проблемой и побоялся оставлять отпечатки пальцев на такой сложной для устранения следов поверхности. Это давало смутную надежду, что пальцы его присутствуют в полицейской дактилоскопической базе, а значит, преступник ранее уже попадал в руки стражей порядка.

Севка обнаружил тело артиста первого января около 17.30. К тому времени Кенан Карталь, по оценке прибывшего через полчаса полицейского медика, был мёртв уже более двенадцати часов. Таким образом, для совершения убийства остаётся короткий промежуток времени с 02.40, когда на записи с камеры чётко видно, как артист выходит в коридор, выпроваживая назойливых сербских поклонниц с шампанским, и до 05.30 – расчётного времени, исходя из данных медицинского эксперта.

Все файлы с камеры наблюдения за наружной дверью грим-уборной Карталя со временем записи с 02.00 до 08.00 изъяты и тщательно просмотрены параллельно несколькими сотрудниками полиции.

Никого, кроме сербок и Виталия, на них не обнаружено. Вне этого временного промежутка коридор был весьма люден, преступник не проник бы в комнату и не вышел из неё незамеченным.

Соответствующий экспресс-опрос среди сотрудников и гостей отеля уже произведён. С камеры же наблюдения за фасадом корпуса изъяты записи в промежутке с 01.00 и до 09.00. На случай, если злоумышленник перед преступлением скрывался на балконе и проник в грим-уборную через него, а также если он через этот балкон впоследствии скрылся.

Однако эта камера, к сожалению, в расследовании помочь сможет мало. Всю ночь шёл такой ливень, что запись с неё имеет чёткость, сравнимую со съёмкой в густом бульоне. И все же файлы и с этой камеры также тщательно отсматриваются. Результат господину Керему сообщат по факту.

Что мы имеем на данном этапе? В грим-уборной Карталя, по словам сербок, никого, кроме артиста, не было. А они, как мы помним, утверждают, что им удалось побывать в обоих помещениях, включая ванную. Не заметить человека в открытом пространстве ванной комнаты отельного номера просто нереально. И потом это целых два свидетельства, полностью подтверждающих друг друга.

Предположим, что убийцей является всё же не Виталий. А также учтём то обстоятельство, что после него через входную дверь в гримёрку точно никто не заходил. Но тогда что же остаётся? Либо преступник проник в помещение после ухода Виталия через балконную дверь, либо он всё это время находился в номере. Где же именно? Остаётся только… контейнер.

Однако если рассматривать версию нахождения злоумышленника в контейнере, возникают два основных вопроса.

Первый. Если преступник, желавший похитить деньги, уже преодолел каким-то образом главную систему кодовой защиты, отчего он просто не взял кейс и не скрылся с ним? Зачем ему было дожидаться прихода Карталя и тем более убивать его?

Кейс тщательно изучили. Он был вполне обычным, безо всяких шпионских штучек и скрытых взрывных устройств. Да, с кодом, но кодом гораздо более простым, нежели установлен на контейнере.

Прибыв с кейсом в спокойное место и потратив несколько часов на подбор вариантов, в комфорте попивая чай, код стал бы определённо известен. Примечательно ещё и то, что запорный механизм контейнера, очевидно на случай непредвиденных ситуаций, легко открывался изнутри, так что даже в случае произвольного захлопывания дверцы находящийся в ней человек легко мог бы покинуть ящик. Нелогично в этом случае ждать, не правда ли?

Вопрос второй. Если все же предположить, что похититель денег намеревался непременно убить Кенана Карталя и именно с этой целью сидел и терпеливо ждал собственноручного открытия контейнера артистом, то считать ли нам его идиотом? А если серьёзно, то ради чего вообще преступнику идти на такой риск? Ведь, действуя таким ненадёжным способом, злоумышленник не мог даже приблизительно предположить, когда именно артист придёт и откроет эту дверь, а также будет ли он при этом в гримёрке один.

Преступник в данном случае сильно, действительно сильно рисковал бы быть пойманным. Такой риск при планировании преступлений бывает, конечно, иногда оправдан. Но лишь в эмоциональном поле: в случае сильнейшей, всепоглощающей жажды мести. А значит, это должен быть человек, хорошо знакомый самому Карталю.

Даже если предположить такой фантастический «болливудский» сценарий, представьте себе, будучи на месте Кенана Карталя, открыв контейнер и увидев в нём дожидающегося вас врага с ножом в руках, знакомого или нет, стали бы вы спокойно смотреть на это или все же позвали бы на помощь? А между тем в гримёрку заходили сначала те женщины, а затем Виталий. Никаких знаков о том, что ему угрожает опасность, Кенан Карталь не подавал.

После длительных размышлений на эту тему господин Керем пришёл к однозначному выводу. В контейнере преступника почти наверняка тоже не было. Таким образом, остаётся только балконная дверь.

Кроме тех свидетелей, в допросе которых я участвовала, шефом полиции лично был опрошен персонал отеля во главе с менеджером Ахмедом. И – особенно внимательно – официант, обслуживавший Кенана Карталя персонально. Этот красавчик свидетель как раз и выходил из конференц-зала, когда я шла к господину Керему.

От этого парня по имени Юсуф полицейскому, впрочем, удалось узнать совсем немного. Да, официант обслуживал гостя персонально, как того требовал райдер певца. Старался изо всех сил, как это водится, заслуживая повышенные чаевые. Кроме работы в официальные часы приёма пищи в ресторане Юсуф трудился, обихаживая гостя и его спутницу Алисию Хан в лобби-баре.

Он, конечно же, старался не оставлять ни на минуту без внимания их столик во время новогоднего банкета. Пара пила французский коньяк. Алисия Хан с вечеринки ушла рано, не дожидаясь наступления Нового года, сославшись на усталость. Карталю же ещё предстояло петь, и он был вполне бодр. Работу на банкете парень закончил ближе к полуночи, последний раз сервировав напитки и закуски в зале, а также подав фрукты в гримёрку артиста в перерыве между его выступлениями.

Также, по словам Юсуфа, ему приходилось несколько раз подавать напитки, лёд и закуски как в номера Кенана Карталя и Алисии Хан, находившиеся на четвёртом этаже, так и в гримёрку артиста.

Впечатление на официанта Карталь в целом произвёл приятное, чаевые давал сносные и обещал оставить ещё перед своим отъездом. Однако после банкета Юсуф Кенана Карталя, по понятным причинам, не видел. Как и обещанных им чаевых. И да, Юсуф очень опечален и напуган таким ужасным происшествием и хотел бы максимально помочь следствию, однако больше он ничего не знает и ничего необычного ни в поведении артиста, ни в окружающей его обстановке не заметил.