Текст книги "Русские праздники"

Петровское заговенье (Всесвятское, русальное, ярилино заговенье) – праздник, посвященный проводам весны, отмечавшийся в следующее после Троицы воскресенье.

По всей России в этот день проходили молодежные гулянья, в которых принимали участие также молодые мужчины и женщины. Гулянья начинались с раннего утра или с обеда, продолжались до позднего вечера, а иногда шли всю ночь. Местом их проведения были обычно берега рек и озер, где разводили костры, устраивали трапезы. Парни и девушки купались, мужчины и женщины принимали угощение, переходя от костра к костру. После захода солнца все раздевались и купались вместе. Затем старшие уходили домой, а молодежь продолжала гулять и развлекаться до самого утра.

В некоторых деревнях северных и центральных губерний Европейской России прощание с весной проводилось в форме красивого обрядового действия. В Новгородской губернии парни и девушки, веселившиеся весь день, на закате солнца шли с цветами и травами за околицу деревни, обходили ее кругом, а затем направлялись к полю. В момент, когда солнце начинало уходить за горизонт, все становились на колени, кланяясь земле и восклицая: «Прощай, весна красная, прощай! Ворочайся скорее опять!» Затем с песнями шли на берег реки, где водили хороводы. Подобный этому обряд проводился во Владимирской губернии, где прощаться с весной отправлялись все жители деревни во главе с девушками и молодыми женщинами.

Петровское заговенье, заканчивавшее весну и открывавшее дорогу лету, рассматривалось как рубежный день в жизни природы и людей и оформлялось ритуалами, связанными с идеей умирания и воскресения. В этот день в разных районах проводились обряды похорон-проводов русалки, соловушки, Горюна, Ярилы, Костромы, Чехони и т. д. Парни и девушки изготавливали из соломы и старых ненужных вещей чучело (иногда с подчеркнутыми признаками пола), затем с плачем и криком уносили его к реке или на поле и там топили его или, разорвав на мелкие части, разбрасывали по полю. Вот, например, как проходила церемония ритуальных похорон Костромы во Владимирской и Нижегородской губерниях. Соломенное чучело с песнями наряжали в рубаху и сарафан, на голову надевали платок, на ноги коты и укладывали с пением в корыто. Девушки и молодые женщины, покрыв головы белым траурным платком, ставили корыто на носилки и медленно шли по деревне в сторону реки. Во главе процессии шли парни в старых рогожах на плечах, изображая церковный причт, провожающий покойника на кладбище. За девушками, несущими корыто, двигались, причитая, женщины-«плакальщицы»:

 
Кострома, Кострома,
Ты нарядная была,
Развеселая была,
Ты гульливая была!
А теперь, Кострома,
Ты во гроб легла!
И к тебе ль, Костроме,
Сошлись незваные сюда.
Стали Кострому
Собирать-одевать;
Собирать-одевать
И оплакивать:
«Кострома, Кострома,
Костромушка моя!
У тебя ль, Кострома,
Блины масляные,
Браги сыченые,
Ложки крашеные,
Чашки липовые».
 

Вождение русалки-коня. 1930‑е. Воронежская губ. Фото

Время от времени из толпы, сопровождавшей процессию, раздавались крики: «Матушка Костромушка, на кого ты меня покинула! Закрылись твои ясные оченьки». Придя к реке, Кострому раздевали, а одежду и солому бросали в воду, распевая песню, в которой рассказывалось, что Кострома лежит под березой «убита-неубита, тафтой прикрыта».

В некоторых деревнях главного персонажа обряда проводов похорон играл человек, наряженный соответственно разыгрываемому образу. Так, например, в Зарайском уезде Московской губернии был известен обряд проводов русалки, которую изображала девушка с распущенными волосами в белой рубахе, сидевшая верхом на кочерге и державшая в руке полено. Она шла по деревне по направлению к ржаному полю в сопровождении девушек и женщин, бивших сковородниками в печные заслонки. Дети бежали рядом и кричали: «Русалка, русалка, пощекочи меня!» Около ржаного поля русалка набрасывалась на сопровождавших ее людей, стараясь их пощекотать. Женщины прогоняли русалку, а когда она скрывалась во ржи, кричали: «Мы русалку проводили, можно будет везде смело ходить!»

Некоторые обряды похорон-проводов содержали в себе элементы эротики. Особенно это проявлялось в обряде похорон-проводов Ярилы, характерном для многих деревень Верхнего и Среднего Поволжья, а также ряда южнорусских губерний. Их описание в Воронеже дал святой Тихон Задонский в 1765 году. По словам Тихона, Ярилой в этом обряде становился человек, которого избирали всем городом. Его украшали цветами, травами, лентами, обвешивали колокольчиками, на голову водружали колпак, а между ног привязывали скалку. Ярила ходил, приплясывая, по улицам в сопровождении толпы людей, плясавших и исполнявших «скверные» песни, обращался к женщинам с непристойными шутками и жестами, а те в свою очередь потешались над его мужскими атрибутами.

В 1838 году известный исследователь И. М. Снегирев оставил описание другого варианта похорон Ярилы, проходивших в Костроме: «…старик в лохмотьях нес в небольшом гробике куклу, представлявшую мужчину с естественными его принадлежностями. Пьяные бабы провожали гробик до могилы, где закапывали его с разными причетами» (65, 55).

По предположению ученых, обряды Петровского заговенья восходят к древним языческим ритуалам, исполнявшимся в честь великого солнца, рождающего жизнь.

Аграфена купальница (Аграфена лютые коренья) – народное название дня памяти св. мученицы Агриппины, отмечаемого 23 июня / 6 июля.

День Аграфены Купальницы открывал собой цикл празднеств летнего солнцестояния, продолжавшихся до Петрова дня (29 июня / 12 июля). Обрядовые действия, совершаемые в день Аграфены Купальницы, являлись своеобразной прелюдией к обрядам следовавшего за ним дня Ивана Купалы (см. Иванов день).

На Аграфену Купальницу впервые после долгой зимы людям разрешалось купаться в реках, ручьях, прудах и озерах. Русские верили, что в этот день Бог опускает в воду тепло, а Иоанн Креститель очищает водоемы от ведьм, водяных, змей и другой нечисти, оскверняющей их. Кроме того, считалось, что вода в этот день получает от солнца живительную силу, полезную для людей. Крестьяне купались в реках и озерах обнаженными, мылись в банях, обливали друг друга водой из колодцев.

В этот день снимался запрет на сбор цветов и трав с магическими и лечебными целями. До Аграфены Купальницы этого нельзя было делать, так как, по поверью, на растениях обитали души предков, находившиеся на земле в период между Пасхой и Троицей. В этот день начинали ломать банные веники. Для этого использовали не только ветки березы или дуба, но и других лиственных деревьев: ольхи, черемухи, ивы, липы, смородины, калины, рябины. Считалось, что веники, связанные в этот или в Иванов день, обладают повышенной целительной силой. Вечером девушки и парни собирались на берегах рек или озер и устраивали трапезы, главными блюдами которых были каша и яичница; собирали для гадания букеты из 12 трав, находили «иваньковский» цветок иван-да-марья; пели песни:

 
Я по цветикам ходила,
По лазоревым гуляла,
Цвета алого искала.
Не нашла цвета алого,
Супротив мого милого.
Эх, мой миленький хорош,
Чернобров, душа, пригож.
 

Трапеза заканчивалась общим весельем молодежи, продолжавшимся до самого утра.

В западных и юго-западных губерниях Европейской России в течение всего дня деревенская молодежь по крестьянским дворам собирала дрова, солому, бочки из-под дегтя для разжигания костра, называвшегося ивановским, купальским, купайлой. Костры устраивали на возвышенных местах по берегам рек, озер, прудов или на перекрестках дорог. Прямо на земле или на деревянном помосте, козлах, втыкали длинную, до 10–15 м, жердь с поперечными перекладинами, наверху которой закрепляли колесо (дегтярную бочку или корзину). И колесо, и перекладины обматывали пучками соломы, а затем все это закладывалось дровами и хворостом. Каждая деревня старалась сделать свой костер более ярким и более высоким, чем костер соседей. Сигналом к его зажиганию служил заход солнца, а вместе с ним и наступление Ивановой ночи – как считалось, таинственной и полной чудес.

Иванов день (Иван Купала, Иван Травник) – народное название великого праздника православного календаря – Рождества пророка, предтечи и крестителя Господня Иоанна (24 июня / 7 июля) и праздник летнего солнцестояния.

Согласно христианскому вероучению, Иоанн Креститель является последним в ряду пророков – предвозвестников прихода Мессии, непосредственным предшественником Иисуса Христа. Родителями Иоанна Крестителя были Елизавета и священник Захария, которые до старости не могли иметь детей. Чудесное зачатие Иоанна Крестителя было предвозвещено архангелом Гавриилом, который явился Захарии, когда тот служил в храме. Архангел Гавриил объявил, что сыну Захарии и Елизаветы суждено стать предтечей Мессии и что его следует назвать Иоанном, то есть «милостью Божией». Захария усомнился в словах архангела и за это был наказан немотой, которая разрешилась только на восьмой день после рождения Младенца. В тридцатилетнем возрасте Иоанн Креститель выступил со всенародной проповедью: «…покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 3: 2). Над теми, кто принимал эту весть, Иоанн совершал обряд крещения в водах реки Иордан (см. Крещение). В числе принимавших крещение был тогда еще неизвестный народу Иисус Христос: «И было в те дни, пришел Иисус из Назарета Галилейского и крестился от Иоанна в Иордане. И когда выходил из воды, тотчас увидел Иоанн разверзающиеся небеса и Духа, как голубя, сходящего на Него» (Мк. 1: 9–10).

Рождество Иоанна Предтечи. XV–XVI вв. Икона новгородской школы

Рождество Иоанна Крестителя было приурочено христианской религией ко дню летнего солнцестояния, которое наступает около 22 июня. Таким образом, с Рождества Иисуса Христа, которое приходится на день зимнего солнцестояния, солнце начинает «возрастать», а с Иванова дня – «умаляться». В народной традиции празднование Рождества Иоанна Крестителя соединилось с языческим празднованием солнцеворота и культом Купалы.

Иванов день отмечали как праздник природы, которая к этому времени достигает высшей точки своего расцвета (см. Зелёные святки). После Ивана Купалы ее буйство постепенно «идет на убыль». Момент перехода был мифологизирован: старое уходит, новое еще не наступило – мир становится аморфным, размывается граница между «тем» и «этим» светом, на земле и на небе происходят чудеса.

Празднование Иванова дня начиналось после захода солнца в день Аграфены Купальницы. По поверью, в Иванову ночь и Иванов день окружающий человека мир на короткое время становится другим: солнце, небо, земля, вода, растения и животные изменяют свой привычный облик, открывают людям свои тайны, отдают им накопленное богатство. В праздничную ночь земля обнажает свои недра, позволяя человеку увидеть скрытое от него в другое время: обнаружить клады, услышать звон колоколов церквей, которые ушли в землю. Вода приобретает волшебные целительные свойства. Растения наполняются особой магической силой, переходят с места на место и разговаривают друг с другом. Животные в эту ночь говорят на человеческом языке, слепая змея медянка получает зрение и становится опасной человеку. В Иваново утро солнце играет – переливается разными цветами, подскакивает над горизонтом, исчезает, снова появляется, останавливается и снова катится по небу. Человек, увидевший его игру, будет здоров и счастлив. В Иванов день, как считалось, на один миг «раскрывается» небо и с небес на землю выглядывает Бог. Если человек окажется свидетелем этого чуда и успеет загадать желание, то оно обязательно исполнится.

В полные чудес Иванову ночь и Иванов день мужчины и женщины, парни и девушки отправлялись в луга, леса, к рекам и озерам. В Иванов день принято было собирать цветы и лекарственные травы. Они использовались для лечения болезней, для гаданий и ворожбы. С лечебными целями собирали такие травы, как золотуха – «ростет на борах, на раменских местах при осинниках, листиками маленька в пядь, на одном корени волотей по десети, а сама что золотом перевита от корени», суровец – «ростет при водах в локоть вышины, красноват, листки, что елочки», шам – «листки язычком, видом, что капуста» (50, 441–442), и другие. Сбор трав оформлялся под стать ритуальному действию: в течение двух-трех дней перед Ивановым днем полагалось говеть (поститься, читать молитвы, ходить в церковь) и идти за травами рано утром, до восхода солнца, прочитав «божью молитву». Придя на место, нужно было обратиться к земле с просьбой: «Земля-мати, благослови меня травы брати, и трава мне мати!» Во многих губерниях России лекарственные травы женщины собирали обнаженными или в одних рубахах, с распущенными по плечам волосами. По возвращении из леса растения относили в храм для освящения.

Для гадания собирали лишь определенные виды растений: иван-да-марью («иваньковский цвет») – растение с двуцветными синими (фиолетовыми) и желтыми лепестками, богатку – цветок со светло-желтой круглой пушистой головкой, а также набор из 12 различных трав. Эти травы, по поверью, могли раскрыть судьбу сорвавшего их человека. Для этого богатку или иван-да-марью ночью затыкали в избе за матицу – потолочную балку, а утром смотрели, распустилась ли богатка пышным цветком, не завяли ли цветки иван-да-марьи. Если нет – значит, человека ожидает радостная судьба, в противном случае ему грозили болезни или даже смерть. Букет из 12 трав девушки клали под подушку в надежде увидеть во сне своего суженого.

Сбором трав для ворожбы занимались колдуны и колдуньи, а также люди, отчаявшиеся решить свои проблемы обычным способом. «Ворожейными» травами считались: плакун-трава, которая якобы заставляет плакать нечистых духов, изгоняет нечистую силу, открывает доступ к кладам; адамова голова, дающая большую власть над людьми; одолень-трава, которая позволяет одолеть все препятствия, стоящие на пути; разрыв-трава – трава, открывающая все двери, разрезающая металл; девясил, помогающий в любовных делах; намлисей, защищающий в бою и делающий человека полководцем; ревака, с помощью которой никогда не утонешь, и др.

Иванов день. С картины Ф. В. Сычкова. Начало ХХ в.

Сбор волшебных трав сопровождался различного рода магическими действиями, произнесением заговоров. Так, например, корень плакун-травы надо было выкопать из земли на утренней заре без употребления железных орудий, после этого постараться проникнуть в алтарь церкви и, повернув корень к востоку, прочитать заговор: «Плакун, плакун! Плакал ты долго и много, а выплакал мало, не катись твои слезы по чистому полю, не разносись твой вой по синему морю. Будь ты страшен злым бесам, старым ведьмам киевским. А не дадут тебе покориться, утопи их в слезах; а убегут от твоего позорища, замкни в ямы преисподния; будь мои слова при тебе крепко и твердо. Век веков!» (28, 428).

Среди колдовских трав особенно почитался папоротник, который, по поверью, ровно в полночь на один миг расцветал в глухом лесу, где не слышно петушиного крика. По легенде, широко известной всем русским, человек, которому удастся его сорвать, получит огромные знания, сокрытые в природе. Он будет знать все события, которые происходят в мире, все колдовские и природные тайны, научится понимать язык деревьев, животных и птиц, сможет превращаться в невидимку.

Купальщицы. С картины А. Г. Венецианова. 1829

В Иванову ночь до самого утра купались в реках, озерах и прудах. Считалось, что во время ивановского купания человек приобретал силу, здоровье, красоту, очищался от всех болезней, снимал порчу и сглаз. Престарелые люди вместо купания обливали себя водой из колодцев. Во многих деревнях существовал также обычай обрызгивать или обливать водой всех людей, появлявшихся на деревенской улице. Наряду с этим были распространены и ритуальные омовения в банях, которые топили вечером накануне Иванова дня. Воду для таких омовений настаивали на душистых травах, парились веником, изготовленным не только из березы, а с добавлением ветвей плодовых деревьев, травы, цветов. В некоторых местностях России в Иванову ночь купали коней, чтобы они были сильными, до восхода «иваньковского» солнца поливали капустные грядки, чтобы в них не заводились черви.

Характерным развлечением Ивановой ночи в западных и западно-южнорусских губерниях было разжигание костров. Костры начинали приготавливать в день Аграфены Купальницы, их зажигали в момент захода солнца и тушили уже к восходу солнца в Иванов день. Костры имели значение избавительного, очистительного, обережного и продуцирующего действия. В них бросали старые ненужные вещи, одежду больных людей, что символизировало обновление жизни. В купальской частушке поется:

 
Лапти старые уйдуть,
а к нам новые придуть.
Беда старая уйдеть,
а к нам новая придеть.
 

Огонь, устремляющийся вверх, соотносили с ростом и приумножением. По высоте пламени гадали, чей лен будет выше, а урожай больше. Считалось также, что огонь ивановского костра может соединить брачные пары. В Калужской губернии, например, в костер бросали борону, которая на мифологическом уровне имела брачно-эротическую семантику, и говорили: «Дыгарайтя, а наших девок рызбирайтя!» Парень и девушка, которые, взявшись за руки, перепрыгнут через костер, будут вечно любить друг друга. Если во время прыжка у девушки падал с головы венок, а парень его подхватывал, то он имел право к ней свататься. Огонь становился метафорой жизни.

А. И. Корзухин. Сцена в лесу. 1874. Литография

Иванова ночь была наполнена эротикой. Парни и девушки вместе гуляли до самого утра, вместе купались в реках и озерах, что было не принято в другие дни, устраивали совместные трапезы на берегах рек. Взаимоотношения любовных пар были достаточно вольные: не возбранялись поцелуи, ласки, объятия, считавшиеся непозволительными в обычные дни. Девушка в эту ночь могла «играть» не обязательно со своим постоянным «ухажером» (миленком, дролей, почетником), а выбрать себе в пару любого понравившегося ей парня, даже из чужого села, что деревенским этикетом запрещалось в другие праздничные дни. Почетник же не имел права ее ревновать или сердиться на нее за «измену». Традиционные развлечения молодежи – хороводы, качели, пляски – сопровождались песнями с эротической направленностью. В одних песнях звучит только тема любви: девушка дарит парню купальский венок из цветов:

 
Носи, мой друг,
Носи, мой друг,
Не складывай,
Не складывай,
Люби меня,
Люби меня,
Не покидывай,
Люби меня.
 

В других – любовная тема проводится с большей откровенностью:

 
А Иван Марью
Звал на Купальню,
Купала на Ивана!
«Где, Купала,
Ночь ночевала?» –
«Под осинкою
С Максимкою,
Под орешкою
С Терешкою».
 

Либо в метафорической форме рассказывается о соитии мужчины и женщины. Новгородские девушки пели:

 
Еще что кому до нас,
Когда праздничек у нас!
Завтра праздничек у нас –
Иванов день!
Уж как все люди капустку
Заламывали.
Уж как я ли, молода,
В огороде не была.
Уж как я за кочан, а кочан закричал,
Уж как я кочан ломить,
А кочан в борозду валить:
«Хоть бороздушка узенька –
Уляжемся!
Хоть и ночушка маленька –
Понабаемся!»
 

Эротические забавы Ивановой ночи были тесно связаны с ритуалами, посвященными брачной тематике, с любовной магией и гаданиями о замужестве. Иоанн Креститель в фольклорных текстах воспринимался даже как устроитель брака:

 
– Святой Иван,
Что ты робишь?
– Ах, мой Боже,
Ляды полю.
– Святой Иван,
На что ляды?
– Ах, мой Боже,
Ячмень сеять!
– Святой Иван,
На что ячмень?
– Ах, мой Боже,
Пиво варить!
Пиво варить,
Сынов женить,
Дочек отдавать,
Пасаг (приданое. – И. Ш.) делить.
 

В Иванову ночь девушками совершались различные магические действия, направленные на ускорение сватовства и замужества. Так, в Орловской губернии девушки пропахивали бороной вокруг села дорогу, чтобы к ним скорее приезжали сваты. В Смоленской губернии борозду проводили от дома девушки к дому нравящегося ей парня, чтобы он быстрее посватался.

Иванова ночь воспринималась народной традицией и как страшная ночь: в это время активизировалась вся нечистая сила. В Ярославской губернии, например, считали, что в Иванов день водяной старается утащить на дно всех купальщиков. В Тверской губернии говорили, что леший в эту ночь заманивает в чащу гуляющих в одиночестве женщин и вступает с ними в любовные отношения. Особенно опасными становились колдуньи и ведьмы, которые портили хлебные поля и отбирали у коров молоко. Ведьма, желая забрать молоко у коров, поднималась в полночь на самое высокое место в деревне, ставила рядом с собой кринки и читала специальное заклинание, например такое: «Беру молоко, да не все». С этого момента коровы плохо доились, а кринки ведьмы всегда были полны молока. Колдуньи отправлялись на поле и делали там пережин, то есть выстригали или вытаптывали ногами колосья, в результате чего во ржи появлялись полосы, шедшие с угла на угол или крест-накрест, а зерно с такого поля при молотьбе попадало в закрома колдуньи. Крестьяне, стараясь защититься от демонических сил, втыкали в дверную колоду нож, ветви можжевельника, татарник, читали различные заговоры и заклинания, отгоняющие нечистую силу:

 
…Вы катитесь, ведьмы,
За мхи, за болота,
За гнилые колоды,
Где люди не бают,
Собаки не лают,
Куры не поют, –
Вот там и место!
 

Иванов день, отмечавшийся русскими крестьянами в XIX – первой четверти ХХ века, был отголоском древнеславянского праздника в честь солнца. Частично картина этого праздника сохранилась в памятниках литературы XVI – XVII веков. В послании игумена Елеазарова монастыря Памфила наместнику Пскова князю Дмитрию Ростовскому от 1505 года дается такое описание поведения людей в ночь Ивана Купалы: «Егда бо приидеть самыи праздник Рожество Предотечево, тогда во святую ту нощь мало не весь град возмятется, и в седах взбесятца в бубны и в сопели и гудением струнным, и всякими неподобными игранми сотонинскими, плесканием и плясанием, женам же и девам и главами киванием и устнами их неприязнен клич, вся скверные бесовские песни, и хрептом их вихляниа, и ногам их скакание и топтаниа; ту же есть мужем и отроком великое падение, ту же есть на женско и девичье шептание блудное им воззрение, тако же есть и женам мужатым осквернение и девам растлениа» (1, 530). В слове святого Григория говорится о том, что люди «…окаянье полуденное чтут и кланяются на полдень обратившеся», а в «Слове отца нашего Иоанна Златоустого» написано: «…приступиша к идолам и на чаша жрети молнии и грому, и солнцю, и луне» (4, 386, 389). В купальских мифах многих европейских народов огонь (земное и небесное солнце) и вода осмысляются как брат и сестра, вступившие в кровосмесительный брак. Купальский цветок иван-да-марья рассматривается как их земное воплощение, желтый цвет олицетворяет одного из них, синий – другого. О том, что празднества Иванова дня – пережитки древних обрядов поклонения солнцу, говорит и само слово «Купала», которое происходит от глагола «купать», а в его основе лежит индоевропейский корень kup со значением «кипеть, вскипать, страстно желать».