Текст книги "Заветное желание"

* * *

С тех пор появился новый жилец в церковной сторожке. Поговаривали, он исцелился от неизлечимой болезни и потому решил остаться жить при храме. Сторож был таким тихим и смиренным, что всем казалось, будто он жил здесь всегда. Помогал священнику, истово молился на службах. И если бы нам удалось прислушаться к словам его молитвы, то ясным стало бы только одно: он ждет встречи с сыном. И верит, что Бог милостив, поэтому она не будет такой тяжкой и запоздалой.

Альпийские астры

Люди – как музыкальные инструменты: их звучание зависит от того, кто к ним прикасается.

Вергилий

Поддавшись натиску тонких изящных рук, створки окна распахнулись. Ослепительное утро победоносно ворвалось в комнату волнами солнца, яркими оттенками полураспустившихся березовых ветвей, почти касающихся стекол, и шумом городской суеты. Лиза прищурила глаза от резкого света, и ее красивых губ коснулась невольная улыбка. Она сладко потянулась. Наконец-то выходные! А затем сразу отпуск. Даже хорошо, что руководство предоставило пару неделек отдыха именно весной. Ни палящего летнего зноя, ни раскаленных пыльных дорог, ни шумной толпы отдыхающих за городом и назойливой рекламы турагентств… Какое-то милое ощущение покоя и предвкушение приятного дня. Наверное, из этого и состоит хорошее настроение.

– Данила, – задорно позвала она мужа, – вставай, а то всю жизнь проспишь! Ты не забыл – мы сегодня идем на день рождения к Тонечке?

Вместо Дани отозвалась Аришка:

– Ура! Ура! Я пойду к крестной! Она мне подарит новую куклу!

Малышка в пестрой пижаме забежала в спальню, восторженно подпрыгивая на ходу.

– Сначала скажи маме «доброе утро», и марш умываться, – оборвала ее Лиза, но в голосе не было строгости. – Сегодня у крестной праздник, это ей нужно дарить подарки, а не тебе, шалунишка!

– Доброе утро! – девочка залилась задиристым смехом и через минуту очутилась на коленях у сонного папы.

– Собирайтесь, соньки, пойдем на речку. Тоня с Валерой, наверное, уже там, разводят костер, – благодушно улыбнулась она, глядя на эту семейную идиллию.

И первая же последовала своему призыву – отправилась менять халат на нарядный спортивный костюм из темно-вишневого вельвета, наносить легкий макияж, подкручивать длинные волосы. В ванной весело заплескалась вода – все приводили себя в порядок, поэтому не сразу расслышали пронзительную мелодию дверного звонка, которая так настойчиво повторялась, что не обратить на нее внимания стало просто невозможно.

– Разве не слышишь – звонят! – крикнул Даня жене.

– И кому это мы срочно понадобились в такую рань!

Лиза неохотно подошла к двери. Не успев открыть ее полностью, она узнала резкий голос свекрови:

– Что, не ждали? А я думаю, приеду посмотрю, как тут мои детки выходные проводят! Как-никак позавчера был первомай, день солидарности трудящихся, мой праздник, между прочим! Я ведь тружусь-тружусь на огороде, чтобы у вас была и картошечка, и лучок, и капуста свеженькие, а вы даже поздравить не соизволили!

– И вам здравствуйте, Раиса Васильевна, – иронически ответила невестка (она никогда не называла свекровь мамой). – Мы же навещали вас на прошлой неделе. А первое мая сейчас особо никто не отмечает, все-таки не времена вашей молодости.

– Вот-вот. Слышишь, Данилушка, маму твою старухой назвали и из дому спровадить хотят! И чему тебя может научить такая мамка, внученька моя дорогая? – запричитала она, обнимая Аришку.

Данила вышел в коридор: лицо жены стало хмурым, игривое настроение как рукой сняло. Мама невозмутимо раскладывала на ковре свои тяжелые, забрызганные водой из придорожных луж сумки, приговаривая:

– Здесь ранняя черешня, немного зимних яблок («немного» – это пакет, весящий килограммов пять), мед, а вот самое главное – свежая зелень! Все для вас, неблагодарные, хоть ребенка накормите, а то питается, бедняжка, одной вредной едой из супермаркета!

– Лучше бы вы не привозили ничего, чем постоянно упрекать нас! – возмутилась Лиза.

– Тихо, тихо, – вмешался Даня, – прекратите ссориться! Мама, почему ты не позвонила, чтобы я встретил тебя, сумки помог донести?

– Так ты же постоянно занят! Вот и сейчас, вижу, куда-то собираешься.

– Вы же не предупредили нас, что приедете. Мы собираемся на пикник, – вместо сына объяснила невестка.

– Куда?! – свекровь с недоумением поморщилась. – Ты по-русски со мной говори! Куда бы вы ни собрались – все отменяется. Сейчас будем борщик варить, пирог яблочный испечем…

– Мы не пойдем к крестной?! – закапризничала Ариша. – Нет, нет, я хочу на праздник!

Пухленькие щечки покрыли слезки.

– Знаешь что, сынок, – нашлась Раиса Васильевна, – а сходи-ка ты сам с Аринкой. Погуляете на свежем воздухе, а мы с Лизушей тем временем кушать приготовим.

– А может, все-таки пойдем? Мы же ненадолго, – пообещала Лиза.

– Да ты что! Как я одна буду на этой вашей, как ее… сен-сор-ной плите готовить? И вообще, почему я должна быть кухаркой, пока ты развлекаешься? Ты хозяйка в доме или кто!

В голове вертелись тысячи возражений. «Я ведь не прошу ее вообще что-либо готовить! Но спорить бесполезно. Да и Даня снова начнет твердить, что я его маму не уважаю. Он же как слепой, не замечает, что она просто невыносима!» – подумала Лиза.

Тяжело вздохнув, она обратилась к мужу:

– Ладно, идите, ведь Тоню в любом случае нужно поздравить. А я останусь.

Она с обидой заметила, что Данила даже не попытался ее уговорить:

– Договорились. Ведите себя хорошо, – пошутил он и, мимолетно обняв жену, посадил Аришку на плечи.

Лиза старалась не слушать наставлений, которые Раиса Васильевна щедро расточала вслед уходящим. Ей хотелось зажать уши, чтобы вообще не слышать ее голоса. «Вот так ворваться и разрушить все планы, отравить такой хороший солнечный день! Когда она здесь, я начинаю сомневаться даже в том, любит ли меня муж…»

Но времени на размышления не было – свекровь звала ее на кухню. Снова будет зеленый борщ по особому рецепту с какой-то травой со странным привкусом (Лиза никак не могла запомнить ее названия).

– Давай быстрее, бери кастрюлю, ты что, спишь на ходу?

– Куда спешить? Ведь вы, наверное, собираетесь домой только завтра.

Молодая женщина надела фартук поверх своего нового костюма, уныло посмотрела на свекровь.

– Завтра? – удивилась собеседница. – Я уеду недели через две, огород посажен, так что появилось немного свободного времени. Но это совершенно не значит, что ты будешь все это время бездельничать, милочка!

– Через две недели?! – вырвалось у Лизы. – А как же… – она осеклась. Чуть было не вырвалось восклицание: «А как же отпуск!»

– А чему ты так удивляешься? Стало быть, матери в доме сына места уже не найдется? – возмутилась свекровь.

– Да не в том дело… – вяло оправдывалась Лиза.

Ей вдруг вспомнилось, что, кроме земельного участка, Раиса Васильевна очень тщательно ухаживает за своим маленьким палисадником.

– Как же ваши цветочки без полива? – заметила она.

Но пришлось тут же пожалеть о своих словах.

– Да, конечно, я не могу оставить их без присмотра. Видела бы ты, какие пышные в этом году кустики, вот-вот появятся бутоны. Впрочем, ты их скоро увидишь – будешь по вечерам приезжать поливать, удобрять цветник. Ты ведь сейчас в отпуске, верно?

«Это, наверное, Данила рассказал ей, что я собираюсь в отпуск», – с горечью констатировала Лиза. Теперь отдых безнадежно испорчен. Казалось бы, чепуха, но почему-то хотелось сесть и, закрыв лицо руками, заплакать, капризно, безутешно, как в детстве.

– Что молчишь? – не унималась свекровь. – Сейчас деньки начинаются жаркие, так что без водички цветы не выживут.

Ссориться не хотелось.

– Хорошо, Раиса Васильевна, – безучастно ответила она.

– Ну вот и ладненько, – воркующим тоном заявила новая хозяйка, опуская зелень в кипящую воду.

Лиза ехала в маршрутке за город, чтобы выполнить поручение свекрови. Солнечный свет, более мягкий и ласковый под вечер, уже не казался ей радостным, мелькающие в окнах дома были мрачными и серыми. В голове роились печальные мысли: будучи мнительной натурой, она уже представляла, как в конце концов они с Данилой расстанутся из-за вмешательства его матери, и она будет страдать без любимого, а Аришка расти без отца. Вид знакомой остановки отвлек ее от этих пессимистических картин. Точно, мы же проезжаем мимо Тониного дома!

Тоня – лучшая подруга Лизы еще с университета. Они и свадьбы сыграли вместе – вот красота-то была: сразу две пары молодоженов восседали во главе праздничного стола. Только все-таки было между ними определенное неравенство. И состояло оно в том, что Антонина выросла в детдоме – значительно больше трудностей и горестей выпало на ее долю. Девушка никогда не упоминала о своем горемычном детстве, но все же это было заметно: по легкой снисходительности к людям, крепкому внутреннему стержню и по немного странной, несоответствующей возрасту мудрости. «Твоя философия» – называла эти качества Лиза, порой по-доброму посмеиваясь над подружкой. Она приписывала появление этих странностей Тониным увлечениям: подруга нередко посещала храм, читала много духовной и психологической литературы. Недавно, увидев в ее сумочке очередную книгу, Лиза пошутила:

– Ну-ну, посмотрю я, как ты будешь читать, когда детки появятся, – Антонина как раз была в декрете.

Ничуть не обидевшись, она лишь пожала плечами:

– Эти книги помогут мне стать хорошей матерью.

В такую, по мнению Лизы, трудную минуту единственный человек, которого она хотела бы видеть, – это, безусловно, Тонечка. Ноги сами несли к старой девятиэтажке, как будто там скрывалось утешение.

Голос подруги, чашка полезного чая с облепихой и несколько ободряющих шуток – это то, что сейчас просто необходимо.

«Я же только на минутку», – успокаивала она себя.

– Конечно, заходи, все успеешь, пару минут ничего не решают, – вторила ей гостеприимная Антонина в домашнем халатике, узнав, в чем дело.

В квартире, как всегда, было уютно и чисто: атласные шторы причудливо преломляли навязчивый солнечный свет, стеклянный столик окружали несколько невысоких стульчиков, на тумбочке возле кровати, накрытой шелковым покрывалом, – огромные красные тюльпаны.

– Муж подарил? – кивнула гостья.

– Да нет, сама купила, – улыбнулась Тоня. – Должна же быть в доме частичка весны.

Фирменный чай, понимающий взгляд Антонины напротив.

– Ну, рассказывай, Лизка, что стряслось? Что-то ты едешь поливать свекровину клумбу с таким видом, будто на каторгу собираешься.

– Хуже! – выпалила кумушка.

Эмоции часто успевали ответить в ней быстрее, чем она сама. Затем следовал не менее пламенный рассказ о «жутких проблемах» и «ужасной свекрови». Тоня слушала, невозмутимо попивая чай и угощаясь печеньем собственного приготовления.

– Да, – наконец сказала она, воспользовавшись возникшей паузой. – Положение у тебя, прямо-таки скажем, не очень. Но я знаю, как тебе помочь.

– Как? – опешила собеседница. – Что ты можешь сделать?

– Тебе же нужно, чтобы Раиса Васильевна поскорее уехала к себе в деревню?

– Нужно, но это же невозможно!

– Почему? Очень даже возможно! Если ее любимые цветы начнут болеть и увядать, то она ведь бросится их спасать, верно?

– А с чего им увядать?

– А с того, – хозяйка многозначительно улыбнулась, – что у меня имеется одно чудесное средство. Будешь понемножку поливать им цветочки, и они начнут чахнуть, только не сразу, а постепенно. То стебелечки привянут, то рыжие пятнышки по листикам поползут… А через время и вовсе засохнут.

– Да ведь она убьет меня за это!

– Не убьет. Увидишь первые признаки – говори: так, мол, и так, замечаю, цветочки ваши чуток приболели. Она как узнает, как пить дать полетит домой лечить, а ты тем временем вздохнешь свободно.

– О, отлично было бы, если бы эти ее веники завяли навечно! – в сердцах вырвалось у Лизы.

Тоня бросила на подругу мимолетный, но пристальный взгляд.

– Только вот еще что, моя дорогая, ты должна все это время обращаться со свекровью как можно лучше, улыбаться, извинять ее чудачества, чтобы она ничего не заподозрила.

– Нет, этого я не выдержу!

– Постарайся, Лизочка, ради дела! Иначе ничего не получится.

– Вижу, придется… – поникла Елизавета.

Несколько минут спустя «послушная» невестка уже ехала в переполненной маршрутке, прижимая к груди заветную бутылочку с «удобрениями».

Поселок встретил ее по-весеннему. Мир будто оттаял, вырвавшись из стальных тисков мегаполиса. Над кружевными ветвями протяжно гудели шмели и пчелы, земля плотно укрыта травами, ландышами и фиалками. Даже домики казались сказочными на фоне голубого неба. Красота действительно умиротворяла.

Лиза не спеша шла по улице, полной грудью вдыхая густой аромат безгранично царствующей сирени. А вот и знакомые ворота! Выкрашенная серебрянкой калитка, небольшие окошечки с закрытыми резными ставнями обращены к клумбам. Лиза быстро шмыгнула во двор: лишь бы не попасться на глаза сплетницам-соседкам.

На тщательно прополотой земле, как на черном бархате, проступали густые, пушистые побеги. Листья, узенькие, продолговатые, непреодолимо тянулись к свету.

– Было бы тут за чем ухаживать! Сорняк какой-то! – проворчала Лиза. – Ну я вам сейчас устрою…

Она с трудом открыла крышку пластиковой бутылки из-под минеральной воды. Жидкость была почти прозрачной, пахла свежестью.

«Наверное, порошок какой-то», – злорадно подумала садовница, усердно разливая ее по земле.

Спрятав бутылку, она помчалась на остановку, чтобы успеть вернуться домой еще засветло.

Раиса Васильевна встретила невестку, как всегда, во взятом без спроса тигровом переднике.

– Ну что, хорошо полила, Елизавета? – с порога осведомилась она. – Не пропустила ни кустика?

Лиза собралась уже нагрубить, но вдруг вспомнила о Тонином совете.

– Да, Раиса Васильевна, все хорошо, – произнесла как можно ласковей.

– Смотри мне, – пригрозила Данина мать. – А теперь пойдем со мной. Что-то долго тебя не было, прохлаждалась где-то, что ли?

– Нет, – соврала Лиза. – В следующий раз буду быстрее ходить.

– Да уж постарайся.

Успокоенная покладистостью невестки, Раиса Васильевна принялась рассказывать о старинных рецептах пирогов и печенья, подкрепляя свои слова действиями. Лизе ничего не оставалось, как прилежно слушать и помогать, – ох уж эти мне Тонины правила!

Печенье получилось на удивление вкусным. Тонкий аромат корицы и сладкие нотки брусничного варенья. Особенно в восторге был муж, он то и дело приговаривал, что это «волшебный вкус и запах его детства». Аришка тоже не отставала: за вечер съела полвазочки, заявив, что «даже у крестной на дне рождения не было такого вкусного печенья». Лизе подумалось, что не помешает записать способ приготовления, ведь она толком ничего не запомнила, помогая свекрови невнимательно. К ее удивлению, Раиса Васильевна не стала ругаться, а с удовольствием продиктовала рецепт, правда, усердно приправляя его замечаниями: «Пиши-пиши, недотепа!», «Это должна знать каждая хозяйка».

Увлеченная Елизавета благополучно пропускала неприятные фразы мимо ушей.

Утром Данила, уходя на работу, нежно обнял жену и шепнул:

– Спасибо тебе, родная, что возишься с моей мамой! Жаль, не пошли вместе на пикник, но ничего, я что-нибудь придумаю! Жди сюрприза, – подмигнул он.

– Не за что благодарить, – растаяла супруга, – знаешь, с ней даже интересно!

Она сама удивилась, заметив, что не слукавила, сказав это.

Дни уже не тянулись, словно отмеченные тоской унылого наказания, а летели не менее быстро, чем те, которые проводятся на морском берегу. Каждый день Лизе удавалось открыть что-то новое: и в кулинарии, и в уходе за домашними фиалками и китайскими розами, любопытная невестка даже успела поинтересоваться одеждой времен молодости Раисы Васильевны, чтобы стать более сведущей в ретро-моде. Свекровь, в свою очередь, не отказалась сменить свое пестрое платье на симпатичный бирюзовый костюм, посетила парикмахерскую и заинтересовалась приготовлением пиццы. Это стало для нее веским доказательством, что Лиза тоже кое-что умеет.

– Какая ты элегантная, мама! – воскликнул ошеломленный Данила, увидев ее волосы цвета переспелого каштана, уложенные в красивую прическу.

– Лизуша посоветовала, – заулыбалась мать. – Видишь, не такая уж она и бестолковая!

– Я же говорил, – просиял сын.

А Лиза весело рассмеялась вместо того, чтобы, как обычно, сказать какую-нибудь колкость.

Дышащим грозовой свежестью вечером свекровь и невестка пили легкий кофе, ожидая возвращения Дани с работы, а Аришки – с кружка рисования. Елизавета уже несколько дней не ездила поливать цветы из-за дождливой погоды. И, надо заметить, еще до начала шумных майских гроз она стала потихоньку забрасывать свою таинственную бутылочку, отдавая предпочтение простой ключевой воде. Но в голове постоянно вертелось: ведь Тониной настойки-то все равно осталось почти на дне. Наверное, бедные растения уже начали заболевать. Лизу мучила совесть. Словно прочитав ее мысли, Раиса Васильевна спросила:

– Ну что там, Лизонька, не видно еще бутонов на моих астрах?

– Нет, – неохотно ответила невестка. – А что, это астры? Они же цветут осенью!

Ей подумалось: странно, ведь я столько лет замужем за Даней, но до сих пор не знаю, как называются любимые цветы его матери.

– Да, но не простые, а альпийские, которые растут в горах. Они распускаются в начале июня. Во всем поселке больше ни у кого таких нет!

– Откуда же у вас такие редкие цветы?

– О, это долгая история! Ну, так уж и быть, расскажу. Когда-то я мечтала поделиться сокровенным с дочерью, передать ей свой опыт, научить всему, что умею сама. Пускай Боженька не дал мне дочери, зато у меня есть ты. Значит, поделюсь с тобой, Лизонька, – она говорила негромко, бережно, будто качала колыбель ребенка. Лиза никогда не видела ее такой. – Ведь когда-то я была не только молода, как ты сейчас, но и, поверь, не менее красива. Вот и приметил меня Валентин, Данечкин отец. В нашей школе все девчонки по нему сохли. Стройный, смуглый, смелый и ловкий. Да что тебе рассказывать – сама видишь, как Даня на него похож! А на гитаре как играл! Порой соберемся мы, сельская молодежь, у костра, он и заводит песни, трогательные такие, искренние, не то что современные буги-вуги: пел и о любви безответной, и о смелости да удали солдатской. Сам сочинял, чужих песен никогда не перепевал. А я сижу да слезы роняю. Смеялись, конечно, надо мной. Я и не сразу поверила, когда он за мной ухаживать начал. Ты даже не представляешь, как я с ним счастлива была!

– Почему, представляю, – тихо сказала Лиза. – Я ведь тоже очень счастлива с Даней.

– Правда?

Лиза смущенно молчала.

– Из армии ждала его, письма каждый день отправляла. Все плакала, боялась, что или война начнется, или случится что. Чуяло мое сердце недоброе, да только не знало, когда оно придет. А любимый вернулся. Подарок привез невиданный: букет необычайно нежных, незнакомых цветов с влажными корешками (в вазочке держал, все переживал, чтобы не завяли). «Вот тебе, – смеется, – аленький цветочек!» Мол, с самых вершин алтайских гор достал (Валик на Алтае служил). «Сверкают, как звездочки, а может, и вправду звездочки, – продолжал подшучивать, – горы-то шпилем в самое небо впиваются».

Полюбовалась я да и посадила их – действительно, будто кто по нашему двору горстку разноцветных огоньков рассыпал. Принялись, представляешь! Валик потом все говорил, что это им любовь моя верная увянуть не дала. Я их и в косы вплетала, когда свадьбу играли. Но ты же знаешь, недолгий век нашей любви отмерен был, Данилушка едва ходить начал, когда забрала Валентина болезнь лютая, – свекровь говорила сквозь слезы. – Только и осталась у меня от него на память эта горсть звездочек, с неба сорванная. И, слава Богу, зацветает каждой весной, словно весточка.

Она положила на стол фотографию, которую носила на груди. С пожелтевшей помятой по краям бумаги на Лизу смотрел улыбающийся высокий брюнет в военной форме, в первое мгновение ей даже показалось, что это Даня. А ладони его придерживали букетик маленьких цветов, похожих на полевые.

Елизавета проглотила подступивший к горлу ком.

– Не плачьте, мама, – впервые так обратилась к свекрови, обняв ее.

Раиса Васильевна ничего не отвечала, лишь ласково гладила невестку по голове.

Сильнее ожога прикоснулось к душе раскаяние. Наспех одевшись, не разбирая дороги, Лиза мчалась к Тоне: должно же быть какое-то противоядие для жидкости, которую она дала! «Цветы не должны завянуть, нет!» – кричало ее естество.

Как на зло дверь оказалась закрытой. Мобильный не отвечал. Присев на корточки у двери, Лиза терпеливо ждала.

Как же не хотелось возвращаться домой ни с чем!

– Где ты ходишь? – спросил Данила. – Аришку вот с занятий встретить некому.

– А разве твоей мамы нет?

– Записку на столе оставила, что поехала домой, скоро ее клумбы расцветать должны. Через два дня годовщина их с папой свадьбы. Она любит проводить этот день дома, в воспоминаниях.

В воображении сразу возникли увядшие крохотные листочки вместо ярких звездочек и мокрые от слез глаза несчастной женщины.

Ничего не объясняя, Лиза снова набросила плащ и вышла из дому. Попросить прощения, хотя бы попытаться попросить прощения! Но сможет ли она простить? Все переворачивалось внутри. Тяжело дыша, она бежала к заветному двору.

Раиса Васильевна стояла на улице: еще издалека Елизавета узнала подаренный ею же легкий летний костюм. Она на цыпочках подошла сзади. Только зря волновалась – хозяйка все равно бы не услышала шагов: она не могла оторвать глаз от раскинувшейся перед ней красоты. Чуть припорошенная молодой травкой земля была покрыта ослепительными ромашками: белыми, синими, фиолетовыми и пурпурными, словно драгоценные камешки выпали из мерцающего ожерелья да и рассыпались у ног.

– Ах, какое чудо! – вырвалось у Лизы.

Свекровь обернулась.

– Спасибо тебе, доченька, – с чувством сказала она. – Они еще ни разу так пышно не цвели.

Растерянная Лиза не нашлась, что ответить. Ее выручил телефонный звонок.

– Да, – поспешно взяла трубку.

Звонила Тоня.

– Лизка, ты искала меня?

– Я хотела… насчет удобрений… – замешкалась Елизавета, покосившись на Раису Васильевну и сделав несколько шагов назад.

Подруга поняла с полуслова.

– Я дала тебе настоящее, очень полезное удобрение для активизации роста и цветения, – легко объяснила она. – Вовсе не яд, не беспокойся.

– А почему ты…

– Просто я знаю цену семейного тепла. Его нужно созидать и беречь, ведь без родных мы, как пчелы без улья, замерзаем даже в самую теплую летнюю ночь. Теперь и ты поняла это, не правда ли?

В трубке наступила тишина. Растроганная Лиза на радостях поспешила обнять свою вторую маму, забыв о словах благодарности. Но ничего страшного, она обязательно произнесет их потом.